The Bite of 83

Несмотря на то, что большинство детей, как только посветит солнышко, рвались к своим друзьям на прогулки, чтобы наконец прогнать скуку из-за их нудных родителей, Кэссиди не был настроен так оптимистично. Он был «странным». У него не было ни друзей, ни нормальных родных. Да, он любил свою семью, но не был счастлив быть дитём того человека, из-за вины которого умерла его сестра. Она была его единственным другом. Единственным. Хотя Уильям и твердил, что это был просто несчастный случай, Кэссиди так не считал. Он знал, что было на самом деле. Он слышал, что было на самом деле. С тех пор, его боязнь аниматроников увеличилась в разы. Его начали звать плаксой, трусишкой и другими обидными прозвищами. Теперь его все называли не по имени, а просто Плачущий Мальчик. Но хуже всего был его брат. Нет, он не был ужасным человеком. Он был вполне заботливым подростком, когда это нужно. Но со смертью Элизабет, всё пошло наперекосяк. Майкл любил наживаться на чьих-то страхах. Кэссиди до сих пор помнил, как тот подкидывал его сестре пауков, которых она панически боялась, но чтобы это зашло так далеко, он не думал. После ее смерти, Майкл изменился. Он стал… Бессердечным. Он понял, что его младший брат боится аниматроников. Подросток стал надевать свою старую маску аниматронного лиса, вместе с которой выпрыгивал из самых неожиданных мест на брата. Кэссиди надеялся, что это шутка, которая не будет долго длиться, но реальность решила поступить иначе. Тот стал запирать его в собственной комнате изо дня в день, прятаться за шкафами и кроватями, чтобы до слёз напугать своего единственного брата. Кэссиди надеялся, что хоть отец ему поможет. Но Уильям был не из тех отцов, которые заботились о своих детях. Тот целыми днями сидел в своём кабинете и работал над чем-то, над очередным ужасным творением, которое могло бы ходить, петь и танцевать, по крайней мере, так предполагали братья. Дети видели его лишь рано утром, за завтраком, и то не всегда. У Кэссиди не было надежд, не было никакого реального выхода из этой ситуации. С каждым днём он только всё больше погружался в свои страхи, всё больше замыкался в себе, потихоньку теряя свой бывший, озорной и весёлый характер, теряя свою личность, теряя себя. Полдень. Мальчишку разбудили крики и гомон с улицы, которые для него служили уже неким природным будильником. Он не хотел вставать. Представляя ту морду лиса, тот мечтал, чтобы ему никогда не пришлось покидать свою кровать. Он боялся его. Боялся, что он сделает то же самое, что и сделал тот клоун с Элизабет. Он боялся смерти. В любом случае, лежать целую вечность было таким себе вариантом. Голод говорил о своём, учитывая то, что бессонница не покидала его уже в течении нескольких месяцев. Он посмотрел на шкаф. О, этот шкаф… Кэссиди ненавидел его даже больше друзей Майкла, которым его брат позволял грубо подшучивать над мальчишкой. Именно этот шкаф у него ассоциировался с Фокси. Именно этот шкаф у него ассоциировался со смертью. Мальчик вздохнул и осторожно поднялся с кровати, стащив с нее также своего друга — игрушку в виде маскота одной из пиццерий друга его отца. Прижав плюшевого медведя золотистого окраса, тот аккуратно вышел из своей комнаты. Скрип двери разнёсся по квартире отдалённым эхом, который в тишине прозвучал чуть ли не оглушающе. Мальчик побаивался идти дальше: было уже почти полдень, а брата не слыхать и не видать. «Это плохо кончится» — на секунду промелькнула мысль в голове Кэссиди. Но, что поделаешь — придётся идти. Тот аккуратно пошёл в сторону кухни… Почти дойдя до неё, тот уже было решил, что несчастье обошло его стороной, но шорох сзади заставил его встать, как вкопанный. Малыш обернулся — никого. Взглотнув от нахлынувшего на него страха, он отпрянул. Только через пару секунд мальчишка понял, что столкнулся с кем-то. Сердце дико забилось: он понимал, кто стоит сзади. Кэссиди медленно обернулся, всё его тело дрожало. Прямо перед ним стоял Фокси. Его острые и крупные зубы поблёскивали на свету: казалось, что если они вопьются, то смогут разрубить тебя напополам. Бедный мальчик вскрикнул и отпрыгнул от него как можно дальше, от инерции упав на синий мягкий коврик. Его брат залился хохотом: этот смех гиены, совмещённый с лаем лисы нельзя было перепутать. На глаза Кэссиди навернулись слёзы. Из-за страха и из-за обиды. Он всё прокручивал в голове тот вопрос: «Почему он стал таким?». Открыв глаза, малыш посмотрел на своего старшего брата. Подросток снял маску и согнулся в три-погибели, все не переставая смеяться. Вскоре тот успокоился и подошёл к младшему, с ухмылкой присев перед ним. — Успокойся, это я. Я тебя не съем. — сказал старший. В его словах слышалось презрение, а в улыбке — превосходствво. В его словах и улыбке всегда были презрение и превосходство. Он потряс младшего за плечо и встал. — Вставай, плакса, не буду я тебя пугать. Пока что. Кэссиди всё ещё был в слезах. Но теперь он плакал не от страха. Он плакал от безысходности. «Пока что». Эти слова застряли у него в голове, как и тот вопрос, на который мальчишка никак не мог получить ответа. В любом случае, всё произойдёт снова. И снова, и снова, всегда.