Открывая раны

      Он нашел его после игры. Резко схватил за шиворот, как котенка, а затем с силой впечатал в стену.       Нил задохнулся и разразился отвратительным кашлем.       Перед ним предстал его недавний кошмар, который до сих пор мучает его во снах.       Рико Морияма на протяжении двух или трёх недель, он уже и сам не мог понять, жестоко издевался над ним, заманив в злую и жестокую ловушку, обещая не трогать человека, который был важен для Нила. И не только как ценный и важный игрок в команде. Или, как думал сам Рико, неприятную помеху — цепного пса Кевина и психа на таблетках по имени Эндрю Миньярд. Нил наивно попался на такую бездарную, но очень действенную манипуляцию – надавить на больное место. Рико, сам того не осознавая, бил на поражение.       Он не только убрал с доски надоедливую пешку, лишив команду отличного игрока, но и стремился окончательно сломать человека, который и так уже был разбит на множество мелких острых осколков, претерпевая непосильные испытания всю свою жизнь.       Видимо, Рико было досадно мало того, что он уже подстроил, чтобы Эндрю больше не мешался под ногами. Поэтому он подкупил садиста-врача для очередных пыток, даже несмотря на то что Эндрю уже и так был разбит и находился в таком уязвимом состоянии.       Нил до последнего верил Рико, что тот не позволит тронуть Эндрю. Он хотел ему верить. Ведь только эта мысль удерживала его на плаву, не давая впасть в отчаяние и не позволив полностью уйти из реальности, когда становилось так трудно оставаться в своей голове, а не погружаться в небытие.       Но как же он ошибался – Эндрю с первых слов дал понять, что Рико просто конченное дерьмо, которое только и может, что наслаждаться и упиваться чужой болью и страданиями.       Слова Эндрю на крыше выбили всю почву из-под ног Нила. Всё, на что он пошёл ради того, чтобы Эндрю больше не причинили вреда, оказалось напрасным. Все те мучения и пытки, через которые он прошёл, были бессмысленны. Он чувствовал себя бесполезным. Более того, он винил себя во всём. Да, это делал Рико, а не Нил. Но как объяснить своему разуму и сердцу, что в этом нет и его вины? Если бы Нил был тихим и неприметным, как его учили, то многого бы не произошло. И это часто грызло его по ночам.       Но он не мог. Он не мог оставаться в стороне, когда Кевина унижали; он не мог молчать, если кого-то из его окружения задели – будь то его Лисы или память о матери, какой бы она ни была для него, она всё равно оставалась его матерью. Да, он мог проглотить много унижений, если это касалось только его; он привык к этому с самого раннего детства. Но если задевали небезразличных ему людей, то тут включался его вспыльчивый и скверный характер — наследие отца. Берегись каждый, кто посмеет что-то сказать или сделать в их сторону: Нил даже словесно может растоптать собеседника так, что тому понадобится психологическая помощь.       Он также не переносил несправедливость, и его просто выводило из себя, когда невинные люди страдали просто так, потому что более влиятельные могли безнаказанно делать всё, что им вздумалось, не заботясь о последствиях.       Рико был одним из таких. Он упивался властью и деньгами своей влиятельной семьи и творил настолько чудовищные вещи, что до них смог бы додумается лишь настоящий извращённый садист. Будь то физическое или психологическое насилие, ему было все равно. Главное — забраться под кожу так глубоко, чтобы, когда жертва пыталась вытащить это из своей головы, она испытывала еще большую боль. Это не уходило полностью, а только открывало рану, заставляя её со временем гноиться и отравлять организм изнутри. Он наслаждался тем, что его жертвы постоянно вспоминали о нем — это для Рико было как вишенка на торте.       Но его самое любимое блюдо – это лично наблюдать, как страдает выбранная им новая игрушка. И вот он здесь, на первой игре Нила за Южную Каролину, после того как все каникулы играл за клуб Эдгара Алана, хоть это и была закрытая «только для своих» вечеринка. Рико ненавидел делиться и считал, что то, что ему принадлежит по праву, должно быть только его и ничьим другим. Так было с Кевином, и теперь это повторяется с Нилом.       Был еще один человек, который страдал от рук Рико больше всех, мучая его на протяжении многих лет, но Рико не считал Моро даже достойным звания интересной игрушки. Жан служил для него лишь вещью – мальчиком для битья. Он на нем выпускал свой пар, если у Рико было плохое настроение. А сам Моро уже смирился со своей участью.       Что касалось Кевина, Дэй был настолько запуган происходящим в гнезде, что всё, что с ним и другими происходило, заставляло его содрогаться от страха перед Рико. Мысли о Морияма превращали волевого, упрямого, гордого и целеустремлённого молодого человека — игрока высшего уровня, упорного бойца — в тряпку, труса, готового на коленях приползти обратно, если Хозяин или Рико поманят его, как нерадивый хозяин манит косточкой побитую собаку…       Но Нил был другим, он не подчинялся даже после того, как Рико лично пытался заставить его встать на колени. И это подстегивало его с еще большим упоением мечтать сломать это мелкое рыжее недоразумение, которое смеет ему перечить.       И вот он лично пришел надавить на больные и еще кровоточащие раны, которые сам же и открыл своим появлением на трибунах.       Нилу с самого возвращения в Пальметто и так с трудом удавалось не погружаться в пучину воспоминаний, но он старался не делать последний шаг, стоя на скользком краю бездны, в которую можно упасть, и если выбраться, то стать другим человеком…       Его ломали на протяжении всей его жизни. С рождения он жил с кровавым Мясником Балтимора, и всё его детство было наполнено болью и страхом. А затем он ещё восемь лет пробыл в бегах от этого чудовища и его людей, с параноидальной матерью, которая буквально вбила ему в подсознание, что доверять нельзя никому.       Она утверждала, что если он облажается и нарушит хоть одно из установленных ею правил, то он покойник. Она говорила, что привязываться к людям опасно, и это делает его слабым и уязвимым. В результате он был лишён нормального детства и веры в людей, подавляя любые чувства и эмоции на корню. Заставляя врать всем и каждому, забывая, кто он на самом деле.       Да, он уже не смог бы отыскать свою истинную личность под грузом множества фальшивых, которые ему приходилось менять как перчатки. Стоило только кому-то из окружения отца напасть на их след или совершить ошибку, и они становились уязвимыми.       Но с Рико он впервые столкнулся с такой бессмысленной жестокостью ради удовлетворения желания насладиться страданиями другого человека. И это предвкушение можно было легко прочитать в глазах младшего Мориямы. Рико никогда не прятался, он мнил себя королем этой жизни и считал, что все должны ему поклоняться.       Даже сейчас в его глазах можно было увидеть эту дымку желания пустить кровь и посмотреть, как сильно будет корчиться от боли его любимая игрушка…       Нилу почудился запах металла на языке, а его носовые пазухи и горло начало раздирать от фантомной боли, которую он испытывал, находясь в Эверморе на зимних каникулах.       Много крови, которая позже окрашивала воду в алый цвет, стекая в водосток, когда Нил стоял под душем. Или то чувство, когда легкие горят от переполненности водой, без возможности самостоятельно выбраться на поверхность и глотнуть столь необходимый воздух. Даже его запястья начали ныть, как будто напоминая о том, как он, раздирая их до мяса, извивался и вырывался из холода металла наручников.       Пока Рико разрисовывал уже и так испещренное шрамами тело Нила, как безумный художник, который пытался исправить свое творение, вновь и вновь яростно нанося свои мазки на полотно и делая свой шедевр еще более идеальным по своему мнению.       Теперь Нил уже более детально вспоминал подробности своей поездки в Эвермор, заполняя пустоты в своем сознании.       Когда он вернулся в Пальметто, большая часть событий, произошедших с ним в гнезде, просто исчезла из его памяти. Да и сам он не хотел вспоминать, что тогда было, иначе боялся просто сорваться…       И это было страшнее всего: отпустить свою память, чтобы сознание окончательно открыло всю самую ужасную, мерзкую, болезненную, унизительную и тошнотворную правду о том, что происходило с ним за все годы его существования... Его сознание просто прятало самую ужасную часть его жизни так глубоко в голове, чтобы он мог дальше функционировать как личность, а не свихнуться от всех ужасов, которые ему пришлось пережить. Ибо тогда он мог бы просто свихнуться или потерять всякий смысл существования в этом мире, что он презирал всей душой.       Хотя иногда, в самые тёмные и мрачные моменты своей жизни, даже он хотел, чтобы всё закончилось – на краткий миг, всего лишь мгновение, которое снова сменялось бешеной жаждой жизни и помогало ему двигаться дальше, несмотря ни на что…       И вот один из его мучителей стоит напротив него. Их разделяет всего пара дюймов. Руки Рико сминают форму Нила на его груди, приближая его еще ближе, так что их дыхания почти смешиваются.       Нил и под пыткой бы не признался, но ему стало страшно... Его сознание затопило дикое ужасное чувство… Ему было сложно даже оторвать язык от нёба, будто он намертво прирос к нему. В горле запершило, и стало не хватать воздуха. Он понял, что снова может словить паническую атаку… Прямо перед Рико.       Такого он допустить не мог. Он собрал последние остатки моральных сил и, глубоко вздохнув, выплюнул в лицо своему оппоненту.       — Неужели тебе так не терпелось снова встретиться? Ты уже соскучился по мне? Как тебе наша победа? Я не могу дождаться, когда увижу твою жалкую физиономию, когда мы также обыграем и вас на поле!       Рико еще раз со всей силы ударил Нила головой о стену.        В глазах у Нила резко потемнело и даже появились мушки перед глазами. Он и так был истощен после игры и физически и эмоционально, да еще и сам факт появления Рико после "страшных каникул" сильно подействовал на него, подкашивая его и так еще не востановившееся после Эвермора состояние.       — Заткнись, щенок! Ты вообще знаешь, что говоришь?! Всё еще такой самонадеянный маленький засранец, который так и не уяснил своё место! Ваша команда – полное ничтожество! Вы не имеете даже права играть против нас! Запомни, ты наш! В конце сезона ты официально станешь вороном, и тебе нужно научиться понимать, что нельзя перечить ни мне, ни Хозяину! Если ты этого ещё не понял в прошлый раз. Иначе ты пожалеешь, что вообще продолжил играть! —Рико замолк на секунду, улыбаясь своим мыслям, а потом продолжил уже не таким агрессивным тоном. Он продолжил говорить как удав из мультика про Маугли: на распев, шипя и будто вводя свою жертву в транс:       — хах, Натаниэль, твои новые друзья такие слабые... Но ничего, я по-прежнему с нетерпением жду, когда сломаю тебя... Взамен на твоё непокорное поведение я буду долго причинять тебе боль и ломать... И в следующий раз я тебя не просто поймаю… Я. Вырву. Тебе. Сердце! Каждый из этого цирка уродов, который вы так смело называете командой, на своей шкуре почувствует, что брать тебя к себе было не просто большой ошибкой, а настоящей катастрофой, которая затронет каждого, не жалея никого. Ты меня понял?! — Не услышав в ответ ни звука, он встряхнул Нила, — отвечай, когда с тобой разговаривают, ничтожество! — конец своей речи он произнес с такой злостью и ненавистью, что напоминал змею ещё больше, только уже не удава, а ядовитую кобру, шипящую и готовую в любой момент атаковать свою жертву. Его слова были пропитаны едким ядом или кислотой, которая, попадая на пол, могла бы разъесть его до основания, оставляя в нем дыру.       И вдруг, как по щелчку, его лицо изменилось. Оно стало таким, будто он от души повеселился со своим старым другом, вспоминая прошлое, и теперь на радостях прощается, ожидая с нетерпением новой встречи, но в данный момент резко заторопился по важным делам…       — Поиграем в другой раз, Веснински! – его радостный смех и искрящиеся от удовольствия глаза никак не вязались с тем, что происходило всего пару секунд назад.       Казалось, в нем сосуществовали несколько личностей, которые спали, пока одна из них управляла его телом, а затем, словно переключая кнопку на пульте управления, его занимала новая… Это выглядело жутко…       Нил даже не заметил как Рико исчез из коридора, оставляя его одного. И если бы сейчас кто-то из Лис увидел Нила, они бы просто его не узнали… потому что дерзкий, но довольно тихий парень никогда не показывал своих настоящих эмоций никому, кроме того дня в квартире Ваймака, когда он латал Нила после ужасов гнезда.       А сейчас он был затравленным, испуганным, маленьким ребенком, который не знает, что ему делать…       Он потерян, разбит, его раны снова кровоточат, но не на теле – Рико не стал его калечить, когда вокруг столько народу, да еще и пресса поблизости.       Но он открыл давние душевные раны, которые давно загноились и нещадно травили его кровь изнутри. Сейчас все это начало выливаться наружу, источая миазмы отчаяния, боли и ужаса.       Нилу действительно было страшно, но Рико, сам того не осознавая, помог затолкнуть этот страх обратно внутрь, выпуская новый, неизвестный ему страх — страх за других, близких и дорогих ему людей.       Сейчас он не мог постоять за них. Он был ещё слаб и дезориентирован после последних мучений, и, к тому же, терялся в своих действиях. Ведь своими выпадами он лишь мог нанести им еще больший вред.       Он разрывался от мыслей о том, что виновен во всем страдании своих Лисов — как нынешних, так и будущих. Его угнетало осознание того, что он не может просто уйти от них, чтобы уберечь. Рико четко дал понять, что если тот снова поступит глупо и исчезнет, то они все равно пострадают, возможно, даже сильнее, чем если он останется с ними и продолжит вести себя непокорно перед Морияма.       В его голове уже образовалась такая каша из разных мыслей и воспоминаний, что голова начала кружиться, а желудок грозился выпустить всё своё содержимое наружу. Вот сейчас его точно настигнет паническая атака...       Он медленно съехал по стене, оседая на пол как безвольная кукла...       — Эй, Нил! Чего это ты в коридоре завис? — голос Мэтта пробился к нему будто сквозь вату.       Нилу этого хватило, чтобы отрезвить голову и постараться вернуться обратно в реальность.       А когда знакомая рука, облачённая в черную повязку, обхватила его сзади за шею, он окончательно пришел в себя и четко разглядел перед собой, присевшего на корточки хмурящегося Мэтта, а по правую сторону — невозмутимого Эндрю, который сжимал его шею. Его карие глаза внимательно просканировали лицо Нила и, удостоверившись, что тот более-менее пришел в норму, ничего не сказав и не убирая руки, помог ему подняться с пола и направил его в сторону раздевалок. Ладонь Эндрю удержала Нила и не позволила ему упасть за край.       Нил сглотнул неприятный ком горькой желчи, который засел у него в горле, словно едкая кислота Рико.       Он благодарно взглянул на Эндрю. Тот не изменился в лице, только его зрачки на мгновение стали чуть шире. Нилу этого было достаточно, чтобы заставить свои конечности снова двигаться.       Они втроем шли к раздевалкам в полном молчании. Нил был настолько признателен им обоим в тот момент, что они не стали выпытывать у него ничего.       Он знал, что позже ему придётся как-то объяснить то, что они увидели. Но сейчас у него не было сил ни на придумывание очередной лжи, ни на то, чтобы рассказать чистую правду – это могло заставить его снова погрузиться в то состояние...       Мэт шел впереди, и по его сгорбленной фигуре было видно, что он не в своей тарелке и ему как-то неловко. Но он переживал за друга и хотел лично убедиться, что тот относительно в порядке и доберется до места.       Ладонь Эндрю все еще покоилась на шее Нила. Большой палец будто слегка поглаживал чувствительное место на шее, касаясь обнаженной кожи.        Нил заметил, что от такого еле ощущаемого воздействия ему было удивительно приятно, и это расслабляло его.       Но вместе с тем это словно вызывало импульс тока по коже, заставляя пульс сбиваться с ритма и вызывая легкие мурашки от затылка до поясницы. Они не были неприятными, как те, что появляются, когда ужас пронизывает до костей, нет. Они были легкими и будоражили кровь, заставляя ее течь быстрее, разгоняя по венам. Это ощущение было новым, но приятным, и Нилу это нравилось.       А еще эти ощущения помогли ему забыть о том, что он начинал чувствовать ранее из-за Рико, и Нил был неимоверно этому рад.       Его команда, его новая настоящая семья, помогла ему выбраться из цепкой хватки беспощадной темной энергии, которая могла поглотить его целиком.       Если бы это произошло в его разбитом и еще таком шатком состоянии, он бы не знал, как выкарабкаться обратно, просто не смог бы справиться с этим самостоятельно. А просить о помощи он не умел.       С детства ему твердили: никто кроме самого себя тебе не поможет. Никто не протянет тебе руку помощи. Другие люди могут лишь причинить вред.       Но его Лисы показали, что это не так. Другие люди могут стремиться предложить свою помощь, даже если ты сам не можешь о ней попросить. Они видят, что что-то не так, и просто помогают. Хотя все они прошли через свои личный ад, никто из них не потерял человечность.       У них он учился тому, что прикосновения могут быть приятными: легкое подбадривающее похлопывание по плечу или спине, одобрительное «дай пять», взъерошивание волос на голове, радостные объятия после хорошей игры или легкие и деликатные, чтобы показать свою заботу и любовь — как у Эбби, или крепкие и трогательные от Ники и Мэтта. Или простое успокаивающее прикосновение к задней части шеи, которое помогает заземлиться и вернуться в реальность, как может сделать только Эндрю.       Нил еще не знал, как на всё это реагировать: он не умел проявлять свои настоящие эмоции, и ему было сложно показать своим Лисам, что он благодарен им за всё, что они для него делают. Но если у него хватит времени, он очень постарается научиться отвечать на их заботу. Возможно, он будет выражать свою благодарность по-своему, но обязательно отблагодарит их.       А сейчас он был так рад, что Лисы заметили его, и Мэтт с Эндрю нашли его так вовремя. Они помогли ему справиться с тем, чтобы не впасть в шоковое состояние от боли, которая начала заполнять его тело и разум после того, как старые раны раскрылись.        Да, он не хотел, чтобы они когда-либо открывались, думал, что так будет безопаснее. Но он найдёт силы с этим справиться, хоть это и будет очень долгий и тяжёлый путь.       Но он сделает это ради Лис. Ради своей семьи. Эти мысли придают ему силы и смысл продолжать борьбу и двигаться дальше. У него есть ради кого сражаться, и он будет это делать, пока сможет находиться на этой земле.