Map of The Soul - Game Over

      Холодный рождественский вечер, наполненный звуками раздающейся музыки, от которой содрогался сказочный трехэтажный дом из камня и дерева, расположенный за пределами Сеула, в котором разгоралась самая ожидаемая вечеринка, организованная Ким Сокджином.       Сокджин обожал этот дом, построенный практически посреди леса в стиле шале.Традиционная планировка шале повторяла альпийский вариант индивидуального жилья: высокий цокольный этаж, сделанный из природного камня, включал столовую, гостиную и входную зоны, жилой этаж из дерева — спальни, ванная и кабинет. В отделке превалировали натуральные материалы, при этом внутри цокольный этаж был обшит деревянными панелями из лиственницы, прошедшими предварительную обработку — его затонировали, искусственно состаря, покрыв воском.       Один из любимых Джином традиционных элементов интерьера первого этажа — камин, оформленный из натурального камня. Полы — деревянные на всех этажах. На первом этаже Джин потребовал установить большие, во всю высоту стены окна, тем самым визуально стирая границу между домом и примыкающим природным ландшафтом.Террасы, балконы и высокие окна позволяли наслаждаться местным пейзажем. Конечно же, для собственной безопасности, вокруг дома располагался высокий металлический забор, который спасал от непрошенных гостей, таких как папарацци или сасэн-фанатов.       Приглашения было разосланы многим джиновским знакомым айдолам и актерам, но, если вдруг кому-то хотелось прийти не из приглашенных, но известных, можно было смело присоединяться к бурному веселью на танцполе.       Танцевальные версии рождественских песен настраивали на нужный лад. Казалось, будто небольшой с первого взгляда дом не мог вместить огромное количество гостей, но людей становилось все больше, а атмосфера веселее и круче. Изысканные закуски, море шампанского и другого алкоголя, повсюду развешанные рождественские веночки, голографическая имитация падающего снега (хотя на улице уже во всю падали большие хлопья снега, создавая еще большее настроение рождества на украшенной разноцветными гирляндами улице).       Конечно, же, Сокджин не был бы Сокджином, если бы не ввел дресскод, где каждый должен был одеться чисто в рождественском стиле, в красных, зеленых, голубых и белых цветах, либо в костюмах персонажей, этакая корейская Мет Гала Крисмас вечеруха. Секси диджей заставлял людей двигаться в экстазе, подобрав самые шикарные композиции для рождественского плейлиста. Сам он был одет в костюм Джека Фроста и выкрасив волосы в светло-голубой оттенок. Гости были слегка подвыпившие, танцуя и играя в различные забавы, когда появился сам король сей вечеринки, Ким Сокджин в красном костюме в новогоднем колпаке Санты в сопровождении эффектной темноволосой девицы в современном костюме Красной шапочки, обтягивающем ее слегка выпирающий живот. Он осматривал свои владения, контролируя проведение праздника, ведь у Сокджина должно быть всё идеально. Никаких драк, никакой блевоты, всё в лучших традициях кинематографических светских вечеринок, которые он мог себе позволить. (тот еще Гетсби и Винченцо Кассано в одном лице). Море веселящихся звезд, среди которых были наши мальчики. Естественно, Ким восходящая звезда кино Тэхен прибыл со своей любимой семьей «Wooga» состоящей, ну естественно, из Пак Со Джуна, куда без него, Пак Хен Шика, Чхве У Шика и Peakboy. Тэхен решил побыть серым волком, выкрасив волосы в серебристо-серый оттенок, напялив плюшевые уши, надев серый костюм и прикрепив к поясу пушистый серый хвост. Ослепительно. Остальные особо не заморачивались, надев бордовые костюмы да оленьи рога. Соджун отправился к барной стойке, в то время как остальные отправились на танцпол, игнорируя заказанный для их компании столик. Тэхену необходимо было раствориться в толпе, двигаясь в такт разливающейся музыке под действием алкоголя. Его актерская карьера шла в гору, но на сердце по-прежнему саднило, одиночество заглатывало и ему хотелось попросту отвлечься и уйти из реальности. Тэ просто хотел забыться, чувствуя себя частью танцующего потока людей, касаясь якобы случайно гибких тел, выгибаясь под размеренный ритм, прикрыв от удовольствия глаза. Тэ всегда любил Рождество. Но больше всего он любил проводить Рождество в объятиях Чонгука. В позапрошлом году парни даже не удосужились просто собраться и, хотя бы выпить вместе, никто не хотел видеть друг друга, в тот день произошел очередной срач, Шихек не выдержал и разогнал всех, когда те устроили скандал, при том, что Шихек собирался их позвать в шикарнейший ресторан, но все пошло по пизде. Поэтому Тэ с Чоном поехали к себе домой, нарядив небольшую елку, заказав обычной пиццы с курочкой и соджу с пивом. Они с удовольствием посмотрели любимый тэхеновский «Отпуск по обмену», поплакали под чонгуковское «Рождество на двоих» и остаток вечера слушали на любимом тэхеновском проигрывателе пластинку со сборником рождественского джаза, пританцовывая и погружаясь в любовное настроение, направляющее к белоснежной постели, чтобы рождественская ночь закончилась высокими нотами накрывающих оргазмов и яркими чувствами любви вместо рождественских фейерверков. В ту ночь они создавали свои фейерверки и множество салютов, мерцая в объятиях друг друга от нахлынувшего удовольствия. Тэхен никогда не забудет позапрошлое Рождество, потому что с ним был он… С ним был Чонгук. Такой теплый, такой ласковый, покрывающий его шею поцелуями. Тэ предавался в упоительные воспоминания и ощущал все так, будто бы это происходило наяву. Горячее дыхание обжигало, талию грубо сжимали, притягивая в крепкие объятия. Вот чего хотел сейчас Тэхен, сливаясь воедино с музыкой, прижимаясь всем телом к сильной груди Чонгука. Ему это просто кажется… настолько его глючит, что он каждым сантиметром своего тела чувствует Чонгука. Стоп… Или не кажется? Тэ резко оборачивается, распахивая от удивления затуманенные от воспоминаний глаза и видит обнимающего его, дышащего в пульсирующую шею, в черном кожаном плаще, с вымазанным белым тональником лицом и красными линзами, никого иного как Чон мать его Эдварда Каллена Чонгука. Резко вырвавшись из цепких объятий наглого вампиреныша, Тэ рванул что было сил сквозь двигающуюся толпу подальше от Чона. Добравшись до маленькой кладовой на заднем дворе дома, в которой хранилась снегоуборочная машина, пылесос и другой уборочный инвентарь, Тэ присел на лакированный деревянный пол, прислонившись к свободному участку прохладной стены, согнув одну ногу, при этом вытянув другую и тяжело вздохнув. Выглядел он так, будто бы находился на съемках какого-то рандомного хоррора, где за главным героем гонится чокнутый маньяк. Прикрыв лицо руками, Тэ отчаянно застонал, думая лишь о том, почему он так глупо себя повел и почему ему сейчас так стыдно. Но выходить он не собирался, он бы даже весь вечер тут провел, сгорая от стыда и где-то глубоко внутри желая все-таки увидеть Чонгука. Он ведь подошел к нему, он же ласково обнял Тэхена, несмотря на всю ту боль, которую причинил ему Тэ… или может Чон подумал, что это Бомгю? — ревностно подумал Тэхен, скалясь от внутренней злобы. Недовольный скрип плохо закрытой двери, и вот он… стоит… в образе вампира, Чон Чонгук, запыханный, явно обежав весь трехэтажный коттедж в поисках убежавшей хвостатой жертвы. Тэхен снова резко вскочил на ноги, пытаясь пройти мимо Чонгука, но тот сразу же схватил его в стальные объятия, не давая пройти. — Отпусти! — неожиданно для самого себя забасил Тэхен, отпихиваясь от целующего его в шею Чонгука. — Отпусти, сказал! Но Чон лишь молча стягивал с того пиджак, прикусывая загорелую кожу на шее, будто вжился в роль вампира. — У тебя слетела крыша, ты что творишь? — с бешеными глазами завопил Тэ, не понимая, что Чонгук собирается делать. — Да, у меня слетела крыша, и ты тому виной! — не унимался Чон, срывая рубашку с Тэхена, наплевав на то, что пуговицы разлетались во все стороны. — Что с тобой случилось? Раньше ты не был таким! Прекрати, Чонгук! –удар за ударом покрывали спину Чонгука, но тот их успешно игнорировал, упорно зацеловывая Тэхена. — Так полюби меня таким! — зарычал Чонгук, и Тэ впервые услышал новое звучание голоса Чонгука, который был ниже привычного на октаву. — Прошу, отпусти! — Тэ все продолжал сопротивляться, удивляясь тому факту, что Чон собирался его изнасиловать в подсобке. — Ты просто трус, Тэхен! Хватит бежать от меня! Ремень от брюк также благополучно приземлился на пол вместе с пушистым хвостом. — Знаешь, Чонгук. Джейкоб с Эдвардом не особо дружили. — успокоился Тэ, смирившись с пылкостью Чонгука, впопыхах снимающего его одежду. — Но их по-любому шипперили фанаты. — усмехнулся Чон, закрывая плотнее дверь, разворачивая уже не сопротивляющегося волка к стене. Чон старательно поглаживал каждый участок такой родной и вкусно пахнущей кожи Тэхена, так сильно он скучал по старшему. — Ты презервативы-то захватил? — деловито поинтересовался Тэ. — Это еще зачем? — не понял Чон. — Вдруг какую заразу подцеплю от вампиреныша. — съязвил Тэ, вспоминая Бомгю. — Я ни с кем не спал, Тэхен. — уверенно сказал Чон, ни одна голосовая связка не дрогнула, что весьма удивило Тэ. Ведь раньше голос Чона нервно подрагивал, когда тот пытался врать Тэхену. Остальных всегда удавалось одурачить, но только не Тэ. — Ну, ну. — едва улыбаясь, простонал Тэ, помогая спускать с себя брюки вместе с трусами. — Любишь эту позу, да? — Я не хочу тебя любить на холодном полу, а удобной и подходящей мебели, как видишь, здесь нет. — Ну давай, малыш, я смотрю ты научился управлять процессом сам. — не унимался Тэ. — Перестал слушаться папочку. — Просто один хён очень по-свински и эгоистично поступил по отношению ко мне, поэтому его надо проучить. — всасываясь в тэхенову шею, приближаясь к плечу, прохрипел Чон. — Давай, Чонгуки. — выставляя ягодицы вперед, пропел Тэ, обернувшись, вглядываясь в потемневшие от возбуждения глаза Чонгука своим лисьим взглядом. Чон лишь крепче прижимался к Тэхену, вдыхая его аромат, потираясь об него как маленький котенок. — Ну давай же, Чонгук, чего ты медлишь… — зацокал Тэ, выгибаясь еще больше, начиная поглаживать свой член. Не увидев никакой реакции на его нежные прикосновения, говорящие о его вязкой тоске по хёну, Чонгук раздраженно притянул к себе выпендривающегося Тэ и начал потираться головкой между тэхеновских ягодиц. — Чонгуки, я жду… — запрокинув ему голову на плечо, простонал Тэ, интенсивно надрачивая. — Ненавижу тебя! — прошипел Чон и толкнулся в Тэхена, практически заполнив его. — О дааа… — простонал Тэ, толкаясь Чонгуку навстречу. — Давай, Чонгуки, вымести всю свою злость на мне, сделай так, чтобы я не мог толком сидеть. — подначивал Тэ, раздражаясь все больше из-за непонятной связи младшего с Бомгю. Чон лишь крепко сжимал в объятиях красивое изящное тело Тэ, неспешно вбиваясь в него, выводя на протяжные стоны. Слава Богу, музыка играла на весь дом и улицу, заглушая их стоны и шлепки. Тэ стал сравнительно крепче, отметил Чон. Не пренебрегает спортзалом. — подумал он. — Мой сладкий волчонок… — прошептал Чон, все сильнее вбиваясь в стонущего и изгибающегося в его жарких объятиях Тэхена. — Ебучий Каллен. — засмеялся Тэ, все глубже погружаясь в забытые, распаляющие тело ощущения, он и не помнил, когда они в последний раз занимались любовью с Чонгуком. Отчаянные стоны наполняли кладовую, приближая этих двоих к окончанию увлекательного процесса. Слабость в ногах, головокружение, желанная дрожь, охватывающая всё тело. Чонгук, разворачивающий к себе прекрасного разморенного Тэ, неотвратимая пьянящая жажда быть ближе нахлынула на Чона с удвоенной силой, не давая Тэ двинуться. — Теперь бросай меня, Чони. — тяжело дыша, пропел Тэ, лукаво улыбаясь. — Отомсти мне. — Что? — искренне удивился Чон. — Что ты несешь, хён? — Ну ты же трахнул меня, теперь бросай. — оттолкнув от себя Чонгука, Тэ начал спешно натягивать брюки и порванную рубашку с пиджаком на себя, поправляя заколки-уши. — С какого я должен это делать? — все также искренне недоумевал Чон, начиная злиться, также застегиваясь и одеваясь обратно. — Ты же так уже сделал с Бомгю, со мной не хочешь так поступить? А ты думаешь, чего это я беспокоился о гандонах? Ты же там развлекался с похожим на меня мальчиком. И бросил его. Я всё знаю, Чонгуки. — ледяным тоном сокрушался Тэ, сверкая золотом своих глаз. — Вот как значит! — заорал Чонгук. — Чимин, сука, да? Он все рассказал? — вспыхнул младший, отодвигая Тэхена и пробираясь сквозь гущу веселящейся толпы. Испуганный Тэ помчался следом, едва поспевая за взбесившимся Чонгуком. — Чимин!!! — неистово кричал Чонгук. — Ты где, сукин сын? Наконец-то увидев у барной стойки уже хорошо так пьяного, выкрашенного в черный, Чимина в образе Жнеца смерти, Чон резко подлетел к нему, нанося молниеносные удары по красивому личику пребывающего в шоке, еще не протрезвевшего от ситуации парня. — За что ты, блять, так со мной? — кричал Чон, избивая не сопротивляющегося и хохочущего Чимина, сверкающего серебристыми глазами, с красных губ которого уже стекала кровь. — Зачем ты ему рассказал? Кто-то резко навалился сверху на разъяренного Чонгука, пытаясь оттащить, больно кусая за ухо. — Отпусти его! — звонкий голос, оглушающий гнев Чонгука. — Отпусти Чимина, хён! — Хён? — не понял Чон, прекращая избивать Чимина и оглядываясь на схватившего его бойца. — Бомгю? — застыл в недоумении Чонгук. В таком же костюме Жнеца смерти, с такими же угольными черными волосами и серебристыми глазами, Бомгю пытался защитить своего любимого Чимини от слетевшего с катушек Чонгука. — Прекрати, хён, это я сам сказал Тэхену, Чимини ни в чем не виноват. — с мольбой в голосе сказал Бомгю, прижимая к себе хохочущего побитого Чимина и вытирая ему кровь салфеткой. — Хён, уйди, пожалуйста, оставь нас в покое, вон твой хён, которого ты так любишь. Стоит, смотрит, тебя ждет. Иди к нему. Чонгук медленно успокаивался, все еще прожигая взглядом Бомгю с Чимином. — Я знаю, что эта мразь подсадила тебя на таблетки. — процедил Чонгук. — Я с этим разберусь. — Я вправе сам решать, что мне делать со своим организмом, хён. Проваливай уже. — огрызнулся Бомгю, удерживая на руках полулежащего Чимина. — Прости меня, Чонгук. — прохрипел наблюдающий за происходящим Тэхен. Он медленно поплелся на задний двор, смахивая пот со лба, или слезы из глаз, наблюдая за произошедшим, за кровью, стекающей с губ Чимина. Чонгук лишь медленно последовал за взлохмаченным Тэхеном, который решил надеть черное пальто, оставленное в раздевалке, но не успел, почувствовав на себе тяжесть другого пальто, которое заботливо накинул на него младший. Темно-синее. Пальто. Которое тот до сих пор хранил. — Чего не выкинул его? — удивился Тэ, присаживаясь на скамейку на заднем дворе дома, запорошенную снегом. — Ты намеренно пытаешься причинить мне боль или что? — с обидой в голосе возмутился Чонгук, присаживаясь рядом. — Я не буду оправдываться за случай с Бомгю. — И не должен. — спокойно ответил Тэ. — В тот момент мне дико всё надоело… И я просто… просто запутался… А сейчас мне страшно, я боюсь потерять карьеру и боюсь потерять тебя… — Ну меня ты уже потерял… то есть сам кинул… — обиженно проговорил Чон. — Ты мог нормально поговорить со мной… Я ждал тебя, я искал тебя, я видел в Бомгю лишь тебя! — срывался Чон, нервно подрагивая, удерживая подступающие слезы. — Чонгуки… — попытался обнять его Тэ, но Чон поднялся со скамейки, закуривая доставшую из пачки сигарету. — Это всё настолько сложно, но может мы попробуем начать все сначала? — пронизывая Чона умоляющим взглядом, произнес Тэ, повысив от волнения свой голос на тон. Чонгук лишь водил ногой по выпавшему снегу, выдыхая спасительный дым сигарет. Немного поразмыслив, Чонгук уставился своими темно-вишневыми большими глазами на Тэхена и начал медленно произносить все то, о чем он так долго думал, взвесив все за и против: — Знаешь, Тэ… — сделал паузу Чонгук, обратив на себя внимание старшего… — Ты вначале определись, договорись с самим собой, реши для себя, что ты ко мне испытываешь, нужен ли я тебе… — Чонгук затушил сигарету о рядом стоящую мусорку, присел на корточки перед поникшим Тэхеном, напоминающим ему побитого пса… — Иначе я больше не выдержу… Настало мое время оставить тебя… Похоже я много себе напридумывал, что мы сможем всё преодолеть, ты поразмысли, взвесь все за и против. Что тебе важнее или кто… Как ты когда-то сказал — выйдите из своих фантазий. Так вот, Тэхен, пора и мне выйти из своих фантазий… — на печальной ноте закончил Чонгук, не разрывая контакта с безнадежными, тоскливыми глазами Тэхена, который не решался произнести хоть слово. — Не смей идти за мной или меня останавливать. — поднялся Чонгук и направился к выходу, так ни разу не обернувшись. Тэ и не думал бежать за ним… Просто не было смысла. Чонгук изменился, Чонгук повзрослел… Чонгук стал рассудительнее и черствее… И в этом лишь его вина… Тэхен впервые не знал, что делать… Как унять ему эту боль… Теперь он остался один вместе с этим проклятым темно-синем пальто…

***

      Тэхен угрюмо сидел на качелях, вдыхая ночной рождественский воздух, снег неспешно опускался ему на макушку, и он безвольно вспоминал, как когда-то Чонгук постоянно ругал его и натягивал шапку ему на голову, боясь, что Тэхен может простудиться и тогда не сможет полноценно петь, хрипя прекрасным бархатистым голосом. Только сейчас Тэхен серьезно задумался, что Чонгук действительно был, есть и остается его самым любимым и родным человеком, что он тот, кто действительно о нем всегда заботился, будто о младшем брате. То беззаботное время, которое они так долго ждали, когда выпадет снег. Когда они, полные азарта и веселья, кидали друг друга в снег, добивая снежками. Когда Чонгук прижимал к себе Тэхена и пытался вместе с ним изобразить на снегу снежного ангелочка, хотя самый настоящий ангел был прижат к его груди и озорно смеялся, мило жмуря носик. Как Чонгук еле-еле дотрагивался до его родинки на носу, неожиданно приподнимая голову и нежно касаясь его подмерзших губ. Именно из таких моментов складывались чувства и строились отношения Чонгука и Тэхена. Такие моменты помогали преодолевать все то дерьмо, которое сливалось на них, такие моменты помогали забыться, уйти от всего, заставить время остановиться и наслаждаться друг другом. А сейчас, он как идиот, один на этих сраных качелях, вспоминая всё, думая о том, что он натворил и что ему делать дальше. Раньше он всегда знал, что делать. Но не сейчас. Когда разрушил единственное согревающее убежище, в котором он мог прятаться от проблем. Мир с Чонгуком светлее и мягче, как этот рождественский снег, падающий с неба, серебрящийся в свете уличных фонарей.       Неуклюже соскользнув жопой с качелей, Тэ направился к месту, где уже успело нападать большое количество снега. Плюхнувшись на него и закрыв глаза, Тэ лениво размахивал руками из стороны в стороны, создавая снежного ангелочка. Спустя минуту, Тэ замер в положении звездочки, вдыхая морозный воздух, понемногу приходя в себя, но продолжая пребывать в состоянии забытья и согревающих воспоминаний. Казалось, будто сам Чонгук склонился над ним и так тепло выдыхает ему в лицо горячий воздух, отчего становилось так уютно и приятно, будто это было наяву, а не в его воображении. — Долго еще будешь лежать на снегу, придурок? — послышался знакомый голос так близко над ним, из-за чего пришлось разомкнуть глаза и вырваться из дремотного состояния. Голос до дрожи был похож на голос Чонгука. — Ооо, дожил до того, что уже Чонгук мерещится. — тяжело вздохнул Тэ, открыв глаза и увидев перед собой лежащего на нем Гука. — Нет, идиот. Это я. Тебе не мерещится. — такой дерзкий и наглый Чонгук был Тэхену в новинку. — Ты щас себе жопу отморозишь. Хотя… — Чонгук пошловато сверкнул глазами. — Тогда я знаю каким способом я буду ее отогревать. Тэхен непонимающе моргал ошарашенными глазами, глядя на Чонгука в шапке и в расстегнутой куртке, прижимающегося к нему всем телом и смотря на него сверху. — Это какой-то дурдом. Ты же полчаса назад свалил, сказал же, что твоя очередь бросать меня. — Ну, я ж не такой придурок как ты. Что? Обосрался? Я за сигаретами ходил. Кончились. — ответил Чонгук, вставая и утягивая за собой замерзшего Тэхена. — Может ты бросишь уже курить? — Ну, когда ты бросишь, тогда и я. У тебя же хорошо всё получается бросать. Группу. Меня. — процедил, закуривая Чонгук. — Ты имеешь право на меня злиться. — устало выдохнул Тэ. — Еще бы. Имею. И не только право. Но и тебя. — Чонгук резко выдохнул дым в лицо Тэ. — Ты это уже сделал сравнительно недавно. — Ты как всегда у меня думаешь не о том, дорогой Тэ. Я хочу иметь тебя в моей жизни. Хочу, чтобы у меня всегда был ты. — голос Чонгука отозвался болью и усталостью младшего от вечных догонялок друг от друга и наоборот. Чонгук как всегда прекрасно сдерживал эмоции, не давая Тэхену прочесть слабость в его глазах. — Поэтому ты вернулся? — Не ожидал? Поверил в мои слова? Я никогда не выйду из своих фантазий, Тэхен. Потому что хоть где-то в моей жизни есть ты. В моих фантазиях. Тэ не выдержав чоновского взгляда, ушел обратно на качели, поскрипывая на них, пытаясь раскачаться. Чонгук же встал перед ним, заставив немного затормозить, слегка лишь покачиваясь и вовсе остановившись. Чон присел на корточки, по-прежнему глядя в любимые золотистые глаза, которые Тэ постоянно отводил. — Я не достоин прощения. — выдохнул Тэхен, глядя куда-то в сторону. — А я и не прощаю тебя. — Тогда зачем ты вернулся? — Потому что люблю тебя, придурок. А ты от меня по-прежнему бегаешь, не решаясь со мной поговорить по-человечески. Неужели я не достоин нормального объяснения? — голос Чона дрогнул на мгновение, выдавая свое сдерживаемое антидепрессантами состояние. — Просто… Понимаешь… — Дай угадаю. — перебил его Чонгук. — Ты думал это я без тебя не смогу, а в итоге без меня не смог ты. — Я думал, так будет лучше. Мне надоел наш пэйринг, эти ебанутые арты, фанфики, пищащие фанатки, когда я просто смотрю в твою сторону. Я хочу быть актером без таких ассоциаций обо мне. Я хочу петь медленные проникновенные песни. И да… — выдохнул Тэ, немного подрагивая. — Я думал, научу тебя жить без меня. Научу быть самостоятельным. И да… Я думал, что ты не сможешь без меня… А на самом деле…. Не могу без тебя я.Ты стал слишком умный, Чонгуки. Чонгук лишь угрюмо усмехнулся, оборачивая Тэхена теплым шарфом, сняв его с себя. — Учителя были хорошие. Ты, время и Джин. — Джин? — удивленно приподнял брови Тэхен. — Вот сукин сын, даже не говорил мне про тебя. — Да, я попросил. — пояснил Чон. — Что Тэ? Маешься? Не знаешь правильно ли ты поступил? — вернулся к теме Чонгук. — Ты хотел научить меня жить без тебя, а в итоге сам разучился жить без меня. Ты вообще нормальный? — поднялся Чонгук и взял лицо Тэхена в свои ладони, глядя в любимые глаза, покрывающиеся влажной пеленой.  — А теперь я заставлю тебя плакать. — Я не плачу. — обиженно надул губы Тэ. — Это снег тает. — Правильно. Сейчас не плачешь. Но будешь. — усмехнулся Чонгук и встал перед старшим, откашливаясь. — Это мой подарок тебе на Рождество. Ночь. Снег идет. Ты такой прекрасный на качелях. Выглядишь безупречно. — сверкнул глазами Чонгук, хитро щурясь. — Ты когда-то просил меня спеть ее. А я все отказывался. Тэхен испуганно уставился на Чонгука, хватая воздух ртом и соскакивая с качелей. — Сел обратно на качели. — рыкнул Чонгук. Тэхен отчего-то послушался, но отчаянно крикнул Чонгуку: — Блять, Чонгук, ты не посмеешь! — Еще как посмею. Ты же так давно просил меня тебе спеть ее, а сейчас как раз Рождество и обстановка подобающая. Правда немного холодно, но возвращаться в дом я не хочу. — Чонгук, не смей. Прекрасный нежный голос раздался посреди заснеженного двора. (Включаем Ed Sheeran — Perfect). — Я нашел свою любовь. Дорогой, погрузись в это чувство с головой. Что ж, вот я и нашел мальчика, такого прекрасного и нежного. О, я и подумать не мог, что им окажешься ты. Мы были всего лишь детьми, когда влюбились, Не имея представления о том, что из себя представляет это чувство. Уж на этот раз я не отпущу тебя. А ты, дорогой, подари мне тот медленный поцелуй, ведь твое сердце — все, что у меня есть, А мое сердце отражается в твоих глазах. — Чонгук… Замолчи… — сдавленно прошептал Тэхен, плача на качелях. Но Чонгук и не думал замолкать, добивая Тэхена припевом и своим прекрасным высоким голосом. — Милый, я танцую в темноте, а ты в моих объятьях, Мы стоим на траве босиком, слушая нашу любимую песню. Когда ты сказал, что выглядишь растрепанным, я тихо прошептал, Но ты услышал, что ты, дорогой, выглядишь сегодня безупречно. Ловко меняя женский род в песне на мужской, Чонгук добивает Тэхена контрольным выстрелом, последним припевом в песне, беря самые высокие ноты, переходя на вибрато, закрывая от переполняющих его чувств свои прекрасные глаза. — Милый, я танцую в темноте, а ты в моих объятьях, Мы стоим на траве босиком, слушая нашу любимую песню. Я верю в то, что вижу, И теперь я уверен в том, что повстречал настоящего ангела. И он выглядит так безупречно, нет, не заслужил я этого, Ты выглядишь безупречно сегодня. На последних нотах, Чонгук подошел к заплаканному Тэхену, крепко прижимая его к себе, отчего Тэ громко зарыдал, уткнувшись в грудь Чонгука, тяжело подрагивая. Чонгук лишь крепче сжимал его в своих объятиях, не позволяя себе плакать, хотя глаза ужасно щипало и все-таки слезы одиноко одна за другой скатывались на макушку Тэхена, который как всегда был без шапки. — Больше не буду петь тебе Эд Ширана. — всхлипнул Чонгук, нежно гладя Тэхена по голове. Тэ продолжал рыдать, по-прежнему утыкаясь в Чонгука и сжимая его расстёгнутую куртку. Казалось будто годовой запас слез Тэхена хлынул потоком и никак не может остановиться. Чонгук знал, что так будет, он специально разодрал еще незажившие раны в сердце Тэхена, чтобы тот, наконец, перестал все сдерживать в себе и дал волю чувствам. Раны не должны гнить и нарывать, копя в себе горечь, невыносимую боль и отчаяние. Они должны зажить раз и навсегда. И Чонгук поможет. Его раны давно затянулись. Ведь Тэхен его любит. Он уверен, что Тэхен его любит. Он не знает, он чувствует. — Прости меня, Чонгук. Прости… — еле слышно, сквозь всхлипы и стоны, прохрипел Тэхен. — Чшшш. — продолжая гладить мягкие волосы Тэхена, успокаивал Чонгук. — Я… Я ошибся, Чонгук… Я облажался… — Тэ, поплачь… Просто поплачь… — еще крепче обнял Тэхена Чонгук, прислонившись щекой к голове Тэ, целуя его макушку. — Чонгук, я не должен был… Я — идиот… — Тихо, тихо, малыш… Идиот ты, да, дебил, придурок. Мой придурок. — Спой мне еще что-нибудь. — попросил Тэхен, продолжая выливать все накопившиеся чувства, отчего свитер Чонгука был уже сравнительно намокшим. Немного покачивая Тэ, Чонгук совсем тихо-тихо наполнил зимнюю ночь своим божественным голосом, выбрав песню Тэхена, из-за которой Тэ потом решил петь исключительно такие песни… Sweet Night… — На моей подушке Тебе не утомить меня, Я поделюсь с тобой своими секретами, Я все еще надеюсь, что дверь открыта, Потому что окно Мы уже открыли с тобой, А теперь рушится моя вечность, Интересно, захочешь ли ты меня… Откуда мне было знать, Что однажды я проснусь и почувствую нечто большее. Но я уже достиг берега. Кажется, мы были кораблями в ночи, в ночи, в ночи, Мы были кораблями в ночи, в ночи, в ночи. Я гадаю, ты ли мой лучший друг? Такое чувство, будто река течёт по мыслям в моей голове. Я хочу спросить тебя, не плод ли это моих фантазий. Мое сердце бешено колотится этой ночью. Если ты слишком хорош, чтобы быть правдой, Будет ли всё в порядке, если я Прижму тебя ближе… Откуда мне было знать, Что однажды я проснусь и почувствую нечто большее, Но я уже достиг берега… Кажется, мы были кораблями в ночи, в ночи, в ночи Мы были кораблями в ночи, в ночи, в ночи. — Мой зимний медвежонок… — закончил петь Чонгук и понял, что Тэхен наконец успокоился и просто сопит ему в грудь. — Поедем ко мне домой? Я устал… И ты тоже… Тэхен лишь тихо замычал, тем самым соглашаясь. Чон разомкнул объятия и присел на корточки, похлопывая по спине, чтобы донести своего золотоволосого медвежонка на спине, попутно звоня трезвому водителю. — Ты меня когда-нибудь простишь? Чонгук крепко сжимал бедра Тэхена, удерживая его на спине. — Да, Тэ. Я здесь для того, чтобы помочь тебе преодолеть все трудности. Тебе просто нужно оставаться сильным. — Ты у меня такой умный… — Мне уже двадцать пять. Конечно, умный. Это ты у меня глупенький стал. Скоро двадцать семь, а все маленький. Знаешь у детей обычно синдром «Я сам» в 3 года. Вот у тебя сейчас такой же. — Чонгуки? — А? — С Рождеством. — Счастливого Рождества, Тэхени… Может еще раз посмотрим Рождество на двоих? — Ты же опять будешь плакать… — усмехнулся сквозь слезы Тэ… — Так ты тоже… — с иронией в голосе отозвался Чон. — Мы будем плакать, Чонгуки… — Мы? — с надеждой произнес Чон, вдыхая пьянящий аромат Тэ, вслушиваясь в приятный бархатистый голос, ощущая его теплые руки на своей шее, прижимающие Чона к себе. — Мы… — прошептал Тэ, медленно засыпая на чонгуковой спине в ожидании трезвого водителя… — Тихая ночь, святая ночь… — запел себе под нос Чонгук, укладывая спящего Тэ на заднее сиденье, садясь на переднее рядом с водителем.       Действительно святая ночь. Сладкая ночь.