Old Evils and New Weaknesses / Старые прегрешения и новые слабости

      Мэри-Маргарет сидела на диване, закрыв лицо ладонями.       — Даже не представляю, что нам делать дальше.       Дэвид, сидевший рядом, не сводил взгляда с кофейного столика.       — Сомневаюсь, что ты вообще можешь что-то сделать, или я.       — Но у Эммы проблемы. Ей больно. Она…       — Мы не нужны ей. Мы ничем не можем помочь. Твои слова — не мои, — вздохнул Дэвид. — Кто бы мог подумать, что придёт день, когда Реджина будет спасать нас от собственной дочери… — из его горла вырвался невесёлый смешок.       — Мне хочется думать, что она во всём и виновата, — проворчала Мэри-Маргарет и, откинувшись на спинку дивана, обречённо прошептала: — А если нет?       — Ну, думаю, многое зависит от того, с какой стороны смотреть, — Дэвид сел вполоборота и пристально посмотрел на Мэри-Маргарет. — Реджина наслала на нас проклятие. Если бы она этого не сделала, Эмма не выросла бы без семьи, и мы не оказались бы в этой сумасшедшей ситуации.       — Действительно… — Мэри-Маргарет слегка склонила голову. — Но если бы я помалкивала и не доставала отца нытьём, как сильно мне хочется, чтобы именно Реджина была моей матерью, если бы я не проболталась Коре о Дэниеле, ничего этого с нами не произошло бы.       Дэвид пожал плечами.       — Кора манипулировала тобой, чтобы получить необходимую ей информацию, и ты не понимала, какими последствиями могут обернуться твои действия. Ты была ещё маленькой.       — Эти вечные поиски виноватого? — Мэри-Маргарет закатила глаза и устало взъерошила волосы. — Думаю, всё это пустая блажь. Мы все виноваты. Прямо сейчас я даже не уверена, что кто-то из нас виноват больше остальных.       Дэвид, тяжело поднявшись, отправился налить воды.       — Знаешь, а я бы продолжал обвинять Реджину в поведении Эммы, если бы не слышал рассказы очевидцев из закусочной и не видел собственными глазами вашей стычки в особняке.       — Реджина всё равно могла каким-то образом воздействовать на неё, — заметила Мэри-Маргарет, впрочем, по её интонации чувствовалось, что она сама в это не верит.       Дэвид вернулся с двумя стаканами воды. Один протянул жене, сказал:       — И я бы согласился с тобой, если бы Реджина позволила нашей дочери забрать твоё сердце, — и, отхлебнув из второго, плюхнулся на диван.       — Ты не веришь, что их особенная связь влияет на поведение Эммы, да? — спросила Мэри-Маргарет задумчиво.       — Боюсь, Эмма всегда имела шансы пойти по кривой, — Дэвид скривился, но продолжил развивать мысль: — В юности она была воровкой и вруньей. Невоспитанной, эгоистичной, диковатой. Кто знает, как бы она закончила, если бы не оказалась за решёткой? — он поставил стакан на журнальный столик. — Долгие годы Эммой руководили отнюдь не добрые намерения.       — Эммой руководили собственные желания и потребности, — подытожила Мэри-Маргарет. Помрачнела. — Дэвид… А если плюс на плюс даёт минус?       Несколько мгновений Дэвид задумчиво хмурился, пытаясь понять, что именно она хотела сказать, но не преуспел.       — В смысле?       — Смотри, — Мэри-Маргарет поставила стакан с водой на столик и повернулась к нему. — Ты всегда был хорошим человеком, да и я старалась поступать правильно. По крайней мере, думала, что правильно… Между нами — истинная любовь. Окружающие всё время повторяли, что на всём свете нет магии могущественнее. Для большинства мы с тобой априори «добрые». Теоретически наша дочь, дитя истинной любви, тоже должна быть образчиком доброты в независимости от её воспитания. Правильно?       — Допустим… — согласился Дэвид осторожно.       — А если это так не работает? Если… — глаза Мэри-Маргарет наполнились не пролитыми слезами. — От жаркого пламени остаётся лишь пепел.       Дэвид задумчиво склонил голову.       — Хочешь сказать, Эмма — плохая, потому что мы с тобой хорошие?       — Не то чтобы совсем плохая. Возможно, жители этого мира правы, когда говорят, что существует некоторый баланс добра и зла? И дитя истинной любви — это не добродетель в чистом виде, а нечто уравновешивающее.       — Мне не нравится то, на что ты намекаешь, — покачал головой Дэвид. — Слушай, мы устали, в последние дни столько всего навалилось. Генри остался на ночь у Руби и её бабушки. Давай спать, а? Завтра всё будет лучше. Мы заедем за Генри, отвезём в школу и…       — И что? Сделаем вид, что с нашей дочерью всё в порядке? — Мэри-Маргарет презрительно скривилась. — Я должна знать правду.       Дэвид бросил на неё сердитый взгляд.       — На твои вопросы может ответить только один человек. Румпельштильцхен. Неужели ты хочешь снова обратиться к нему?       — А у нас есть выбор? Если я права, возможно, он знает, как ей помочь, — Мэри-Маргарет встала. — Мы должны попробовать. Мы не можем просто сидеть и ничего не делать. Эмма страдает.       Дэвид ответил не сразу. Какое-то время смотрел в умоляющие глаза жены, обдумывая её последние соображения с учётом возможных последствий. Чем для них обернётся откровенный разговор с Тёмным? Чем он обернётся для Эммы, если Мэри-Маргарет действительно права в своих суждениях? Чем обернётся для него, Дэвида, если решит пойти против жены?       В конце концов, сдавшись, он встал и взял её руки в свои.       — Хорошо. Завтра подбросим Генри до школы и на обратном пути заглянем к нему в лавку.       Мэри-Маргарет ответила слабой улыбкой.       — Спасибо.

***

      — Ты слышал, что случилось сегодня «У бабушки»? — звенящим от напряжения голосом спросила Белль.       — И тебе добрый вечер, — отозвался Голд, не потрудившись поднять глаза от кучи старинных пергаментов, которые он самозабвенно перебирал. Весь из себя деловой, он нависал над прилавком и с завидной дотошностью вглядывался в каждую буковку.       — Не ёрничай, Румпель. Ты знал, что это произойдёт, да? — обвиняюще бросила Белль. — Дело не только в ношении кольца на пальце. Дело вообще в ношении кольца. Я права?       — Знаешь, — Тёмный, выпрямившись, посмотрел ей в глаза. — А я-то думал, ты точно оценишь, что я заберу магический артефакт, побуждающий человека действовать против его воли.       Белль поджала губы.       — Не играй со мной. Мы говорили об этом. Ты обещал не вмешиваться, но вмешался! Если Эмма…       — Если Эмма что-то сделает, — повысил голос Румпельштильцхен. — Она сделает это по собственной воле и без влияния извне.       Белль скрестила руки на груди.       — Поясни.       Лёгкая улыбка тронула губы мага.       — Её поступки будут продиктованы жизненным опытом, окружением и, конечно, желаниями сердца.       — Ты что-то не договариваешь, — Белль вплотную подошла к нему, вторгаясь в личное пространство, и потребовала дрожащим от негодования голосом: — Говори!       — Дорогая, — Голд снова вёл себя расслабленно. — Мне нечего сказать. Я забрал кольцо в качестве платы за свои услуги. Всё, что происходит с мисс Свон или нашим дражайшим бывшим мэром, не имеет ко мне никакого отношения. Что бы ни случилось… они сами виноваты.       — Господи… — Белль в ужасе отшатнулась. — Неужели ты считаешь, что они… они могут убить друг друга?       — Я думаю, — маг снова принялся изучать древние пергаменты, — что позволю событиям идти естественным чередом.       — Но это безумие! Разве можно оставаться в стороне? Как ты можешь просто наблюдать? Они…       — Как ты смеешь задавать мне эти вопросы?! — вскинул голову Румпельштильцхен. Его слова сочились гневом. — Ты точно знаешь, что они сделали. Я ничего им не должен, ни одной из них, и если дочь Белоснежки и Прекрасного принца так сильна, как о ней говорят в этом городе, то ничего страшного не произойдёт. И ты, — он подался вперёд, — не будешь вмешиваться. Это не наши заботы. Эмме Свон давно пора познать свою сущность. Сейчас самое время.       Белль замотала головой.       — Эмма — моя подруга. Я не могу праздно смотреть, как она самоубивается, и если я могу что-нибудь сделать, чтобы помешать этому, я не буду сидеть сложа руки.       — Ты действительно думаешь, что мисс Свон согласится носить кольцо, которое может манипулировать? Мешает оставаться собой? — маг мрачно ухмыльнулся. — Хотел бы я посмотреть, как ты её будешь уговаривать.       Белль сникла.       — Я могла бы… Я могла бы просто вернуть ей кольцо.       — И кто из нас двоих теперь мастер манипуляций? — Румпельштильцхен приподнял бровь.       — Должно же быть хоть что-то, что мы можем сделать… — посетовала Белль.       — Мы можем ждать и наблюдать, — с этими словами Тёмный снова уткнулся в пергаменты, всем видом показывая, что в разговоре поставлена точка. На этот раз окончательно.

***

      Эмма блаженно промурлыкала что-то неразборчивое, скользнув под одеяло, и выкроила секунду, чтобы по достоинству оценить мягкость постельного белья, воздушность матраса и витавшие в воздухе ароматы: свежести средства для стирки и яблочно-коричного спрея для тела. Последний, казалось, давно сроднился с Реджиной.       Чертовски приятные ощущения.       Последние несколько недель выдались суматошными. Приходилось коротать ночи в гостевых комнатах или прямо на земле под открытым небом. Всё как-то впопыхах, урывками и о том, чтобы выспаться, даже речи не шло. Тем приятнее казался сегодняшний вечер. Никакой спешки, отчаянных попыток вздремнуть, чтобы уже через пару часов мчаться чёрт знает куда и зачем.       — Тебе удобно, дорогая?       Эмма улыбнулась, ничуть не опечаленная тем, что Реджина нарушила её уединение.       — О да, — откинув одеяло, она легонько похлопала по пустующему месту рядом с собой. — Кончила?       Реджина улыбнулась возможной оговорке.       — Думаю, я только что это сделала, — заливаясь лёгким румянцем, ответила она.       В выражении лица Эммы появилось что-то хищное.       — Не хочешь повторить?       Реджина поспешила забраться под одеяло, пытаясь держаться невозмутимо, чтобы скрыть невесть откуда взявшуюся стеснительность.       — Возможно. Но не сегодня. Ты не устала?       — Честно? — Эмма со вздохом перевернулась на бок. — Да, естественно, но ты без одежды, и это слегка притупляет мою… усталость.       — Честное слово, ты неисправима, Эмма, вечный подросток, — Реджина закатила глаза. — Вообще-то, чтобы ты понимала, ты тоже без одежды.       Эмма поиграла бровями.       — И я отвлекаю тебя, как и ты меня?       — Да, — не стала обманывать Реджина. Наклонившись, поцеловала её в губы, а потом отстранилась, но лишь для того, чтобы выключить ночник. — Завтра, — она провела ладонями вдоль желанного тела, — нам снова придётся повзрослеть, — и плотно прижалась к разгорячённой коже.       Эмма застонала и запустила пальцы Реджине в волосы.       — Хорошо, а сейчас давай притворимся, что нет никаких проблем, — она потянула её на себя. — Мне нужно знать, что я не одна.       — Ты не одна, — прошептала Реджина хрипло. — Позволь мне показать, что ты не одна, — и она впилась в губы Эммы долгим, жарким поцелуем.       — Хорошо, — выдохнула та, когда они оторвались друг от друга, чтобы уже в следующее мгновение раствориться в успокаивающих прикосновениях.