Fade into you

Я пропустил первый тревожный звоночек. Вернувшись домой, мы обнаружили на входной двери бумажный стикер с начертанной крупными буквами надписью MISTBEET. Кто-то иглой пришпилил немецкое ругательство «ГРЯЗНЫЙ БОРДЕЛЬ». Мирон, приподняв левую бровь, взглянул на оскорбление, снял стикер и вместе с иглой сунул в карман. Я не спросил, кто мог такое написать, а Мирон не прокомментировал странную находку. Когда он открыл дверь, улыбнулся и игриво, с придыханием произнес: Welcome home, darling, я напрочь забыл об этой идиотской бумажке. Его солнечная улыбка и радостная чертовщинка в глазах заставляли моё сердце биться чаще. В ту минуту я бы спустился за моим утонченным мальчиком к самому дьяволу в адское пекло, как Орфей за своей Эвридикой сошел в Аид. Мне хотелось бесконечно наслаждаться им в этом блядском mistbeet. — Помнишь, я обещал загладить вину? — прошептал Мирон, приникнув ко мне, едва мы вошли. — Ещё как, — подтвердил я и подхватил его на руки, с силой прижав к стене. Он был не тяжелее девушки. Как же сильно я его хотел! Мирон обнял меня ногами, я до дрожи прочувствовал взаимность наших чувств. Пару минут мы ласкали друг друга и целовались как обезумевшие. — Мирончик, Мирошенька, Миро, — исступлённо повторял я, запуская руку в его мягкие кудри. — Ммм, — простонал Мирон, неожиданно отпустил мою шею и медленно съехал на пол. — Куда бежишь, ангел мой? — иронично спросил я, когда он сел и уткнулся лицом в ладони. — Мм, — промычал Мирон, будто утратил разом все слова и не мог иначе выразить чувства. — Ты меня убиваешь, ляля. Что случилось? — я сел рядом и потянул его за руку, закрывавшую лицо. — Прости, я опять всё испортил. Наверное, от перевозбуждения у меня поднялось давление, — Мирон виновато смотрел на меня. Из носа у него шла кровь как от удара. — Блять, у тебя есть лёд?! — я подскочил и побежал на кухню к холодильнику. Слава богу, лёд нашелся. Обернув холодные кубики полотенцем, я вернулся к Мирону, сидевшему у стены с задранной головой и закрытыми глазами. Он поблагодарил и взял импровизированный компресс. — Я слишком увлекся тобой, — задумчиво отозвался я, всматриваясь в его анемичное лицо с кровавыми разводами возле носа и рта. Каким Мирон казался беззащитным! Его вдруг ставшие больными глаза потемнели, нос и скулы заострились, а припухшие от поцелуев губы заалели, словно из них вот-вот могла хлынуть кровь. — Может, ещё не поздно всё отменить? Я могу вернуть деньги, и мы просто разойдёмся, — предложил Мирон. — Если ты хочешь, Мирон. Я… не хочу принуждать тебя, но и отказываться так рано — тоже. Последний день был счастливейшим за долгое время. Решай сам, — сказал я и бережно сжал его тонкую руку. — Дима… — покачал головой Мирон. — Я не знаю. Я сейчас чувствую больше, чем должен. Это, блять, ссыкотно. Вдруг я тоже голову потеряю, и нам обоим будет хуево в итоге? Не забывай, что я — проститут, а не твой любовник. — Я готов рискнуть, нам хорошо вместе. Я же вижу, — нервничая, я неосознанно всё сильнее сжимал руку Мирона, перебирая его прохладные пальцы и массируя их острые костяшки. Когда кровь остановилась, пацан осторожно опустил голову. — Даже слишком хорошо, — рассмеялся он. — Ладно, я не хочу тебя обламывать. Давай продолжим, — Мирон встал и, взяв меня за руку, повёл к дивану. — Ты собрался ебаться, что ли? — остановился я и посмотрел на него в упор. — Ну да, мы же не закончили, — пожал плечами Мирон. –Ты только что истекал кровью! — возмутился я. — Разве это кого-нибудь останавливало? Я привык, — равнодушно ответил он. — К чему, блять, привык, что тебя ебут в предобморочном состоянии? — разозлился я. — В том числе. В нашу последнюю встречу клиент-толстосум подвесил меня вниз головой и избивал полчаса. У меня всё лицо было в этой ебаной крови из носа. Он тогда лишил меня пары тысяч евро, оштрафовал, сука. Так что да, я привык жить и работать хардкорно, — слабо улыбнулся Мирон. — Пиздец, Миро! Неужели ты так любишь деньги? — тяжело спросил я. — Нет, но… Сложно объяснить, почему, и я не готов сейчас. Просто поверь, у меня есть веские причины, чтобы терпеть. — Окей, но это, блять, ненормально! — кипел я. — Моя жизнь вообще сумасшедшая, Дима. Разве нормальные парни становятся пассивными шлюхами, едва достигнув совершеннолетия? Но как есть, блять, — едко ответил Мирон, вызывающе взглянув, словно говорил: «хуй ты поймёшь, почему я такой». — Я не знаю, почему ты выбрал этот херовый путь, но похуй, я же вижу, что ты — не просто блядь, а реально необычный человек, Миро! — я схватил Мирона за плечи и слегка сжал, пристально посмотрев в его страдающие глаза. Он отвёл взгляд. — Ты просто запал на меня и накручиваешь, — устало выдохнул Мирон и опустился на диван. — В общем, я готов, делай, что пожелаешь. — А если я тоже захочу отпиздить тебя ремнем, сколько мне придется доплатить? — зло процедил я. Мирон вздрогнул. — Дима, если ты реально хочешь, попробуй бесплатно, — спокойно ответил пацан. Я вновь заглянул в его печальные серые глаза. — Бля, как же ты привык к унижениям и избиениям! И ты как будто даже не понимаешь, насколько чудовищно всё, что ты позволяешь делать этим уродам! — я почти перешёл на крик от отчаяния. — Если ты собрался читать мне нотации, то иди на хуй, — отрезал Мирон. — Покажи, как заживают твои побои, — попросил я, садясь рядом с ним. — Зачем? — хмуро спросил Мирон. — Я хочу видеть, — настаивал я. — Если ты ещё хоть раз посмеешь осуждать меня за это, я всё отменю, и мы расстанемся навсегда, — строго предупредил Мирон. — Хорошо, не буду, просто разденься, пожалуйста, — примирительно ответил я. Он быстро снял одежду и взглянул вопросительно. — Встань близко ко мне, — мягко попросил я. Мирон поднялся. Я напрягся, рассматривая его обнаженное тело при свете солнца. На белоснежной коже сине-желто-чёрные синяки выглядели особенно страшными. Я протянул руку и осторожно коснулся кончиками пальцев тёмного пятна у самого паха. — Тебе больно, когда я трогаю? — Нет, — покачал головой он. — Он бил тебя… там? — я переместил руку на густо заросший пах. — Заехал пару раз, но не так сильно, — хрипло откликнулся Мирон. — Боже, — прошептал я, гладя его по животу. Я не сдержался и встал на колени. В следующее мгновение я уже целовал синяки, обеими руками обняв Мирона. Когда я зарылся носом в его паховые волосы, меня затрясло, а, почувствовав, как Мирон в ответ нежно погладил меня по голове, я заплакал. Мирон ласкал меня, пока слёзы лились из моих глаз на его пахнущие мускусом интимные волосы. В прикосновениях Мирона ощущались спокойствие и сила, словно это я был потерянным мальчиком, а он мог вытащить меня из чёртового омута. — Всё хорошо, Дима, — тепло сказал Мирон, когда я поднял заплаканный взгляд. Вместо ответа я встал и поцеловал его в губы. — Нам надо выпить, я взял бухло, — нетвердым голосом предложил я. — Если я начну пить, могу зайти очень далеко, — предупредил Мирон. — Я не стану осуждать — сам такой же. С чего начнем, с пива, ликера, шампанского или сразу с водки? — ухмыльнулся я. — Я предпочту пиво, — улыбнулся он в ответ, ловко поймав меня за руку, которой я беззастенчиво надрачивал его член. — О, мой пацан. Я тоже всегда начинаю с пива, замётано. И надо заказать жратвы, что-нибудь из мясного, хищник во мне жаждет нормальной еды, — сказал я и потянулся за телефоном. — Я могу одеться, или мне пить нагишом? — спросил Мирон. — Бля, Миро. Ты прикалываешься? Ещё, блять, господином меня назови. Ты можешь делать, что хочешь и когда хочешь, не спрашивая у меня разрешения, — нахмурившись, ответил я. — Ты напрасно иронизируешь. Многие мои клиенты просят обращаться к ним не иначе как «господин», — рассмеялся Мирон. Он подошёл к стоявшему на полу рюкзаку, выудил зелёные шорты и надел их на голое тело. Я с сожалением отметил, что так и не успел рассмотреть кровоподтёки сзади. Его побои ужасали меня, но самое страшное — они меня заводили и возбуждали. — Вот они ебанаты! — громко ответил я. И тут же услышал вежливый женский голос в мобиле: менеджер хотела мне помочь. — Простите, девушка, это я не вам. Да, я хотел бы заказать еду на дом… — Так значит, наши планы на вечер — нажраться в хлам? — иронично спросил Мирон, заходя на кухню и рассматривая батарею бутылок на столе. — Ну, чтобы вдвоем нажраться в хлам, бутылки водки и ликера с закуской маловато, разве нет? А шампанское и пиво — хуйня. — Может, ты и прав, но если курить, а без сигарет я не живу, алкоголь бьет в голову сильнее, — заметил Мирон. — Мы будем пить и курить, сколько влезет, — улыбнулся я и обнял Мирона. — Уже стемнело, мы можем зажечь свечи, электрический свет, по-моему, недостаточно атмосферный, — предложил Мирон и полез в кухонный шкафчик. Он достал шесть толстых свечей — четыре чёрные и две красные. — Нихуя они брутальные, — оценил я идею Мирона. — Да, я ещё недавно увлекался всякими оккультными штуками. Мы с приятелем, который называл себя чёрным магом, даже пытались вызвать демона. Прикинь, рисовали в комнате мелом пентаграмму на полу, ставили по её углам чёрные свечи, а в центр — алую, и сами, обдолбанные по самые брови, чем только можно, проводили ритуал по методу Кроули. — А ты опасный чел. И что демон, явился? — ухмыльнулся я. –Я полагаю, нет, но галлюцинации были. Я тогда немного разочаровался в сексуальной магии и понял многое о Кроули. Хоть он и был крутым поэтом и писателем и трахал всё, что движется, вряд ли на самом деле он владел мистическими тайнами. Но мой приятель, с которым мы тогда занимались ритуальным сексом, клялся, что видел демонические рога в свете пламени и слышал потусторонний голос. Думаю, он либо словил жесткие глюки, либо просто гнал, — улыбнулся Мирон и вернулся в комнату. Когда я пошёл следом, он уже расставлял по углам и зажигал свечи на полу. — Мы устроим ужин прямо так или всё-таки перетащим стол из кухни? — уточнил я, наблюдая за его действиями. — На полу, можно поесть и потом заняться чем-то наподобие ритуального секса, но без дурацкого вызова демонов и духов. Просто поебаться ярко и атмосферно, — Мирон хитро взглянул на меня, его глаза смеялись. — Так значит сексуальная магия? Любопытно, — прошептал я Мирону на ухо и нежно погладил его по голым ягодицам, без спроса сунув руки ему в шорты. — Да, по Кроули у мага в момент оргазма происходит всплеск силы, и он может призвать, кого ему нужно, — выдохнул Мирон и сильнее прижался к моим рукам. Мы стояли в полутьме, при свете свечей наше притяжение стало покалывающим, электрическим. Мы были близки к тому, чтобы перейти последнюю черту, но раздался звонок в дверь. — Это, наверное, курьер, я открою, — сказал я, пристально глядя в его влажно мерцающие глаза, и с сожалением вытащил руки. Когда я вернулся с пакетом еды, Мирон уже принес бутылки, тарелки и бокалы и аккуратно расставил их по полу. — Ты как эталонный хищник заказал кучу мяса? — рассмеялся он, когда я начал раскладывать на тарелки ещё горячие стейки, бургеры и курицу-гриль. — Да, надеюсь, ты такое ешь. А на гарнир — вот, китайская лапша, — я извлёк из пакета четыре коробки с WOK. — Бля, разумеется, я ем всякий джанк-фуд. Вроде мы готовы? Не хватает только какого-нибудь бодрящего музла. Мрачняк подойдёт? У меня где-то тут завалялся диск с последним альбомом Rammstein — Mutter. — Ты занимался ритуальным сексом под Rammstein? — подколол его я. — Неа, но я не против разнообразить сексуальную жизнь, — засмеялся Мирон, роясь в шкафу. Через пару минут он вытащил CD-магнитофон и вставил в него диск. Мы вальяжно расселись на полу среди тарелок с едой, а фоном к нашей трапезе стала темная индастриал-музыка. Я открыл светлое пиво и протянул его Мирону. Тот, уже успев заляпать пальцы кетчупом и майонезом от бургера, с удовольствием присосался к бутылке. — Когда ты в последний раз напивался? — поинтересовался я, потягивая пиво и ножом с вилкой расправляясь со стейком. — Дай вспомню, я напивался до потери сознания больше полугода назад, ещё до совершеннолетия, а выпивал с приятелями пару недель назад, — ответил Мирон. — Я пил вчера, и мы оба знаем, к чему это привело, — подмигнул я. — Не жалеешь? — Никогда, мы охуительно проводим время. –Моя очередь задавать откровенные вопросы. Что тебя возбуждает? — полушутя спросил Мирон. Он отставил пустую тарелку, предложил мне сигарету и сам затянулся. Я смотрел на яркий сигаретный кончик и его полуголое тело в свете живых огней. Я заметил остатки соуса у левого уголка его губ, и мне захотелось самому стереть пятно. — Ты, — улыбнулся я, безотрывно рассматривая курящего Мирона. Сука, какой он был притягательный. Его вальяжный, чуть слезящийся от дыма, но внимательный взгляд смотрел в душу и видел все её тёмные углы. — Почему? — Блять, я не знаю, я буду звучать, как маньяк. — Похуй, мне, правда, интересно, говори, — велел Мирон и пересел поближе ко мне. — Когда ты пристально смотришь, мне хочется одновременно умереть и жить вечно. Ты как лед и пламя, обжигаешь сразу жаром и холодом. И тобой хочется повелевать, но и подчиняться твоей воле — тоже, — я не мог отвести от него глаз и боялся коснуться и разрушить нашу легчайшую связь. — А ты талантливый, Дима. Меня ещё никто так поэтично не соблазнял, — тихо сказал Мирон и придвинулся ко мне совсем близко. Я почувствовал его табачное дыхание с ноткой спирта, осмелел и кончиком пальца стер остатки соуса у его губ. Мирон поцеловал меня первым. Глубоко и уверенно. Привкус алкоголя и сигарет во рту только сильнее распалял моё желание. Мирон оторвался от моих губ, потянулся к магнитофону и громко врубил Rammstein. Ебаные соседи наверняка вызовут полицию, но мне было похуй, потому что проворный пацан уже стащил с меня футболку и расстегнул ширинку моих джинсов. Мрачные басы, хриплый голос солиста и крышесносные гитары с барабанами зазвучали в полную силу. Их мощные звуки слились с охуительнейшими ощущениями. Мирон был явно музыкально одарённым и умудрялся попадать в ритм дьявольской мелодии, когда глубоко мне отсасывал. В порыве чувств я грубо схватил его за волосы, заставив выпустить мой орган, стащил ебучие шорты и силой поставил обнаженного Мирона на четвереньки. Я увидел все его побои в их ужасающей красоте. Признаюсь, меня дико возбудили страшные следы от ремня и почерневшие синяки на нежной коже. Я резко вошел в него, услышав громкий, словно птичий вскрик, но и не думал останавливаться. Пришло время освободить зверя. От животной страсти перед глазами встала розоватая пелена, исчезли время, маленькая комната и твердый пол. Они бесследно растворились в тяжелой музыке и жаре наших тел. Я долго вбивался в его тесное нутро и, почти потеряв человеческий облик, рычал от похоти. Моя левая рука властно сжимала его хрупкие позвонки. Бедный мой Миро, ему было больно, но я так хотел. Ein heller Schein am Firmament/Mein Herz brennt.