Чужие одиночества - посередине

Мадам Сонка выбежала из-за угла, мгновенно попав под удар меча. Он разрубил ее пополам, от плеча и до груди. Ее дочь больше не кричала, только постанывая в ритме, которое ее побитому телу придавала следующая пара мужчин. Мистер Сонка был еще жив, но больше не мог даже ползти на помощь своей девочке и своей жене. Квартирмейстер стоял на коленях. Из-за разбитого рта и разбитой головы неясно было, умоляет ли он до сих пор, или уже потерял сознание, оставаясь… в сознании. Женщина, перед которой он стоял, вдруг посмотрела прямо на Марка. Холод белесых до серебряного блеска глаз не выражал никаких эмоций. Она была… будто не собой. Где-то за ее спиной… вокруг нее, в ней… вырисовывался призрачный силуэт огромного мужчины. Он-то и был ее рукой. Он-то и носил ее тело. Носил ее растрепанные волосы, которые струились по плечам распущенными прядями… которые должны быть заплетены в косу. Он носил ее грудь… с серебряным шрамом… но на груди были только шрамы войны с Лусканом. Он носил ее улыбку… широкая и веселая… которая презрительно кривила губы крупного рта. Он носил ее голос… хриплый от криков и курения… четкими командами приказывая убивать. Она приказала убить всех. Даже кошек. Даже Мистера Лапкинса, которого Марк любил. Мистер Лапкинс был такой же, как Марк. Они часто спали вместе, свернувшись калачиком и блуждая в пустоте. И собак всех убили. Кроме старого пса Эдгара. Мужчина, который носил ее тело, любил собак. Не так сильно, чтобы не убивать их, но Эдгара убить не смог. Назвал его Локе, и забрал с собой, когда повернулся спиной к Марку, походя опустив тонкий кулак женской руки на макушку младшего сына квартирмейстера в зубодробительном мужском ударе варвара. Марк знал, где спасение. Он просто шел к колодцу. Он видел, как его хватает за шиворот один из солдат. Он видел, как он отводит руку, чтобы вогнать длинный кинжал в живот Марка. И он видел, как из широкого рукава старой, поношенной рубахи в руку удобно выскальзывает рукоять следопытского ножа. Он скользит нагретым лезвием вдоль пальцев, а потом затертая до гладкости кожаная оплетка рукояти уверенно соприкасается с ладонью. Хороший хват, удобный даже для мальчишки. И взмах руки полощет лезвием по запястью убийцы. Живот Марка цел, но он летит в колодец вниз головой. Рука по-прежнему крепко сжимает нож. Страшно напороться на него же при падении, но Марк видит, что этого не случится. Этот нож для того, чтобы мальчишка выжил, а не умер от его лезвия. Этот нож много лет выполняет свое предназначение. Марк видит, как его хватает за шкирку у колодца один из солдат. Он отводит руку, чтобы вогнать длинный кинжал в живот Марка. Пинок ногами не достигает своей цели, только разворачивает Марка боком. Именно бок и пронзает мучительная и глубокая боль, от которой тело выгибается. Рубаха рвется в захвате. Живой, но смертельно раненный, Марк летит в колодец вниз головой. Марк видит, как горит зарево не сработавших ловушек гитиянки. Мистер Лапкинс уютно мурлычет у него за пазухой. Он знает, что сегодня не его время умирать. А мимо идет женщина с серебром в глазах и груди. Сегодня в ней нет гигантского мужчины, но есть темный, крупный мужчина рядом. Нож, который спасает мальчишек у него, но… Оружие, которое тебя выбирает… иногда просто тебе не принадлежит. Марк смотрит в спины быстро удаляющихся людей и чувствует, как Мистер Лапкинс завибрировал от мурлыканья. Старый кот будет любить и утешать мальчишку, которого уже не спасти, до самого конца. Потому, что тоже выбрал.

***

- Я выживу, если вы мне поможете. - Он посмотрел стеклянными глазами на Бишопа. - Его нож. Он особенный. Я выживу... Командирша резко повернулась и нагнулась к мальчишке, опершись ладонями о колени. Очень четко, резко и зло она процедила, не сдерживая раздражения: - Сейчас ты пойдешь к своим опекунам, и начнешь им помогать приводить деревню в порядок. И перестанешь приставать ко взрослым дядям и тетям с видениями, которые у тебя появились с перепугу. Ясно? И если ты не хочешь больше бояться, ты станешь воином, и откажешься от судьбы крестьянина, который сдает свою родную деревню врагу и трусливо жмется под лавку! Пшел вон. Чужие одиночества. Глава 1.