Котики и в правду милые

      Жизнь студента одновременно радовала и огорчала. Несомненным плюсом была очевидная вседозволенность. Минусом же был сам факт того, что это напоминало сколько времени прошло. Все менялись и шли дальше, но Акааши будто бы оставался тем же, лишь обнаруживая себя вне зоны комфорта раз за разом. Это обилие оставляло его позади, так как менялись не только люди, а еще и обстоятельства. Казалось, только полгода назад он начал встречаться с Бокуто, но больше они не ходили вместе в школу — виделись только дома по вечерам, любимое место в парке изменилось на ложе в доме Котаро, а вместе с этим все меньше ласковых слов выходило из уст парня.       Усердный Бокуто стал намного серьезнее и холоднее. «Нет, он все равно был гиперактивным, но не в той мере, что раньше. Я бы не назвал это минусом, просто вместе с этим поуспокоился он и по отношению ко мне, будто бы мы и не были сладкой парочкой, всего год назад. Можно сказать: «Пойми его, он же теперь серьезно играет, выкладывается во всю и т.д.» Но разве этот фактор мешает нам хоть иногда ходить на свидания? Ох, Бокуто стал самостоятельней и Акааши ему больше не нужен!»       Вспоминая, как раздражала Кейджи зависимость Бо от него, он злился, ведь лучше было это, чем холод, а тем более от, ранее, такого пылкого и энергичного парня. За одним из многочисленных молчаливых ужинов Кааши пытался прояснить ситуацию: — Слушай, Бокуто, думаю нам стоит проводить больше времени вместе. — Да, конечно. Можешь на следующей неделе прийти ко мне на тренировку, — ответил он не поднимая глаз с тарелки. Молчание. — Серьезно? Ты меня вообще ещё любишь? — вскочив из-за стола выпалил обиженный, вместе со всем тем, что накопилось — У тебя постоянно нет времени на меня! А это приглашение на тренировку? Ты смеешься?       Всё с тем же каменным лицом на котором, только подойдя и посмотрев в разочарованные глаза, появилась натянутая улыбка. Он подхватил Акааши и усадил на столешницу: — Ну, что же ты так со мной, я ведь тебя люблю. И по новой. Они переспали. Примерно так и решались все проблемы в их доме. Было заметно насколько изменилось отношение Бокуто даже в «этом», после ПА Кейджи чувствовал себя больше изнасилованным, чем любимым. Так мало осталось от старого Бокуто, и во всём этом была вина времени, что так безжалостно покромсало его любимого «совенка».       Хоть жизнь с Бокуто Котаро уже была неизменной данностью, Акааши страдал. И находил утешение только в одних нежных руках, только в одних сухих волосах, и одних, со временем ставших мягкими, бедрах.       Ключ у него был, как и данные места проживания. Полчаса и в душе наступало упокоение. Маленькая квартира с выцветшими стенами была уже как родная. Родная, как Кенма. Кенма, который утешал Кейджи каждый понедельник, среду, воскресенье и иногда внепланово. Заходя в квартиру, с вероятностью в восемьдесят процентов, Козуме сидел в своей комнате за компьютером, проводя очередной стрим, который, замечая Акааши в дверном проеме, без проблем вырубал. Время проведенное с ним было разрядкой стресса, и зарядкой чувства насыщенности. Насыщенности: любовью, лаской и вниманием. Вместо грубых рук, что так больно сжимают запястья, были горячие поцелуи по всей шее; вместо твердого рельефа, была мягкая белая плоть.       За это время Кенма тоже поменялся, но в лучшую сторону. Он начал расти, и из застенчивого мальчика с низкой самооценкой, стал настоящим обольстителем. Конечно, а у кого не поднимется самооценка, когда от тебя фанатеет более стони тысяч подписчиков. В конце учебы ему пришла гениальная идея: монетизировать дело, что он любит, и вот результат! Он полностью обеспечивал себя этими стримами, даже позволяя себе излишки. В плане самореализации Акааши восхищался им, его канал развивался так же стремительно, как и их отношения некогда.       После предложения видеться тогда, ещё более полугода назад, Кейджи отказался, но отказался лишь вслух, иначе говоря, он не хотел признавать того, что согласен. Они часто виделись и зависали вместе, пропадая часами в гостях у семьи Кодзуме. Будто бы это была их первая любовь. Они робко и осторожно развивали свои отношения, всё не признавая искру между ними.       Сейчас Кодзукен без всякого стеснения мог устроиться на коленях у Акааши, обвивая шею мягкими руками и, тяжело дыша, нашептывая на ухо нежности. Под этим напором ему оставалось лишь обмякнуть и позволить Кенме воплотить все его желания, что он и делал.       Но устраивал ли Кейджи такой расклад?