Каждый раз

      Тихий шорох за спиной волной дрожи проходит по сжавшемуся в предвкушении телу. Под руками мешаются флакончики с косметикой, что-то летит на пол от неловкого движения, когда он хочет обернуться и посмотреть, где же его хен.       — Не смей. Стой смирно.       Чонгук тихо выдыхает, прикусив щеку с внутренней стороны. За спиной — несколько тяжелых шагов, несмотря на то, что старший босиком. По правде, на Тэхене из одежды-то — серые спортивные штаны, белая футболка и та уже снята еще по пути в комнату. Окатывает жаром от понимания того, как мало их сейчас разделяет.       Самыми кончиками пальцев, так, что касание кажется выдуманным. Очень медленно. Скользяще. Тэхен обрисовывает все изгибы тела младшего, начиная от линии роста волос на затылке, пересчитывает шейные позвонки, скатывается по крыльям спины. Задерживает большие ладони на чужой талии. Такой тонкой, что сожми сильнее — обхватишь полностью.       Чонгук считает про себя. Сначала до десяти, потом до ста. Но это все равно не помогает, в голове звенит от желания, а Тэхен уже снимает с него толстовку. Стягивает через голову назад, оставляя болтаться на локтях.       И толкает раскрытой ладонью между лопаток, без слов приказывая наклониться вперед.       Коснувшись грудью стола, Чонгук плотнее прижимает руки к бокам, сцепляя запястья в замок. Под щекой — прохлада, и прямо перед глазами флакон с тоником для лица. Его тоником, он утром оставил его на прикроватном столике и забыл убрать в ванну. Наверняка разольется.       Ох, да все равно.       Тэхен встает еще ближе, притирается своими бедрами к его заднице, ловко дергает шнурок спортивных шорт. Длинные, красивые пальцы скользят под резинку, ведут по кругу вверх, к ямочкам на пояснице. Тянут вниз. Невыносимо медленно, заставляя ощутить по сантиметрам свою беззащитность.       Будь его воля, Чонгук бы взахлеб говорил о руках своего хена. О проступающих на предплечье мышцах, когда старший крутит в руках стакан или ручку. О набухающих под кожей венах, когда ладони сжаты в кулаки. Об идеальной формы ногтях, об изящных длинных пальцах, которые столько раз были внутри него.       Если вы хоть раз видели руки Тэхена, вы понимаете, о чем сейчас речь.       Тело звенит высокой «соль», отзываясь на знакомые касания. До «ля» они тоже дойдут. Позже.       — Не передумал?       Вопрос, заданный глубоким тихим баритоном, выдает чужое волнение. Чонгук благодарен в этот момент — за то, что его принимают полностью. Дают то, в чем он так нуждался.       — Нет, — он сглатывает, проводя языком по разом пересохшим губам. — Я хочу.       — Я не буду себя сдерживать, — предупреждает Тэхен, сверкая темными, залитыми вожделением радужками.       — Сделай это.       В первый раз все так. Не в качестве прелюдии, не как наказание. Как полноценная сессия, только для него.       Шорты остались где-то в районе колен — это усиливает чувство, чем-то горячим разливающееся в груди. Тэхен осторожно завязывает рукава толстовки вокруг его локтей — в два движения, затянув безжалостно и крепко.       — Поверни голову, — просьба больше похожа на приказ, и Чонгук с радостью подчиняется. — Ты просил шлепать тебя, пока ты не будешь плакать от удовольствия, но у меня есть идея получше.       В глазах парня, разложенного перед ним, мелькает предвкушение. И похоть.       — Я заставлю тебя просить каждый удар, как тебе такое? — Тэхен подходит ближе, лицо Чонгука сейчас находится около живота старшего. — Тебе понравится умолять меня, чтобы я касался тебя, чтобы ты стонал, когда мои ладони будут сжимать твою пылающую задницу? Чтобы ты кричал от жгучей, волнами накатывающей боли, и не смел кончить, пока я не решу, что ты заслужил это? Ответь мне — все еще хочешь этого?       — Да, — младший не колеблется, он очень давно мечтал об этом. — Начинай же, пожалуйста…       Чонгук отводит взгляд, упираясь лбом в стол. Ему хочется прикоснуться к себе, весь день Тэхен дразнил его, нашептывая непристойности на ухо и играя с мелочевкой, попадающей в его руки. Бита стала последней каплей. К вечеру Чонгук дергался даже от невинного объятия, доведенный до края двусмысленными намеками.       — Ты только что пытался сказать мне, что делать? — внезапно жестко интересуется старший, обманчиво ласково вплетая пальцы в его волосы и массируя кожу на затылке. — А?       — Нет, я…       Шею пронзает короткой болью, когда Тэхен дергает его голову назад, сжав руку в кулак. По комнате стеклянным звоном разносится тихий стон.       — Тебе придется хорошо попросить меня, малыш, — шепчет интимно на ухо, крепко обхватывая Чонгука снизу за горло. — Давай, я жду.       — Тэхен…       Ладонь в волосах сжимается крепче, оттягивая, и вынуждая прогнуться еще.       — Папочка, — чужие пальцы ласкают щеку, ложатся на губы, — пожалуйста, сделай со мной то, что обещал. Я хочу…мне так это нужно, нужно, чтобы именно ты…твои руки…       — Такая нуждающаяся шлюшка, — насмешливо, зло, но большие ладони ласково поддерживают за подбородок, и вторая рука отпускает волосы, чтобы нежно подхватить под живот. — Посмотри на себя — бесстыдный, полураздетый, хнычущий. Готов упрашивать, унижаться, лишь бы получить желаемое. Ты так хочешь мой член, детка?       — Руки, — на выдохе, закрыв глаза, просит Чонгук, — пожалуйста, я хочу сначала твои руки…       — Только потому, что мой малыш был вежливым.       В его рот проникают длинные, восхитительные пальцы. Чонгук всхлипывает, сжимая губы вокруг них и берет глубже, царапая зубами костяшки. Аккуратно подпиленные ногти царапают глотку — и это так восхитительно. Так нужно прямо сейчас.       — Я знал, что тебе нравятся мои руки, — с капельками слюны, текущими по чужому подбородку, иссякает самоконтроль Тэхена. Хочется просто взять, одним резким толчком ощутить привычную тесноту, увидеть россыпь мерцающих бриллиантами слез на ресницах, прикусить чужую ключицу, оставляя след на память об умопомрачительном оргазме. — Но чтобы настолько…       Пальцы скользят в горло, щекочут небо — Чонгук фыркает, давится, но упрямо не отпускает свое. И пропускает момент, когда Тэхен шлепает его первый раз.       Звук, что он издает в этот момент, с заполненным ртом, — о, Тэхен жалеет, что не смог его записать, чтобы слушать снова и снова. Звонкий, яркий крик, коротко скатившийся в глухой стон, достал до запястья и ударил в голову за жалкие полторы секунды.       Которые понадобились, чтобы сделать еще шлепок.       Чонгук вскрикивает с открытым ртом, Тэхен все еще так прекрасно давит пальцами на его язык, слюна стекает по основанию его ладони. Это должно быть мерзко, но об этом абсолютно некогда думать.       Потому что Тэхен шлепает еще.       Шлепки тугие и упругие, отдаются сладкой болью в животе и оседают дрожью в коленях. Они не прекращаются, становятся сильнее, и Чонгук всхлипывает громче, не в силах выбрать — ласкать ли ему дальше языком чужие пальцы или сдаться и просить еще.       Тэхен решает за него. Он вынимает руку изо рта младшего, и приказывает, оглаживая вздрагивающую спину:       — Выпрямись.       Его слушаются. Жалкие полтора десятка шлепков — не то, что может вывести Чонгука за грань, но Тэхен знает, что делает.       Текучими, плавными движениями он подходит ближе. Снимает всю одежду до конца, любуется — откровенно, алчущим взглядом прожигая дрожащего младшего, отрывисто говорит:       — Лицом к стене.       Чонгук выполняет, стоит беспокойно, спиной ощущая жар тела позади. К спине прижимается обнаженная горячая грудь — Тэхен практически распластывает его по себе, лаская руками везде, где может дотянуться.       — Руки, — новый приказ, и тело слушается бессознательно, потому что Тэхен… Тэхен.       Упираясь локтями в стену, Чонгук невольно прогибается назад, поворачивая голову, и просит невнятно:       — Пожалуйста…       — Что мой малыш хочет? — Тэхен продолжает дразнить, касаясь везде и нигде одновременно, то щипая жестоко, то едва касаясь кожи. — Давай, скажи мне, что?       — Еще, — тихо просит Чонгук. — Папочка, прошу, ударь еще…       Вместо ответа Тэхен с силой бьет его по бедру, как раз там, где начинается складка ягодиц, ближе к внешнему краю.       Звонкий, полный наслаждения вскрик переходит в мелодичный, чувственный стон.       — Прогнись еще для меня.       Перед Тэхеном — покрасневшее, с отпечатком его ладони, распаленное тело. И он хочет оставить как можно больше таких меток, чтобы назавтра, смотря на себя, его малыш вспоминал эту ночь и краснел без причины, болезненно шипя и пытаясь нормально надеть джинсы.       — Если бы не твоя просьба, — горячо шепчет Тэхен, опускаясь на колени, — я бы взял сейчас ремень и отхлестал тебя до розовых полос, может даже до нескольких капелек крови, а потом трахнул бы, взял сзади, пока ты стонал бы подо мной от удовольствия, как маленькая послушная блядь, принимая на всю длину член своего папочки. Правда ведь, малыш?       — Я-я… — Чонгук чувствует, что по щекам катятся слезы. Он не может выбрать, он так хочет одновременно и все услышанное, и руки своего хена. Он…он может просто…       — Расслабься, детка, — доносится из-за спины, и младший снова ощущает боль. Очередной шлепок. Такой нужный в этот момент.       Он проваливается с головой в ощущения, закрывая глаза, позволяя себе это. Шлепки идут один за другим — сильные, ровные — и живот сводит желанием кончить, ноги дрожат и подгибаются. Чонгук стонет невнятно и просяще, и Тэхен понимает без слов — влажное, грязное в своей неправильности прикосновение окончательно ломает границу между «нельзя» и «хочется».       Младший подается бедрами назад, прямо на горячий, мокрый язык, что лижет его между ягодиц. Пальцы Тэхена грубо впиваются в его огнем горящую кожу, причиняют желанную боль и раскрывают сильнее, язык скользит глубже, и Чонгук не может удержать рыдания, рвущиеся из груди.       — Такой чувствительный, — голос Тэхена звучит глухо, потому что его лицо находится в весьма пикантном месте, — а всего-то нужно было пару дней вести себя определенным образом. Неужели ты так хотел мои руки?       Не дожидаясь ответа, Тэхен лижет снова, всей поверхностью языка, сильно и резко. И снова, и снова, пока звуки, долетающие сверху, не сливаются в один умоляющий бессвязный поток. Только тогда он самым кончиком обводит самый центр, без слов прося о большем. Чонгук под его руками расслабляется, прогибается еще, но вместо того, чтобы продолжить ласки, Тэхен шлепает его снова. Раз за разом, слушая высокие хнычущие вскрики. Второй рукой достает из кармана маленький тюбик, торопливо свинчивает крышку. Не может удержаться и не куснуть за манящую половинку.       — Еще!       Чонгук потерян. В ощущениях, во времени, в своих желаниях. В Тэхене тоже, но это уже безнадежно.       — Давай, малыш, покричи для меня, — бормочет старший, сразу двумя пальцами проникая внутрь. Рывком встает с колен, заставляя Чонгука взвизгнуть от ощущений. Плотно обхватывает младшего за талию, нашептывая пересохшими губами:       — Только представь, я сейчас возьму тебя, прямо так, не вынимая пальцев, и буду трахать, пока ты не сорвешь голос, выкрикивая просьбы не останавливаться. И раз за разом, пока мои пальцы будут в тебе, мои бедра будут шлепать тебя по поротой заднице, смешивая боль и наслаждение. А потом я кончу, заполняя тебя до отказа, и дам слизать свою сперму с так нравящейся тебе ладони. Что ты об этом всем думаешь?       — Тэхен-хен, хен, папочка, пожалуйста… — головка чужого члена, влажного, раскаленного, совсем рядом с его дыркой, конвульсивно сжимающейся только от одних мыслей, -…пожалуйста, сделай это, папочка, пожалуйста…       Медленно, осторожно Тэхен берет его, едва стоящего на трясущихся ногах и совершенно потерявшегося от боли и желания. Старший делает несколько мягких толчков, и Чонгук задыхается, просто захлебывается воздухом, от тянущего, подавляющего ощущения заполненности.       Тэхен действительно так и не вынул пальцы, которыми ласкал его.       Смазка хлюпает, стекая по внутренней стороне бедра, и Чонгука трясет, когда он представляет, что так же будет с горячей спермой, которую он все еще хочет ощутить на вкус.       — Папочка, сильнее…       Тэхена ведет. Хочется глубоко и резко, до гортанных криков и шлепков кожи о кожу, до синяков на теле после и наслаждения, от которого уплывает сознание. И его малыш сам просит его об этом. Даже если они завтра пожалеют об этом — сейчас самое время сделать так, чтобы было о чем жалеть.       Резче, глубже, терзая безжалостно нежную кожу поцелуями-укусами — сквозь нарастающее удовольствие Чонгук понимает, что не один тонет в этом безумии, Тэхен с ним в одной лодке.       — Я сейчас…сейчас… — слова не получается выговорить целиком, гласные сглатываются и переходят в стон, но его прекрасно понимают.       — Тоже…кончи…для меня…малыш, — задыхающимся, хрипящим голосом шепчет Тэхен.       За гранью — россыпь северного сияния и сладкая дрожь в глубине тела. Чонгук чувствует сбившиеся, беспорядочные последние толчки Тэхена в себя и встречает их, прогибаясь сильнее. Вязкое, липкое семя течет по ногам на пол, терпкий запах кружит голову, а на губах уже знакомый вкус — Тэхен всегда держит слово.       Прикрыв глаза, Чонгук слизывает все до последней капли. И понимает, как же он любит своего хена, что терпеливо нянчится со всеми его фетишами.