Повелительница Султана

Майя шла быстро. Полы ее голубого платья развевались позади, точно как флаг развевается на корабле под буйным морским ветром. Волосы приподнимались от каждого резкого шага и волной падали по плечам и спине. Серьги звенели словно колокольчики, оповещая людей на целую миль вперед о ее приближении. Лицо девушки исказилось злобой. О, эти прекрасные, добрые глаза источали огненные… Нет, ядовитые стрелы. Настоящая фурия. Состояние наложницы можно было определить невооруженным глазом, что собственно и сделал Ифран ага. Он направлялся прямо к ней, точнее возвращался из покоев Султана (пришлось проводить фаворитку до самой двери, ибо она плохо ориентировалась в запутанных коридорах), как случайно встретил Майю. Она остановилась перед евнухом и стала буравить его острым взглядом. Ифран не смел ничего сказать, его язык напросто прилип к небу. Не фурия. Не-а. Ведьма! Колдунья. Черт знает эту девицу. — Он пригласил ее за стол? — спросила Майя, кивнув в сторону покоев Ахмеда. — А тебе какое дело? — мужчина взял себя в руки и, наконец, снова обрел дар речи. Однако очень скоро он ответил ей на вопрос, поскольку наложница никак не давала ему пройти дальше. — От вас, женщин, только головные боли. Нет, не приглашал он свою фаворитку за стол. Думаю, они заняты совершенно другим делом. Все? Ты удовлетворена? А сейчас уйди с дороги. Майя сжала зубы. Значит, заняты другим делом? Сможет ли она застать их в объятиях друг друга? Возможно, уже полуголых. А возможно… Злость вскипела в ней с новой силой. Появилось сильное отвращение к повелителю. Она поморщилась. — Проводи меня к Султану. — Что? — Ифран даже икнул от удивления. — Из ума выжила? Он не звал тебя, значит ты туда не пойдешь. — Пойду и ты меня поведешь. Майя схватила мужчина за руку и потянула за собой. Она крепко-накрепко вцепилась в него. Так цепляется тонущий за спасательный круг или воин за меч, являющийся единственной вещью, который спасает его от смерти. Ифран попытался вразумить синеглазую ведьму. — Он рассердиться. Казнит тебя и меня. Одумайся. Не глупи и не поддавайся минутной вспышке. — Я все-равно зайду к нему. Выскажу все, что думаю и плевать я хотела на результат своей, как ты сказал, вспышке. Веди меня к падишаху. — Я сказал нет! Тебя то он не казнит, уж слишком ты ему голову скрутила, а вот меня сжарят на костре, точно скотину, — евнух уперся ногами в пол. Собственные слова испугали его. Он знал, что такое оно и будет. Гнев Султана обрушиться на него, а не на его любимую Хасеки. Все жители дворца знают, насколько он дорожит кудрявой девчонкой. — Не бойся. Я не дам тебя в обиду. Обещаю. — Обещания бешенных ведьм ничего не стоят. Кыш. Прочь от меня, чертовка. Майя остановилась, но руку Ифрана не спешила отпускать. Она приблизила лицо к его лицу и зловещее, угрожающе прошипела: — А ты знаешь, что бешенство передается через укус? Слышал об этом? Недавно умер один охотник от укуса бешеной лисы. Умирал он долго и мучительно. Бедный мужчина. Хочешь повторить его судьбу? У меня зубки острые. — Спаси Аллах. Она ненормальная! — вскрикнул евнух. — Роды повредили твой ум. — Только кивни стражникам и можешь идти. Они тебя послушают. — Но меня… — Ничего с тобой не сделают. Давай, пойдем. Ифран ага сделал все, что просила Майя и поспешил скрыться в темных коридорах, дабы избежать гнева Султана Ахмеда (да поможет ему всевышний). Стражники не стали препятствовать Хасеки. Они не видели в ней никакую угрозу, к тому же главный евнух дал на то согласие. Девушка сама открыла дверь, не дожидаясь, пока ей откроют. Она сделала это резко, совсем неожиданно для парочки, которая предавалась страстным поцелуям. Да, именно поцелуям. Благо, они не перешли к основным действиям, иначе вышло бы ну очень неловко. Майя застала их в необычной позе. Ахмед сидел за письменным столом, нагруженный бумагами, а на коленях у него удобно устроилась новая фаворитка. Она представляла из себя настоящую красавицу, каких Майя еще не видывала в гареме. Вероятно, новая рабыня. Ее рыжие, прямые волосы в беспорядке рассыпались, будто их кто-то потрепал. Изначально они были собраны в изысканную причёску, об этом говорили лежащие на полу и на краю стола красные с цветками наконечнике шпильки. Губы девушки припухли, грудь тяжело вздымалась, глаза горели возбуждением. В общем, эдакая запыхавшаяся кобыла после длительного бега. Рука Ахмеда все еще лежала на талии наложницы. Майя могла поклясться чем угодно, что рука повелителя незаметно спустилась на талию с груди и там уже окончательно застыла. Первые секунды Султан недоумевал. Фаворитка на его коленях нервно заерзала, затем поспешно отвернулась от названной гости. Нужно было поправить лиф платья и опустить задранную по бедер шелковую юбку. Ее лицо горело жгучим румянцем. Падишах потерял к ней интерес, все внимание к себе приковала главная Хасеки. Литти, как представилась всем новенькая в гареме, в первый раз увидела Майю. До этого дня она о ней только слышала. Слышала много и хорошего и плохого (последнее исходило исключительно от других наложниц). Наверное, в них говорила ревность, оттого из уст срывались грязные словечки. Внешне Майя показалась ей хорошенькой, но отнюдь не сногсшибательной красавицей. Было в ней что-то милое, детское. Глаза выразительные, удивительного цвета. Зато волосы Литти совсем не понравились. Слишком кудрявые, слишком непослушные. Их бы выровнить, расчесать как следует. — Что-то случилось? Почему ты врываешься в мои покои без предупреждения? — голос повелителя звучал взволнованно, хотя он старался придать ему твердости. — Случилось, — Майя поклонилась, как то следует сделать перед падишахом. — Что? Майя молча посмотрела на Литти. Она отказывалась озвучить что-либо в присутствии посторонней. Ахмед это понял, поэтому приказал девушке немедленно покинуть покои, перед этим что-то шепнув ей на ушко. Румянец на лице фаворитки вспыхнул еще ярче. «Интересно, что он сказал?» — подумала Майя, проводив ее взглядом. — Ну так что же случилось? Почему ты не отправила вместо себя Дарию? Ахмеду совсем не понравилось, что она решила прийти сама и застала его с девушкой в столь интимный момент. Неприятный, неловкий момент. Кто вообще ее сюда впустил? Куда смотрит Ифран ага, посылая одну наложницу в покои, где уже находится другая? — Ты пообещал позвать ее чуть позже? — холодно спросила Майя, полностью проигнорировав его вопросы. — Это тебя не касается. Теперь лицо Хасеки выражало ледяную невозмутимость. Ни капельки злобы не источали ее глаза, весь огонь изнутри покрылся тонким слоем льда. Она молча смотрела на падишаха и удивлялась своей сдержанности. Всего пару минут назад, она готова была кинуть в Султана чем-то тяжелым, покрыть его благим матом, расцарапать эти губы, которые с такой нежностью целовали рыжую лисицу. Но может все еще впереди? Повелитель не мог не заметить внезапное перевоплощение гостьи. Он понял, чем именно оно вызвано. — Надеюсь, ты пришла сюда не затем, чтобы устроить скандал по поводу своей ревности. — Как ты догадлив, — ехидно прошипела Майя. — Тогда нам не о чем разговаривать. — Я не уйду отсюда, пока не выскажусь, — она подошла к столу, за которым продолжал сидеть Ахмед. — Если тебе это доставить радость и сможет успокоить тебя, то… Начинай. Я все выслушаю. Присаживайся. Повелитель не воспринимал ее поздний визит всерьез. Он надеялся побыстрее закончить диалог и отправить успокоенную мать своих детей обратно в собственные покои, иначе Расим снова завоет от недовольства. Мальчик замолкал лишь в объятиях мамы. И как только он отличал маму от нянек и кормилицы? — Ты обращаешься со мной, как с избалованным ребенком. — В данный момент ты таковой и являешься. Лед постепенно давал трещину. Вновь ее охватывали те чувства, с которым она сюда шла и которые сумела потерять по дороге в покои. Кровь начинала бурлить в жилах. — Бесчувственный сухарь! — воскликнула Майя, сжимая руки в кулачки. — С каждым днем ты становишься все противнее. Твое общество перестает доставлять мне удовольствия. Кроме раздражения я не чувствую больше ничего. — Не знал, что я тебя раздражаю, — совершено спокойно сказал Ахмед. Девушка разозлилась еще больше. Он вообще слушал в пол уха, да еще зевал меж словами из ее тирады. Язык Майи взял следующую речь на себя, прервал все связи с мозгом. — Мне было бы абсолютно наплевать на тебя и твои сторонние развлечения, если бы я не любила тебя так сильно. Заставил меня полюбить, не дал волю, когда я того просила, а сейчас вот так просто играешься у меня на глазах с новой фавориткой. Ты хоть можешь представить что я чувствую? К сожалению, я привязана к тебе детьми и уже никогда не смогу покинуть дворец самостоятельно. Только если меня выгонят пинком по твоему приказу. Мне придется всю жизнь смотреть как то, как любимый мною мужчина тискает у себя на коленках очередную наложницу? — Майя глубоко вздохнула и продолжила с удвоенным пылом. — И только посмей забрать у меня Расима и Ясмину. Они будут жить со мной, спать в моей кровати и днем и ночью, иначе я за себя не отвечаю. Ахмед уже не зевал, он удивленно, во все глаза смотрел на свою Хасеки и никак не мог найти подходящих слов для ответа. В голове продолжала крутить одна и та же случайно уловимая фраза «Если бы я не любила тебя так сильно». Он давно ждал от нее признания в любви, правда в не такой грубой форме, но сути это не меняло. — Когда ты поняла, что любишь меня? Майя отошла от его стола и медленно, со скоростью черепахи, зашагала по покоям. Она молчала. Долго молчала. Ахмед собрался уже было повторить вопрос, однако девушка перебила его. —  Стартом этих чувств явился наш первый поцелуй. Ты думаешь что мне тогда не понравилось, но… Нет. Очень понравилось, хоть я не признавалась в этом даже себе. С того дня оно крепло очень быстро, — ярость наложницы сменилось грустью. — После нашей первой ночи, я поняла, что для меня может существовать лишь один мужчина. Ахмед слушал ее внимательно. Он улыбнулся и, наконец, встал из-за стола. Теперь они стояли друг напротив друга. Повелитель взял ее руки в свои. — А мое сердце было отдано тебе в самую первую нашу встречу. В оранжерее. В полночь. Оно билось так сильно, что выскочило из груди прямо к тебе в маленькие ручки. — П-правда? — с сомнением поинтересовалась Майя. — Совершенная правда. — Мне в это не вериться. Если бы ты любил меня, то не стал приглашать к себе других, — она отдернула руки и снова нахмурилась. — Я и не догадывался, что тебе это приносит такую боль. До родов ты никак не выказывала недовольство и не ревновала. — А потому что Дария сказала, что делать это нельзя. Ахмед поспешил стиснуть любимицу в объятиях, чтобы не думала даже убегать. Все выяснить нужно прямо сейчас. — Дария случаем не напугала тебя расставанием с детьми? — Напугала. — Я догадывался, — шепнул на ушко, затем принялся покрывать ее лоб и щеки быстрыми поцелуями. — Никто и никогда не отберет у тебя их. А калфа… С ней я завтра разберусь. Теперь скажи еще раз, что любишь меня. — Не скажу. Ты не заслужил. — А если я пообещаю больше не засматриваться на других наложниц? — Тогда я подумаю, — Хасеки отвернулась от Ахмеда, когда тот попытался прижался к ее губам. — Нет. Не буду тебя целовать. Наверняка они еще сохранили фруктовый бальзам твоей фаворитки. Мне неприятно. — Она не пользуется бальзамами. Майя окончательно оттолкнула его от себя. — Ты видимо наизусть знаешь кто им пользуется, а кто нет и у кого какой вкус. Так вот знай, твои поцелуи утратили свою прелесть. — Уверен, что ты ошибаешься. Задержишь себе на часок и я смогу полностью тебя переубедить. Ни одна девушка из гарема не наслаждается ими так, как это делаешь ты. А знаешь почему? — Ахмед не стал дожиться встречного вопроса. — Потому что ни одну из них я не целую так, как тебя. Как было обещенно, Майю он сумел переубедить и сломить. Все было в рамках дозволенного. * * * Дария уже не надеялась на возвращения матери неугомонного Расима. Мальчика еле удалось уложить спать, а девочка даже не проснулась. Уставшая калфа присела на кровать и облокотилась о деревянные преграды. Спустя некоторое время в покои впорхнула счастливая, потрепанная Майя с покрасневшей кожей у шеи и с чуть припухшими губами. Шеки тоже имели красноватый оттенок. — Это еще что? Вы что там делали, а? — Мы? Ничего. Совсем ничего, о прекрасная моя, любимая Дария. Иди спи, я посмотрю за этими кровососами. После этого ее нагло вытолкали за дверь, а до этого осыпали благодарностями.