Годовщина

- Валь, а я и забыл о других подарках для тебя! - встрепенулся Артём. - Прости! Ты меня так шокировал кольцом своим и Ауди, что у меня отрыв башки случился! - признался парень, и это было чистой правдой. - Тёма, перестань, - улыбнулся мягко Лебедев и обнял Артёма. - Для меня главный подарок - это ты. И щенки классные! Я уже над кличкой думаю для этого, шебутного, как ты. Громкий такой, тявкает всё время. - Нет, это ещё не всё, Валь.       Артём вынул откуда-то пакет с сиреневым бантиком. - Это что? - полюбопытствовал Валентин. Он в душе тоже иногда был маленьким ребёнком, как и Артём, и радовался любым подаркам словно дитя под новогодней ёлкой. - Посмотри, зацени, - ответил Тёма, покраснев от смущения.       Лебедев аккуратно открыл пакет, из которого на него смотрели большой фотоальбом, открытка и любимый парфюм, давно снятый с производства по официальной информации.       Альбом оказался с фотографиями. И с надписью от руки, этой любимой мальчишеской руки с тонкими пальцами, подрагивающими после инсульта "Валя и Тёма". Артём знал, как Валентин любит фотки не в компе, не в смартфоне, а на бумаге. Да и сам он любил полистать свои старые альбомы из детства. Было в этом что-то необычное, проникновенное, тёплое. И он решил сделать для них двоих свой, семейный альбом. Распечатал фотографии за несколько лет своего знакомства с Лебедевым. - Валь, это... ну, это глупость какая-то, типа наш с тобой семейный альбом. Ты извини, это как-то по-бабски, наверное, но я подумал, что тебе приятно будет. Я пойду пока на улицу, ладно? На машину ещё раз посмотрю. А ты фотки глянь. - Это не глупость, Тёма. Спасибо тебе. Для меня очень важны такие вещи. - Лебедев обнял Артёма. - А парфюм-то откуда? Его вроде сняли с производства, - уставился генерал на изумрудного цвета коробочку. - Из Омана, - ответил, улыбнувшись, Артём. - Я заказал его оттуда. - Откуда?! - впечатлился Лебедев. - Из Омана. Ну, это же восточный аромат... Пришлось заказывать оттуда. Там он пока есть в продаже. Я так люблю, когда ты им пахнешь! - И я люблю. Но это же такие деньги... - Ну, явно не дороже, чем тачка, что ты мне подарил!       Артём чмокнул Валентина в губы и умчался на улицу, крикнув из коридора: - Ты пока давай надушись и фотки изучи, Валя! - С удовольствием, Тём. - А открытку я потом тебе сам прочитаю! С выражением! Как училке литературы в школе! - С училкой меня ещё никто не сравнивал, - рассмеялся Лебедев, пшикнул на шею роскошным парфюмом и открыл альбом.       Тут было разное: грустное, даже трагическое, а потом, вдруг, беззаботно-весёлое, затем снова грустное. То Тёма с Юлей как якобы счастливая юная пара - сидят во дворе, целуются на селфи показушно, не особенно искренне, чокаются банками с пивом на брудершафт, снова целуются, улыбаются, смеются...       То Тёма с Юлей и с Валей втроём за одним столом, и парень сидит, уставившись в чашку с кофе, то, вдруг осмелев, смотрит своими голубищими глазами с отчаянием, с невысказанным признанием, с желанием больше на отца своей девушки, чем на неё, обнимается с ним, да и сам Лебедев с таким взглядом порой, что аж от фотки жар исходит. Валентин вспомнил, как Артём тогда бедром к бедру под столом к нему прикасался, неумело заигрывая, и смотрел на него, строил глаза, и даже рукой однажды дотронулся до него в районе паха под тем же столом... Но Лебедев держался из последних сил, игнорируя попытки этого пацана стать к нему ближе, проникнуть в его жизнь, в спальню, в сердце. А пацан-то проник, да ещё как.       После спонтанных ужинов и чаепитий с дочерью и её бой-фрэндом, вызывавшим у Валентина определённую реакцию, бывал такой стояк, что приходилось дрочить, а иногда и вовсе кончать во сне с непристойно громкими стонами. - Папа, тебе плохо?! - примчалась однажды в спальню Лебедева перепуганная Юлька. - Ты так кричал! Может, Скорую вызвать? У тёти Лены во сне тромб оторвался! Я читала, это обычно бывает по ночам! Скорую вызвать? - Вызови лучше Артёма, - улыбнулся тогда Лебедев. - Что? - недопоняла или не расслышала Юля спросонья. - Ничего. Спать иди. - Пап, тебе плохо? - Мне хорошо, Юль.       Потом, в ту же ночь Валентину снова приснился Артём, так ярко и жарко, что пришлось подрочить на рассвете, искусав пальцы, чтобы не стонать и снова не будить дочь.        Лебедев был под впечатлением от своих снов в то время и от своей реакции на Артёма. После любимой и рано умершей жены никто не цеплял его за душу и за сердце. И тут - такое! Этот дерзкий голубоглазый пацан. Господи. Конечно, никаких планов относительно Артёма Валентин тогда не строил. Но... Чувствовал, что неспроста мальчишка возник в его жизни, хоть и не верил Лебедев ни в судьбу, ни в однополую любовь, более того - Тёма его бесил своей наглостью, молодостью, оппозиционным настроем.       Дальше в альбоме был запечатлён прилёт инопланетян. Сфоткано издалека, ближе нельзя, но и так понятно, что происходит. Огромный НЛО лежит в спальном районе Москвы, на его фоне Артём с совершенно диким выражением лица что-то кричит.       А потом... Тёма уже после заключения и болезни, перекошенный инвалид со взглядом, полным боли и безнадёги. И кажется старше, чем сам Лебедев. У Валентина даже на глаза слёзы навернулись, и он поспешил перелистнуть страницу с этим фото.       Но дальше - всё веселее и краше. То кулинарные опыты Артёма, не всегда удачные, то цветы, посаженные на даче, то занятия гимнастикой во время реабилитации, то... Тёма вдруг в одних трусах, а потом они оба везде вместе. На кухне, на кровати, в машине, на прогулках... Улыбчивые, обнимающиеся. Они выглядели как абсолютно счастливая пара, как молодожёны.       "И это происходит со мной? " - не переставал удивляться Лебедев, листая альбом. Иногда важен взгляд со стороны, чтобы убедиться в реальности происходящего. И фотографии являлись одним из подтверждений того, что всё это - действительно реальность.       В конце альбома осталось несколько пустых страниц. "Как раз сюда фотки с кольцами можно вставить и Тёму за рулём новой тачки".       Расчувствовавшись, как сентиментальный старик, Валентин вышел на крыльцо дома, закурил, любуясь тем, как Артём бродит вокруг бирюзового автомобиля. - Тём, спасибо тебе за этот альбом. Я оценил. Это так... важно для меня. Ты здорово придумал. Молодец. А то все фотки в телефонах и ноутбуках. Гаджеты не вечны, сам знаешь. Ломаются, теряются. - Тебе понравилось? Правда? - Очень.       Валентин подошёл к Артёму и обнял его. Закрыл глаза, зарылся носом в волосы любимого мальчика. - Как же мне повезло с тобой. Счастье моё... - Нам обоим повезло, Валь. Я о таком крутом мужике и не мечтал. Ну, то есть, мечтал, конечно, но не думал, что ты ответишь взаимностью. Что поможешь мне, спасёшь и даже полюбишь. Это ж просто фантастика какая-то похлеще прилётов инопланетян. - Это не фантастика, Тёмочка. Это наша с тобой жизнь, хороший мой. - Валь, я ж хотел рыбу пожарить! Ты наверное голодный, - опомнился Артём. - Лучше меня пожарь. А рыба подождёт, - ляпнул Лебедев.       Тёма заулыбался довольно. - А ты это, ну... точно не против? - Не против. Пойдём. - А может, прямо здесь? На тачке? Прикольно будет, - предложил Артём, но, получив в ответ не самый одобряющий взгляд чёрных глаз, понял без слов, что это не лучшая идея. - Задницу отморозишь, Тём. Пошли в дом. Там теплее. - Мне с тобой везде тепло! - заверил генерала Артём, но всё же двинулся в сторону дома. - Ну да. Руки как льдышки. Сейчас ночи холодные, это тебе не июль.       Артём заметил на столе свою открытку, так и не зачитанную с выражением Валентину. Хлебнул для храбрости вина из бокала. - Валь. Я тут это... Я ни разу не поэт, так что ты извини, если коряво получилось, но решил я тебе стих написать. Ты только не смейся сильно, ладно? Я с детства стихов не сочинял. Хотя, ладно, похер, смейся, это полезно, - махнул рукой Артём. - С чего ты взял, что я буду смеяться? Я тоже стихи не пишу, только приказы писать умею. Давай, Тём, читай, не стесняйся.       Заинтригованный генерал уселся на диван в ожидании поэтического продолжения вечера. - Да не стесняюсь я! - возразил Артём, открыл открытку с сиреневыми цветочками и начал читать текст своего стихотворения, поначалу тихо и неуверенно, затем погромче. "Узнал тебя уже давно, А полюбил недавно. Не чувствовал я ничего. Случилось всё так плавно. Сначала полюбил глаза Чернее южной ночи. Потом боялся рассказать. Вдруг, ты меня не хочешь? Ведь кроме глаз я полюбил И тело всё, и душу. Признаться не хватало сил. Вдруг, я тебе не нужен? Сейчас готов я повторять: Лучше тебя не знаю. Ты самым близким смог мне стать. Люблю тебя, мой Валя! Когда ты смотришь на меня В той форменной фуражке, Не помню день календаря. Тянусь я к твоей пряжке, Чтобы раздеть, да поскорей, Обнять нагое тело, И бросить на кровать смелей, Ласкать остервенело. Моя судьба, мой генерал! Я понял это чётко: С тобой я навсегда пропал. Ни курево, ни водка, Ничто уж не поможет мне. Тебя лишь вожделею. Вся моя жизнь - словно во сне. Люблю тебя и млею." - В общем, как-то так, - завершил Артём своё выступление, то бледнея, то краснея. - Совсем хреново, да?       Лебедев, впечатлённый столь трогательным и по-детски наивным стихотворением, расплылся в улыбке и заверил парня: - Не хреново, Тёма, а охрененно! И рифма есть, и ритм, и содержание. Я и не знал, что ты тайный стихоплёт. - Да ну... Какое там... Это просто ты меня вдохновил, Валь. - У тебя есть талант. Пиши ещё. - Попробую, - засмущался парень, радуясь похвале. - А теперь давай, как там по тексту... - Лебедев подглянул в открытку. - Бросай меня на кровать скорей и ласкай остервенело.