Наказание ли ты?..

      Тяжёлые на вид двери со скрипом закрылись, а замок ловко защёлкнулся тонкими пальцами Фёдора, облачёнными в чёрные перчатки. Нервные, возбуждённые в предвкушении событий подрагивания губ Достоевского, отражаясь в бесконечных кристаллах, заставили стоять спиной к Осаму дольше, чем он хотел.       «Вот и всё, мы остались наедине, лишь вдвоём», — обречённо размышлял Дазай, задумчиво стоя у панорамного окна.       Находясь на разных концах зала, они легко чувствовали друг друга на высшем подсознательном уровне, но сейчас это было лишним. Волноваться Достоевскому не о чём, ведь у него есть ногти, которые можно погрызть в случае беспокойства… Ах да, перчатки.       «Чёртов Тацухико с его заморочками о костюмах», — не теряясь от волнительного чувства выжидания и предвкушения, Фёдор успокоил мышцы лица, убирая глупую, дрожащую ухмылку со своих тонких и искусанных губ. Подходя к Осаму из-за спины, он вновь столь холодно, но аккуратно коснулся его плеча, а затем и шеи.       — Всё идёт по плану? — абсолютно серьёзным и мрачным тоном он спрашивал у Дазая.       — Да, — кратко отрезал Осаму.       — Это было действительно непросто, — Фёдор убрал руку, — пробраться сюда, чтобы он ничего не заподозрил.       — К слову, — всё ещё стоя спиной к своему собеседнику, Осаму скрестил руки на груди, — по какой причине ты объединился со мной на самом деле?       — Хех. — Руки Фёдора тянулись к двум кристаллам из нескончаемой коллекции Шибусавы, а навязчивая улыбка не сползала с губ; он медленно, но верно терял контроль над своим лицом. — Просто я хочу увидеть мир таким, каким он должен быть. Но чем больше развлечений, тем лучше, не так ли?       — И кто же тогда здесь главный клоун? Хоть я и не хотел с тобой сотрудничать, — слегка презренно акцентировал Дазай, — мне пришлось пойти наперерез собственным желаниям ради того, чтобы сделать главного клоуна из Шибусавы. Всё-таки он обвёл вокруг пальца японское правительство.       — Он с самого начала желал окутать Йокогаму пеленой тумана, хотел ты этого или нет. — Спокойно выглядя со стороны, внутри Фёдор едва сдерживал язвительный смех. — Прошу.       В ладонях Достоевского красовались два кристалла, которые он достал чуть ранее. Фёдор встал напротив Дазая. Когда Демон протянул одну руку ближе к Осаму, его пленило желание воткнуть этот кристалл ему в сердце, но было ещё слишком рано.       «Я должен подождать, подождать ещё чуть-чуть, ха-ха!» — внутри Достоевского проснулись все бесы, благо, они всегда на прочной цепи.       — Этот кристалл призывает эсперов, находящихся в поле зрения.       Достоевский потянул другую руку.       — А этот смешивает в себе способности тех, кто его касается.       Веки Фёдора смыкались, вновь выражая желание отдохнуть.       — Уничтожь их своей способностью.       Столь прекрасные, утончённые ладони, что хотелось бесконечно оцеловывать, выводя языком причудливые узоры, были скрыты чёрной, грубой тканью, которая так и просила залезть под неё, перемешав пальцы со своим заветным соперником, отчаянно клявшимся избавить тебя ото всех грехов. Кристаллы зияли всё ярче, пленяя взгляд своим спектром оттенков красного. Руки тянулись к чужим, скрытая до этого дрожь мигом обнаружила себя.       — Надеюсь, Атсуши-кун и остальные в безопасности, — мямля себе под нос, Осаму аккуратно коснулся холодных блестящих камней.       Достоевский внезапно пустил одного из своих бесов наружу, слегка улыбнувшись. А затем, также неожиданно перестав улыбаться, лишь наблюдал за тем, как в руках его товарища рождается сингулярность. Яркая вспышка заставила слегка прищуриться, но, как только их взор мог видеть, оба лицезрели огромный световой шар под куполом зала, в котором они находились. Дазай завороженно смотрел вверх, ища подвох в происходящем.       — Всё, стоит только прикоснуться… —Протянув руку к свету, Осаму шагал на Фёдора, не отрывая взгляд от шара.       Боль. Пронизывающая до дрожи костей боль, заполняющая пустоту в сердце. Боль в спине, адская, демоническая боль, собранная с каждого пыльного уголка преисподней, отражавшаяся на сияющем лезвии ножа, пронзившая всё тело. Тело онемело мгновенно: мышцы отказывались подчиняться. В голове мелькнуло: «Это яд? Если яд, то смертельный? Почему отравленный клинок, зачем он вообще нужен, если есть столько способов убить меня моментально… Я им нужен?»       — Я же говорил. — Томная усмешка Тацухико со спины окончательно свела мышцы. — Нет никого, кто мог бы превзойти меня.       Брезгливо отпрянув от тела Осаму, Тацухико отступил назад, роняя тело Дазая на твёрдую плитку пола. По крайней мере, он думал, что уронит его туда, но Дазай упал в ноги Достоевскому, теряя капсулу, всё это время бывшую за верхним нёбом.       «Таблетка! Чёрт, все желания Демона Фёдора-куна подозрительно быстро исполняются…»       Не теряясь, Осаму мыслил вслух.       — Ясненько. Значит, вот так ты меня предал? Жаль.       — Хах… Ха-ха!.. — пустив безумные смешки, Фёдор презренно поедал взглядом лежащего в ногах Дазая. — Я же говорил, — широко улыбаясь, Фёдор припомнил свои слова, — чем больше развлечений, тем лучше…       Зрение, как одно из пяти органов чувств, сильно помутилось, не желая возвращаться, руки отказывались двигаться, а обоняние было бессмысленным, поэтому у Осаму остался лишь один способ найти ампулу — наощупь. Вычисляя траекторию полёта и время, когда ампула упала изо рта, Дазай понял, что она должна находиться чуть правее от его лица, а это…       Под ботинком Фёдора.       «Отлично. Лучше некуда. Ровно под его подошвой, просто супер!» — всё, что понял Дазай из своих последних умозаключений, так это то, что ему очень повезло.       Язык потянулся к примерному расположению ампулы, и — о чудо! — Фёдор заметил её, нарочно заключив под свою подошву так, что, чтобы её достать, нужно поддеть лекарство языком. Дазай действовал быстро, мгновенно проведя языком по подошве. Скрестив руки на груди, Достоевский прикусил губу через улыбку.       «Чёрт. Я только что облизал подошву своего врага, вау! Просто замечательно, демон вас всех побери!»