Желание быть безумным

Днём самолёт уже был в Нальчике. Рустам слегка перебрал ночью и теперь сладко спал на плече Тамби, который не мог оторваться от созерцания пушистых тёмных ресниц и полупьяной улыбки. Парень даже во сне крепко прижимал к себе подаренную ему книгу. Будить его было жалко, но все уже вышли из самолёта, и ждать дольше было нельзя. Тамби погладил руку друга и слегка потряс его за плечо. Рус открыл глаза и сонно осмотрелся. — Прилетели уже, — улыбнулся Масаев, — пошли на выход. Скоро они заходили домой к Русу. Он позвонил в домофон и им тут же открыли. Оказалось, что у матери Саидахмедова даже не возникло вопросов, с чего вдруг они вдвоём решили приехать к ней. Она, судя по всему, была рада приезду сына и его друга, однако радость продлилась не долго. Вечером Рустам остановился перед входом в её комнату и озадачено усмехнулся. — Рус, — тихо позвал Тамби, вдруг появившийся у него за спиной откуда-то из темноты, — Я знаю, как ты к маме относишься, и что для тебя важно, чтобы она знала, но… Ты уверен, что стоит? — Рептилоид повернулся и подошёл к Тамби, положил ему руки на плечи и посмотрел в глаза. — Я бы очень хотел с ней поговог’ить. Не буду утвег’ждать, что осознаю возможные последствия и готов к ним, но я хочу… Понимаешь? — Да. Да, понимаю. Конечно, иди. Удачи, — в словах парня зазвучало одновременно и глубокое понимание и готовность помочь, если всё пройдёт не так, как хотелось бы. Рус снова повернулся к двери, сжал руки в кулаки, напряжённо выдохнул и наконец вошёл. Язычок замка звякнул, прижавшись к дверному косяку. К нему же, сложив руки на груди, встал Тамби. Было всё. И крик, и слёзы, и маты, и уговоры. Даже какой-то глухой удар, после которого почти белый Рептилоид растеряно вышел из комнаты и, чуть покачнувшись, сразу же упал в объятия Тамби. *** Чемоданы, к счастью, разобрать не успели, и в десятом часу вечера Масаев тащил к дверям небольшого и довольно потёртого отеля ничего не соображавшего от шока Рустама. Вообще-то, выгонять их обоих было слишком, но чего не сделаешь на эмоциях? Вероятно, в глубине души оба понимали, что их не благословлять будут, но вот такой реакции Саидахмедов не ожидал. Поэтому, когда они снимали номер, когда поднимались наверх, когда Тамби укрывал его и сочувственно гладил по плечу, многозначительно молча и пытаясь успокоить поцелуями, — всё это время Рус только смотрел перед собой пустыми, широко открытыми глазами. Была уже глубокая ночь, когда Тамби понял, что сделать для него ничего не может, и лёг рядом, прижав парня к себе. Тот вдруг повернулся к другу, и в нём, шевельнувшись, что-то с грохотом треснуло. Он стремительно уткнулся лбом в грудь друга и беззвучно зарыдал. Масаев прижимал его к себе, гладил по спине, успокаивал, как мог. — Рус, тише, тише… Давай, вдох-выдох… Это просто шок, скоро всё кончиться, я обещаю! Ну как я могу помочь, ящерка? — уже почти шепчет он, готовый всё отдать, только бы успокоить парня. — Н…н-не уходи… Т-только будь здесь, п-п-пожалуйста… — выламывающимся дёрганным дыханием выдавливает Рустам, и хотя он понимает, что Тамби и идти-то некуда, истерика заставляет его чувствовать себя беззащитным ребёнком. Всё горло противно надсаживает и челюсть почти сводит от немых неистовых слёз, и единственное, что удерживает от намерения с разбегу выпрыгнуть в окно — сильные руки, настойчиво вцепившиеся в плечи так, будто им больше и держаться не за что, будто кроме этих плечей у рук ничего и нет, и мягкая тёплая грудь в которую Рептилоид вжимается головой со всей силы, ощущая собственную хрупкость и детскую наивность рядом с таким мудрым и сильным Тамби, который сам уже чёрт знает сколько выстрадал. Он засыпает только под утро, весь истерзанный болью и слезами, на мокрой из-за него же футболке. *** Утром Тамби проснулся рано и теперь сидел на краю кровати, обдумывая, как бы помочь своему парню. Он был готов абсолютно на всё ещё в тот момент, когда позволил Русу зайти в ту самую долбанную комнату, и прекрасно понимал, как он себя чувствует. Его мысли прервали, опустившись на край кровати рядом с ним. — О, Рус, ты проснулся… — заволновался Тамби, — Ну как ты? Тебе лучше? — к огромному удивлению Масаева, в ответ последовала улыбка. — Ну, точно лучше, чем вчег’а. Хотя, если бы не ты, я бы не спг’авился… — он наклонился и сладко поцеловал парня в щёку, — Я тут подумал… Меня же так вынесло не из-за мамы, я, если честно, на дг’угое почти не г’ассчитывал. Дело в том, что я сам засомневался, все ли пг’авильно делаю. А сейчас понял, какое же я говно после таких мыслей! Мы же и так уже натег’пелись за столько лет, а сейчас надо научиться быть вместе и быть счастливыми… — Рус положил руку на ногу Тамби и стал гладить, настойчиво и нежно водя ладонью по кругу. Затем пальцы скользнули к ширинке и надавили между ног, начиная слегка потирать. Не то чтобы Тамби был в абсолютном шоке, но руку тут же приподняли вверх за запястье. — Подожди. Ты уверен, что именно сейчас хочешь?.. — Абсолютно, — улыбнулся Саидахмедов, — Нам обоим надо уже пег’ешагнуть наконец. Тебе чег’ез свои загоны, а мне — чег’ез это глупое сомнение. Тамби. Я тебя хочу. Очень сильно. Лет десять как. Поэтому тг’ахни меня уже, по-бг’атски! — разряжая обстановку, улыбнулся Рустам. — Ну, только если по-братски, — руку вернули на место, и она снова начала с упоением гладить. Скоро движения стали настойчивее, Рустам припал своими губами к губам друга. — Тамби… Тамби… — несколько раз повторил он. — Что-то не так? — удивленно спросил Масаев. — Нет, пг’остр имя офигенное… Мне нг’авиться, — Рептилоид нежно гладит волосы, спину, плечи, горячо целует, — Тамби… Ну какой же ты хог’оший, сложно повег’ить… Зайка мой, лучик, — он с невинным трепетом касается губами щёк, обнимает одной рукой, другой продолжая водить по ткани и перебираясь на колени к Масаеву. Тот и сам горячо целует и осторожно касается рукой, иногда даже просто пальцами, то спины, то плечей, то торса, ног, скул, волос — и ему не надо долго искать самые чувствительные точки, он как-то легко и безошибочно попадает по ним, от чего Рус буквально тает. Ширинка скользит вниз сначала на одних джинсах, потом на других, и футболки стихийно летят с кровати. Тамби прижимает Рустама к себе и резко переворачивает так, что тот оказывается на спине, и закидывает ноги ему на спину. — Тебя, наверно, надо… — влюблённо смотря в глаза другу спрашивает Тамби, но его прерывают, не дав договорить. — Нет. Давай сразу. Не думаю, что будет слишком больно. — Х…Хорошо… — с трудом вспоминая, как говорить, от накрывающего трепета и восхищения впервые настолько близким Рустамом, отвечает Масаев. Они не перестают смотреть в глаза друг другу, почти касаясь кончиками носа и целиком превращаясь в приятное тяжёлое тепло внутри, переходящее в дрожь в коленях. Рустам чувствует горячее прикосновение к проходу, чувствует, как начинает весь пульсировать, заполняться и рвано выдыхает с глубоким стоном, обнимая Тамби и со всей силы сжимая кольцо из рук. В первые секунды это немного больно, но всё делают аккуратно, медленно, целуя и отвлекая прикосновениями, так что Рептилоид быстро привыкает и жмуриться от медленных, ритмичных, скользких движений. — Тебе хорошо?.. — улыбаясь, спрашивает Тамби, слегка ускоряется, отводит голову в сторону от невыносимо сильного возбуждения. Рус вместе ответа громко вскрикивает и кивает. — Давай я свег’ху? — Масаев послушно ложиться на кровать, а Саидахмедов садится ему на бёдра, и начинает медленно, с оттяжкой, двигаться на члене. Он нарочито прижимается к Тамби, стараясь найти как можно большо точек прикосновения на руках, ногах, торсе — везде. Скоро движения Руса становятся рваными и импульсивными, постепенно набирают темп вместе с дыханием и ритмичными, почти скулящими стонами обоих парней, после чего, достигнув предела, всё мгновенно рушиться, изливаясь из обоих белым теплом. Рустам падает рядом с Тамби с протяжным чувственным выкриком и закатившимися, застланными сладкой пеленой глазами, тут же утыкается полураскрытым ртом в мягкое надёжное плечо, чуть задевая кожу на нём зубами, крепко до одури сжимая на нём пальцы, бесконтрольно цепкие от поглощающего удовольствия. Он глубоко дышит, а на его согнутой в колене ноге так же неосознанно и сильно сжимаются пальцы Тамби. Тот до сих пор отрывисто и негромко стонет. Через открытое окно дует свежий тёплый ветер, донося счастливое пение птиц и запах роз, растущих у гостинцы. Они оба с наслаждением вдыхают этот воздух, стараясь захватить как можно больше и успокаиваясь от чувства, что лёгкие целиком заполнены им. Там, на улице, бушует, серебриться, ручьями переливается та самая весна с беспокойными днями и ночами, о которой так мечтал Рустам, о невозможности которой так жалел Тамби… **** Прошло минут пятнадцать, прежде чем оба окончательно пришли в себя. Рус убрал руку с плеча и поцеловал покрасневшие под вдавившимися в кожу пальцами пятна, погладил шею и ключицы забвенно улыбавшегося парня, задумчиво сел на край кровати и стал натягивать джинсы. Скоро он обернулся. Тамби лениво лежал на кровати как будто в полудрёме и наконец-то совершенно себя не стеснялся. В этом не было какой-то пошлой грубости, наоборот, чистота и лёгкость, навеянные мягкими, почти женственными, красивыми линиями тела, нежной светлой кожей, особенно выделявшейся на контрасте с тёмными волосами и зрачками… Рус торопливо застегнул ремень джинс и снова лёг к Тамби. — Ну, вот так намного лучше. Наконец ты не боишься быть собой, — он положил руку на грудь парня и, поглаживая, стал спускаться вниз, изобретая новые и новые траектории. Масаев в ответ чуть повернулся и трепетно гладил взмокшую горячую голову. Затем он приблизился к Русу и мокро поцеловал его, дотянулся до лежавшей у кровати футболки, надел её. Рептилоид пристально наблюдал, как ткань облекала красивые, сильные плечи, опустилась на спину и натянулась на животе. Он чувствовал, как опять растёт пульс и ускоряется дыхание, как в голове начинает закручиваться туманящая сознание пружинка, которая в конечном счёте должна была дать спуск известному механизму. Тамби подошёл к подоконнику и смотрел в окно, когда вдруг почувствовал, как его с силой прижали сзади, заталкивая на белую поверхность. Он обернулся. — Блять, Тамби, у тебя есть менее обтягивающая одежда? Мы такими темпами сегодня из номера вообще не выйдем! — Масаев почувствовал упиравшийся в его бедро полувставший член друга и хитро улыбнулся. — Рус, тебя реально заводит, что у меня… Много лишнего? — он усмехнулся подобранному эвфемизму. — Да нихег’а у тебя нет лишнего! Ты либо мне сейчас ещё г’аз дашь в этой футболке, либо я просто не буду спг’ашивать! — Масаев с наслаждением поцеловал друга, как будто специально оттягивая ответ, а тот нагло лапал бока и бёдра, сжимал складки кожи вместе с футболкой, сгорая от нетерпения. — Знаешь что, Рус. У меня, конечно, есть другая одежда, но пока нам не скажут, что тех ребят в Москве нашли, лучше нам не выходить из номера. Для безопасности, конечно, — он резко повернулся, поднимая Руса на подоконник и снова лишая его так тщательно застёгнутых им пру минут назад джинс…