inside the walls.

      Было 29 марта, завтра Эрену исполнится 15, но какое это имеет значение, если он никогда не празднует. Просто нет никого, кто может подарить ему праздник. Отец всю свою жизнь предпочитает опыты и эксперименты, а матери давно нет. Это мог бы сделать друг, но единственный его близкий человек это Аккерман, который не знает даты, да и никогда они не затрагивали этой темы. Чаще они говорили о недостяжимом, о том самом, чего им никогда не видать или просто целовались. Вечерами, когда вся команда снова собиралась в комнате, развлекалась, забывая обо всем, они просто запирались в комнате Йегера и наслаждались губами друг друга.       Да, это неправильно. Леви, как старший, понимал это, но Эрен слишком сильно увлекал его, голубоглазый просто не мог остановиться. Его манили это чертовы зелёные глаза, невинное лицо и те гребаные выпирающие ключицы.       Так и сейчас, этим вечером, 29 марта, измотанный Ривай сам завалился в комнату, буквально сразу цепляясь за талию младшего, и запирая дверь.       — Я скучал, — хриплым, севшим от криков голосом произносит старший, увлекая зеленоглазого в такой желанный поцелуй, даже не дав тому ответить.       И они целуются, долго, пока крышу окончательно не сносит, тогда они уже лежат на кровати и тяжело дышат. Эрен прижимается ухом к оголенному торсу Аккермана, чувствуя импульсы бьющегося сердца. Ведет пальцем по шрамам, что остались от тока в тот самый день, когда они выбрались на крышу. Теперь Йегер ненавидит апельсины, всем сердцем. И он постоянно просит прощения, потому что он виноват в этом. И сейчас, он не может видеть эти отметины, он ужасно себя чувствует, будто ощущает все то, что чувствовал черноволосый, когда касается следов.       — Прости меня, — тихим, еле слышным голосом, произносит зеленоглазый, — я никогда не прощу себя за это, Леви…       — Замолчи. — Ривай открывает глаза, сжимая предплечье мальчика своими пальцами, а тот только жмётся сильнее, словно маленький котенок, переплетает их ноги и прикусывает зацелованные губы. — Прошу тебя, Эрен, отпусти это. Это был мой выбор, я не мог поступить иначе.       — Обещай, — Йегер подскакивает, застявляя Аккермана выпустить того из объятий и сесть, поджав колени к груди. — Обещай больше никогда не брать на себя чужую вину. Ни мою, ни чью либо.       Слеза скатывается по щеке младшего, а в горле встает легкий ком. Руки, словно ватные, падают по бокам. Но Леви не может обещать, он знает, что в любом случае, как бы то не сложилось, тот всегда защитит Йегера. Возможно, раньше бы он так не сказал, но сейчас все иначе, зеленоглазый слишком много стал значить.       — Я не стану обещать то, что не исполню, — Ривай раздвигает ноги, притягивая Эрена за руку, прижимая к своей груди.       И Эрен молчит, он все понимает, лишь тихо всхлипывает, обвивая руками шею Аккермана, запуская пальцы в смоляные волосы. А Ривай больше ничего не говорит, он знает, что Йегер понимает его, он не глупый. Лишь сильнее прижимает к себе мальчика, аккуратно перебирая непослушные волосы.       Время будто останавливается, но на самом деле вот-вот, через пару минут стукнет полночь. Ривай мягко отстраняет Эрена и встает с кровати, младший подрывается, хватая Леви за руку.       — Не уходи.       — Я не ухожу, — на лице Леви появляется мягкая улыбка, — закрой глаза, Эрен.       И Эрен послушно закрывает, он доверяет, иначе быть не может, но что задумал старший даже предположить сложно.       Леви тянет руку к карману штанов, доставая оттуда кулон в форме ключа, на котором с обратной стороны, написанные мелкими буквами красовались инициалы Л.А. . Это украшение Ривай носил сколько себя помнит, оно многое значило для него, так же, как и Эрен сейчас. Парень аккуратно застегивает кулон на шее Йегера, мягко целует в припухшие губы и отстраняется, когда зеленоглазый распахивает глаза, начиная рассматривать.       — С днем рождения, Эрен. — Осознание услышанного происходит не сразу, а Леви и не это нужно. Ему нравится смотреть, как мальчик по-детски рассматривает подарок, как улыбка появляется на губах, как слезинки скапливаются в уголках глаз.       И Леви не надо куча благодарностей, только мягкие, теплые объятия и мокрый, словно щенячий поцелуй в щеку. Этой ночью Леви впервые спал не в своей комнате, потому что знал, что этот день последний, когда он касается и помнит Эрена Йегера.       С утра обе жизни обрываются, для каждого из них ставится точка.       Леви просыпается намного раньше, чувствуя теплое дыхание на своей шее, аккуратно отодвигается, убирая от Йегера руки и какое-то время смотрит на зеленоглазого. Эрен не знал, что все кончится сегодня, а Ривай не стал говорить, потому что понимал, что Йегер попытается остановить это. Может, даже предложил бы сбежать, что в этом месте сделать невозможно. Был однажды такой смельчак, кажется его звали Марко, больше его никто не видел.       Аккерман мягко прислоняется носом к чужой макушке, вдыхает запах эреновского шампуня и прикрывает глаза. Он не хочет уходить. Ему хочется забыть обо всем, что есть за пределами комнаты, запереться здесь с Эреном и никогда не выходить. Обнимать его, целовать и быть рядом, лишь бы ничто не тревожило. Но реальность жестока.       Парень оставляет последний поцелуй на лбу младшего и вытаскивает подготовленную записку из кармана, оставляя на прикроватной тумбочке.       «Прощай, Эрен.» — Аккерман проводит помутненным взглядом по лицу Йегера, будто пытаясь навсегда отпечатать его в своей памяти.       Просыпается Эрен поздно, на электронных часах уже одиннадцать, медленно потягиваясь и счастливо улыбаясь, потому что в его планах это утро должно было быть самым прекрасным. Младший тянет руку на вторую половину кровати, но она пустая и холодная. Что-то бьет Эрену в висок, и он резко поднимается, вызывая неприятное головокружение, из-за чего ему приходится прикрыть глаза, чтобы вернуть четкую картинку. Зеленоглазый трясет головой и осматривается, замечая аккуратно сложенный листок.       «Дорогой Эрен, я сразу прошу прощения за то, что ты прочитаешь. Во-первых, я не умею писать письма. Во-вторых, я хорошо умею лгать. Не относи это ко всему, что было между нами. Я действительно любил тебя. И сейчас, пока я пишу это, и даже потом, когда проведу с тобой ночь перед уходом, буду любить. И я хотел бы любить тебя, когда мне сотрут память утром 30 марта. Да, я все знал. И я не сказал тебе по простой причине: я не хотел видеть, как сделаю тебе больно, так же сильно не хотел, чтобы ты это остановил. Это ведь невозможно. Единственное, о чем я хочу попросить: попытайся отпустить меня. Я не уверен, что вернусь. Я только искренне хочу, чтобы ты спасся из этого кошмара и забыл обо всем. Просто жил, как нормальные люди, вдалеке от этих сумасшедших. Сейчас я уже жалею об этом письме, но если начало положено, то придется закончить. Я очень рад, что узнал тебя. Ты первый человек, которому я открылся, хоть у нас было не так много времени. Я чувствовал, что могу тебе доверять. И я так влюбился, как мальчишка, правда. Я не умею говорить красиво, но я хотел бы, чтобы ты понял, как ты был важен мне все это время. И я бы хотел сохранить воспоминания о тебе, но это не возможно, потому что мое желание не играет роли. Постарайся не влезать в неприятности, ведь я больше не смогу защитить тебя.»       Осознание происходит не сразу. Эрен еще несколько раз пробегается взглядом по строчкам, и кажется, что сейчас он должен разрыдаться, разрушить все. Или же вообще сорваться с места и уничтожить всех этих лабораторных крыс. Но внутри пусто, будто все чувства, все, что могло с ним быть, Леви забрал с собой. Йегер только жмет колени к груди, обнимая их руками и закрывает глаза. Слышно, как колотится сердце, но внутри пустота, а теперь ее некому заполнить. Эрен Йегер превратился в пустышку.