В сердце леса

      В лесу всё было спокойно. Сейчас Кедо потихоньку просыпался, а на большом дереве также открыл свои глаза Юнги, разминая слегка озябшие руки и целуя в шею ещё спящего нимфа, который выглядел неимоверно милым.       Эльфийские ушки слегка дрогнули, а Чонгук прижал к себе парня поближе, перевернувшись. На самом деле, ему было неимоверно хорошо ночью: он мог чувствовать младшего, мог его обнимать и ощущать сильное тепло, к которому хотелось прижаться с огромной силой. Может быть, из-за новых эмоций, связанных с Юнги, нимф и уснул позже него, сейчас всё ещё находясь во сне. — Чонгук-и-и, — протянул младший, перекидывая свою ножку через чужие, мило смеясь и дотрагиваясь кончиком пальца до носа лесного хранителя. — Просыпайся, солнце уже давно взошло! — Ну Юн-и... — блондин улыбается и облизывает слегка пересохшие губы, приоткрывая один глаз. — Ты уже бодрствуешь в это время, м? Как тебе спалось? — Отлично, только вот замёрз немножко, — Мин касается прохладной рукой шеи старшего и смеётся, когда тот вздрагивает, — может проснёшься и погреешь меня? — Я могу греть тебя, одной ногой всё ещё находясь в сонном царстве, — хихикнул тихо Гук и прижал к себе темноволосого ещё ближе, накрывая белоснежной накидкой, в которой любил ходить, накрывая губы.       Мин улыбнулся и ответил на поцелуй, обнимая сильнее нимфа и жмясь к нему, чтобы получить желанное тепло: — А я хочу, чтобы ты грел меня, отдавая всё внимание мне, а не снам, — смеётся Юнги, — вот такой вот я. — А ты немного эгоист, милый, — усмехнулся старший, опаляя горячим дыханием губы Юнги. — Хорошо, я уже потихоньку просыпаюсь, Юн-и, доброе утро. — Ну уж извини, Гук-ки, — Юн упирается руками в грудь старшего и давит на неё, чтобы Чонгук стал ложиться, а сам после наваливается на него, беря за запястья и крепко их держа. — Всё, ты в моём плену. — Ты с утра всегда такой активный, Юн-и? — нимф облизывается и смотрит на лицо младшего снизу вверх, вскинув бровью. Всё, что оставалось ему делать – просто разглядывать парнишку, любуясь. — Честно, как когда, — усмехнулся Юнги, наклоняясь и покрывая лицо Гука поцелуями, — вот сегодня активный, а могу и полениться да встать позже полудня. — Дай мне хоть немного контроля, — смеётся Чон и, когда успевает, целует ответно личико Юнги. — Ну ладно-ладно, уговорил, — Юнги усмехнулся и отпустил руки старшего, выпрямляясь, — так пойдёт?       Чонгук резко, даже для самого себя, хватает Юнги за талию и к себе прижимает, вновь целуя: так будет достаточно показать, что пойдёт? Может быть, это было даже чересчур резко, но Чонгуку понравилось.       Это было неожиданно, что Мин даже зажмурился, боясь упасть. Но крепкие сильные руки держали его, и парень успокоился, отдаваясь полностью этому поцелую и цепляясь за чужие плечи, пока с собственного опять рубашка вниз поползла.       Такое первенство Чонгуку очень даже нравилось, тем более от такого поцелуя он с радостью просыпался и всё активнее, как Юн, становился, поглаживая его бока. — Взбодрился? — отстранившись от Чонгука с громким чмоком, с усмешкой спрашивает младший, погладив нимфа по щеке. — Да, Юн-и, — усмехнулся Чонгук, продолжая вести ладонью по чужому телу, лаская шею кончиками пальцев. — Спасибо за содействие, милый. — Я всегда рад помочь, — улыбнулся Мин, проскальзывая ладонями под верхнюю одежду Гука и щекотя кожу, — ты же знаешь. — Конечно знаю, — усмехнулся Чон, накрыв ладони младшего своими, чуть смелее ведя по телу. — Хочешь есть? Мы можем позавтракать, а потом я провожу тебя. — Я не голоден, — мотает головой Мин, — и что это, ты уже попрощаться со мной хочешь? Я пока не хочу уходить. — Я просто переживаю за то, как там твои родители. Но они, скорее всего, понимают, что ты взрослый уже, иначе бы сразу стали бить тревогу, — подумал вслух Чонгук, поглаживая щеки возлюбленного. — Нечего переживать, — усмехнулся Юнги, вдруг задирая чужую рубашку кверху и начиная щекотать живот нимфа. — Всё хорошо. — Юн-и! — вздыхает резко Чонгук и хватается за талию того снова, сжимая; неожиданно, а самое главное - опасно немного, ведь при активной возне можно и упасть. Но, так как нимф является хранителем и, в принципе, знает лес как себя полностью, то ему легко удержаться на ветке дерева, даря младшему смех и ёрзанье. — Что "Юн-и", — передразнил его младший, — я уже восемнадцатый год Юни, — хихикнул Мин, но щекотать Гука всё же перестал, — представляешь? Уже взрослый! — Да, ты мой большой и взрослый мальчик, — подтверждает Чонгук и улыбается мягко, пощекотив рёбра Юнги и поцеловав того быстро в щёку.       Юнги выдохнул, поглаживая торс Гука. — А вот ты совсем не меняешься. Вот будет мне под сорок, и ты оставишь меня, — дует губы Мин. — Любовь проходит, когда люди становятся старше? — выгнул бровь нимф, с непониманием смотря на парня. — Я не оставлю тебя даже тогда, когда тебе будет пятьдесят, шестьдесят и так далее. Я люблю тебя не за возраст и внешность. — А что будет... когда я умру? — решает спросить Юнги, кусая губы. — Об этом тебе ещё рано думать, — хмурится Чонгук, вдруг шлёпнув ягодицу Юнги. — У тебя впереди долгая жизнь, которая будет насыщенной и, надеюсь, интересной. — Но всё же.. я бы хотел знать ответ на этот вопрос, — опускает голову младший, — и... если ты полюбишь кого-то другого, то... я буду только рад за тебя, Чонгук-а. — Юнги, остановись, хорошо? Сейчас, в данный момент, я люблю только тебя, на протяжении всей нашей совместной жизни я буду любить только тебя, слышишь? Когда придёт время покидать этот мир, я пойду за тобой, Юн-и. Это мой ответ на твой вопрос – я пойду за тобой следом, — спокойно ответил Гук.       Юнги молчит, пока по его спине пробегает дрожь, а он дышит часто, стараясь перевести дух. Может не стоило задавать такие вопросы? Какая разница, что будет, когда он этот мир покинет: он ничего и не узнал бы уже о том, что произошло бы после.       Парень выпрямляется и садится рядом с Гуком, поджимая к себе колени: — Прости меня... — Юн-и? — нимф хмурится и поднимается с ветви дерева, присаживаясь напротив младшего, уложив ладони на колени. — Юн-и, что такое? За что ты извиняешься? — Прости, что... стал говорить такое, я вижу, что это неприятно, — отзывается тихо Мин, — я не должен был. — Ты хотел уверенности, но правда, милый, ещё рано об этом думать, — вздыхает нимф, потягивая на себя парня. — Давай, Юнги-я, иди ко мне.       Младший неловко двигается ближе к нимфу, утыкаясь носом в его плечо и прячя своё лицо: — Да, ты прав, рано.. ещё раз извини.. — Тебя это выбило из колеи? Я рядом сейчас, Юн-и, всё хорошо, — шепчет нимф и вновь тело Мина принимается греть поглаживаниями и объятьями, целуя заботливо его лоб. — Да, немного... — честно признаётся темноволосый, обвивая талию старшего руками и трясь о его ткань его рубашки носом, — мх... — Прости, Юн-и, прости, — шепчет Гук и поглаживает волосы Юнги аккуратно, целуя в макушку. — Всё хорошо, мой милый, слышишь? — Да-да, знаю, — это меня что-то понесло куда-то.. Ты проводишь меня домой..? — Не хочешь выпить со мной чая? Может быть, чего-нибудь поесть, м? — вздыхает нимф; наверное, его достаточно прямой ответ вывел подростка на такие эмоции. — Нет, Гук-ки, спасибо, я не хочу, — мотает головой младший. — Просто... отведи меня до деревни, ладно? — Хорошо, Юн-и... — это всё, что мог сказать нимф грустным голосом. Он, аккуратно спустившись с дерева, помог спуститься возлюбленному, того на руки беря и ступая босыми ногами по траве мягкой, но влажной из-за росы.       Мин обнял его за шею и носом провёл по ней, жмясь к Чонгуку и вздыхая. Из-за того, что пару минут назад было, он чувствовал себя не в своей тарелке, поэтому теперь хотел попасть домой скорее. — Ты можешь сказать, какой момент поменял твоё состояние? Это из-за моих слов, Юн-и? — мягко и тихо интересуется старший. — Я не знаю точно, — ведёт худыми плечами младший, положив голову на плечо нимфа, — Извини... — Всё хорошо, Юн-и, всё хорошо, — прошептал нимф, заботливо поцеловав лоб младшего, который был так усердно спрятан в изгибах его тела. — Только постарайся успокоиться, идёт? — с надеждой он продолжил, спускаясь с горы, на которую они поднимались вчера. — Я... спокоен, — Мин дрогнул, выдыхая гулко, и несколько раз поцеловал шею старшего, ластясь к нему, словно снова прощения прося, только вот непонятно толком, за что. — Придёшь ко мне вечером? — старается тихо говорить нимф, продолжая поглаживать волосы подростка и крепко держать на руках, неся в сторону выхода с поляны, на которой они были вчера. — Да, я.. я постараюсь придти, если родители не запрягут меня делами, — вздыхает Юн, ведя кончиками пальцев по чужой щеке, — хорошо, Гук-ки? — Конечно, милый. Я в любое время рад тебе, Юн-и, — кивнул Чонгук, всё то же самое делая. — Нам осталось ещё немного, и ты пойдёшь в Хэкедо. Как ты себя чувствуешь сейчас? — Уже лучше, — Мин чмокает несколько раз щёку старшего, а потом просит его остановиться и опустить его на землю, что нимф и делает. Юнги же обнимает его крепко, стискивая руками и, встав на носочки, целуя его в лоб: — Тогда, надеюсь.. до вечера? — Да, Юн-и, я буду ждать тебя, — улыбнулся старший и поцеловал Юнги быстро в губы, отпуская. — Осторожнее иди. Тут, конечно, недалеко, но всё равно, будь аккуратнее. — Подожди, — Юнги выдохнул, смотря на губы лесного хранителя и сглатывая. У него было какое-то странное предчувствие, поэтому парень теперь не торопился отпускать Чонгука. Он потянулся вверх, держа его за плечи и опаляя чужие губы горячим дыханием, — поцелуй меня, только.. как обычно ты это делаешь, а не вот так, наскоро.. — Поцеловать? — облизнулся Чонгук, смотря в красивые глаза своего возлюбленного, переводя взгляд на губы, которое манили. И лишь кивок после нескольких секунд последовал. Никаких слов, которые мешали бы сейчас. А поцелуй, которого просил Юн, случился: он был чувственным и глубоким, горячим и мягким одновременно, пока Гук поглаживал талию младшего.       Они целовались даже больше минуты, так сейчас не хотел отпускать его младший, но нужно было идти. Он нехотя отстранился от Гука, убрал руки и шепнул "я люблю тебя". Развернувшись, он пошёл по дорожке к деревне, немного прихрамывая и не оглядываясь.       Чувство внезапной тревоги, которое ощущал Юнги, передалось и Чонгуку. Во-первых, ему было не по себе из-за диалога, что состоялся между ними и закончился слегка неудачно, а во-вторых, о чём именно переживал младший? К сожалению, точной причины названо не было, чтобы устранить ту, потому нимф, вздохнув, просто проводил Юнги взглядом за очертания деревьев, решая пойти в свою небольшую лачужку.       Тем временем уже Мин почти настиг дверей своего дома, его только очень удивила повозка, что была рядом с крыльцом. Парень нахмурился, но прошёл мимо, в дом, чтобы спросить у родителей, зачем здесь извозчик. Неужели они снова поедут в город?       Однако Юнги в доме ждала немного иная картина: Дахён, стоявшая около деревянного стола, собирала вещи сына. Скорее всего, это выглядело странно со стороны, ведь ничего плохого прошедшие дни не предвещали, потому подобные действия обескураживали. Но сама женщина, заметив парня, лишь слабо улыбнулась и обернулась. — А вот и ты, дорогой! — вздохнула она, всё-таки испытывая волнение за сына. — Мы верно с отцом думали, что ты запропастился где-то в лесу? — Что ты делаешь? — Юнги так и остановился на пороге в ступоре, смотря с недоумением на то, как мать складывала его немногочисленные рубашки. — Кстати, об этом... — женщина вдруг отвела взгляд, — Мы долго с отцом думали, пытались найти верный способ сказать тебе, что ты всё-таки отправляешься в город на учёбу, сынок. И чем раньше, тем лучше. — Но ты уже знаешь моё мнение на это счёт. Я никуда не поеду, — складывает руки на груди темноволосый, пока глаза парня сверкают злыми огоньками. — Я не хочу становится врачом и не буду этому учиться. — Но ты должен продолжить наше дело! Показать пример Йеджи, — возмущается Дахён, всплёскивая руками перед младшим. — Тем более мы с отцом вложили большую сумму из нашего семейного бюджета, чтобы создать тебе хорошее будущее! — Во-первых, я ничего не должен, потому что я сам имею право выбирать, чем хочу заниматься в жизни, — повышает голос Юнги, — Я просил вкладывать эти деньги в учёбу, которая не сдалась мне? Нет, поэтому не надо попрекать меня этим! — Разве ты своими стихами заработаешь себе на хлеб?! — заводится и Дахён. — Обеспечишь свою семью, которая у тебя когда-то будет, всем необходимым? Ты ещё юн, чтобы выбирать, чем заниматься в жизни! Мы, простые лекари, которые сейчас в почёте, и то не можем иногда свести концы с концами, а что ты сможешь сделать?! — Я? Я смогу научить людей мыслить, — с холодным выражением отвечает Юнги. — Ты даже ни разу не читала мои стихи, чтобы что-то о них говорить. Всё, что ты можешь – осуждать меня и не пытаться понять, что я не обязан быть таким же, как вы с отцом, — парень достал из кармана пергаментный лист, разворачивая его и протягивая маме, зная, конечно, что скорее всего ничего не выйдет, но хотя бы пытаясь ещё как-то достучаться до неё: — Прочитай, пожалуйста. Сделай хоть раз то, о чём я прошу, послушай меня. — Они не несут никакого смысла, я уверена в этом, — хмыкает женщина, но тем не менее лист из рук сына берёт, с недовольным выражением на лице принимаясь читать.       Строки, написанные рукой Юнги, были мягкими, хорошо переходящими из одной в другую, а главное – имели в себе душу, были наполнены желанием творца, и это чувствовалось: даже лист будто передавал тепло, с которым творил сын. Дахён, ведя борьбу с собой внутри, хотела бы сказать Юнги, что этот экземпляр хорош, даже великолепен, но она не хотела менять жизненный путь, выбранный ими с мужем, ради какого-то искусства, которое никому, по сути, из простого народа не нужно. Именно этим руководствуясь, женщина на глазах Юнги рвёт лист напополам, стараясь держать стойкий вид: — Я всё ещё придерживаюсь своей точки зрения, — продолжила она после долгой паузы. — Ты можешь писать столько, сколько твоей душе угодно, но только в свободное от учёбы время. Ты едешь в город немедля, наш знакомый лекарь приютит тебя. — Что ты.. сделала? — Юнги, который начал трястись, видя, как только что она разорвала один из лучших стихов, что он написал за последнее время, поднял на мать взгляд, полный разочарования и обиды. Не стоило надеяться на благосклонность. — Я.. тебя ненавижу, слышишь? И тебя, и отца, и весь этот дом, — дрожащим голосом продолжает Юнги, тем не менее уверенно вырывая из рук матери листы. — Вы никогда меня не понимали и не хотели понять, — юноша подошёл к столу, забрал свои рубашки и другие вещи и отправился на выход, на улицу. — Мы хотим тебе лучшей жизни, в которой ты будешь хоть немного успешен! — вдогонку кричит Дахён, пока и её слегка потрясывать начинает от громкого заявления сына. — Своими стихами ты бы ничего не добился! А так хоть сможешь помогать нам, людям, которые тебя вырастили и воспитали! — Вырастили? Воспитали? — оборачивается Мин, — Постоянно в разъездах, а я один одинёшенек да с сестрой словно на привязи? Это ты называешь воспитанием? Ты не задумывалась над тем, почему Йеджи почти не разговаривает? Может потому что ты о ней не заботишься и не заботилась? Потому что вам с отцом только и есть дело, что до стеклянных банок с не пойми чем. Зачем заводили детей, если даже не можете уделять им время и быть нормальными родителями, а? — Замолчи! — вскрикивает женщина с крыльца, привлекая внимание людей из соседних домов. — Ты не знаешь, как тяжело работать, зарабатывать деньги на семью, которую нужно содержать! Если бы не эти "баночки не пойми с чем", мы бы могли умереть от голода, а то и гляди хуже – от болезней! Хочешь сказать, что никто тебя не лечил, не был рядом, когда ты болел несколько раз подряд за сезон? Никто не пытался тебе помочь вечно? Ты думаешь, мы такие монстры? — по щекам Дахён скатилось несколько длинных дорожек слёз. — Такого ты о нас мнения, Юнги? Премного благодарна тебе за это, думаю, и отец, который ночами не спал ради тебя, ради нас всех, тоже, — дрожащим голосом произносит она перед тем, как войти обратно в дом, оставив сына одного на улице.       Мин прикусил губы, запихав разорванную бумагу в карман и двинувшись к повозке, закидывая в неё свои вещи: — Лучше бы я утонул тогда в речке, когда провалился под лёд, или после, от воспаления, — довольно громко говорит он, — и проблем бы никаких не было из-за меня.       Дахён могла слышать это. И это, если честно, разбило её сердце, которое и так меняло ритм биения или доставляло проблемы, когда дело касалось сына. Она действительно желала ему лучшего, любила его наиогромнейшей любовью, которую старалась показывать в действиях, упорно работая на его благо и всех жителей Хэкедо.       Не найдя слов, она не вышла. Вместо того, чтобы взять себя в руки, она расклеилась и, присев на хлипкую кровать, закрыла лицо руками, отдаваясь эмоциям. Пусть Юнги едет и учится, а если ему быстро наскучит — пусть делает, что хочет, раз родители ему так противны.       Всё это действо со стороны видел Тэхён, который на улицу вышел из-за шума. А сейчас, будучи вдалеке, стоял, не шелохнувшись, потому что конечности будто сковало. "Чонгук знает об этом?" — крутилось в голове у кицунэ, которому бы к своему другу подбежать, да попытаться узнать побольше и разобраться получше. Но Ким не двигается, сам не зная, что ему мешает.       Зато Юнги, приметив необычные побелевшие волосы друга, бросает на того взгляд, полный пустоты. Ему было больно из-за испорченного стихотворения, разорванного на части, из-за отсутствия поддержки со стороны самых, казалось бы, близких людей. Это давило, так ещё и прощание с Чонгуком закончилось неоднозначно; было непонятно, когда они смогут увидеться, поговорить нормально, ведь тому лес покидать нельзя, а учёба будет занимать огромное количество времени и сил. Но, несмотря на сильное давление, что происходило сейчас, темноволосый быстро забрался на повозку, закрыв лицо ладонями.       Тэхён дрогнул, замечая разбитое состояние друга, и вдруг сорвался с места, со всех ног побежав в Кедо. Он должен предупредить Чонгука: нимф обязан знать, что сейчас Юнги уедет, потому что, Ким был уверен, лесной хранитель ничего об этом не знал.       Этот резкий момент Юнги упустил; он просто дал себе возможность прикрыть глаза, ничего не видеть, лишь чувствовать. Чувствовать обиду, боль, тоску и разочарование, которые метались внутри из стороны в сторону. Лишь извозчик как-то тяжко мычал, что-то бормотал и подгонял лошадь, чтобы довезти юношу до Радены, где ему и нашли местечко родители.       Тем временем Тэхён уже добежал до поляны, где обычно нимф находился, но того там не оказалось. Запыхавшийся кицунэ, так упорно он передвигался вперёд, постарался быстро отдышаться, после чего сложил руки рупором, поднося ко рту, и громко позвал старшего.       В свою очередь, нимф, находившийся в своём бедном домике, мог слышать не голос Тэхёна, а свист деревьев, которые и донесли весть о том, что его ищут. С Тэхёном они не общались довольно давно, потому такая встреча могла порадовать и, может быть, даже немного развеселить, ведь осадок после переломного момента остался. Накинув на плечи накидку, которая обычно сопровождала Чонгука везде, он вышел из дома и, взяв посох, направился к источнику звука – Тэхёну. — Чонгук! — ещё несколько раз позвал парень, выдыхая тревожно и переминаясь с ноги на ногу; он надеялся, что тот его услышит, потому что.. был обязан передать информацию. — Зачем ты так кричишь? — буркнул Чонгук и усмехнулся, грациозно "выплывая" из-за деревьев. — Что-то случилось или ты просто очень хотел увидеть меня? — Чонгук.. — на младшем словно не было лица, он тяжело задышал, поджимая губы, и не зная, как же сказать нормально хранителю о произошедшем, но просто произнёс:— Юнги увезли в город. — Что? — нимф, ближе к кицунэ подойдя, хмурится и сжимает крепкую палочку, обвитую тоненькими ветками, в ладони. — В смысле увезли? Просто по делам, надеюсь? Сейчас ведь почти день, самое время для дел... — Нет, хён, — Тэ еле держится, чтобы не расплакаться на глазах у нимфа, потому что всё же, как-никак, Юнги являлся его лучшим другом, они росли вместе и много чего пережили вдвоём, — на учёбу..       Сердце Чонгука несколько раз неприятно ёкает, будто в мозг перенося информацию о том, что это не шутки: Юнги действительно отправился на учёбу в Радену, он действительно это сделал. — Тэхён-и... — нимф замечает состояние друга, к нему спешит, палку откидывая, и вовлекает в объятья, прижимая к себе, хотя самому стало резко не по себе. — Тэхён-и, не плачь, хорошо? Юнги, он... Мы ведь все будем видеться, да...? — Я.. я не знаю, Чонгук, — задыхается младший, еле держась на ногах, — у.. у него с мамой был очень громкий скандал... — Тише, пожалуйста, дружок, — сам Гук чувствует, как трясётся младший и как его тело становится тяжелее, из-за чего приходится на траву тёплую сесть, прижимая его к себе. — Это из-за... Разных видений? Мы ведь знаем, какой Юнги творческий. — Да, но.. — всхлипнул Тэ, утыкаясь носом в плечо хранителя, — он такого наговорил, — Ким дрожит и жмётся к Чонгуку, сейчас выплёскивая застоявшиеся эмоции, — чёрт.. — младший даже выругался — Что... Что он сказал? — хмурится Чон и кусает губы, стараясь держать себя в руках ради кицунэ, которому сейчас так же несладко, но в отличие от нимфа, он не может себя сдерживать. — Я слышал только то, что было на улице, и.. он обвинил свою мать в том, что в детстве она не уделяла ему и сестре того внимания, которое им было нужно, а... а потом, он.. он сказал, что лучше бы утонул или умер от болезни, чтобы не было проблем... "Чёрт, Юн-и! Мой глупый мальчик", — зажмуривается нимф и кусает губы сильнее, до образования рубцов, утыкаясь носом в макушку кицунэ. Переданные Тэхёном слова Юнги ударили по Чонгуку так, что того сильно трясти начало; у него начался мандраж, и он понимал, что никуда парня отпускать нельзя было. — Я... Чёрт, я ведь даже лес покинуть не могу! — Прости... прости что я после довольно долгого времени, как мы не виделись, начал встречу таким образом, — шепчет Тэ, стискивая Чонгука в объятиях только сильнее, — но я... я должен был тебе сказать. — Я понимаю... Ты прав, я должен знать это, — сглатывает старший. — Спасибо, Тэхён-и. Всё в порядке, слышишь? Надеюсь, Юнги быстро остынет, а мы как-нибудь постараемся показать, что будем рядом, будем стараться. — Да-да, конечно, — Тэхёну хотелось верить в эти слова, пусть он даже вообще не представлял себе, каким именно образом всё это будет.       Юнги уже находился в пути, двигаясь в направлении города. Он лежал в повозке, закрыв глаза, пока по щекам катились чистые слёзы. Он не знал, что ждёт его в городе, не представлял свою жизнь там.       А двенадцатилетняя сестра Мина, Йеджи, в то время только вернулась домой, увидев заплаканную Дахён. Она молчала, как приметил Юнги, но сейчас, подойдя к маме и положив руку на её плечо, спросила: — Где брат, мама? И что с тобой?       Дахён немного вздрогнула и перевела взгляд на дочку, поджав губы: — Ничего, милая, всё хорошо. А Юнги... Он уехал в Радену, малышка, чтобы готовиться ко взрослой жизни и учиться. — Учиться на того, кого не хочет? — тихо говорит девочка, убирая ладошку. — Ты его заставила, да? — И ты туда же, Йеджи? — вздыхает женщина, отнекиваясь от вопроса таким образом. — Мы с отцом всего лишь хотим, чтобы у Юнги дальше всё было хорошо. — Но вы не думаете о его чувствах, — всегда малоразговорчивую Йеджи сегодня, похоже, прорвало, — вы хотите, чтобы у вас всё было хорошо. А ему будет плохо там. Он привык к лесу, и любит писать стихи, и в этом его призвание, мама. И ничего не сможет этого вытеснить. — Значит вместо Юнги в Радену поедешь ты, — строго проговорила Дахён. — Я его мама, и мне важно, чтобы мой сын в дальнейшем смог жить нормально. Навыки и учёба – всегда хорошо, а стихи он может писать, когда хочет. — Я тоже не хочу в Радену, — резко отвечает девочка, отпрянув, — А если бы тебе действительно был важен Юнги, то ты бы прислушалась к нему и никуда не отправила, — так Йеджи закончила разговор и ушла, оставляя Дахён одну. — Правильно, давайте все вместе объявим меня врагом! — вскрикивает женщина, которую с новой силой захлестнули эмоции. — Делайте, что хотите, раз такие взрослые и умные! — продолжила она, резко поднимаясь с кровати. Где-то в углу комнаты стояла плетёная корзинка, которую Дахён хватает и выходит из дома, хлопнув деревянной дверью. Собирательство трав было её хобби, которое, может быть, в данный момент отвлекло бы её.       Девочка, что была в другой комнате, дрогнула, чуть не выронив куклу из рук. Это ещё хорошо, что отца не было дома: тот сейчас тоже находился а городе, только в другом, Шаизэдо, и покупал продукты. Если бы он был здесь, то.. всё могло бы быть хуже.       Женщина уверенным шагом, хотя её и трясло всю, шла в сторону поляны, которая находилась не в Кедо. Ей было больно и обидно, что дети просто не ценили то, что они с отцом им дали, что они просто не понимали, как тяжело им иногда приходится. Да, может быть, с Юнги вышло немного жестоко, но эта "гражданская война" шла несколько лет и явно в ничью сторону; нужно было хотя бы внести ясность, зарыв топор войны или, как было в случае семьи Мин, оставить его на земле, показав, что никто не собирается отступать.

*

      Услышав какие-то шорохи, Тэхён, который, вроде, немного успокоился, встрепенулся, вслушиваясь: — Кажется, идёт кто-то, — проговаривает он быстро, — или мне кажется... — с ветки на ветку просто перескочила белка и исчезла в листве. — А, это просто белочка, — выдохнул Ким, чуть отстраняясь от нимфа, — у меня уже нервы не в порядке. — Давай выпьем немного чая? Если честно, я сейчас очень даже не против, — вздыхает Чонгук, который стал чувствовать себя ещё более странно. — Надо успокоиться... Нам обоим. — Да, чай.. конечно, — кивает младший, отодвигаясь полностью и уже полномерно усаживаясь на траву, срывая одну травинку и крутя её в руках. — Давай.. если что, я помогу тебе. — Нет, постарайся расслабиться. Я и сам без понятия, как это сделать правильно, но сейчас это необходимо, чтобы здраво мыслить дальше, — качает головой блондин. — Хорошо.. — кицунэ кивнул и вздохнул, вновь прислушиваясь к лесным звукам, — ммм.. как думаешь, когда Юнги сможет вернуться..? — Я не знаю, как долго люди учатся какой-то профессии, — жмёт плечами Чонгук. — Надеюсь, что мы увидим Юнги как можно скорее, иначе... Я буду безумно скучать по нему, — кусает он губы, разводя костёр небольшой. — Я знаю, как ты... его любишь, Чонгук-а, — отвечает младший, посматривая на появившийся огонёк, — недавно.. я стал испытывать похожие чувства. Не знаю, можно ли назвать их любовью, наверное ещё нет, но.. привязанность, и какая-то тяга есть, мм... я решил рассказать Чимину, кто я на самом деле. — Чимин является основоположником твоих чувств? — слабо улыбнулся блондин. — Думаю, за несколько лет ты полностью ему доверяешь, и я думаю, что не зря. Он тебя своей реакцией не разочарует. — Почему ты сразу решил, что я говорю о нём, когда я сказал о чувствах? — кицунэ покраснел, сжимая пальцами ткань штанов. — Мне кажется, что в Хэкедо тебя мало кто интересует, Тэхён-и. Ты постоянно проводишь время здесь, в Кедо, а тут, знаешь ли, выбор партнёра маловат. Но есть прекрасный принц, который посещает столь дивное местечко, — усмехнулся нимф. — Просто... Просто признайся, что видел наши поцелуи, — выпалил светловолосый, прячя лицо в ладонях от смущения, — вот зачем ты так со мной... — А что я такого сказал, м? Это ведь правда, — покачал головой с тихим смехом старший, помещая котелок над костром. — Ты.. ты меня смущаешь, вот что, — выдохнул Тэхён, который сейчас был красным, что немного странновато выглядело с его белым цветом волос, — ну.. ну да, он мне нравится, и что с того? Вот.. вот тебе, Юнги нравится.. — Хэй, я ведь не прошу тебя оправдываться, Тэхён-и. От таких чувств, думаю, никто не застрахован, а уж тем более не застрахован от того, к какому человеку эти чувства возникают. Сейчас, после нескольких лет в отношениях с Юнги, я могу сказать без тени смущения, что он мне нравится, что я люблю его, — хихикнул Чонгук. — Так что в краску ты меня не вгонишь. — Да знаю я, — сводит брови Тэ, вздрагивая и мотая головой, так как словно какой-то комок к горлу подходит, потому что младший вспоминает о произошедшем с Мином, хотя сейчас отвлёкся от этого. — Скоро всё будет готово, — оповестил тише Гук, вздыхая; ситуация с Юнги была крайне печальной и грустной, но нимф старался, по крайней мере, держаться снаружи, чтобы показать, что всё будет хорошо. — Да-да, хорошо, — Тэ лёг на траву, сворачиваясь калачиком и поджимая к себе колени, утыкаясь в них носом и вздыхая. Да, он отвлекся немного на разговор о Чимине, но сейчас все не очень хорошие эмоции об отъезде Юнги вернулись и накрыли, кажется, с новой силой. Парень шмыгнул носом и закрыл глаза, сжавшись: — Я подожду..       Нимф не знал, что нужно ответить. Он просто позволил Тэхёну быть рядом, вызволить все эмоции, которые были внутри, чтобы стало легче. Наверное, после чая эффект будет не колоссальным, но успокоиться кицунэ всё-таки немного должен.