Дневники Затишья

      Я лежал смирно на спине. Изуна умостил голову мне чуть ниже груди, лежал перпендикулярно на просторном матрасе. Я отдал ему все одеяло, дабы даже не смотреть в ту сторону. И отдав, старался не думать, что под одеялом.       Заснуть не получалось никак.       Закрыв глаза я долго лежал, пытаясь абстрагироваться от ситуации, но выходило не очень.       Младший Учиха, судя по всему, так же маялся. Я чувствовал его активное сердцебиение. Хотя ж вроде спать пришёл…. так пусть заснёт уже наконец!       Я вздрогнул, когда плеча коснулись пальцы. Маленькие касания в темноте легли на шрам.       — Это самый первый?       — Да, — коротко ответил я.       Это был первый шрам от руки Изуны, что я получил, выступив с отцом против них на реке, когда следил за братом. Скользящий клинок, что я в касание принял на свой меч, полоснул по плечу. Неприятный, глупый, тонкий, болезненный. И было это лет десять назад…       Мне не нужно было видеть этого хвостатого, чтобы вспомнить куда пришёлся мой первый удар по нему.       Я действовал в те времена быстро и грубо, использовал тогда просто кунаи и печати. Моя атака прошла по бедру и боку, зацепив ожогами и порезами левую сторону. Странно, но обыскивая его я не заметил следов от ран. Сейчас лезть проверять не собирался. Бог с ними. Но помнил.       И остальные тоже помнил.       Изуна тем временем прослеживал кончиками пальцев и другие шрамы, по все тем же местам.       Из-за него-то я и начал носить доспех. Крепкие и легкие пластинки защищали руки, позволяли не отвлекаться на такие жалящие касания стали и секущие укусы сюрикенов и ножей.       Непроизвольно поднял руку и сложил ему на плечо, коротко давая понять что не нужно больше трогать.        Изводящие мою выдержку, изучающие пальцы больше не трогали.       — А откуда на лице шрамы?       Вот же докопался.       — Брат оставил, — нехотя ответил я.       Я почуял, что поднявшись с импровизированной подушки, Учиха подсел к лицу и приблизился. наверное разглядывал отметины. Приоткрыв веки, увидел как красные глаза были слишком близко. Вздрогнул.       Отпрянул. Эти светящиеся зрачки были опасны.       — Расскажи, — коротко попросил он, протягивая руку и одним пальцем, как дитя малое проводя по полоске на щеке.       Я и так не спал, и уже вряд ли засну с этим гостем под боком. А после того, как он активировал Шаринган, мне и вовсе моргать расхотелось.       Создать что ли клона?       Или двух.       Нет, он заметит….       Я сглотнул.       Молчал.       — Я провинился перед братом, за что тот оставил эти ожоги, — коротко объяснил я, не вдаваясь в подробности.       Красные глаза все ещё буравили меня.       Что ему ещё надо?!       — Твой брат не производит впечатления, будто может наказать так единственного оставшегося родного человека, — протянул Изуна задумчиво.       Ага, да.       Я повернулся к нему спиной. Не желал видеть его и его глаза. Не хотел так вспоминать о своих отметинах.       — Тот случай стал особенным, когда я выполнял последний приказ отца. Я много раз предавал брата, следя за ним и за проклятым Мадарой. Ломал его планы по приказу главы клана. Предавал его стремления и мечты перед отцом… И в день его кончины, не смог больше терпеть, и признался Хашираме…       Я словно не рассказывал, а снова переживал тот момент. Видел разочарованный и грустный взгляд брата. Я был виновен перед ним. Это всепоглощающее чувство ничем нельзя убрать из моей памяти.       — Хаширама оставил мне эти ожоги по моей же просьбе. Иначе я бы прожил всю жизнь в муке от того, что сделал…       — Но ведь ты выполнял приказ главы клана, — Рассуждал Учиха из-за моей спины.       — Мои братья были для меня моим кланом. — Я заходил на опасную территорию, поднимая тему с убийствами Итамы и Каварамы в разговоре с Учиха. — За них я огребал у отца. И за своеволие Хаширамы. Вдвойне. Я и так выродком прожил почти всю жизнь, и не страшно было получать за наивные фантазии. Страшнее видеть осуждение в глазах брата.       Шрамы начало печь будто бы в ответ на то, что я вспоминал тот день и как Хаширама в слезах и соплях резал скулы раскаленным кунаем. А затем плакал и обнимал. Вырос, а так и остался ребёнком.       Мне было страшно предать его, ведь за этим блеском в глазах был готов следовать не только я, но и остальной клан, и даже другие кланы. И даже этот дикарь Мадара. Он видел то же, что и я. Видел огонь.       Поэтому я и сейчас игнорировал большинство своих мыслей, стараясь помогать брату.       На лицо снова без предупреждения легла рука. На ощупь пальцы трогали шрамы, нащупали глаза, прошлись по векам.       — Я уж было подумал, что ты плачешь. — В спокойном тоне слышалась неприкрытая издёвка.       Я только отмахнулся от руки. Изуна кончиками пальцев проходил по кромке ресниц. Развлекался.       — Убери, а то оторву, — фыркнул я.       — Бедный Сенджу, — он продолжал спокойным тоном. — Брат родной изуродовал, отец издевался…       Я ощутил как это тело пристроилось ко мне со спины, прижимаясь везде и норовя укрыть.       — Все ж сразу не оторвешь? — спросил он прямо в ухо.       Зараза.       Я все ещё помнил, что он голый. И теперь ещё втирается в мой бок. Я начал закипать в месте, где был укрыт одеялом.       Ну все. Хватит это терпеть. Этот оккупант не только занял мою спальню, мою кровать, залез под кожу, так ещё и навязывает укрываться.       Я чуть подался на живот, чтобы Изуна и одеяло соскользнули с плеча, и в один приём развернулся, сгребая и заматывая его в кокон. Так-то лучше: в моих руках лежала куколка Учиха, со спрятанными вдоль тела руками. Не будет больше трогать.       Отлично.       Я чуть расслабленнее выдохнул, считая свое положение относительно выигрышным. Из одеяла раздался смешок:       — Не переживай, Сенджу. Эти ожоги тебе идут.       — Спи, или задушу, — шикнул я.       Мои отметины жгло прилившей кровью.