Мы никогда не расцветём

Антон никогда не отличался крепким иммунитетом. В детстве за ним и вовсе закрепилось впечатление весьма болезненного ребёнка, который мог заболеть буквально от любой неосторожности — например, если зимой на него забывали надевать шарф. С возрастом его организм хоть и крепчал, но становился уязвимее ко многим другим заболеваниям, которыми подвержены взрослые люди. Кажется, цветочная болезнь и вовсе выбила Шастуна из колеи, потому что он успел проучиться в новой школе всего лишь пару дней, после чего ему пришлось пойти в поликлинику и взять больничный. Чаще всего Антон подхватывал какую-нибудь лёгкую простуду и даже не ходил в больницу, а занимался самолечением, которое, впрочем, всегда заканчивалось выздоровлением. Но на этот раз Шастун заболел чем-то более серьёзным, так что даже мамины настойки перестали ему помогать. Кашель мучил его лёгкие, хотя Антон ещё даже не успел привыкнуть к своему нормальному дыханию, которое стало восстанавливаться после выхаркивания последнего лепестка. Приступы кашля охватывали его истерзанные дыхательные пути, но он почти не ощущал боли. У него была высокая температура, из-за которой по всему его телу распространялась ужасная слабость. Большую часть времени Антон проводил в постели, стараясь как можно больше спать, потому что во сне он не ощущал своего болезненного состояния. А просыпался он лишь для того, чтобы закинуть в себя лекарства, чем-то перекусить, воспользоваться уборной и улыбнуться родителям. На удивление, в последнее время Шастун стал очень много спать, причём это проявилось ещё до его болезни. Его не беспокоили бессонные ночи, проведённые в слезах. Он проплакал лишь один день, а потом его организм резко начал испытывать потребность в большом количестве сна. Антон не стал сопротивляться желаниям своего тела и раз за разом погружался в сон, хотя в этот момент за окном по-прежнему могло ярко светить солнце. Шастун был уверен в том, что сон поможет ему справиться со всеми переживаниями. Но ощущение забытия было недолговечным, ведь Антон продолжал просыпаться с одной и той же мыслью, мучаясь и терзая себя изнутри. Спустя неделю ему стало немного легче. Он стал всё чаще вставать с кровати и бездумно перемещаться по квартире, пока его состояние не позволило ему сесть за уроки. Заданий накопилось достаточно много, но во время болезни Антон не особо думал о них, вообще забыв про школу на несколько дней. Поэтому, когда болезнь стала потихоньку отступать, он принял твёрдое решение сделать все уроки за один день. Закутавшись в одеяло и сев за компьютерный стол, Шастун позвонил своей подруге по видеосвязи, чтобы узнать домашнее задание. — Оо, привет, Шаст! — радостно улыбнулась Ляйсан и помахала рукой перед камерой. Антон слабо улыбнулся. За два дня, проведённых в новой школе, Шастун сумел познакомиться только с одной девочкой, которая после первого же урока заинтересованно подсела к нему на последнюю парту. Наверно, Антон уже на тот момент чувствовал себя не очень хорошо, так что он не стал даже пытаться наладить контакт с другими одноклассниками, проведя все уроки в суровой отчуждённости. К Ляйсан он тоже не стал особо присматриваться, подумав, что она вскоре потеряет к нему всякий интерес. Однако, когда Шаст не появился на следующий день в школе, Ляйсан обеспокоенно позвонила ему, чтобы осведомиться о случившемся. Наверно, таких людей, как Ляйсан, стоит любить искренней и чистой любовью, где нет места абьюзивным отношениям. Подумав об этом, Антон небрежно смахнул с лица слёзы. — Ну, как ты себя чувствуешь? — спросила девушка. — Знаешь, о тебе уже целые легенды по школе ходят. Таинственный новичок исчез буквально на следующий день после появления… — Уже лучше. Думаю, скоро вернусь в школу, — ответил Шастун и посмеялся, услышав историю про своё загадочное исчезновение. — На самом деле ты очень не вовремя заболел. К нам такой классный физрук устроился, ты просто не представляешь. Мало того, что он молодой, так ещё и красивый! Ты вообще видел когда-нибудь таких физруков? — восхищённо пролепетала Ляйсан. Антон ничего не заподозрил, всё ещё находясь в странном болезненном состоянии. Он лишь грустно усмехнулся и неловко отвёл взгляд от монитора. — Видел. И нет ничего такого впечатляющего в них. Учителя как учителя. — Нее… Вот именно этот — особенный. Он и обаятельный, и неприступный, и фигура у него отличная… — продолжала мечтательно перечислять Ляйсан, погружаясь в свои сладкие подростковые грёзы. — У меня всё равно дела с физкультурой всегда были не очень, — тяжело вздохнул Антон, а потом тихо добавил: — Болел много. — Странный ты какой-то, — хмыкнула Ляйсан, не понимая, почему Шаст не может просто порадоваться, ведь в их школу пришёл хороший и симпатичный преподаватель, у которого даже был некоторый опыт работы в сфере образования. — Он, между прочим, сказал, что у меня большое будущее. Неужели ты думаешь, что плохой человек мог сказать такое? — Ну, с такими-то навыками тебе суждено стать великой гимнасткой, — натянуто улыбнулся Антон, чтобы хоть как-то сменить тему. Они посмеялись. Если бы Ляйсан назвала имя нового учителя физкультуры, Антон бы сделал всё, чтобы болеть целую вечность. Но этого не произошло. И Шастун, выздоровев, в самом прекрасном расположении духа пошёл в школу. *** Было то самое редкое утро, когда Антон в кои-то веки решил позавтракать перед тем, как пойти на уроки. Закидывая в рот ломтики яичницы, он с улыбкой думал о том, как все одноклассники удивятся, когда увидят его, всё ещё бледного, но радостного, на пороге кабинета. Шастун не планировал становиться душой компании, ему не хотелось бездумно втираться в доверие к другим ребятам, но у него впервые появилось искреннее желание влиться в новый коллектив. Ведь другое окружение — это совсем как новая жизнь, это шанс на возрождение. А Антону было очень важно сделать глоток свежего воздуха, потому что иногда его голос хрипел так, словно в его лёгких остались сгнившие ростки. Пока Шастун смотрел на маму, что, пританцовывая, собирала себе на работу обед, его вера в хорошее только крепчала. Каждой клеточкой своего тела он чувствовал, что сегодня будут происходить исключительно положительные события. Антон весело улыбался, разговаривая с мамой, и их голоса объединялись в звонкую мелодию, что заполняла всю кухню. Когда в дверь неожиданно позвонили, Шастун содрогнулся. Он не ждал никаких гостей, как и его мама, которой надо было уже уходить на работу. Антон боязливо посмотрел на часы, а потом перевёл взгляд в коридор, где никого не было. У него затряслись пальцы. Шаст попросил маму открыть дверь, потому что ему вдруг стало страшно. В его мыслях быстро появился образ человека, о котором он меньше всего хотел вспоминать. Вопреки всему, тихое «здравствуйте», прозвучавшее в коридоре, принадлежало Позову. Когда раньше они вместе ходили в школу, обычно в это время Дима уже ждал Антона у него дома. Но теперь Позов стоял на пороге его квартиры с чётким пониманием того, что школа Шастуна находится совсем в другой стороне, в отличие от той, где по-прежнему обучался Дима. Он явно не мог просто так заглянуть к Антону с утра пораньше, потому что в этом не было никакого смысла. Антон выбежал в коридор и широко раскрытыми глазами посмотрел на Диму, который выглядел ещё более зажатым, чем раньше. Его пятки почти касались порога, словно в любой момент Поз был готов уйти. Шастун был удивлён, рад и вместе с тем — расстроен. Несколько секунд они просто пялились друг на друга, а потом рассмеялись и крепко обнялись, искренне радуясь встрече. — Поз, я так соскучился! — радостно пробормотал Антон, видя в глазах Димы неподдельное счастье. Конечно, перевод Шастуна в другую школу серьёзно повлиял на его отношения с друзьями, ведь они стали намного реже видеться, а их общение всё чаще ограничивалось рамками переписки. Пока Антон болел, он не мог выходить на улицу и редко отвечал на звонки, что тоже было весьма печально. Когда Матвиенко однажды решил заглянуть к нему в гости, Шастун просто не поднялся с постели, потому что у него была температура. Дима и Серёжа скучали по Антону. Они часто напоминали ему о себе глупыми сообщениями, совместными фотографиями и просто смешными картинками с котиками. Казалось, их общая беседа за эти две недели болезни Антона просто побила все прежние рекорды по количеству сообщений. Никто не чувствовал себя отчуждённо. Их дружба была прочна как никогда. Такое бывает с друзьями детства, когда все настолько хорошо знают друг друга, что, в принципе, потребность в общении потихоньку начинает угасать, а крепкая дружеская любовь — нет. Позов предупредил, что у него разговор на несколько минут, поэтому он не будет разуваться. Шастун грустно посмотрел на него и облокотился на стену, даже не имея представления о теме разговора. — В общем… Шаст, мне надо тебе кое-что рассказать, — неуверенно начал Дима и снял очки, что в его случае было признаком неуверенности. Антон напрягся, потому что обычно с такой интонацией говорят о смертельной болезни, о несчастном случае, о погибших надеждах — о чём-то ужасном и уже непредотвратимом. Позов так переживал, пока готовился к этому разговору, что Шастун сразу понял, что дело серьёзное. — Что-то случилось? — обеспокоенно переспросил Шаст, готовясь услышать самые страшные слова в своей жизни. — Да. Мы с Серёжей встречаемся. Услышав это, Антон обомлел и чуть не сполз по стенке вниз, потому что его удивлению не было предела. На секунду он подумал о том, что, возможно, после болезни у него появились осложнения в виде ухудшения слуха. — Что? — нахмурился Шастун. Дима вздохнул. Не дожидаясь дальнейшей реакции Антона, он рассказал ему о том, что произошло. Как оказалось, всё началось с того самого злополучного клуба. Когда Шастун уже ехал домой к Арсению Сергеевичу, Дима сидел на холодном полу в кабинке туалета и пытался прочистить свой желудок — настолько плохо ему стало после нескольких выпитых рюмок. И совершенно случайно получилось так, что Серёжа в это же время находился в том же туалете, только в соседней кабинке, и целовался с полупьяной незнакомкой, которая была совсем не против позабавиться с горячим юнцом. Когда Матвиенко уже был готов стянуть с себя бельё, он вдруг услышал до боли знакомые стоны. Поначалу ему было сложно поверить в то, что этот голос он уже где-то слышал. Но стоило Диме прокряхтеть глухое «блять», как Серёжа всё понял и пулей забежал к нему в кабинку. Позов прижимался к унитазу, пока Матвиенко сидел рядом с ним с расстёгнутой ширинкой и шептал ему пьяный успокаивающий бред. В ту ночь они переспали. Конечно, это можно было списать на нелепость. В них было столько алкоголя, что любой глупый поступок мог быть оправдан количеством выпитого. Но Дима воспринял всё это так близко к сердцу, что не хотел больше появляться в школе. Серёже в этом плане было чуточку легче — ему не хватало серьёзности, чтобы относиться к сложившейся ситуации по-взрослому. Однако, когда он пришёл к Позову, чтобы всё обсудить, они вновь переспали. Тогда это перестало быть для них простой случайностью. И теперь Дима стоял перед Антоном и не знал, куда себя деть, потому что ему было некомфортно от одной только мысли, что всё это приходилось скрывать. Позов добавил, что он долгое время не был уверен в тех отношениях, что сложились у него с Матвиенко, потому что Серёжа избегал серьёзных разговоров, а Дима не хотел ничего разрушать. Но теперь у них всё было хорошо. Они поговорили и приняли решение, которое устроило обоих. Поз признался, что очень сложно выстраивать отношения с тем, кого знаешь с детства. Но этот факт не помешал им рискнуть, поставив на кон многие годы дружбы. Когда у Антона начали наворачиваться слёзы, он широко улыбнулся и крепко сжал Диму в объятиях. — Вы счастливы? — тихо прошептал он ему. — Да. Потихоньку, — смущённо улыбнулся Позов и обнял Шастуна в ответ, уткнувшись ему в плечо. Даже после того, как Дима излил ему свою душу, у Антона не возникло желания поведать об Арсении Сергеевиче. Вся эта история встала ему поперёк горла. Обнимая Поза, он бездумно смотрел в стену. *** К сожалению или нет, Шастун был вынужден пропустить первый урок, несмотря на то, что утром ему так сильно хотелось появиться перед другими во всей своей красе. Он вдруг решил проводить Диму до его школы, зная, что Позов не сможет его отговорить. Они шли очень медленно и размеренно, растягивая время, чтобы успеть поговорить обо всём на свете. Шастун не хотел давить на Диму и старался не затрагивать тему их отношений с Матвиенко, но Позов сам вдруг начал тараторить, рассказывая всё-всё, — видимо, ему очень сильно хотелось выговориться. Антон с удовольствием слушал его, смеялся, переживал и радовался. Они наслаждались обществом друг друга. Когда Дима ненароком упомянул о том, что Оксана Фролова стала президентом школьного совета, Шастун нахмурился и опустил взгляд. Иногда ему казалось, что всё в этом чёртовом мире складывалось против него. Ему не нравилось вертеться в этом круговороте случайных событий, но он чувствовал себя в безопасности, ведь все пути назад уже были затоптаны. У ворот школы их встретил Серёжа, который неловко поджал губы, когда увидел Антона вместе с Димой. Шастун ничего не стал говорить, но на его лице сверкала неподдельная радость, что была весьма многоречива. Матвиенко облегчённо выдохнул и взял Позова за руку, сказав, что им пора идти на занятия. Они помахали Антону. Ему до сих пор было сложно поверить во всё это, но он чувствовал себя окрылённым, ведь у него началась новая жизнь, а его друзья обрели совместное счастье. У Шастуна было спокойное, но радостное настроение. Он усмехнулся, увидев в телефоне несколько сообщений от Ляйсан, которая ждала его на первом уроке, как какого-то бога. Быстро отписавшись ей, он забежал к себе домой за рюкзаком и отправился в школу, где его появление восприняли очень даже тепло. Антон не спешил подлизываться к одноклассникам. Ему хватило того, что в момент его прихода на лицах многих появилась заинтересованная улыбка, свидетельствующая об их предрасположенности к Шастуну. Лишь некоторые взглянули на него с холодным презрением — просто потому, что им было всё равно на новенького. Столь быстро завязавшаяся дружба с Ляйсан оставалась неизменной, чему Антон был искренне рад, потому что он ощущал столь необходимую ему поддержку со стороны этой очаровательной девушки, которая за короткий промежуток времени стала ему очень близка. На первых двух уроках Шастун даже пытался делать вид, что ему было очень интересно слушать россказни безликих учителей. Однако он почти сразу понял, что его нынешнее состояние не было настроено на учёбу. Антон постоянно отвлекался, витая в облаках. Его вновь и вновь охватывало странное чувство; он ощущал себя робким первоклассником, который пришёл на свой первый урок. Возможно, именно так должно было проявляться начало новой жизни, шаг в которую уже был сделан. Антон печально улыбался своим мыслям, не зная, радоваться ему или нет. После третьего урока он пошёл вместе с Ляйсан в столовую, чтобы перекусить. Шастун незаметно для себя отметил, что, наверно, в каждой школе столовые обставлены по одному образу и подобию, потому что здешнее помещение мало чем отличалось от столовой в предыдущей школе. Они взяли себе скромный обед и присели за свободный стол. Пока Шаст усердно ковырялся вилкой в тарелке, Ляйсан очень внимательно наблюдала за ним, так что Антону даже стало некомфортно от её пронизывающего взгляда. Он поднял голову и выжидающе посмотрел на неё, потому что ему показалось, что Ляйсан хотела о чём-то поговорить. — Слушай... А как ты относишься, ну, к чувствам между учеником и учителем? — полушёпотом спросила она, чуть подавшись вперёд. Антон поперхнулся; комок вязкого картофельного пюре чуть не покинул его ротовую полость. — А почему ты спрашиваешь? — моментально напрягся он, уже строя догадки, как эта информация могла дойти до Ляйсан. — Я походу влюбилась. Шастун глубоко вздохнул и приготовился слушать душещипательную историю. Ляйсан рассказала ему о том, как к ним в школу не так давно приходил симпатичный биолог, который должен был заменять их престарелого учителя. Новый преподаватель так глубоко запал девушке в душу, что она весь урок не сводила с него глаз. Это, конечно, не могло скрыться от молодого и симпатичного учителя, который незамысловато подмигнул ученице перед тем, как покинуть чужую для себя школу. После этого Ляйсан его больше не видела, но все эти полмесяца она продолжала лелеять в своей голове мысли о ещё одной встрече с таинственным биологом. Затем она поделилась своим хитрым планом, как ей легко попасть в ту школу, где работал некий Павел Алексеевич, но Антон уже не слушал... В его подсознании почему-то заиграла песня с выпускного в девятом классе. Он резко заскучал и ощутил тоску. Ляйсан не нужно было, чтобы её слышали. Она справлялась сама, и речь плавно лилась из её уст. — Может, поторопимся? Нам ведь переодеваться ещё, — произнесла Ляйсан, посмотрев на заскучавшего Шастуна, который уже не хотел есть. — Я не тороплюсь. У меня же справка. Забыла? — усмехнулся он. Следующим уроком должна была быть физкультура, от которой Антон, к счастью, был освобождён, ведь у него была волшебная бумажечка, благодаря которой он мог ещё две недели заниматься в школе исключительно умственной деятельностью. — Сучёныш! — игриво улыбнулась Ляйсан. — Не обзывайся, я же не специально, — посмеялся в ответ Шаст. — Кто вообще будет болеть нарочно... Ляйсан ненавистно прошипела что-то про то, что ставить в расписание физкультуру после долгой перемены — это ад. Антон весело пожал плечами и поспешил в спортзал. В мужской раздевалке дурно пахло потом и какой-то сладкой выпечкой — компания из мальчишек жевала несколько сахарных булок, из-за чего весь пол был в крошках. Они смеялись и что-то громко обсуждали. Из чьих-то уст прозвучало незамысловатое «Арсений Сергеевич», и Антон, услышав это, вздрогнул, посчитав, что болезнь ещё не до конца отпустила его. Он был болен, конечно. Иначе и быть не могло. Шастун бросил рюкзак на скамейку и направился к учителю физкультуры, с которым он ещё не успел познакомиться. В его руках была несчастная справка об освобождении. Зайдя в каморку, Антон робко постучал по дверному косяку и несколько раз кашлянул в сжатый кулак. Учитель стоял к нему спиной и копался в коробке с теннисными мячиками. У него были узкие плечи и чётко прорисованная талия. Шастун приподнял одну бровь. Арсений Сергеевич обернулся. У Антона вылетела из рук бумажка, у Попова — упали и покатились по полу мячики, которые он держал. — Арсений Сергеевич?! — Антон?! — Что вы тут делаете? — Работаю. А ты? — Учусь. Этот коротенький диалог был очень важен для обоих, хотя в нём не было никакого смысла. Несколько бестолковых слов, сказанных друг другу, вдруг приобретали огромное значение, если учитывать те потаённые взгляды, которыми Антон и Арсений обменялись между собой. Они ненадолго замолчали. Встреча поразила их. До этого момента никто из них даже не задумывался о том, что им суждено было увидеться ещё раз, ведь они уже успели отдалиться друг от друга. Если Попов в душе ещё надеялся на хоть одну случайную встречу, но уже давно перестал верить в это, то Шастун и вовсе умолял всех богов подарить ему беспамятство в тот день, когда он влюбился в Арсения Сергеевича. И теперь никто не знал, как вести себя. Первым сдался Арсений. Он нервно посмеялся. — Забавно получилось, — выдохнул Попов и потёр переносицу. — Ты чего хотел-то? — А... — растерялся Антон. — Справку принёс. Я болел. Не могу заниматься физкультурой. Вот. Он впопыхах наклонился, поднял бумажку, стряхнул с неё невидимую пыль и протянул её Арсению, который, чуть колеблясь, взял её. — Сейчас как себя чувствуешь? — якобы невзначай поинтересовался Попов, рассматривая справку. — Всё хорошо, спасибо, — протараторил Антон, переминаясь с ноги на ногу. — Выздоровел. В этих словах оказалось куда больше смысла, чем хотел вложить в них Шастун. Когда он понял это, уже было поздно. Арс отвёл взгляд в сторону и закусил щёку изнутри. Шастун почему-то почувствовал себя виноватым, хотя он не сделал ничего плохого. Он всего лишь захотел быть счастливым и выбрал для этого путь, который совсем не подходил ему. И сейчас ему было неловко признаваться в том, что жутчайшая болезнь покинула его жизнь. Он был рад и несчастен. — А... а... у вас как дела? — вдруг спросил Шастун, не зная, что побудило его задать этот вопрос — элементарные правила вежливости или же что-то большее. Арсений издал смешок и с улыбкой ответил: — Болею. Когда он посмотрел на Антона вновь, Шастун перестал дышать. Арсений достал из своей сумки маленький альбом и, открыв его, положил в развёрнутом виде на стол. На одной из страниц были наклеены засохшие лепестки, которые Антон когда-то отдал ему в порыве чувств. Рядом с ними были наклеены другие лепестки. Они выглядели... свежими? Шастун посмотрел на Арсения Сергеевича. Кажется, романтизируют свою жизнь не только подростки, да?