Fade into you

Он подошёл ко мне в дешёвом берлинском баре. Было около полуночи, я вяло пил четвёртый за вечер бокал пива и нехуево опьянел. Мои кореша склеили девушек и повезли их ебаться. Я же остался в гордом одиночестве за просторным столиком на шестерых. Те молодые немки были страшны, как моя жизнь. Прилизанные волосы, рыбьи глаза на круглых лицах, невыразительные черты. Вульгарно размалеванные рты с жёлтыми, прокуренными зубами. Тела крепкие с вислыми сиськами в декольте. Мои немецкие пацаны привыкли к подобным экземплярам, а меня от них с души воротило, я бы предпочел проблеваться от изрядно выпитого бухла, чем от вида обнаженных телес местных девок. Я сидел и тупо смотрел на темно-жёлтую жидкость, не заметив, как он приблизился. — Угостишь сигаретой, мужик? — тонкий голос вывел меня из оцепенения. Напротив стоял худощавый пацан лет шестнадцати — с длинными тонкими, как ветки, руками, в простой белой футболке, с черным рюкзаком за спиной и в сползающих с бедер голубых джинсах. Смотрел вызывающе, кудрявый, носатый. — Русский, что ли? А если скажу, что не курю, не поверишь же? — усмехнулся я, нашаривая в кармане пачку сигарет и протягивая ему. — Еврей, родом из России, да. Данке. Неа, у тебя видок прокуренный и вообще прожженный, у такого и понюшку порошка спросить можно, — беззастенчиво оценил меня парень, без спроса усаживаясь напротив. — А прикурить не найдется? Проебал зажигалку где-то. — Пацан, как тебя, в принципе, впустили в бар, где взрослые дяди и тети сидят? Родители, наверное, дома волнуются, куда их сынуля запропастился, — не удержался я, наблюдая, как он затягивается сигаретой. Юный совсем, лицо чистое, кожа бледная. — Я близко знаком с местной охраной, — он хитро улыбнулся, выпустив дым в мою сторону. — И вообще, мне в январе исполнилось восемнадцать. — Оказываешь охране какие-нибудь грязные услуги? — я пристально посмотрел на него. Наглый тинейджер, видимо, пронырливый, чем сразу мне понравился. Люблю бесшабашных. — А ты, я смотрю, ещё не пропил последние мозги, как прочая здешняя публика, — отвесил мне сомнительный комплимент нахальный парнишка. — Ну да, периодически отсасываю секьюрити в туалете, — бросил он, с вызовом поглядывая на меня из-под хаотичных кудрей. — И что же ты делаешь здесь один так поздно? — в лоб спросил я, хотя и сам уже всё понял. За время нашей краткой беседы успел немного протрезветь. — Исполняю желания всяких пидарасов, — дразняще ухмыльнулся пацан. Мне стало неловко. — И сколько? — спросил я из любопытства. — Смотря что: обычный отсос  — десятка, горловой — пятнадцать, секс без извращений — полтинник, — сухо сказал он, встретившись со мной взглядом. У него были серо-голубые, пасмурные глаза. Видимо, сука-жизнь жестоко ебала этого наглого мальчика. — А с извращениями? — мне хотелось смутить его, но, похоже, парень позабыл, что такое смущение. — С извращениями дорого и только для проверенных клиентов. — Пиздец, такой юный, а уже даёшь с извращениями. Как тебя зовут хоть? — меня, признаться, поразил спокойный тон. Пацан рассказывал о продаже своего тела просто, словно собирался пойти поработать в офис по договору. Ничего особенного, деловая рутина. — Мирон, а тебя? — на этот раз ответил без вызова, но мне стало жаль парнишку. Как он в восемнадцать дошел до проституции? Мирон не выглядел шлюхой, никогда бы не подумал, что он сосёт мужикам в туалетах. В нём отсутствовал налет блядства. Если, конечно, не считать прущую из него наглость. Нормальный тинейджер, больно тощий только. — Дима. Мне, кстати, никогда не делали минет парни, — я с сомнением посмотрел на него. — Всё бывает в первый раз. Заметил, тебе не понравились девушки, которые ушли с твоими приятелями. А, между прочим, они интересовались тобой больше. — И ты решил, что я предпочитаю парней? Увы, просто тёлки попались страшные, — вздохнул я, глядя на него. В Мироне было мало мужских черт. Слишком худощавый, бледный, а вот губы — чувственные. Наверное, приятно ощущать их на члене. И глаза выразительные. Они влажно блестели в приглушённом свете, словно гипнотизируя: «идём со мной, я всё знаю о тебе». Может, я реально перепил и подался магнетической силе, но парень вдруг показался мне интересным в сексуальном плане. Я захотел попробовать. — Значит, ошибся. Не буду мешать, хорошего вечера, Дима. — Мирон поднялся и собрался уходить, но я схватил его за руку. Прикосновение к тёплой коже придало решимости. — Стой, — я залез в карман, нашел смятую десятку и протянул ему. Слова застряли в горле. Я взглянул во всепонимающие глаза, и в груди что-то кольнуло. — Идём со мной, — сухо кивнул он, забирая деньги. Мы прошли в туалет. Там было хуёво. От резкого флуоресцентного света у меня тут же заслезились глаза. Обстановка та ещё — замызганное зеркало с длинной трещиной повисло над изношенными, пожелтевшими раковинами, блевотно-зелёные стены выцвели, а из приоткрытых кабинок в нос била въедливая вонь экскрементов. Мирон остановился возле дальней кабинки и приглашающе посмотрел на меня. — Дай мне пару минут подготовиться, окей? — я нырнул в ближайшую дверцу и быстро справил нужду. Потом, не обращая на него внимания, подошёл к раковине, вытащил и тщательно, с мылом вымыл член. Я не мог допустить, чтобы кто-то брал в рот мой вонючий орган. Мирон с удивлением наблюдал за мной, приподняв густую бровь. — Обычные правила вежливости, не совать никому в рот грязный член, — улыбнулся я, проходя в крайнюю кабинку. — Ты прям джентльмен, — съязвил Мирон, закрываясь на щеколду. — Я не сделал ничего необычного, — спокойно возразил я. — Вообще-то сделал, впервые вижу, чтоб мужик мыл хер перед отсосом. — Сочувствую, неприятно, наверное, заглатывать чужие вонючие хуи, — я сел на бачок унитаза лицом к нему и улыбнулся. Ширинка у меня по-прежнему была расстёгнута, из неё торчал вялый член. Запущенный туалет явно не располагал к сексуальному возбуждению. Мирон замолчал и подошёл вплотную. Приспустил мои джинсы с трусами, взял в руку хуй и уверенно начал мне дрочить. Я подумал, что хочу сразу в рот, но пацан был деловитым и сухим, и я не посмел перечить. Он явно знал, что делает. Кровь прилила к паху, мой огран затвердел за полминуты. Голова закружилась, я не знал, как сдержать растущий жар. Тонкие пальцы сладко, почти мучительно теребили головку, прохладная хватка у основания и безжалостный ритм выбили почву из-под ног. Я прислонился к холодной стене, чтобы не упасть. Когда не сдержался и глухо застонал, Мирон, наконец, опустился на колени и, тепло поцеловав мой член, взял его в рот. Блять, это было новое ощущение, мне будто никогда раньше не делали минет, настолько он был хорош. Мягкий рот то обсасывал головку и дразнил, обводя набухшие вены языком, то впускал член глубже — меня словно засасывал горячий, ритмично движущийся вакуум. Я закрыл глаза, мечтая, чтобы эти волнующие мгновения длились вечно, но через несколько минут почувствовал поднимающуюся волну оргазма. — Я сейчас… — хрипло простонал я, силой отстранив пацана. Сперма тут же потекла мне на ляжки и на холодный бачок унитаза. Когда открыл глаза, Мирон невозмутимо протянул мне салфетки. Так спокойно, будто это не он минуту назад стоял передо мной на коленях, лаская ртом мой возбуждённый хер. — Это пиздец, Мирон. Я ж не мальчишка, чтоб за три минуты кончать, — я с восхищением посмотрел на пацана. — Да, ты моментально улетел, — почти радостно улыбнулся Мирон. Он вышел и включил кран. Я смотрел, как Мирон быстро умывается и трясет лезущими в глаза вихрами. Каким он был естественным и притягательным! Я не смог устоять. — Хочу продолжить в другом месте. Сколько возьмёшь за ночь? — я подошёл сзади и мягко приобнял пацана за тонкую талию. — Ночь — триста евро, и это без извращений, обычный анальный и оральный секс. — Мирон покосился на мою руку, лежащую на его талии, но не стал сбрасывать. — Ты мне понравился, согласен. Поедешь ко мне? — тихо спросил я, доставая из бумажника деньги. Оральные ласки лишь раздразнили мой аппетит. Едва пацан спрятал купюры в карман, я с силой прижал его к раковине, прямо сквозь джинсы потеревшись стояком о зад. Он расслабился, позволив себя обнять. Я не мог оторваться от его отражения в зеркале. В нём ясно читалось желание. Черты лица Мирона будто истончились, стали беззащитнее, кожа порозовела, глаза с длинными, подрагивающими ресницами были закрыты, а чувственный, словно зацелованный рот — призывно приоткрыт. Кудри вздыбились, придавая ему одновременно женственности и непокорности. Я не мог и не хотел сдерживаться — погладил Мирона по голове, обвел пальцем мягкие губы, просунув его в податливый рот. Снова пацан не отстранился, позволив мне изнутри провести по зубам, кончиком пальца приласкать шероховатый язык, а потом сомкнул губы и принялся медленно посасывать мой палец. Это было невыносимо. — Сука, что ж ты со мной делаешь, — простонал я ему на ухо, продолжая тереться членом об одетую задницу, а носом приникнув к длинной шее. Его шея была прекрасна — гибкая и белая, она отзывалась на каждое прикосновение. Казалось, только сильнее льнула к ласкающим губам, подставляясь под страстные поцелуи. Я скользнул рукой ему в джинсы, поддевая ткань трусов и чувствуя нежность лобковых волос под пальцами. Следуя за массирующими движениями моей руки в трусах, он сильнее поддался пахом вперёд и вдруг глубоко и громко застонал. Я трогал пальцами его стояк и охуевал, чувствуя безоглядное желание пацана. — Пожалуйста, Дима, остановись, а то я вот-вот кончу в штаны, — простонал Мирон, пытаясь отстраниться. Ему было некуда ускользнуть, я крепко прижал его к раковине. Я нехотя вытащил руку из его джинсов и отстранился. Глядя в его раскрасневшееся лицо, я сам едва не кончил. — Пойдем куда-нибудь скорее, иначе я не сдержусь, — хрипло попросил я Мирона. — К тебе поехать не могу, извини, безопасность, сам понимаешь, профессия обязывает, — по-деловому ответил Мирон, будто это и не он несколько мгновений назад срывающимся от страсти голосом просил меня остановиться. — Тогда веди меня, — в тот момент я решил полностью довериться судьбе.