Благие намерения

Сны витали вокруг невнятными липкими образами, вызывая ассоциации с Шелоб и её паутиной. Поэтому когда Виолетта наконец-то разлепила глаза, обнаружив себя у себя в кровати, то даже не сразу сообразила — сон это или явь. Девушка чувствовала себя разбитой и опустошенной, и никак не могла вспомнить, как так вышло, что она оказалась у себя в комнате. Взгляд упёрся в прикроватную тумбочку, на которой, помимо таро и маминого телефона, обнаружилась ещё и чашка с остывшим чаем. Она протянула руку за аппаратом — посмотреть время. Половина седьмого вечера. Девушка зевнула и протерла глаза, почти сразу зацепившись взглядом за наспех наложенную марлевую повязку. Этого оказалось достаточно для того, чтобы вспомнить всё — от пробуждения под кроватью до драки с Лилиан Морган и последующей почти случившейся стычки с братом Сэма, которую предотвратил последний — стоило им всем втроём оказаться в доме, как он сразу же взял улаживание ситуации в свои руки, тем самым дав ей возможность немного прийти в себя. Виолетта решила использовать предоставившуюся возможность на полную катушку и отправилась в спальню родителей — после того, как стало понятно, что папа никогда не вернется, мама поменяла широкое супружеское ложе на узкую односпальную койку, перенеся на освободившееся место свой шкафчик с зельями, мазями и настойками, чтобы освободить лишнее пространство для ритуалов у себя в мастерской. Шкафчик все еще стоял рядом с кроватью, и его содержимое осталось нетронутым, словно мама все еще могла воспользоваться им в любой момент. Горло сдавила невидимая удавка, но девушка заставила себя сглотнуть и решительно распахнула дверцы святая святых. Мама была лучшей специалисткой по зельям во всем Салеме и многое из того, что стояло на полках являлось её личными разработками, не имеющими аналогов. Особенно те (чувство вины снова напомнило себе подобно жалящему удару кинжала), что были связаны с исцелением. Как раз то, за чем она и пришла. Регенерирующая мазь оказалась на третьей полке слева. Она пахла едва уловимыми нотками рогоза и подорожника, приятно холодя кожу пока Виолетта накладывала пропитанные мазью повязки на свежеполученные ожоги и смазывала последствия вчерашних полетов с лестницы и позавчерашней аварии перед тем, как пойти прилечь, чтобы хоть как-то вывести себя из состояния полной развалины — не смотря на отсутствие серьезных травм и повреждений, тело немилосердно болело. Из-за этого ей было невероятно сложно делать вид, что всё в порядке. Хотя, кажется, она отлично справлялась… Впрочем, кому она пыталась соврать? Мама была бы жутко недовольна её поведением, потому что салемские ведьмы никогда не просят помощи. Они не поддаются отчаянию, даже если оно захлёстывает с головой; не пытаются покончить с собой из-за того, что жизнь становится по настоящему невыносимой… Особенно, если в этой невыносимости не виноват никто кроме тебя самой, потому что повела себя как эгоистка, поставив во главу всего свои собственные эмоции и как итог — никого не защитила и не спасла. Салемская ведьма должна ставить свой долг перед магией и ковеном выше собственных переживаний. Да, она потеряла мать и хранителя, но что есть эта боль по сравнению с тем, что ковен остался без главы, юные ведьмы — без мудрой наставницы, а матери — без нежно выпестованных дочерей, цветков колдовства и продолжательниц династий? А ведь жертв могло бы быть меньше, не сбеги она из дому после испытания сорока восьми часов, или хотя бы отыскав в себе силы возобновить контакт с матерью раньше чем за день до её гибели. И теперь, вместо того, чтобы быть достойной дочерью, она раз за разом терпела полнейший крах на этом поприще. Она ведь даже на похороны и то — опоздала. Ковенские были абсолютно правы, не захотев иметь с ней никаких дел. По крайней мере до тех пор, пока она не докажет, что достойна носить гордое звание Салемской Ведьмы. И Виолета старалась, правда старалась, тем более, что после того как Кайл снова появился в её жизни (по иронии судьбы — четко в вечер возвращения в город детства), стало намного проще — он помогал наладить быт, следил за тем, чтобы она не переставала есть и переставала себя калечить, не позволял (окончательно) скатиться в алкоголизм и легкую наркоманию и всячески отвлекал её от трагедии, попутно добыва информацию о таинственном ведьмоциде, сотрясавшем Салем последние месяцы — это помогало девушке сосредотачиваться на настоящем и отвлекаться от прошлого. Жизнь постепенно обретала четкость, а миссис Дульски снисходительно, но одобрительно кивала в те моменты, когда заходила посмотреть на то, как она справляется и раздать очередную порцию работы на благо ковена… …А потом, в один из теплых, по особенному солнечных салемских летних вечеров, рядом с ней из ниоткуда появилась незнакомая женщина с черными безднами вместо глаз. — Здравствуй, милая. — Кто… От женщины веяло странной, подавляющей волю энергетикой. Виолетта не могла заставить себя договорить фразу или просто пошевелиться — эти черные омуты притягивали её, лишали воли. Она чувствовала себя безвольной куклой и как будто наблюдала за происходящим со стороны… А потом появился Кайл и женщина перевела взгляд на него. — Ты… Её и без того тихий голос вдруг отчетливо напомнил Виолете шипение гремучей змеи. — Иди в дом, Вета, — Кайл говорил расслаблено, но ведьма понимала что это — не более чем иллюзия. — Иди. Ну же! Я приказываю тебе! Виолета послушалась. Ноги повиновались с огромным трудом, тело сковывала отвратительная слабость, но ей действительно нужно было в дом, чтобы вооружиться. Да, он отсылал её чтобы она спряталась, но не думал же он на полном серьезе, что она действительно кинет его один на один с врагом? Она опоздала. Женщина бесследно исчезла в тот самый момент, когда девушка попыталась броситься на неё. На долю секунды Виолете показалось, что за яблоневым деревом, с противоположной стороны, появилось фиолетовое свечение, но у неё не было времени об этом думать — Кайл лежал на земле лицом вниз и тяжело дышал — очевидно незнакомка сильно потрепала его. Но было и еще кое-что: между лопатками мужчины торчал арбалетный болт, от прикосновения к которому возникало ощущение, словно она вытаскивает раскаленное железо, а не стрелу. Попытки исцелить рану тоже ни к чему не привели, хотя и облегчили состояние умирающего. — Я так тобой горжусь, Вета… — прошептал Кайл и, с видимым усилием протянув руку, скользнул самыми кончиками пальцев по её мокрой от слез щеке. — Будь осторожнее… Не кори… себя… А потом он закрыл глаза и умер. Девушка какое-то время сидела в оцепенении, словно парализованная. А потом запрокинула голову вверх и испустила громкий, бессвязный вопль. …Это было ровно три, точнее уже четыре дня назад, и его она тоже не защитила. Миссис Дульски, зашедшая за партией зелий для ковена, попыталась было её утешить (Это часть ведьминского пути, бедная девочка, — ласково шептала она, приобнимая Виолету за плечи. — Разве мама не учила тебя, что нельзя ни к кому привязываться? Нам гораздо легче исполнять долг, если сердце холодно и бесстрастно. Этот мир безумен, опасен и жесток. Нельзя привязываться, нельзя никому доверять. Только так ты сможешь остаться непобедимой и выполнять свой долг перед магией и ковеном. Ковен это семья. Только ковену можно верить.), но она ушла и все стало еще хуже, чем было. Жалкое подобие внутреннего равновесия, которое Виолета с огромным трудом сумела выстроить после гибели матери, рухнуло в один момент, высвобождая наружу затаившиеся эмоции. Она попыталась было затолкать их обратно как можно глубже, но тщетно: вместо того, чтобы обуздать себя и быть сильной, она расклеилась словно разбухший в воде картон, окончательно потеряла контроль над самой собой, и позвонила последнему исходящему вызову в телефоне матери, по какой-то нелепейшей насмешки мироздания оказавшемуся контактом Джона Винчестера. И теперь в ее доме находились двое незнакомых и потенциально опасных для нее же самой парней, одному из которых она собственноручно указала на свои слабые точки во время спонтанно случившейся совместной пьянки. Правда, стоило отдать Сэму должное — он оказался прекрасным отвлекающим фактором и с ним было приятно провести время. К тому же, его боль была схожа с её собственной болью и это здорово подкупало, как и его, несвойственное охотникам миролюбие, сочувствие, обещание помочь и неподдельный интерес к товарам из маминого магазинчика. Виолетта даже искренне прониклась к нему чисто человеческой симпатией… Но это вовсе не делало ее поведение менее недостойным и неприемлемым. Ей следовало сразу же отправить их восвояси, либо разбудить Дина вослед за братом и выставить прочь их обоих, взять наконец-то себя в руки и начинать наконец-то действовать самостоятельно, но… Они беспокоились за неё там, на дороге. Так, словно им было действительно не все равно. И даже понимание того факта, что на самом деле они беспокоились за себя, не придало ей сил отослать их на все четыре стороны после того, как выяснилось что они — те самые сыновья, про которых говорил Джон. К тому же, Виолетта внезапно осознала, что даже сам факт присутствия других людей под крышей дома положительно влиял на неё. Настолько положительно, что впервые за долгое время её не затошнило не то что от вида и запаха — даже от мыслей о еде. Она даже испытала настоящее чувство голода — впервые с того момента, как узнала о смерти матери; не говоря уже о том, что это был мощный стимул для того, чтобы наконец-то начать вести себя так, словно ничего страшного не случилось. Мобилизировать оставшиеся крохи ресурсов и начать делать хотя бы что-то. Проконсультироваться с таро. Изучить материнскую Книгу Таинств, которая, на её счастье, находилась в комнате, а не в мастерской. Составить полный список жертв, относившихся к Салему и окрестностям. Наконец-то заставить себя дойти в магазин… Впрочем, положа руку на сердце, она так и не смогла бы заставить себя потревожить материнское детище, если бы Сэм отказался ей помочь. Но Сэм согласился и все было хорошо, все и было бы хорошо, если бы она вовремя заметила, что он нарушил установленную мамой защиту. Салемская ведьма всегда должна проявлять максимальную бдительность, но она и здесь умудрилась напортачить. Она просто не подумала, что Сэм банально не знает о подобных вещах, не говоря уже о том, что связываться с охотниками — неприемлемо для любой уважающей себя салемской ведьмы. Но с другой стороны мама тоже наплевала на это правило, когда позволила себе тесное общение с их отцом, а ведь она была Верховной Ведьмой. Но как бы там ни было, узнали о её нарушении, а не о мамином. И теперь все её усилия наверняка обнулятся и все придется начинать с начала. А ведь она и так не пользовалась популярностью, по крайней мере у круга внешнего: Лили четко озвучила — она и ее сестры не потерпят присутствия в городе убийцы горячо любимой наставницы, а это значит, что для неё существует только один выход, раз уж она так удачно спуталась с таким же предателем, как она. Не понимаю, почему тебе разрешили жить в городе, не смотря на то, что своим побегом ты нарушила Свод Законов и плюнула нам в лицо, — сказала она. — Не понимаю, почему миссис Дульски дала тебе шанс искупить твое предательство. Не понимаю, почему тебя до сих пор не приговорили, ведь убийство сестер и Верховной Ведьмы — страшнейшее преступление из всех возможных… Не удивлюсь если и смерть твоего дружка на самом деле твоих рук дело, ведь это должно быть так привычно для тебя — обрывать жизни других. Именно после этого Виолетта на неё бросилась, в очередной раз не подумав о последствиях. То, что было после этого она помнила очень смутно — словно через толщу воды. Все, кроме убийственно-изучающего холода зеленых глаз наконец-то восставшего из спящих брата Сэма. Она как будто влетела с разбегу в горное озеро, чьи ледяные глубины моментально возвращали в момент «здесь и сейчас». Что оказалось очень кстати, позволив избежать очередной порции пиздеца, который совершенно точно сделал бы дальнейшее сотрудничество невозможным. А ей очень хотелось договориться о дальнейшем сотрудничестве, ведь это было бы прекрасной возможностью наконец-то покинуть Салем снова, ведь после сегодняшнего столкновения сил на то, чтобы доказывать ковену свою пригодность у Виолеты больше не было. Оставалось только бежать. Тем более, что дальнейшее пребывание в городе автоматически создавало проблемы братьям, ведь Лили и её сестры по ковену наверняка будут цепляться и к ним тоже. Не нужно было даже делать расклады, чтобы понимать: подобное столкновение закончится кровавой бойней, с жертвами с обоих сторон. И снова — по её вине, ведь если бы не она, Сэм и Дин никогда не оказались бы под ударом салемского ковена. Виолетта не хотела больше никаких смертей — ни охотничьих, ни ведьминских. На её руках и без того было достаточно крови, пусть даже не она нанесла погибшим роковые удары. К тому же, с помощью Кайла и интернета она выяснила, что идентичные убийства происходили по всей Америке на протяжении нескольких последних лет, а попытка сделать расклад на истоки подобного ведьмоцида ничего толком не прояснила — карты выдали королеву жезлов, императрицу, дьявола и колесницу — ту единственную карту, которую она смогла понять. Корни смертей лежали где-то на просторах Америки и Салем не смог бы дать ей никаких ответов, даже если бы захотел. А ответы были необходимы, потому что она собиралась мстить. Её мама была сложным человеком, но она все равно была её мамой, и, не смотря на ссору и полный обрыв контактов, Виолетта её любила. А теперь к матери прибавился ещё и Кайл, окончательно укрепив решение покарать убийцу любой ценой; пусть даже окончательное созревание произошло именно сейчас — после того, как она впервые за несколько дней вспомнила об этих планах. Найти и уничтожить убийцу — её долг перед магией и памятью близких. А это значило только одно — пришло время действовать. Виолетта залпом осушила чашку, машинально отметив краем сознания большое количество тимьяна, и заставила себя подняться на ноги. С кухни доносились приглушенные голоса. Девушка молча кивнула сама себе и направилась в ванную — нужно было снять повязки и смыть с себя энергетическую грязь сегодняшнего утра. Результаты приятно радовали — синяки полностью исчезли, как и ожоги, а глубокие царапины стали выглядеть гораздо лучше, чем утром. Если все-таки получится договориться о сотрудничестве, стоит взять с собой большую часть материнского арсенала… Но сначала следовало отмыться. Льющаяся с потолка вода приятно согревала кожу и приглушала бушующее внутри эмоциональное мессиво. Это было весьма кстати — да, Сэм уже находился на её стороне (по крайней мере — на словах), но его брат все еще оставался большой проблемой. Если верить вчерашним речам Сэма про то, что Дин — как их отец, то это значило, что он уперт, бескомпромиссен и агрессивен, с четким делением мира на «черное» и «белое». И сегодня утром, когда они выбирались из комнаты, ей отчетливо показалось, будто Сэм боится его. Нет, она тоже боялась. Но она — чужой человек. И она споила и накурила его брата. Это было совсем другое. И хотя единственным, что она могла сказать наверняка благодаря утреннему «приветствию», было то, что Дин невероятно подозрителен и обладает привычкой к перестраховке, легче от этого ни капли не становилось. Ей следовало держать ухо востро и быть максимально осторожной в формулировках и поведении. Вылезать из душа не хотелось, но выбора не было. Нужно было готовиться к разговору, а заодно — подумать о возможной цене, ведь все в этом мире требует платы, и далеко не всегда эта плата взимается деньгами. Хотя в её случае правильнее будет предложить деньги. Наверное. Мысли скакали как сумасшедшие, не желая выстраиваться в последовательность и способствовать выполнению поставленной перед собой задачи. Но зато не было никаких проблем со стратегией поведения — девушка решила, что будет держаться так, как если бы пошла брать интервью у какой-нибудь важной шишки. Абсолютная невозмутимость, безупречная вежливость, собранность и серьезность. Может быть похихикать над шутками, даже если на самом деле они совершенно не смешные — важным людям нравится восхищение. Но ни единого намека на пустую лесть или желание подлизаться. И конечно же, в идеале, не должно возникнуть ни единой мысли о том, что она готовилась к этому разговору с максимальной тщательностью… Оставался только внешний вид. После недолгих раздумий, Виолета остановила свой выбор на «счастливой» фиолетовой юбке, благодаря которой она не завалила ни единого предмета на сессиях, и любимой футболке с солистом Queen — папа когда-то купил её на одном из концертов. Специально для неё. Навырост. Для какой-нибудь особенно важной даты. — Я знаю, что у ведьм десять лет — это начало взрослой жизни, — сказал он тогда. — И что по этому случаю принято дарить всякую колдовскую утварь или оружие, но ты уж прости своего чудака-отца. Эта штука под названием любовь, я просто не могу с ней справиться*. — Лёгкое сумасшествие под названием любовь*… — Лёгкое сумасшествие под названием любовь, да, да*. Они закончили напевать и рассмеялись. Папа сжал ее в своих медвежьих объятиях и поцеловал в макушку, прошептав перед тем, как выпустить: — Помни, что даже самая крутая ведьма в первую очередь — человек. Виолета пропустила его напутствие мимо ушей, потому что в комнату вошла мама и все мысли моментально скакнули в другое русло. Но футболка с тех пор стала её любимой, пусть и была велика на несколько размеров сразу. И сейчас, на ходу собирая волосы в хоть какое-то подобие прически, Виолета почувствовала, как давний подарок отца придает ей уверенности в себе, словно папа все еще рядом, а в комнату вот-вот зайдет мама, улыбчивая и сияющая, с перевязанным подарочной лентой пистолетом в руках, невероятно гордая, что теперь ее дочь будет принимать в охотах на зло полноценное, а не второплановое участие. Но мамы не было. И папы — тоже не было. Был только пустой родительский дом и двое сыновей Джона Винчестера на кухне. Сэм смотрел с облегчением и беспокойством. Дин — выжидающе, с обманчивыми нотками расслабленности в ярко-зеленых глазах. Виолета непроизвольно вздернула подбородок и поджала губы, но решила пока что игнорировать его — она поставила пустую чашку в раковину и повернулась к Сэму. — Спасибо, амиго. — Ты выглядишь гораздо лучше, чем утром. Девушка почти пошутила про воскрешение из мертвых, но осеклась, вспомнив, что они не одни, а вчерашняя пьянка — не то, во что следовало посвящать Дина, хотя бы во имя собственной безопасности. К тому же, это шло в разрез с выбранной тактикой. Поэтому она сказала совсем другое: — Это все чабрец. Он придает бодрости и здоровья. Шуточка про реанимацию трупа упорно продолжала лезть наружу. Пришлось прикусить себе язык и замолчать. Тем более, что они собрались здесь не за этим. — Ладно, — она позволила себе выдохнуть и села на оставшийся свободный стул. — А вот теперь пришла пора для серьезного разговора. — Но есть проблема, — Дин вздернул подбородок и скрестил руки на груди. — Знаешь, вы, ведьмы, конечно очень горячие цыпочки, но ни единому вашему слову или действию нельзя верить. Он посмотрел на Сэма. Сэм, который собирался было что-то сказать, послушно захлопнул рот. — И тебе нужны гарантии? Что ж. Могло бы быть и хуже. Наверное. — В точку. Потому что даже при всех имеющихся у меня данных, я не поверю ни единому твоему слову, пока не буду уверен, что слышу правду. — Я могу поклясться на плакате с Led Zeppelin, — ляпнула Виолета прежде, чем вспомнила о чем и с кем говорит. — Или Библии. — Мне нравится вариант с плакатом, — неожиданно признал Дин после секундного молчания. Кажется, он даже допустил на лицо тень улыбки. — Но это не то. И Библия тоже. — Вот и хорошо, потому что у меня все равно её нет. Только плакат. Сэм одобрительно хмыкнул и поспешно закашлялся, скрывая улыбку. Виолета мысленно сделала себе пометку — раз Сэм позволяет себе улыбаться и явно веселится над разговором, значит, на самом деле все совсем не так жутко, как казалось ей поначалу. — Еще я могу дать честное-честное слово, что не буду врать. Или придумать, где украсть фургон сыворотки правды. Ну или полиграф. В глазах Сэма продолжали плясать веселые искры. Дин продолжал молчать и смотреть на неё с нечитаемым выражением лица. Общая атмосфера в кухне потеплела примерно на четверть градуса. Виолета развела руки в стороны и наигранно скорбным тоном сообщила: — Варианты кончились. — Но, — терять было нечего, и девушка позволила себе удариться в легкий фарс, чтобы скрыть собственное волнение. — Я готова на всё, — она добавила в голос драматического придыхания. — Чтобы доказать вам свою правдивость, о, милый рыцарь. — Значит, — Дин сделал рукой жест, которому позавидовал бы любой фокусник, и достал с подоконника заранее открытую на заготовленном месте тетрадку, которую до этого момента закрывал от ее глаз своей спиной. — Мы будем делать это. *** … — А я говорю вам обоим ещё раз, что об этом не может быть и речи! Тетрадка, положенная перед ней на стол, оказалась черт знает как попавшей в загребущие руки Винчестера старшего материнская Книга Таинств. Ах да, она же самолично бросила их у себя на столе, предполагая, что с её наследством ничего не случится в её собственном доме. Однако, случилось. Гребанный Дин Винчестер случился. — А как же твое «я готова на все»? — в ярко-зеленых глазах плясали не искры — гребанные пожары смешинок. — Видишь, как подтверждается мой тезис о том, что ведьмам ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах нельзя верить? Чертов ублюдок просто издевался над ней в течение последних пяти минут, совершенно не представляя чего требует. — Магия крови, — попыталась в очередной раз воззвать к здравому смыслу охотника Виолета. — Это очень, очень, очень серьезная магия! С таким не шутят! Вы двое — гребанные охотники, что за гребанная тяга к дурацким шуткам? — А разве похоже, что кто-то шутит? — Фиалки душистые! Это же просто… — Ритуал из записей белой ведьмы. Разве белые ведьмы применяют темные ритуалы? А может быть ты не так бела, как пытаешься показаться? — Ну разумеется нет! — девушка скрестила руки на груди, стараясь обуздать кипящее внутри раздражение. И страх. Потому что интуиция говорила — она не отвертится. — Я отговаривал его как мог, — наконец подал голос Сэм. — Прости, Ви. — Хреновый из тебя оратор, ма шери, — огрызнулась ведьма, пряча лицо в ладонях. — Неужели это не пугает никого кроме меня? — То, что Сэм — хреновый оратор? Нет, меня иногда тоже это беспокоит. — Эй! — Я уже даже не говорю о том, что копаться в чужих вещах это просто… — Ну ты же сама писала, что я могу чувствовать себя как дома. Виолета хотела напомнить ему, что у фразы была ещё и вторая половина, но запал возмущения, в котором она начинала спор, уже сошел, оставив после себя усталость с легким привкусом обреченности. — Пресвятые гибискусы, — вздохнула ведьма, падая обратно на стул и закрывая глаза. — Вы ужасны. — Да, — Дин как ни в чем не бывало пожал плечами. — Поэтому выбор у тебя невелик: либо ты делаешь так, как мы тебе говорим и соглашаешься на ритуал, либо мы встаем и сразу же уезжаем, и вертись тогда со своими проблемами как хочешь. Виолета закусила губу. У неё был большой соблазн открыть перед ними дверь и помахать ручкой на прощание, но, но, но… Ей было ужасно стыдно, но она не была уверена, что сможет справиться со всем этим самостоятельно, потому что (Кайл и Сэм слишком наглядно показали это) одиночество разрушало её. И она не могла противостоять этому. Попробовать конечно стоило, только вот в случае провала ей никто не даст второго шанса. Ни Салем, ни братья Винчестеры. Она словно стояла на перекрестке. Выбирать следовало сейчас. — Мне нужно минут пятнадцать, чтобы подумать, — наконец сказала она, опустив руки под стол и быстро ущипнув себя, чтобы собраться. — Пожалуйста. — Конечно, — быстро проговорил Сэм, и, воспользовавшись тем, что брат не увидит этого, подмигнул ей, пытаясь приободрить. — Ты ведь полноценная сторона переговоров, а не пленница. — Спасибо и на этом, — фыркнула Виолетта, поднимаясь на ноги. — А теперь, мальчики, я вас покину ненадолго, потому что в одиночестве мне думается гораздо лучше. — Время пошло. В голове вертелся ответ крайней степени нецензурности, но Виолетта не стала вступать в очередную полемику, нырнув в спасительную полутьму гостиной и из неё — своей комнаты. Она испытывала острую потребность пафосно хлопнуть дверью, но дверей не было — они с Кайлом собственноручно убрали их практически отовсюду, потому что в замкнутых пространствах у неё неизменно начинались панические атаки и даже открытые окна не всегда спасали ситуацию. Пришлось долбануть пару-тройку раз по боксерской груше в приступе бессильной злости. Да, она конечно же думала о цене, но… Не о такой же. Непонятно как отделившийся от колоды Дурак скалился на неё с угла письменного стола. Мироздание тупо издевалось над ней, взяв пример с Дина Винчестера, а она ничем не могла ответить. Виолетта сделала глубокий вдох, выдохнула, описала несколько кругов по комнате, как можно больнее оттянув себе волосы. Её начинало трясти. Она боялась. Она никогда не считала, что мамин интерес к подобным практикам кончится чем-нибудь хорошим, потому что магия крови — штука сильная и очень неоднозначная. И опасная. Мама всегда улыбалась, гладила ее по волосам, и говорила, что сила требует риска, ведь без риска не бывает победы… Виолета никогда не обладала подобной смелостью. Она уселась на край кровати, и, словно во сне протянула руку к Дураку. Кивнула сама себе и протянула руку за остальной частью колоды. — Что мне делать? — голос подрагивал на грани шепота. — Как лучше поступить? Тасуемые карты шелестели друг о друга, словно пытались сказать ей что-то. Виолета привычным в последнее время усилием воли отпустила разум, погружаясь в легкое подобие транса. Нужные карты пульсировали под пальцами словно энергетические фонарики, позволяя нащупать и отыскать их. Звезда. Колесница. Двойка Чаш. С колесницей было проще всего — карты опять говорили ей о необходимости уезжать. Но Двойка чаш? Звезда? Она протянула руку и поднесла Звезду к глазам. В голове упорно крутилась трактовка, связанная с доверием, но это абсурдно и нелогично, потому что главное правило здравомыслия — в этом мире никому нельзя доверять. Глупая Звезда. Даже если она последует совету и попробует довериться, братья никогда не доверятся ей в ответ, а это значит, что она будет особенно уязвима. Виолетта не собиралась быть уязвимой. Она и так показала Сэму более чем достаточно своих слабостей. Девушка отложила Звезду в сторону и переключила внимание на Двойку чаш. Мужчина и женщина, держащие в руках кубки, над которыми парят Кадуцей с переплетающимися змеями и крылатая голова льва. Память любезно подкинула традиционные значения, которые подходили бы к ситуации. Деловая сделка. Взаимность. Привязанность. Доброта. Уравновешенные отношения. Сотрудничество. Но интуиция шептала: это не то. Карты пытаются сказать ей совсем не это. Двойка чаш. Двое людей. Взаимность. Привязанность. Доброта… — Единица добавлена к единице, — голос мамы прозвучал в голове так отчетливо, словно она действительно стояла рядом. — А Кадуцей был традиционно посохом, который носил с собой вестник богов Гермес, он символизирует равновесие между Небесами и Землей. Крылатый лев представляет собой слияние Духа и грубой силы. Люди — олицетворение мужского и женского начала. Карта союза, напоминание о том, что целей своих кверент достигнет благодаря взаимной поддержке. Виолета помотала головой. Она чувствовала себя Гарри Поттером в водовороте летающих ключей. Они летали с огромной скоростью вокруг нее, запутывая и сбивая с толку, а она только крутила головой в разные стороны, изо всех сил стараясь сохранить равновесие, и никак не могла ухватить действительно нужный ключ. Слияние Духа и грубой силы. Взаимность. Привязанность. Доброта. Союз. Деловая сделка. Обмен клятвами… …. — У меня есть одно условие, — сказала она спустя пару минут, стремительно заходя в кухню. Её все еще немного трясло, на этот раз — от волнения. — Я ведь полноценная участница переговоров, а не пленница. Она заставила себя сесть на стул и посмотреть Дину в глаза. Удивительно, но он не стал ничего говорить ей. Только чуть склонил голову на бок и приподнял бровь, давая понять, что слушает. — Какое условие? — донесся со стороны голос Сэма. Виолетта повернула голову и посмотрела на него. В голове мелькнула совершенно неуместная мысль, что не смотря на очень близкое родство и схожие черты лица, она совсем не видит в братьях ничего общего. — Мне тоже нужны гарантии. Я согласна принести кровную клятву, но согласна при том единственном условии, что она будет обоюдной. Это, мальчики, будет честно. Братья переглянулись с какими-то странными выражениями на лицах, но промолчали. Темнота за окном сгущалась, обступая дом и освещенное электрическим светом окно своими тенями. В воцарившейся, почти оглушающей тишине, было отчетливо слышно тиканье часовой стрелки. Сердце в груди колотилось как сумасшедшее, но внешне Виолетта оставалась невозмутимой, потому что эмоции это слабость. Салемская ведьма никогда не показывает своих слабостей. В какой-то момент волнение слишком сильно сжало её за горло, затруднив возможность дышать, поэтому пришлось снова как можно больнее и незаметнее ущипнуть себя под столом. Не укол булавки конечно, но… Мамина Книга Таинств так и лежала раскрытой на странице раздела с клятвами на крови. Колесница. Звезда. Двойка чаш. …без риска не бывает победы… — Ладно. Дин пожал плечами так небрежно, словно говорил о прогулке при неудачной погоде, но она все равно заметила их — тени сомнения в правильности принятого решения. Ей вдруг почему-то подумалось, что его глаза по цвету такие же как у отца. И эта его Шевроле Импала… Но отец родился гораздо раньше, и пропал всего несколько лет назад. К тому же, мама несколько раз пыталась призвать его призрак с того света и каждый из них потерпела неудачу, а это значит, что он не умер. Просто не мог умереть и не откликнуться из-за грани на зов жены. — Я согласен. *** Первое, что сделала Виолетта после того, как стало ясно, что переговоры пришли к согласию, структура ритуала запомнилась, а роли — распределились — выдворила Винчестеров с кухни, с глаз своих долой. Выбранный ритуал требовал подготовки, но к написанию текста её наотрез отказались подпускать — во избежания мухлежки с формулировками (она попыталась было оспорить это, но Дин уперся и категорически отказался воспринимать её аргументы. Сэм выбрал сторону брата и девушка была бы максимально удивлена, даже разочарованна, поступи он как-нибудь по другому. Он мог сколько угодно говорить о том, что не считает ее плохой, но это ничего не значило, потому что в этом мире никому нельзя доверять.), а в мамину мастерскую, где хранились нужные предметы, отказалась заходить она сама. Девушка считала, что братья прекрасно справятся с установкой алтаря и без неё. Не так уж сложно протереть стол и расставить на нем символы четырех стихий, атам, чашу и ритуальное масло. Сама она предпочитала заняться проблемой не менее важной: после любого рода ритуалов требовалось восполнение затраченной энергии и заземление, а это значило — нужно приготовить какую-нибудь еду и подготовить выпивку, благо у нее еще оставалась бутылка вина и несколько банок пива. Заморачиваться с чем-то долгим и сложным не было ни смысла, ни желания, поэтому девушка остановила свой выбор на шарлотке и пироге с вишней из готового слоеного теста. Если вдруг этого не хватит… что ж, тогда она придумает, как можно выкрутиться. Самое главное, чтобы никто не упал в обморок с непривычки, потому что такое иногда случалось с теми, кто впервые проводил серьезные ритуалы — чем выше чувствительность к энергетике, тем выше риск, что сильные энергопотоки пошутят шутки с физическим самочувствием. Да, у нее конечно же будет страховка в лицах магии и невозможности соврать, но отношений это не улучшит. Не то чтобы её это волновало, но если они согласятся помочь, то нужно будет работать в команде. А это лучше делать без лишних поводов перегрызть глотку. Виолетта доплела последний элемент «решетки» и сунула вишневый пирог в духовку — прямо к яблочному. Хотела было сходить в гостиную и еще раз попросить посмотреть текст, ибо формулировки в магии были самой что ни на есть важнейшей вещью, но решила, что это только накалит атмосферу и махнула рукой. Если они не идиоты, то они сами все понимают, а если все-таки да… Ну, тогда она в очередной раз покажет себя полной дурой, но крайней мере расхлебывать последствия (спасибо картам) придется не ей одной. Мысли о последствиях навели на идею, что стоит заварить чай с тимьяном и родиоллой — на тот случай, если её возможности, как и в случае с Кайлом, окажутся недостаточными. Блики свечей, зажженных перед тем, как начать мешать бисквит для шарлотки, смазанными линиями отражались в присыпанной мукой светлой столешнице. Одна из свечек догорела до конца и погасла, пролив в компанию к муке светло-зеленые восковые слезы. Виолетта подумала о том, что она могла бы попробовать слить остатки в чашку с водой и погадать на будущее, но не стала — да, кулинарная возня помогала ей сосредоточиться и отвлечься, но в голове все равно царил полный хаос. Перед тем, как проводить основную часть действа ей нужно будет очистить пространство и очертить священный круг. По хорошему, им троим тоже стоило бы пройти небольшую чистку стихиями, да только разве кто-нибудь позволит ей это? Предложить, впрочем, все равно стоило. И ещё нужно будет временно помазать Сэма в жрецы, ведь когда клятву приносят двое, ритуал должен проводить кто-то третий. Поначалу она даже надеялась, что новость об этом таки отвадит Дина от этой идеи. Не отвадила. И хотя у Виолетты все еще оставалась надежда на то, что он блефует, мысленно она готовила себя к самому худшему, потому что интуиция шептала ей: что-то будет. Время тянулось невероятно медленно, а тиканье часов стало казаться до невозможности громким. Оно раздражало, от него болела голова, оно мешало отыскать внутри необходимое хладнокровие… Это было слишком. Девушка представила вожделенную тишину и как можно четче визуализировала внутри намерение. — Ночная тьма, свет свечей, травы в мешочках, В моей крови — магия, Магия — это сила, Пусть же эти гребанные часы наконец заткнутся. Составленное на совершеннейший наобум заклинание сработало, хоть и не совсем так, как она представляла — где-то внутри механизма послышался громкий хлопок, стекло циферблата треснуло и стайкой осколков просыпалось на пол. Повалил дым — черный и воняющий горелым пластиком. Но стрелки больше не тикали. Было тихо. Виолетта удовлетворенно кивнула сама себе и распахнула окно пошире — ровно перед тем, как в комнате возник старший из братьев с ножом в руках. Ну да. Конечно. Кто бы сомневался, что он не сунется. — Все в порядке, — взяла она быка за рога прежде, чем он успел хоть что-то сказать. — Я просто взорвала часы. Ничего серьезного, честное сло… ладно, проехали. — Зачем? — наконец-то определился с руслом дальнейшего диалога Дин, колебавшийся последние несколько секунд между остротой и обвинением. — Хотела чтобы они не тикали, — не стала скрывать своих мотивов ведьма. — Это раздражало. Хочу быть полностью собранной, когда придет пора действовать. — Кардинально, — признал он после недолгого молчания. — Неудачное заклинание. Её волнение стало таким масштабным, что казалось ей осязаемым и густым — протяни руку и сразу схватишь. — Вообще-то, я как раз собирался позвать тебя, потому что Сэм закончил с формулировками. — А ножик с собой зачем, для храбрости? — Кто же знал, что твоя раздражительность способна взрывать циферблаты? Стоит сказать Сэму, чтобы он дописал дополнительный пункт, как думаешь? — Я все еще считаю, что вы ужасны, — странное дело, но от его полушутливого тона ей стало самую чуточку спокойнее. — Нужно будет провести чистку. В идеале. Так всегда делают… ну, если коротко, чтобы основная часть проходила лучше. Только огонь, земля, вода и воздух, ничего лишнего. И да будем мы освящены и очищены и действо наше будет благославлено… — Кем? — Стихиями же, — девушка закатила глаза и вздернула подбородок. — Ну и еще это помогает сосредоточится, — пришло время для козыря. — Сэму это будет совсем не лишним. Виолетта вдруг осознала, что все это время она не чувствовала враждебности в свой адрес. Она даже сейчас не ощущала её — только выкрученное на максималки здоровое недоверие, выкрученное на еще большие максималки беспокойство за брата, сомнения, некоторый мандраж и, что оказалось совершенно удивительным для неё, — легкий флер любопытства где-то глубоко внутри. А вот враждебность отыскать не получалось вопреки всем её стараниям. — Ладно. Духовка яростно запищала, сигнализируя об окончании процесса. Девушка потыкала в свои кулинарные детища зубочисткой и осталась довольна — та выходила из теста совершенно сухая, а значит можно оставить их доходить в тепле, а самой идти в комнату, потому что чем раньше они начнут, тем раньше закончат. Волнение окончательно отступило, сменившись приступом какой-то отчаянной решимости. Это было словно бросание головой в омут, на дне которого совершенно точно лежит железка или коряга, способная раскроить голову. Она никогда не была достаточно храброй, но сейчас пришло время исправить это, чтобы мама могла бы хоть в чем-то гордится ей…ну, если бы узнала о происходящем, разумеется. Пусть даже все, что она делала и собиралась сделать, совсем не являлось поводами для гордости среди ведьм. Но у нее просто не было выбора… Не было ли? В гостиной клубилась темнота, разгоняемая светом свечей на подоконнике и выдвинутом в центр комнаты журнальном столе. Два кресла и небольшой диван были немилосердно сдвинуты к стенам. Дверь в мамину мастерскую была открыта, напоминая распахнутую пасть хищника. Или узкий, бездонный черный подвал, готовый пережевать тебя без остатка. Виолетта вдруг ощутила, как ей не хватает воздуха. Ноги стали ватными, на лбу выступила испарина. Ей казалось, что оттуда сейчас вылетит темный, похожий на хамелеоний, язык, и, обхватив её за ногу, утащит к себе в пасть, чтобы переварить потом в собственном соку. Она уже практически видела, как он облизывается. У него даже были клыки. С них капала слюна, натекающая в липкие лужи на полу. Окружающий мир поник, потускнел, отошел на второй план. Не осталось ничего и никого — только она и невидимый клыкастый, с огромным языком, монстр из темноты в дверном проеме маминой мастерской. Он сейчас сожрет её, а она даже ничего не успела сделать. Она ничего не смогла. Она… Кто-то потряс её за плечо и одновременно с этим раздался хлопок и скрежет ключа по замочной скважине. А вместе с этим пропал и монстр. Виолетта обнаружила, что все еще находится в гостиной, а Сэм, который до этого внимательно перечитывал черканные-перечерканные листы бумаги, крепко, но бережно приобнимает её за плечи, пытаясь споить водой из плошки на импровизированном алтаре. Ведьма благодарно кивнула и поспешно осушила посудину, одновременно пытаясь как можно незаметнее вытереть мокрые от слез щеки. Её все еще подтрясывало, но страх ушел, оставив в память о себе отвратительнейшую слабость. — Спасибо, — голос звучал до отвратительного пискляво. Пришлось прокашляться. — Амиго. — Может быть нам… — Нет. Никаких переносов. Я выдержу. Только все-таки ограничусь кругом и помазанием, извините. И… нужно долить воды. — Да, конечно. Сэм послушно занырнул в ванную. Входная шторка зашуршала, оповещая об этом. Тишина начинала давить на мозг. — Если… — Виолетта сделала последний глубокий вздох и подняла голову. Дин Винчестер продолжал стоять у собственноручно закрытой несколько мгновений назад двери, прислонившись плечом к стене. Тени скрывали его лицо, но она почему-то была уверена, что он ухмыляется. Что нашел себе отличнейший повод посмеяться над ней. — ты хоть раз позволишь себе пошутить на эту тему, я тебя со свету сживу. — Вообще-то даже не собирался, — в деланно спокойном тоне проскользнули мрачные агрессивные нотки. — Но теперь обязательно подумаю. Может быть мне стоит рискнуть, если в мире от этого станет меньше хотя бы на одну злобную тварь? Виолетта тяжело вздохнула. Кажется, она только что ошиблась в своих внутренних выводах и в очередной раз бесповоротно все испортила. Да ещё и аккурат перед клятвою на крови. Просто класс. — Не доводи до благого дела, — цепкий взгляд зеленющих глаз впился в вышедшего из ванной Сэма. — Главное, чтобы не до намерений, — попыталась разрядить обстановку Виолетта, чувствуя себя полной дурой. — Потому что благими намерениями вымощена дорога… — На ритуал, — вмешался в разговор Сэм. — Потому что если мы делаем это сегодня, то делаем это сейчас. Ви, ты как? — Порядок, — девушка дернула себя за волосы, распуская прическу. — Знаешь, я тут подумала. Наверное, всё-таки стоит сделать чистку, просто построим ее иначе. Это будет выглядеть примерно так… Сэм особо не возражал — и без магического фона было видно, что его просто распирает от любопытства, хотя как и всякий хороший охотник, он старательно пытался это скрыть. Получалось довольно удачно, но всю маскировку выдавали глаза. Удивительно, и куда только девалось присущее охотникам недоверие и подозрительность? Впрочем, это было только к лучшему. Виолетта глубоко вдохнула и подошла к столу. Там, в пышущим жаром свете свечи, блестел огненными бликами на серебряном лезвии мамин атам. Девушка затаила дыхание и провела по спиралевидной рукоятке. Магический инструмент отозвался чуть покусывающим гудением. Он помнил. — Так. Ладно. Голос слегка подрагивал. Пальцы сжались вокруг рукояти и подняли атам в воздух. Энергии вокруг пульсировали и гудели. — Встаньте чуть в стороне, оба. Сэм, ты должен стоять первым. Да, вот здесь. А теперь запомните — ритуал прерывать нельзя. Он начнется с той самой минуты, когда я начну открывать круг. На это время мы должны оставить все разногласия в стороне. И я бы всё-таки хотела посмотреть текст, пока мы… — Нет. — Ладно. Заходить только тогда, когда будет приглашение войти. Я сразу оговариваю, что до начала основной части я могу давать подсказки тебе, амиго, потому что ты дебютант. После того, как вы войдёте в круг, выйти из него до окончания ритуала будет нельзя. Чтобы не происходило вокруг, хотя обычно ничего не происходит. Это больше правило для тех, кто живёт не один или практикует на природе. Все ясно? Вопросы? Вопросов не было. — Чтож… — Виолетта встала лицом к востоку и присела на корточки, уперев острие атама в пол. — Волею своей я открываю этот священный круг. Я призываю сюда вас, духи Востока, среброкрылые сильфы, придите к нам, храните наш ритуал! Голос постепенно становился громче, крепче, уверенней. Краем глаза она заметила, как Дин попытался дернуться за оружием (но умничка Сэм решительным жестом удержал его на месте) и мысленно отвесила себе подзатыльник — она совсем забыла предупредить о такого рода формулировках. Просто не подумала, что их не знает никто кроме неё. Всегда голубеющая полупрозрачным мерцанием на маминых ритуалах, в этот раз энергетическая граница круга полыхала теплым золотом. Энергии стихийных духов вихрились в воздухе подобно незримым, но хорошо ощутимым разноцветным воронкам. Виолетта обошла все четыре стороны света по часовой стрелке и, вернувшись на точку востока, снова ткнула лезвие атама в землю, провозгласив, что круг открыт. Она облизала пересохшие губы, повернулась к братьям лицом и посмотрела Сэму в глаза. Его зелёная радужка почти исчезла за чрезмерно расширившимися значками. Он прерывисто дышал. Виолетта слышала, как колотится подобно быстрой барабанной дроби его сердце. А ещё, она не была в этом уверена, но кажется она чувствовала шевеление магии внутри него, словно в нем самом дремал какой-то очень сильный дар, о котором он пока не имел ни малейшего представления. Словно гигантская черная змея с золотыми глазами, свернувшаяся уютными кольцами до поры до времени в своем гнезде. Зато он совершенно точно видел. Слышал. Чувствовал… Виолетта провела его в круг, подняла с алтаря плошку, погрузила туда кончики пальцев, а потом брызнула на него. — Да будешь ты освящен и очищен, — шептала она, обходя его кругом. — Да будешь ты освящён и очищен… После воды пришел черед воздуха, символизируемый пучком белого шалфея. Сладковатый дым лениво описывал кольца вокруг младшего из двух братьев, кокетливо изгибался, устремляясь под потолок. Воздух сменила земля, а землю — огонь. Свечка так и не перестала коптить черным и в конце концов Виолетта сдалась — она не могла выжечь из него боль утраты полностью, не смотря на все усилия. Она поставила свечку на стол и взяла пузырек с маслом. — Этим алтарным маслом я посвящаю тебя в статус жреца до окончания ритуала, Сэм Винчестер, — сказала она, прижимая к его переносице испачканный в масле палец. — Да будет так. — Так и будет, — словно заворожённый отозвался Сэм. — Теперь ты должен произвести такую же чистку со мной, — напомнила Виолетта. — Потом пригласить брата в круг и почистить его тоже. Каждую чистку завершаешь словами «займи же теперь свое место». Сэм молча кивнул и протянул руку за водой. — Да будешь ты освящена и очищена… Змея внутри него зашевелилась, чуть сильнее приоткрыв глаза. Виолетта мотнула головой и зажмурилась, изо всех сил стараясь очистить голову. Это зрелище почему-то испугало её. Воду сменил воздух, воздух — земля, землю — огонь. — …займи же теперь свое место! Да будет так! — Да будет так, — прошептала Виолетта, занимая одну из сторон алтаря. Лезвие атама казалось рыжим из-за свечи. Энергии вихрились. Виолетта не помнила ни единого раза из своего прошлого чтобы они были столь активны. Правда, мама все свои серьезные ритуалы делала без неё — верховная ведьма, посвятившая всю себя без остатка ковену, в ритуальной и охотничьей сферах она предпочитала самозабвенное одиночество. Пахло белым шалфеем и горячим воском. Сэм очищал брата. Виолетта не видела внутри Дина никаких змей, да и вообще — дара. Но ему, кажется, и не требовалось никакой магии, потому что его энергетика и без неё сияла подобно факелу. Вот только… Она не была уверена, но создавалась ощущение, что большая часть этого сияния то ли спала, то ли была подавлена. Но её это не касалось. Она не собиралась лезть к ним в души и ожидала такого же уважения в свой адрес. Дин занял место напротив неё и все посторонние мысли разом вылетели из головы. Кроме одной: они все тут были сумасшедшими. Чокнутыми. Больными на голову. Они игрались с огнем и это не закончится добром, потому что за все в этом мире в конце концов приходится заплатить. Сэм протянул ей кинжал. Виолетта напомнила себе, что у неё не было другого выбора, а даже если и был, то она отрезала его в тот самый момент, когда взяла в руки материнский атам. Теперь уже поздно сожалеть о своих действиях. Ей не сбежать. Оставалось только бежать вперед — навстречу полнейшей неизвестности и исправлять последствия своих собственных ошибок. Это — её долг перед магией и памятью матери. Даже если для его выполнения нужно еще раз, говоря словами Лили, «плюнуть в лицо» ковену. У неё нет выбора. У неё не было другого выбора. Сердце колотилось как сумасшедшее, мир то становился невероятно четким, то расплывался. Граница круга полыхала, энергии бесновались, а у нее самой — вот ведь трусиха! — дрожали ноги и стоять было невероятно сложно. Сэм прокашлялся. Медлить было больше нельзя. Она судорожно выдохнула, и, протянув руку вперед, решительным жестом полоснула себя поперек левой ладони. Кровь тут же побежала наружу радостно-теплым потоком, окрасив воду в чаше в красный цвет. Девушка сжала зубы — лезвие вспороло кожу легко, но с обжигающей болью. Но показывать это было нельзя, нужно было терпеть. Поэтому она заставила себя сохранить невозмутимое выражение лица и, развернув нож лезвием к себе, протянула его партнёру по ритуалу… Кровь которого оказалась такой же красной. Не то чтобы Виолетта имела причины сомневаться в этом, но все равно чувствовала себя странно. Ей почему-то было очень неловко от мысли, что в чаше с водой, над которой они держали руки, его кровь настолько перемешалась с её, что было совершенно невозможно различить их. Зрелище крови, стекающей по ладоням и капающей в воду с тихим, чуть слышным плеском, завораживало. Она не могла отвести от него глаз. И всё-таки в двойке чаш была непередаваемая ирония. Тамошние герои держали кубки в левых руках, точно также как они сейчас разрезали себе поперек левые ладони, потому что обмен — обоюдный. А значит и упор идёт на принятие, то есть «от сердца к сердцу». Вот вам и сердечная связь. Вот вам и взаимный союз. А ведь это даже не Придворный или Старший аркан. Поразительная вариация. Дин закатил глаза и с обречённым вздохом переплел её пальцы со своими. Виолетта почувствовала, что краснеет и чуть было не выдернула руку обратно, одумавшись в последний момент. Да, она практически никогда не брала людей за руки — это был слишком личный жест, чтобы практиковать его со всеми подряд, но здесь это нужно было просто перетерпеть. Потому что ритуал. Потому что просто не было другого выбора. Румянец упорно не желал покидать лицо, поэтому девушка сосредоточилась на пульсирующей боли, которую она чувствовала от своего пореза. — Клянешься ли ты, Виолетта Филдс… Голос Сэма скользил в пространстве, резонируя с энергетикой. Казалось, он наполняет собой всю комнату. Казалось, что родительский дом сейчас задрожит и рухнет от распирающей его силы. — Клянусь, — завороженно прошептала ведьма, посмотрев Дину в глаза. Пусть видит, что она не боится, что ей нечего бояться, потому она чиста в своих намерениях. Что она, может быть, и ведьма, но не злобная тварь. И вообще — не злобная. Она, в конце концов, честно прошла свое испытание сорока восьми часов, да ещё и на повышенной сложности, спасибо мамочке. Да, она никогда не хотела жить исключительно в Салеме и положить свою жизнь исключительно на ковен, но как и всякая салемская ведьма искренне гордилась своей природой. Даже если порою начинала искренне жалеть о ней. Энергии вокруг словно сошли с ума, но Виолетта не слишком обращала на них внимание — ее гораздо больше заинтересовало подобие мельчайших золотых частиц, которые мерцающими лентами обвивались вокруг их сцепленных рук с каждым «клянусь», срывавшимся с её губ. Судя по выражению лица Дина, тот тоже увидел их. Или не смог удержать на лице маску, ведь она так и не смогла понять насколько он чувствителен к энергетическим планам. Она вдруг осознала, что Сэм перестал спрашивать её, переключив внимание на брата. Хватка мужской руки стала крепче. Виолетта стиснула зубы — на долю секунды ей показалось, что она слышит как трещат её ломающиеся кости. А ещё он смотрел ей прямо в глаза и она не могла перестать сравнивать их с ярко-зеленой травой, на которую по осени иногда намерзает тонкая ледяная корка, превращая травинки в подобие изумрудного стекла. Рука, страдающая от крепкого сжатия и нанесенной раны, немилосердно болела — сказывался низкий болевой порог. И в довершение ко всему, Виолетта вдруг ощутила смутный укол тревоги в области сердца. Что-то. Было. Не так. Дин произнес последнее «Клянусь», и золотые ленты, увеличившиеся в количестве, полыхнули ослепительно-яркой вспышкой (ведьма и охотник синхронно отшатнулись, зажмурились и прикрыли глаза свободной ладонью, но рукопожатие не разжали). — Клятвы ваши приняты, да будет так! — прогремел Сэм и покачнулся. Змея распахнула глаза и подняла голову. — Ритуал окончен. Виолетта поспешно освободила руку и снова обошла круг, только на этот раз — закрывая его. Как только лезвие ножа повторно коснулось пола, ноги окончательно подвели её и девушка практически рухнула на пол, успев вовремя подставить руки. И тут же зашипела, отдернув левую — рана продолжала болеть. Где-то позади неё опустился на импровизированный алтарь Сэм. Она слышала его тяжелое дыхание. Кажется, мысль заварить чай оказалась невероятно правильной. — Ну и… — голова шла кругом, перед глазами плясали цветные пятна. И от этой кружащейся какофонии голос Дина доносился как будто издалека. — Что теперь? Как оно работает? Светопредставление? Цветомузыка? Циферблатные взрывы? — Почему ты согласился? — Виолетта нашла в себе силы повернуться к нему. — На обоюдку. Это ведь очень большой риск, а ты вполне мог бы оставить в силе условия ультиматума. — Наш отец хотел, чтобы мы тебе помогли. У меня были его слова и я отыскал доказательства их правдивости. Плюс мелкий.  Сэм протянул руку и попытался отвесить брату шутливый удар, пробормотав что-то подозрительно похожее на «иди ты». — Я решил, что раз уж отец действительно был обеспокоен твоей судьбой, то… — Благое дело? — не удержалась от подколки ведьма. — Намерение. — На самом деле, мы изначально думали об обоюдности, — снова подал голос Сэм. — Но решили, что стоит попытаться обойтись малыми жертвами. — То есть моими, — расшифровала сказанное Виолетта. — Ну вы и жуки! — Попытаться стоило. Девушка растянула в усмешке уголки губ и заставила себя подняться, осмысливая услышанное. Клятва проявляла себя знанием. Это было невозможно объяснить, но она просто знала, что Дин сказал ей правду. — Твоя очередь спрашивать, — сказала она, зачем-то положив ладонь на лоб. — Как ты выжила при столкновении? — Я не знаю, — развела руками ведьма. — Если честно, это было одно из наиглупейших моих решений, но тогда я просто не видела для себя другого выхода. Я даже прочитала заклинание. Знаешь, что-то из серии «да сложится же все максимально удачно для меня». Я была уверена, что благодаря этому я умру быстро и безболезненно, но… — Ты едва не сделала меня убийцей. — Но не сделала же. Говорю же — я просто не видела другого выхода. Я была уверена, что ваш отец просто блефует, чтобы потянуть время, что на самом деле никто не придет и не приедет. Меня просто… переклинило. Полная, абсолютная безысходность. Даже врагу такого не пожелаю. И я сожалею. Что доставила столько нервов, и что… ну… сделала неправильные выводы. Перед ритуалом. Я не хотела. — Верю, — медленно склонил голову Дин, прислушавшись к собственным ощущениям. — Это… странно. — Даже слишком, — девушка перевела взгляд на чашу с водой и кровью, которая по прежнему стояла на алтаре. Классика церемониальной магии настоятельно советовала вылить её под дерево. К тому же, ей все равно нужно было сходить на кухню — за алкоголем, чаем и пирогами. Правда сама она сейчас не отказалась бы от целой бутылки виски, но во-первых её тогда унесло бы в далёкие пьяные дали, а во-вторых виски у неё не было. Приходилось довольствоваться тем, что есть. — Так, я сейчас, — она обошла Сэма и, взяв чашу в руки, направилась ко входной двери, но на половине пути остановилась и вернулась в гостиную. — Откройте мне кто-нибудь дверь, пожалуйста. Сэм попытался было подняться, но брат опередил его, и младший Винчестер покорно остался сидеть на месте. Сад встретил её ароматами трав и ночной прохладой. После теплоты помещений это казалось настоящим холодильником. У Виолетты даже зубы застучали от холода. От невозможности согреть себя растиранием рук, тело сотрясала мелкая дрожь. Но голова прояснилась, и теперь, ступая босыми ногами по отсыревшей земле, она ощущала себя гораздо лучше, чем в душной, пропахшей шалфейным дымом гостиной. Она дошла до яблони и, присев на корточки, пролила содержимое чаши на землю. Память любезно подкинула напоминание о том, что это — та самая земля, на которой истекал кровью её хранитель, а возможно и мама, и та самая яблоня, за которой она видела фиолетовый отсвет, слишком похожий на признак телепортации. Виолетта вздрогнула и резко поднялась на ноги, ощущая, как внутри снова начинает расти тревога. На долю секунды у нее даже возникло странное, но отнюдь не новое за последние дни чувство, будто кто-то наблюдает за ней. Она кожей ощущала этот невидимый взгляд откуда-то из темноты, а ещё впервые обратила внимание на висящий возле земли туман. И хотя туман являлся самым обычным явлением для летних ночей Салема, испугалась Виолетта по настоящему. Она бегом пересекла местность от яблони до крыльца, захлопнула за собой дверь, несколько раз повернув ключ, и тяжело дыша прислонилась к ней спиной, закрыв глаза. Салемские ведьмы не позволяют страху овладевать собой, но для нее уже было в порядке вещей — лажать во всем, что прописано в Своде Законов. Она хотела было зайти на кухню, но не решилась — перед глазами стояла та женщина, с безднами вместо глаз, и больше всего на свете Виолетта боялась, что увидит ее сейчас, заглядывающей в окно. Можно было конечно захлопнуть ставни и закрыть шторы, но тогда это будет замкнутое пространство и ничего хорошего из этого не получится. Святые гибискусы! Раньше она считала что это — последствия злоупотребления травкой и алкоголем, ибо после гибели Кайла усиленно и постоянно загоняла себя в максимальный угар, чтобы не думать о случившемся. Получалось с переменным успехом, но получалось, пусть даже потом, по отходняку, становилось только хуже. Но сейчас она была трезвая. Во всех смыслах. И зайти на собственную кухню по прежнему было выше ее сил. Её начинало колотить от одной только мысли, что эта женщина может действительно стоять там. Что возможно единственное, почему она до сих пор не вошла в дом — поставленная мамой защита. Мамой, которая всегда хотела для неё самого лучшего, пусть даже их понятия о лучшем кардинально расходились друг с другом. Которая сейчас обязательно сказала бы ей, что она уже взрослая ведьма, которая должна быть выше своих страхов, потому что как бороться со злом, если страхи владеют тобой, а не ты — страхами? И была бы права, потому что как она собирается мстить, если постоянно скатывается в концентрированность исключительно на себе? Соберись, тряпка. Мамина защита все ещё действует в полную силу. Ничего страшного не случится. Нужно просто пройти на кухню и перенести все в гостиную, для этого даже не обязательно смотреть в окно. Мамина защита работает. Она в безопасности… — Знаете что, — сказала Виолетта спустя минуту, входя в гостиную. — Как насчёт того, чтобы переместиться на кухню, и, наконец-то, серьезно поговорить? *** Никакой заглядывающей в окно женщины на кухне, разумеется, не оказалось. Виолетта не сдержала облегченный вздох и, кивнув братьям на стулья, поставила на стол бутылки, пироги и поспешно налила Сэму чай перед тем, как прихватизировать оставшееся свободное место, — он выглядел бодрее, чем раньше, но все ещё был невероятно бледен. — Ты как, амиго? — Мне кажется, я должен задать этот вопрос тебе, — Сэм благодарно кивнул, сжимая пальцами чашку. — У тебя кровь. — Что? А… — она вдруг заметила, что кровь так и не остановилась до конца, наводнив пол мелкими красными лужами и пожав плечами откупорила себе пиво. — Ой. Я совсем забыла. — Нужно сделать перевязку. — Я потом сделаю, когда… — Хочешь воплотить коварный план приманив упырей с ближайшего кладбища? — саркастически хмыкнул Дин, с неприкрыто довольным видом уволакивая себе кусок яблочного пирога. — В Салеме нет упырей, — возразила Виолетта давя улыбку. Нарочито пафосный во все остальное время, конкретно в данный момент старший из братьев больше всего ассоциировался у неё с провернувшим удачную каверзу мальчишкой. — Тогда в чем проблема? — Просто… — крыть было нечем. — Ладно. Ни в чем. — Тогда дерзай. В кухне все еще пахло горелым пластиком. Между неплотно сомкнутыми шторами просачивался было лунный свет, но сразу же растворялся в яркости электрического освещения. — Я помогу, — поднялся на ноги Сэм. И добавил, заметив обеспокоенный взгляд старшего брата. — Я в полном порядке. Честно. — А ты мне не давал клятвы говорить мне правду и только правду аж в семи вариациях, чтобы я мог не сомневаться в твоих словах. — Ну если ты готов принять её… — Иди к черту, Сэмми. — Ладно, — не стал спорить Сэм, и прошел в гостиную — за найденными в ванной марлей и перекисью, из которых он делал перевязку брату, пока Ви выходила на улицу по делам. Теперь, когда она прошла проверку на вшивость, младший Винчестер окончательно и безоговорочно признал её «своим парнем». Да, конечно Дин был прав и держать ухо востро все равно следовало; но как человек, а не охотник, он мог твердо заявить — он ей симпатизировал. И дело было даже не столько и не сколько во вчерашней, то есть, технически уже позавчерашней пьянке, сколько в общем впечатлении в целом. В ней было что-то неуловимо… свое. Особенно во время ритуала, когда все чувства обострились до какого-то запредельного состояния. Сэм даже не был уверен — а находится ли он до сих пор в реальности или его все-таки снесло на какие-то полуастральные планы? А еще, она периодически удивительно напоминала ему Дина, особенно сейчас, когда она молча сносила все его махинации — от промывания раны, до перекиси и толстого слоя марли; но сносила с таким знакомым выражением на лице… Сэм наложил последний слой марли и завязал концы в узел. Ви скептически осмотрела его творение и попробовала шевельнуть рукой, но оставила эту затею и преувеличенно бодро поднялась на ноги — пора было возвращаться на кухню, пока Дин опять не напараноил себе всякого… Дин, как оказалось, не параноил. По крайней мере явно. Вместо этого он самозабвенно жевал очередной кусок пирога и выглядел если не довольным, то по крайней мере совершенно точно примиренным с этой жизнью. — Ноги убрал, — напутствовал его Сэм, обнаружив, что его стул заняли без малейших наличий стыда и совести. — Не думал, что ты собираешься возвращаться от чертей, — невозмутимо парировал Дин с набитым ртом, но ноги с братского стула все-таки утянул. И сразу же посерьезнел, переключив внимание на молчаливо наблюдающую за ними ведьму. — А вот теперь рассказывай. — Ну, если вкратце, то… Сэм улыбнулся и, отпив ещё немного чаю, прикрыл глаза — ему было тепло и спокойно, он полностью расслабился, его начинало клонить в сон, а ничего нового для него Ви сейчас не говорила — только идентичное вчерашнему изложение фактов про белых ведьм, испытание сорока восьми часов… Он не заметил, как задремал, но зато заметили остальные. — Пошли в гостиную, — чуть слышно шепнула ведьма, сопроводив свои слова кивком в сторону названного помещения. — Разбудим. Дин кивнул и переложил оставшуюся выпечку на один противень, пока девушка составила алкоголь в самую большую из всех найденных кастрюль, чтобы перетащить его в один заход. В гостиной все еще витал сладковатый запах шалфея. Свет включать не хотелось, поэтому его роль взяли на себя свечи. Столик, исполнявший роль алтаря, Дин передвинул к дивану — это было проще, чем выдвигать мебельную махину обратно в центр. — На чем мы остановились? — ведьма закуталась в принесенный из комнаты плед и подобрала под себя ноги. — Ты говорила о том, что белые ведьмы не слишком то афишируют свои дела. — А, да. Спокойной жизни ради. Но иногда они объединяются в ковены. В ковене становишься сильнее. — Но ты, по рассказам Сэма, не питаешь к ним особой любви. — О, это взаимно, — она закатила глаза и поморщилась. — Он же тебе рассказывал… — Про драку? Да. Кстати из-за чего? — Я предала Свод Законов, когда сбежала из города. Поскольку ковен на тот момент возглавляла моя мать, мне спустили это с рук, но теперь, когда она мертва… В общем, внешний круг недоволен тем, что мне разрешили искупить свою вину. Особенно, если учесть, что это я виновата в том, что мама и прочие погибли. Дин вопросительно изогнул бровь. — Я могла бы это предотвратить. Снизить количество жертв. — С помощью таро? — Нет, это… — Виолетта закусила губу. Ей не очень хотелось затрагивать эту тему, но клятва не оставляла шанса выкрутиться. — Дай мне руку. Нет, не эту. Левую. Я не замышляю никаких пакостей, честное слово. — Я молчал! — У тебя на лице написано. Она осторожно размотала повязку, точно такую же, в которой щеголяла сама. В мягком, чуть подрагивающем на сквозняке свете свечи, рана выглядела ужасно. К тому же, перекись не слишком то помогла — нижние слои повязки были окрашены в красный цвет, а значит кровотечение продолжалось. Виолетта залпом допила свое пиво и накрыла мужскую руку своей. Дин уже почти пошутил о том, что вечер начинает быть крайне томным, но не успел — из женской руки полилось теплое золотое сияние, а когда, спустя пару-тройку мгновений, оно иссякло, он внезапно обнаружил, что боль прошла, а рана… — Вау. От самой раны не осталось ни малейшего следа. Её как будто и не было никогда. Он на всякий случай дошел до кухни, где на стуле, при включенном свете, безмятежно храпел братишка, но обмана зрения не было: порез исчез. Дин еще раз покрутил ладонь перед глазами. Перестраховки ради попробовал подержать ладонь под проточной водой, натереть солью, и даже дошел до Детки, чтобы полить на руку святую воду, но тщетно. Это не было иллюзией. Это было невероятно и… потрясающе. — Впечатляет, — признал он, вернувшись назад в гостиную. — И что, ты можешь вылечить любую рану? Вот прямо так? — И еще головную боль, — Виолетта вдруг подумала, что наверное именно так себя ощущают подопытные животные в тот момент, когда ученые наблюдают за ними, чтобы узнать результаты эксперимента. — Не то чтобы у меня было много практики по серьезным ранениям во время учебы в колледже, только та единственная перед сорока восьмью часами и побегом, потому что маму тогда серьезно ранили и меня пустили к ней совсем ненадолго, и я просто… В общем, так мой дар впервые показал, что он у меня есть. Невероятно поздно для ведьмы, на самом деле. Она с недовольством подумала о том, что опять скатывается в саможаление и эгоизм. Нельзя доверять, нельзя скатываться в откровения, нельзя забывать о том, что при случае все сказанное будет использоваться против неё, потому что даже гарантии — не основание для доверия. Нельзя расслабляться. Нельзя показывать свои слабости. Нужно было срочно переводить разговор на планы дальнейших действий… У нее не получалось остановиться, как совсем недавно не получилось на спонтанной совместной пьянке.  — Мама хоть и была удивлена, пришла в восторг от того какую пользу я могу принести ковену. В итоге мы чудовищно с ней поссорились, и… В общем, я сбежала из Салема. Надолго. А когда вернулась, на похороны, то ведьмы из внутреннего круга очень быстро разъяснили мне, к какой катастрофе привел мой девичий максимализм. — И к какой? — Сестры из внешнего круга умерли. Моя мама — умерла. Они все умерли, а если бы я осталась в городе, то смогла бы спасти их! — эмоции накатывали новой, совершенно не жданной и непрошеной волной. Виолетта воспользовалась тем, что плед скрывает её от его глаз и с силой вонзила ногти себе в запястье. — Знаешь, я конечно не знаток человеческих отношений, но вот это звучит как попытка манипулирования тобою в своих целях. Но даже если и нет, то всё равно… мерзко. — Ты говоришь как Кайл, — натянула прядь волос Виолетта. Она подумала было про то, чтобы попробовать что-нибудь съесть, но сразу же словила поступающую к горлу тошноту, словно не с ней этим утром случился приступ настоящего голода. И от непривычно смягчившегося тона собеседника ей тоже было паршиво. Она не нуждалась ни в чьей жалости. Она устала. — Твой мертвый хранитель, который полагается каждой светлой, когда ее час приходит? Словосочетание «мертвый хранитель» отдалось подобно удару ножа куда-то в грудную клетку. Виолетта испытала острое желание уткнуться в плечо охотника, как когда-то утыкалась в плечо папе, и разреветься. Но вместо этого просто подала плечами и протянула руку за штопором и вином. — Да. Дин молча наклонился вперёд и отобрал бутылку, провернув штопор — не смотря на невозмутимое выражение лица, ее руки тряслись так, что даже полумрак комнаты не скрыл этого. Ситуация начинала заходить в какое-то совершенно не то русло. Впрочем, вся его жизнь после папиного звонка начала заходить в совершенно не то русло. Папа, блять. Подумав немного, Дин глотнул прямо из горла. Обычно он предпочитал пиво, но сейчас все было слишком странно и слишком повернулось с ног на голову. Он чувствовал себя дезориентированым и все ещё не решил, как именно следует относиться ко всему этому дерьму. А это значило — нужно залиться чем-нибудь покрепче. И помнить, что даже не смотря на то, что Сэм, как (почти) состоявшийся юрист, постарался закрыть все возможные обходные пути для возможности соврать, она все равно может придумать как именно ей извернуться, потому что ведьмы — невероятно коварные твари. А значит даже получение гарантий — не основание для доверия, по крайней мере — безоговорочного. Даже если со стороны она выглядела… нормальной. И даже милой. — И салемский ковен — светлый? — он поспешил свести разговор на более нейтральную тему. — Ну разумеется, — ведьма забрала у него бутылку и последовала было его примеру, но в последний момент передумала и пошла на кухню — за кружками. — А почему тогда хранители погибших не защищали их? — Потому что когда ведьмы собираются в ковен, то хранители им не полагаются, — в ее глазах отражалось пламя свечи. — По крайней мере мне объясняли это так. — Тогда почему хранитель полагался тебе, если ты вроде как… салемская? — Я понятия не имею. Мне это даже в голову до нынешнего момента не приходило. — Значит, ты вернулась сюда и решила остаться в городе. А после смерти хранителя позвонила моему отцу, но безрезультатно, скорее всего пообщавшись с автоответчиком, а потом, спустя несколько дней он перезвонил тебе и сказал, что вызвал нас, но ты решила, что он блефует, и заговорив себя на удачный исход, попыталась покончить с собой, но безрезультатно. Вино неприятно кислило, поэтому он отставил кружку в сторону и выцепил из кастрюли-переноски банку с пивом. Правда, настроения пить не было, поэтому открывать ее Дин не стал, машинально перекатывая банку из ладони в ладонь. — Ни убавить, ни прибавить, — она развела руками, пролив на себя содержимое кружки. — Мне… очень стыдно за свои выходки, и нечего сказать в свое оправдание. — Но теперь, когда ты жива, мы здесь, и у нас обоих есть гарантии… — они наконец-то подошли к самому главному. — Что дальше? — Я хочу отомстить за маму и Кайла, — в ядовито-зеленых глазах сверкнула злость. — Не знаю как. У меня нет ни единого плана действий. Ни малейшего. И наверное было бы правильнее позволить вам уйти, а не… — она подняла вверх левую руку. — Вот это всё. — Но теперь уже поздно, а потому придется терпеть друг друга. — Я вам заплачу. — Мы тебе что, барыги что-ли? — оскорбился Дин. Нет, вообще-то деньги лишними не были бы, потому что они никогда не бывают лишними, а махинациями с кредитками особо не размахнешься не нажив лишних, никому не нужных проблем с законом. Но принимать деньги от чело… то есть, ведьмы, за помощь, которую они всегда оказывали бесплатно… — Кстати, — мысли о махинациях вернули его на некоторое количество сказанных фраз назад. — Почему ты не попросила помощи у ковена? Это ведь касается и их тоже. — Потому что я еще не доказала им, что со мною можно иметь дела. Потому что салемская ведьма просто принимает случившееся и идет дальше, — женский голос звучал невероятно устало. — Ну и к тому же, на самом деле смерти ведьм не ограничиваются Салемом. Их гораздо больше. И они происходят не первый год. Все примерно в одном возрастном диапазоне, у всех один и тот же типаж. А ещё я спрашивала таро. Они упорно твердят, что корни смертей лежат за пределами Салема. Ковен не смог бы помочь мне, даже если бы захотел. — Сэм говорил, что с твоих слов ковен — это семья. — Да. Но в этой семье смерть принимают как данность и идут дальше. Мертвым ничем не поможешь, в отличие от живых. — Призраки бы с этим поспорили, — хмыкнул Дин. — Короче, если подытоживать результаты, то плана у тебя нет. Только информация по смертям и то, что таро советует уезжать из города. — Да, — ведьма качнула высунутой из пледа ногой и сразу же подтянула ее обратно. — Потому что ответы лежат не здесь. Если честно, я думаю, что имеет смысл съездить в Сан-Франциско, к сестрам Холливел. Они сильнейшие ведьмы, по крайней мере — американские. Они наверняка подскажут, что делать дальше. Это всего лишь два дня езды отсюда. Это гораздо лучше, чем гоняться за неизвестностью. И гораздо быстрее. — Опять ведьмы, — Дин скривил лицо, но не мог не признать, что мысль была здравой. Если он хотел как можно быстрее разобраться с этой историей, а он хотел, то нужно использовать любую возможность сократить её. Прав был Сэм, когда говорил, что это — плохая идея, приезжать сюда. — Ладно. Если тебе это так принципиально, — практичность внутри него все-таки подняла голову. — Можешь скинуться на бензин. Уедем завтра. А сейчас я иду спать. — Только… — женский голос догнал его у самого выхода. — У меня к тебе будет просьба. — Вот как? — Я не знаю, когда я снова попаду в Салем, и попаду ли вообще… Остановишь у кладбища Хармони-Гров, когда мы будем выезжать из города? Я хочу попрощаться с мамой. Ну пожалуйста! Она заломила руки в полумолитвенном жесте, но Дин все равно не смог бы отказать ей в подобной просьбе даже если бы захотел. Это слишком резонировало с его далекими воспоминаниями. Варенье из персиков. Подобранные с земли желуди. Обжаренные каштаны. Солнце, стекающее по маминым волосам. Мамины колыбельные, чьих слов, как и ее голоса, он не помнил. Помнил только интонации — нежные, любящие, убаюкивающие. Теплые мамины руки. Огонь, пожирающий всё на своем пути… — Да, — голос прозвучал слишком хрипло. Пришлось прокашляться. — У тебя будет пятнадцать минут на все про все. — Спасибо. Дин коротко кивнул ей в ответ и вышел. Он собирался разбудить Сэма и идти спать, но перед этим, поддавшись приступу любопытства, обратил свой взор на фотографии на стене. На одной из них красовалась группа женщин, судя по всему — местный ковен. Со второй улыбались рыжеволосая женщина и зеленоглазый мужчина в военной форме. Дин дернул уголком рта в подобии улыбки и прошел дальше, но вдруг остановился и вернулся обратно. Ему не почудилось. Рыжеволосая женщина и зеленоглазый мужчина по прежнему улыбались на фотографии. А за их спиной гордо блестела черной краской Шевроле Импала 1967 года.