Рецепт жидкого золота

На часах 19:00. Сегодня Фушигуро вернулся пораньше – у него намечается небольшое застолье. В его голове всё выглядит довольно просто: через полчаса блюдо будет готово. Ещё через 15 минут будет накрыт стол. Ещё через 15 – к нему придут на ужин. Не то чтобы он любил готовить. Совсем нет. У него, конечно, осталась кулинарная книжка с какими-то рецептами, которые записывала ещё его сестра, да и сам он пару раз записывал рецепты, которые хотелось бы повторить, но особого рвения к кулинарии за ним не замечалось. Да и книжка сегодня совсем не нужна. Мегуми уже решил, что будет готовить по особому рецепту. Каждую строчку которого он знает наизусть. Доставая из холодильника куриный фарш, Фушигуро замер на секунду, вспоминая, как впервые узнал об этом рецепте. Было это, кажется, совсем недавно, но по ощущениям – далеко в прошлом: Итадори жаловался, что ему не с кем обсудить его любимую мангу. Когда Фушигуро понял, что это не прекратится до тех пор, пока он не согласится её прочитать, то с тяжелым вздохом принял свою участь: — Ладно, давай сюда эту... Как её там, битву свою. Глаза Юджи загорелись всеми цветами радуги, а улыбка красовалась во всю ширь: — Пошли-пошли, я дам тебе том! Тебе точно понравится! Когда они зашли в комнату, то Итадори начал копошиться в коробках под кроватью, а взгляд Фушигуро притянула книга, выбивавшаяся из всего ряда на полке. Как оказалось, это была и не книга вовсе, а выпускной альбом из средней школы: — Можно? — Мегуми указал на выпирающий переплёт. — Да-да! — Не отрываясь от своих поисков, воскликнул Юджи. Фушигуро начал листать страницы, рассматривая незнакомые лица и мельком поглядывая на пожелания в далёкое будущее. Когда он дошёл до 5 страницы, то увидел самого Итадори и его пожелание... Ну как пожелание... Рецепт тефтелей. — Ты серьезно написал рецепт тефтелей в своём выпускном альбоме? — Фушигуро выгнул бровь в застывшем знаке вопроса. Итадори только почесал затылок: — Ага, ахах, все писали какие-то важные слова и наставления... Я подумал, что самое дорогое, что у меня есть – рецепт тефтелей. — Лицо Итадори стало печальным, но всё ещё отдавало привычной ему мягкостью, — Это, наверное, вторая вещь, которая у меня осталась от дедушки, и, наверное, последняя. Воцарилось молчание. Фушигуро стало неловко от того, что он решил, будто рецепт тефтелей – какая-то глупость. — А ты...— Мегуми немного смутился, — Ты приготовишь мне? Попробовать? — Конечно! — Снова неугасающая улыбка, — Я тебя и научить могу, там всё просто! «Всё просто» Готовить когда-то с Юджи было, действительно, просто. А сейчас – Фушигуро стоит над коробкой с фаршем, не понимая, как что-то такое элементарное может стать настолько сложным. Он расцепляет пальцы, которые уже начали белеть от силы нажатия на упаковку и вспоминает дальше - «Яйца». В холодильнике всё лежит на своих местах, долго искать ничего не приходится. Он протягивает руку, чтобы взять пару яиц, но одно из них выскальзывает, прилетая ему прямо под ноги. Другой бы расстроился или взбесился, а Фушигуро улыбается. Ведь совсем недавно Итадори точно так же разбил яйцо, ещё и упаковку фарша уронил. Его готовка – самое забавное зрелище на свете – словно лингвисту поручили разобрать и собрать обратно автомат Калашникова. Самое интересное, что выглядело это почти страшно, но выходило всегда невероятно вкусно. Эти контрасты в Итадори всегда заставляли улыбнуться: Вот ещё недавно Юджи проломил бетонную стену кулаком, а вот он уже на этих же руках выносит маленького мальчика из здания, и они оба так смеются, будто минуту назад их жизни и не были в смертельной опасности. А руки, отчаянно сжатые в кулаки, сейчас мягко держат мальчонку. Сам Юджи, ещё мгновение назад, готовый убить, уже что-то задорно рассказывает своему новому маленькому другу. Фушигуро подумал о том, что тогда лишь расстроился, что ему не дали помочь, а теперь рад, что смог побыть наблюдателем. В тот момент к нему пришло осознание, что «смотреть» и «видеть» – абсолютно разные вещи. Он начал подмечать какие-то детали, которые не видел, кажется, никто. Одна из них – руки. Руки Итадори большие, грубые, а ещё очень сухие. Когда Фушигуро случайно задел тыльную сторону его ладони, то думал, что прошёлся по наждачке. И вот, он уже в магазине выбирает крем для ультра сухой кожи с надписями «глубокое восстановление» и «экстренная помощь». А потом вручает Итадори без праздника и повода: — Держи, это должно помочь. Итадори покрутил баночку в руках и почесал затылок: — Я такими штуками никогда не пользовался, это что-то вроде геля для рук? Фушигуро немного покраснел, но всё-таки сказал: — Ты научил меня готовить тефтели...Поэтому...Хочешь, я тоже тебя научу? Оказалось, что руки у Юджи ещё и тёплые, как две маленькие печки, а ещё ладони шире, а ещё: — Ого, Фушигуро, у тебя оказывается такие длинные пальцы! — Смотри внимательнее,— Фушигуро продолжал втирать крем с лицом краснее помидора, пытаясь сделать максимально сосредоточенный вид, будто он выполняет серьёзнейшую операцию неимоверной важности – устранение сухости костяшек. Итадори хорошо запомнил последовательность действий, но так ни разу крем и не открыл. Он постоянно забывал об этом, но когда видел, что Мегуми достаёт свой, то резко вспоминал и подбегал с криками «Мне тоже! Мне тоже!». Потом Фушигуро понял, что у Юджи не только руки тёплые – он и сам, как солнце. Начиная от бесконечной доброты и заканчивая беспредельной честностью – он был олицетворением всего того, что Мегуми ценил в людях. Фушигуро, наверное, слишком рано осознал, что в этом мире всё продаётся, потому и придавал значение лишь неподкупным вещам... Мораль. Честность. Искренность. Всё, что нельзя купить, нельзя продать. Оно либо есть, либо нет. Всё это он нашёл в одном человеке. Человеке, которого потерял. Когда-то Мегуми считал, что воспоминания имеют вкус имбиря, немного горчат, но горечь эта приятная, не такая, как у того же красного перца, который Фушигуро не любил. Сейчас Мегуми понял, что воспоминания не имеют вкуса. Воспоминания – это драгоценность, что не имеет формы – к ней нельзя прикоснуться, ведь она ускользает, только попробуй её удержать. «Словно жидкое золото.» — Фушигуро пришёл в себя, понимая, что замешивает имбирную пасту уже минут десять. «Лук порезать и помельче.» — Он достаёт старенькую деревянную досточку и берёт нож среднего размера. Зелень приятно хрустит под острым лезвием. Мегуми делает очередной взмах ножом, как тот приземляется «не так», оставляя порез на пальце. Фушигуро смотрит на то, как медленно начинает проступать кровь. Ты, Кугисаки и Годжо-сенсей, мне ведь не придётся волноваться о вас, верно? Живите долго, хорошо? Мегуми наконец-то вспомнил, почему никогда не любил красный перец. Он жжётся. Ещё никогда не любил резать лук – даже от зелёного текли слёзы. В глазах стоит пелена мутных капель. Звук лезвия ножа об кафельный пол. Свет тусклый. Горло слишком сдавило. Немой крик так и остался где-то внутри. Кажется, кто-то рукой сердце сжимает. Фушигуро приложил руку к груди и сделал пару шагов назад, обперевшись об стену, затем медленно съехал вниз, сев на прохладный кафель. Он посмотрел вверх в попытке унять слёзы, но как же, чёрт возьми, хотелось поплакать. Мегуми считал, что всё было неправильно – Итадори никто не хоронил, не оплакивал, с ним не попрощались. Как можно вспоминать тех, с кем ты даже не простился? И эти слёзы, эта боль, это щемяще-рвущее чувство в груди – всё это кажется настолько чертовски правильными, что хочется кричать. Но получается только вжаться ещё сильнее, опустив голову на колени. — Прости...Что не смог...Не смог спасти тебя ещё разок... Фушигуро просидел так добрых минут 15, вспоминая каждую мелочь и пытаясь удержать в ладонях то самое жидкое золото. Но оно всё утекало, не давая пойматься. Мегуми никогда не давал себе время на выход эмоций. Он считал, что это «неважно». Все, что он относил в папку « н е в а ж н о » действительно переставало его беспокоить. Но не в этот раз. Он встал с пола, ведь ход времени не изменить даже при большом желании, а ему нужно катать тефтельные шарики. И вот, он стоит с красным носом и заплаканными глазами. Он выглядит жалко, но это тоже кажется правильным. Честное горе, правдивая боль и настоящие слёзы. «Наконец-то» — думает Фушигуро, его слеза падает в миску с фаршем, — «Ещё соль и перец добавить». Всё получилось не совсем так, как планировалось изначально: блюдо было готово через 1,5 часа, стол накрыт ещё через 20 минут, а гости опоздали на 30. Иногда ошибки вовремя складываются и, по правилу «минус на минус», выдают плюс. Иногда ошибки – это тоже правильно. Первая пришла Нобара, за ней подтянулись Инумаки и Панда, а за ними следом Маки. Все были уставшие, поэтому слегка опухшие глаза Фушигуро выглядели довольно органично. Все сели за стол, предвкушая начало трапезы. — Сушёный тунец. — Инумаки окликнул панду, чтобы дать ему тефтельку, пока тот лениво развалился под столиком, явно наслаждаясь заслуженным отдыхом. — Какие вкусные тефтели! — Воскликнула Маки, даже решила удостовериться, — Кто готовил? — Я. — Фушигуро кинул взгляд на тефтелю и произнёс неуверенно, — Там всё просто. — Ты умеешь готовить? — Маки было изумилась, — Хотя, неудивительно. Фушигуро ещё раз опустил взгляд на свою тарелку: — Нет... Этому меня научил Итадори. В комнате повисло молчание. — Ясно. — Нобара взяла тефтельку палочками, — Наследие... Итадори. Оставшийся вечер прошёл спокойно, хотя нотка грусти читалась в каждой сказанной фразе. Когда Фушигуро уже ложился спать, то подумал, что будь Итадори в этот вечер с ними, то всё было бы совсем по-другому. Совсем. Юджи бы спародировал Годжо-сенсея и все дружно посмеялись. Мегуми уснул, держа в голове звук смеха, которого никогда не существовало. *** Каково же было удивление, когда Юджи выпрыгнул из коробки прямо перед началом программы обмена. Первая мысль в голове Мегуми – не верю. Второй было желание ударить, третьей – желание ударить Годжо-сенсея. Четвёртая – что-то не так. После первого шока, обсуждения плана и кары, настигшей Итадори от праведного гнева Нобары, Мегуми негромко окликнул Юджи: — Итадори, ты в порядке? — Ага, у меня большая роль, но думаю, что я справлюсь. — Я не об этом. — Фушигуро окинул его взглядом ещё раз, будто желая удостовериться в своём чувстве, — Что-то случилось? — Ах, да не. — Юджи неуверенно почесал затылок. Взгляд Мегуми стал настороженным. Когда ты имеешь возможность наблюдать за человеком почти каждый день, то находишь его «точки отсчёта», то, от чего ты отталкиваешься, чтобы понять истинные чувства. Правда в том, что Итадори недоговаривает. — Ну, кое-что произошло, — Юджи явно не хотел затрагивать эту тему, но и врать, тем более Фушигуро, не хотел ещё больше. — Но я говорил правду, когда сказал, что в норме. Скорее, я больше не хочу проигрывать. Мегуми выдохнул: — Хорошо. — На его лице воцарилось всемирное облегчение, — Мы не проиграем. *** А иногда ошибки собираются в один большой ком и сваливаются, как снег на голову. Так и программа обмена стала одной большой неурядицей. Когда Фушигуро очнулся, то почувствовал на себе давление чьих-то рук. — С пробуждением, борец. — Сёко улыбнулась. — Иери-сан? — Поспи ещё, скоро будешь как новенький. Когда Фушигуро проснулся во второй раз, то был уже в палате. Он открыл глаза и увидел Итадори. «Я что в раю?» — Вся жизнь пронеслась перед глазами. А потом Итадори улыбнулся. «Ну точно в раю» — Мегуми как-то быстро согласился со своей скоропостижной смертью. — Фушигуро! — Юджи воскликнул. — Давай просыпайся, налетай скорее на пиццу, пока Нобара не пришла! — Без меня не начинать! — Сразу вбежала Нобара. Вокруг снова шумно, как и раньше. Мегуми лениво пожёвывает кусочек пиццы и сонно смотрит на Итадори, ещё раз убеждается — «Живой». — Я рад, что твои раны не такие страшные, Фушигуро! Мегуми потихоньку начал загружаться, вспоминая недавние события, — Похоже, что мне просто повезло, что у меня закончилась проклятая энергия, и Иери-сан смогла так быстро подлечить. Ты, Кугисаки и Годжо-сенсей, мне ведь не придётся волноваться о вас, верно? Живите долго, хорошо? — Итадори, ты стал сильнее. — Фушигуро посмотрел мягко на мирно жующего кусок пиццы Юджи, но тут же собрался, — Я тоже стану сильнее. И опережу тебя быстро. — Хаха, — Итадори, кажется, вспомнил о том, как он соскучился по такому Мегуми. — А ты не меняешься! Фушигуро также вспомнил, что сегодня второй день обмена – день индивидуальных матчей. — Их не будет. — Годжо скривил лицо, — Ненавижу повторы. Юджи доверили достать бумажку из коробки, на которой написан тип состязания: — Бейсбол?! Вокруг послышалось негодование: — Там и такое есть? Недоумение быстро сменилось боевым настроем со всех сторон. Мегуми подошёл к Итадори: — Мы не проиграем. — Точно. Матч получился захватывающим и весёлым: смешные физиономии на подачах, чего стоил только Норитоши с перебинтованной головой или Тодо, принявший подачу от Маки лицом. Но самое главное – матч закончился победой команды Токио. Итадори и Фушигуро переглянулись – они сдержали обещание, данное друг другу – они победили. Весь оставшийся день звучал громкий смех, который Фушигуро проигрывал в голове, когда ложился спать. Теперь он настоящий. Теперь Мегуми засыпает с улыбкой. А просыпается в холодном поту со срывистым дыханием. Сегодня ему снова снится, как Итадори умирает. Уже не в первый раз этот сон пробирает до костей. Фушигуро приходит в себя, сидя на кровати. Потом встаёт за водой, чтобы смочить горло, пересохшее до боли. Эти сны давно мешаются с реальностью настолько, что Мегуми проживает это ещё и ещё раз. Что правда, а что картинка его подсознания – уже непонятно. Фушигуро выходит в коридор, ему навстречу идёт Итадори. Всё ещё кажется, что это не взаправду. Мегуми подходит ближе и прикладывает руку к чужой щеке. «Тёплый, а значит... — Живой. Глаза Итадори заблестели в ночи, а брови сошлись вместе, он подумал о том, как же сильно Фушигуро переживал, если даже настолько сонный думает о том, жив ли он. Зато Мегуми быстро проснулся и словил осознание происходящего – он мигом одёрнул руку, прижав её к груди: — Я... В смысле... Хотел... Но он не успел оправдаться. Юджи взял другую ладонь Фушигуро в свою и стал медленно, с такой присущей ему заботой, поглаживать костяшки большим пальцем: — Конечно, я жив. Я здесь, теперь никуда не денусь. Фушигуро покраснел и, не в силах что-либо сказать, кивнул. Итадори улыбнулся: — Хочешь, сегодня я посплю в твоей комнате, держа тебя за руку, чтобы ты был уверен, что я никуда не денусь? Фушигуро вспыхнул новыми красками: — Нет, это уже лишнее... — Пойдём-пойдём! — И-и-итадори.... И вот они уже в лежат в одной комнате: Мегуми на кровати в полном смущении, а Юджи рядом на футоне с улыбкой во всю ширь, ведь они держатся за руки. — Если тебе приснится что-то плохое, то я рядом. — Угу. Мегуми был, правда, не уверен, что вообще уснёт сегодня, ведь его лицо просто горит. — Фушигуро? Ты ещё не спишь? — Юджи сказал это шёпотом. — Нет. — Я скучал. Мегуми выдернул руку и перевернулся, уткнувшись носом в подушку – такой новой волны смущения он пережить не мог. — Фушигуро? — А вове... — Что? — Я тофе... — Я не понимаю, что ты сказал? Фушигуро резко поднял голову и почти выкрикнул: — Я тоже! И встретился взглядом с Юджи, который поднялся с футона. Их кончики носов вот-вот соприкоснутся, Фушигуро выдохнул в это миллиметровое пространство между ними, но отстраняться не спешил. — Я рад. — Итадори мягко улыбнулся и подался вперёд. Их губы мягко встретились в поцелуе. Мегуми ответил, прикрывая веки, а вот Юджи не спешил закрывать глаза, пытаясь запечатлеть каждую ресничку. Его рука мягко провела по виску Фушигуро, слегка задев ухо, отчего тот поморщился. Они отстранились, всё ещё глядя друг другу в глаза. Мегуми снова пронзило осознанием. Он резко отвернулся к стене, укрывшись одеялом: — Спокойной ночи. Юджи был похож на щеночка, у которого забрали любимую косточку. Он посмотрел на Фушигуро и, заметив красные ушки, улыбнулся, довольный собой: — Спокойной ночи! Фушигуро услышал, что это было сказано на самой широкой улыбке из всех возможных улыбок Юджи. Он смутился ещё больше. И как тут спать? Когда он более менее успокоился, то шёпотом сказал, будто надеясь, что Итадори уже спит: — Я приготовил тефтели. — Было вкусно? — Да. — Скажи ведь, они здоровские! — Да, они золото. — Фушигуро улыбнулся.