Тех, кого не спасти

Мне нельзя жить, потому что я умираю

      Всю жизнь я будто живу в запретах. Нельзя много есть. Нельзя повышать тон. Нельзя игнорировать, когда с тобой говорят. Нельзя пропускать учёбу. Нельзя злиться. Нельзя плакать. Нельзя лениться. Нельзя отворачиваться от людей. Нельзя закрываться от них. Нельзя поздно гулять. Нельзя спать до обеда. Я не живу, а пытаюсь избегать нравоучений, чтобы люди вокруг меня думали, что я живу нормальной жизнью. Встаю утром, кушаю, иду на работу, веселюсь с друзьями, сплю ночью. Но люди не понимают, что когда ломается это спокойствие и размеренность, ты уже не можешь выбраться из неё. Да, первое время, восстанавливая режим дня, связь с людьми, ты думаешь, что приносишь какую-то пользу, что ты не бесполезен, что ты можешь быть как все и вскоре станешь счастливым. Но уже через несколько ночей ты хочешь вернуться. Тебе жизненно необходима та боль, которую ты испытывал, уничтожая себя и свою жизнь. Она будто часть тебя и ты хочешь, чтобы тебе было плохо, чтобы постоянно был ком в горле, чтобы тебе было трудно дышать, чтобы все снова прекратили обращать на тебя внимание. Ведь ты слаб, определённо слаб, раз не хочешь взять судьбу в свои руки, а предпочитаешь страдать и не впускать никого в свою жизнь, чтобы они не подумали как всё отвратительно. Так они видят в тебе долю загадки, в твоих страданиях, мучениях люди привыкли видеть романтический подтекст, мол, смотрите как он страдает со своими щенячьими глазками, будто пытается вдохнуть воздух, как рыба на берегу, но мы все будем смотреть и ждать, пока она задохнётся, ведь это будет романтично и более трагично, если он умрет, а не продолжит своё никому ненужное существование. — Сяо, ты опять о чём-то задумался? Может пойдёшь собираться, а то твой сюрприз заберёт кто-то другой, — допивая чашечку кофе, отвлёк меня Ибо. — Какой сюрприз? — несмотря на его идеальность, он редко делает подарки. Само его существование уже как запретный плод для меня. — Увидишь, если успеешь собраться за десять минут! — натягивая улыбку, усмехнулся он. Вечно весёлый Ван Ибо. Ничего нового. — Я уже готов, мне просто нужно взять телефон, — никогда не видел смысл переодеваться из домашнего в уличное. Это всё те же треники и толстовка, на тебя даже никто не взглянет, а лишний комплект одежды придётся стирать. Людям в основном плевать в чём ты. Ты можешь надеть свой самый лучший наряд, разработанный дизайнерами-модельерами, и найдётся один выродок, который скажет, что он не подходит твоей фигуре или выглядит слишком вызывающе. Люди склонны искать минусы, а не плюсы, поэтому жизнь должна основываться на твоём комфорте, а не на комфорте других.       Сев в машину, мы почему-то довольно долго ехали. Это даже хорошо. Всю дорогу я рассматривал его лицо. Кажется, за полгода я успел изучить его полностью. Его прямые брови, чёрные блестящие глаза, все изгибы и линии лица, подбородка. Но каждый раз находится что-то новое. Стоит поменять на миллиметр освещение, и он уже кажется прекрасным совсем в ином виде. Да, я снова стал зависим. И не то чтобы я ненавидел это, я просто огорчён собой. Впрочем, уже в который раз.       Каждая наша поездка была одинаковой, но в тоже время не похожей на другую. Он всегда выключал радио, когда садился в машину, будто боялся прослушать хоть одну из моих копошащихся мыслей в голове. Я не был этому против. Сначала я думал, что он притворяется, якобы понимает меня, но теперь мне кажется, он действительно может читать мои мысли. Я всегда наслаждался тишиной. Это было что-то от меня прошлого, который любил одиночество и мёртвую тишину. Но теперь эта тишина казалась не такой уж и мёртвой. Проезжая мимо леса, всегда можно было услышать звуки птиц, которые щебетали, подавая знаки, что природа всё ещё жива. Шум машины и других машин, которые плавно обгоняли тебя, чтобы не нарушать твой медленно идущий, спокойный мир. Ибо никогда не любил водить быстро, он наслаждался вождением и всегда очень осторожно слушал мотор перед движением, словно слушал жалобы своего творения и боялся сломать его. Он ко всему относился бережно, боясь порвать нить хоть в одном из его клубков отношений. Я бы так не смог. Я люблю сжигать мосты. Раз человек послал меня — значит, я ему не нужен. Так почему я должен заботиться о выгодном расставании? Ибо же даже с бывшими общался так, будто это его лучшие друзья, и это не они ему изменили, разбив сердце. Никогда не пойму его.       Спустя долгие два часа езды, мы наконец приехали. И каково было моё удивление, когда это оказался какой-то загородный дом с высоким забором. Может это чей-то из его друзей? — Что мы здесь делаем? — настороженно спросил я. Все эти затеи с знакомствами и расширением круга общения были не для меня. — Сейчас увидишь. Я должен тебя познакомить кое с кем, — беря мою руку и сцепляя её в замок, он потянул меня к воротам. — Ну уж нет, это явно не сюрприз, а наказание. Давай просто уедем, пожалуйста? — настроение резко упало. Я прикладываю неимоверные усилия, чтобы исправить свою жизнь, а он решил одной встречей перечеркнуть все старания. Я же предупреждал его. — Не бойся, тебе понравится, — уже остановившись и смотря в мои глаза, сказал он. — Ты же знаешь, что нет… — Если бы я знал, я бы не привёл тебя сюда, пойдём, не бойся!       Сопротивляться было бесполезно. Раз он хочет всё испортить, то вперёд, флаг ему в руки! Какой он временами упёртый, что хочется кричать, но злости не хватает. Потому что всё, что он делает — это ради меня, и я благодарен за это, у меня даже нет права на негативные эмоции, он сделал так много хорошего для меня. Хотя бы приучил меня к завтракам по утрам…       Зайдя за калитку, я увидел там веранду, на которой сидела женщина, а вокруг неё ютились щенки. Картина была милой, но всю дорогу до неё я пытался понять кем она ему приходится и насколько открытым мне можно быть, чтобы вся его родня меня не проклинала потом. — Здравствуйте! Мы по поводу щенков, я писал вам! — что?! Он приехал за щенком? Конечно, нужно истратить все мои нервы, ничего не говоря мне, а потом удивляться, почему я обижен. — Да-да, вы Ван Ибо? — Да, а это они? Можно их посмотреть? — Конечно, выбирайте любого, можете даже двух, чтоб нескучно было. — Я думаю, нам и с одним будет нескучно, слишком много внимания за ними нужно. Сяо, — уже обращаясь ко мне, увидел, что я стою в каком-то шоке, — всё нормально? — Эм, да. — Давай смелее, выбери щенка, потому что я хочу, чтобы в первую очередь он любил тебя, я потерплю пару месяцев войны с ним. — Если я понравлюсь щенку, не ревнуй, потому что я буду уделять ему всё своё внимание, — ухмыляясь, я взглянул на него и потянулся к этим прелестным созданиям. — Пф, ты же знаешь, я этого не позволю, он будет спать в соседней комнате. — Нет, он будет спать в нашей кровати, и если тебя это не устраивает, то может пойти на диван. — Боже, во что я только ввязался.       Я игрался с ними полчаса, они все были такими прыгучими и нежными, что я не мог и на секунду оторваться, как сразу подбегал другой. Хотелось бы взять их всех, но я уже чувствую насколько мне лень будет убираться даже за одним из них, не то что всеми. Моё внимание привлёк лабрадор, лежавший под лавочкой, явно прятавшийся от жары, с расплывшейся мордой и большими ушами. Одно ухо было чёрным и это как-то выделяло его среди неугомонных братьев. — Я хочу того, с чёрным ухом, — сказал я Ибо, указывая на лавку. И в разговор встряла женщина. — Ты уверен? Просто он не особо чистокровный, словно от какой-то дворняжки. Даже не знаю, как так получилось, остальные все вышли породистыми. — Да, он милый. Меня не волнует его порода, я всё равно в этом не разбираюсь и не собираюсь их разводить. — Ну, как знаешь, пойдёмте, я дам вам документы на него, и мы рассчитаемся. — Хорошо, Чжань, посиди здесь, поиграйся с ним, я скоро вернусь, — сказал он и, оставив легкий поцелуй на моей макушке, ушёл за женщиной.       Всю дорогу наш новый член семьи спал в моих руках. Не помню, как давно я не испытывал такого чувства. Не то, что я плясал от восторга. Но мне было настолько приятно, отчего тепло будто разливалось внутри, и я безостановочно улыбался при каждом взгляде Ибо на нас. Возможно у нас может всё получится или это затишье перед бурей?