В стиле Тинто Брасса...

Посвящаю Т.

      — Ещё, — вскрикиваю в исступлении, закатив глаза, дрожа всем влажным, вспотевшим телом, мои руки впиваются в изголовье постели, колени упираются в белые сатиновые простыни, съехавший корсет — единственный предмет одежды на мне — обнажает небольшую грудь, розовые пики которой сейчас набухли.       — Ты на пределе, остановимся? — хриплый, вожделеющий меня шёпот, растворившийся на моём теле и давший мне доселе неизведанный импульс.       Буду ли я когда-то желать другого мужчину сильнее, чем его, даже когда пойму, что надоем ему, даже когда пойму, что он больше не придёт, оставив прежде бывшую его куклу навсегда, как надоевшую игрушку?       Меня не обманывают его слова, он сделает, как скажу я, и остановится. Но это то, что он сейчас не хочет… и то, что не хочу я.       Оборачиваюсь к нему и молю взглядом, призывно приподнимая ягодицы, прося телом, зная, что он поймёт меня. Вижу, как взгляд Сатаны загорается ещё сильнее. Ремень в его руках взвизгивает, секундно пропев свою «песню» и упав на мои ягодицы, больно ужалив, даже слишком, задев нежные лепестки паха, и я, простонав, понимаю, что тело начинает потрясывать, оргазм беспорядочно выплясывает во мне дикий, первобытный танец. В сознании вспыхивает образ отца, с ремнем в руках, нависающего надо мной, маленькой и пытающейся сжаться в комок. Мотаю головой, пытаясь выбросить мрачные мысли из головы. Обессиленная падаю на кровать, замирая, прислушиваясь к своему блаженному состоянию, к его хриплому дыханию. Приподнимаю голову и смотрю на Сэта.       «Возьми меня», — хочу сказать я, но понимаю, что на моих глазах слёзы, а тело сотрясает от рыданий, словно…       Испуганно смотрю на Сатану, но не могу прекратить поток соленой влаги. То, что в моей памяти, больше, чем я, это определило мою жизнь.       — Я сделал тебе… — начинает было мужчина и теряется.       Его карий взгляд меняется: из колючего и равнодушного обычно вдруг переключается на нежный «бархат».       — Больно? — заканчиваю я вопросительно, всхлипывая от слёз одновременно с хриплым хохотом.       Он серьёзно?! Мне давно уже физическая боль не приносит страданий, одно удовольствие. Настоящая рана глубоко внутри меня.       Я допустила слабость и ею я сейчас убиваю всё то, что есть между нами. Пусть это нечто хрупкое и непостоянное, но это то, чем я живу всё то время когда он впервые «наказал» свою куклу. Сэт увидел мою боль.       Зарываюсь в простыни и уже более не сдерживаюсь. Я даже не сразу понимаю, что кровать прогибается под тяжестью его тела, а крепкие, горячие руки подтягивают меня к себе. Пытаюсь сопротивляться, но лассо его объятий сильнее затягивается вокруг моей хрупкой талии.       Наверное, я и вправду глупая, но мне хочется сказать ему то, что никогда никому не говорила.       — Мне было четыре года, и, однажды заигравшись в гостях, я описалась, — мне стыдно, не знаю, зачем говорю ему всё это, не смотря на него, лишь чувствуя по перекату бицепсов, как он замирает, но всё ещё сжимает меня в своих обьятиях, — мои родители извинились, но, когда мы приехали домой, отец раздел меня догола и ударил ремнём, не один раз, я рыдала и просила прекратить, на меня смотрели мать и остальные мои сестры и братья, мать подбежала тогда к отцу, но он сильно ударил и её, приказал убраться, а иначе остальным детям не поздоровится, да, он избивал и других детей, я была самой младшей и самой любимой его дочерью и всегда думала, что меня это не коснётся, но я жестоко ошибалась, он продолжал бить меня, и мне было очень больно, я орала, рыдала до того момента, пока ремень не ударил меня там, внизу, не почувствовала, как моё тело содрагается и мне становится безумно сладко, в конвульсиях я упала на пол, отец подумал тогда, что мне стало плохо и испугался, с тех пор какое-то время он стал избегать в отношении меня физических наказаний, — я замолкаю и чувствую, как руки Сатаны ещё сильнее обвиваются вокруг меня.       Он что? Сочувствует?! Пытаюсь взглянуть на него, но он шепчет мне:        — Говори.       — Я стала вначале неосознанно, потом и понимая искать его наказаний, о, и я их находила, ровно до четырнадцати лет, пока однажды он не понял, почему я так охотно хочу его ремня, я видела его глаза тогда: он смотрел на меня, как на монстра с ужасом и как на мерзкое насекомое с брезгливостью одновременно; как будто не он породил во мне это чудовище, как будто он ни при чём, как будто он не понимал, что у меня не будет шанса на нормальные отношения и мне всегда будет мало мужчины с «традиционными» взглядами… — я почти ору, перемежая свои слова со всхлипываниями.       Потом наступает тишина, слишком выпотрошенная эмоционально. Закрываю глаза, так тихо, что я чувствую взволнованные удары сердца Верхнего. Он приподнимает моё лицо за подбородок и пристально смотрит мне в глаза. Его палец очерчивает мои губы. Он склоняется ко мне, к непонимающей и изумленной, и целует, едва касаясь. Я замираю, неожиданно наслаждаясь, и сама льну к нему. Поцелуй становится жарче, напористее, взрываясь внутри меня яркой взвесью желания и облегчения. Язык Сэта умело толкается с моим. Мы никогда не целовались… до этого. Это поощрение для Нижней?       Сатана отпускает меня. Любопытство, вожделение… Мои руки очерчивают чувственный треугольник на его груди и я пытаюсь перевернуться, встать в ту позу, к которой привыкла, неожиданно встречая его сопротивление. Сцепляюсь с его взглядом и вижу, как именно он хочет меня. Сэт встаёт с кровати и не спеша отстёгивает запонки.       — Ласкай… себя… — проговаривает он, продолжая расстегивать рубашку.       Распластавшись на кровати всем телом, чуть сжимаю грудь, одной ладонью двигаюсь вдоль подрагивающего живота и спешу вниз, не сводя глаз с лица Сэта, чуть закусив нижнюю губу. Его взор затуманен и скользит по мне с наслаждением, я физически чувствую его на себе.       Касаюсь себя, и понимаю, что влажная… без порки и без боли… И перевожу растеряный взгляд на мужчину. Его рубашка летит в полумрак, туда же отправляются брюки. Ничего в этой комнате между нами уже нет. Ничего, кроме его, меня и нашего обоюдного, безумного желания.       Умоляюще смотрю на него. Постель качается под тяжестью его тела, и вновь поцелуй, робко скольжу ладонями по груди и обнимаю за шею, притягивая к себе.       Он замирает, уже было отпускаю, но он шепчет на ухо:       — Мне нравится.       В голове отчётливо отбивает чечётку мысль, что он когда-нибудь тоже поделится со мной настолько сокровенным, что и я смогу понять ограничение на нежность и прикосновение к его телу.       Но это всё тонет в его поцелуе сейчас. Мы распаляемся сильнее, его ладони притягивают меня к себе, грубо ненасытно, и я ощущаю резкое вхождение, до упора. Мои бёдра поднимаются выше неосознанно, до остроты восприятия, и я стону Сэту прямо в губы. Заглушает поцелуем, сам утробно рыча. Он замирает на несколько секунд, делает круговое движение ягодицами, почти впечатывая меня в матрас. Моё ответное движение, и я прогибаюсь в пояснице, как бы обводя контур всех его фрикций.       Ещё и ещё. Цепляюсь за протянутую ладонь, и наши пальцы переплетаются. Тела стремительно влажнеют. Теперь сама тянусь к нему за поцелуем. Словно бы ожидает. Отвечает. Получается открыто, играя лишь языками.       Откидываю голову назад, в сладкой истоме. По влажной шее россыпь поцелуев. Сжимаю его подрагивающие бедра своими.       — Лилу, — шепчет Сатана и движется напористее.       Он замирает, дрожит, а я ощущаю его яркую пульсацию во мне. Он откидывается на подушки и притягивает меня к себе. Не сопротивляюсь, мне впервые настолько спокойно, что засыпаю в его объятиях.

***

      Она спит, как котёнок. Безмятежна и чиста. Несмотря на то, что было в её жизни… Я разбираюсь в людях, знаю, о чём говорю. Встаю с кровати, она даже не двигается. Утомлена. Я слегка усмехаюсь. Одеваюсь и немного нервно выхожу на площадку возле барделя.       Хлопаю себя по карманам и нахожу пачку сигарет. Закурив, начинаю быстро ходить туда и обратно, шагами меряя тропинку. Сотни таких же, как и я, богатых сластолюбцев идут сюда, да и вообще в такие места в поисках новых приключений и чувственных ощущений. А что надо мне? Я напряженно курю и вскидываю голову вверх безошибочно находя окна её (нашего) «номера». Я купил её «любовь» за деньги. Её взгляды и прикосновения — это часть услуги…       Неубедительно как-то, Сэт… Учитывая то, что ты видел сегодня в её глазах. Ты нужен ей, а она тебе… Пытаюсь успокоиться. Она доверилась мне, такое не расскажут так просто…       Из здания выходит обеспокоенная хозяйка. Я широко улыбаюсь, докуривая сигарету и отбрасывая от себя бычок, выдувая остатки табака. Ещё бы… Посреди ночи щедрый клиент, обеспокоенно бродящий возле её окон.       — Господин Сатана, что-то случилось? Лилу что-то не так сделала?       Я смотрю на неё немного свысока и задаю вопрос:       — Как твои девочки уходят отсюда?       Вопрос задевает хозяйку, и она начинает беспокойно смотреть на меня. Она понимает, о чём и о ком я.       — Лилу мне очень… дорогА… — наконец выговаривает она.       Я хохочу во всё горло.       — Иными словами… — начинаю было я, но осекшись, проговариваю: — Назови цену…       — Ну… — она мнётся, а я вижу, как она судорожно пытается не продешевить.       Возможно я сейчас под порывом, под впечатлением от рассказа девушки, которую знаю несколько месяцев и мысли о которой как-то незаметно поселились в моей голове, пока я не понял, что постоянно думаю о ней.       Принесёт ли это нам обоим счастье? Или кукловод нашёл свою куклу?       У меня нет ответов на эти вопросы…       Но я рискну…