Семейный бюджет

      По прибытии домой, Йен сразу же слышит, как на втором этаже кто-то подозрительно громко шумит. Хотя, даже самому закоренелому южанину сложно представить, что не влазит в рамки старой, Галлагеровской шкалы пиздеца. Йен тихо проходит наверх в то время, как из коридора второго этажа и правда выходит мужчина его возраста в спецовке, а за ним ещё один такой же, разговаривая с Микки. Рыжему приходится спуститься обратно, так как парни направляются вниз, на первый этаж, будто даже не замечают его.       Лего-человечки, нахуй. Ему вот это всё вообще не нравится.       Один из них о чём-то договаривается с его мужем. Мик суёт вроде бы ремонтникам две купюры по сто, сдержанно кивает в качестве прощания и закрывает за ними дверь.       Йен, наблюдая за сим действием, представляет у себя в голове что угодно, начиная от сотрудничества с наркокартелем, заканчивая притоном на чердаке.       Он нервно суёт руки в карманы поношенных штанов: — Что ты придумал на этот раз?       Брюнет как-то странно смотрит на супруга: — Ты это о чём? — Что они тут забыли?       Микки выдерживает паузу в несколько секунд: — Ставили нам душ. — Милкович едва приподнимает подбородок вверх, а в интонациях слышатся чистые, несгораемые, уличные понты.       Галлагер выгибает бровь, а губы сжимаются в тонкую полоску: — Мудак, ты что, опять спустил деньги из нашего, — на этом слове Йен сделал акцент, — бюджета? — Морковка, не кипятись, во-первых, я не брал из той долбаной коробки ни цента, — он по привычке почесал кончик носа. — Во-вторых, мне ещё и хватило на оплату счетов. Всё, как ты и хотел. — уголки пухлых губ едва дёргаются в улыбке. — А в-третьих у нас наконец-то есть все основания оккупировать душевую наверху, ибо теперь она наша по всем бумажкам.       Микки в такие моменты напоминает Йену не взрослого мужчину, а двенадцатилетнего, солнечного пацанёнка с улицы, что принёс домой свои первые пять баксов: уголки его губ дёргаются в улыбке, а в глазах читается одно только ожидание похвалы.       И всё это позволено видеть только Йену, мать его, Галлагеру.       У Микки всегда были мягкие, округлые черты лица, в то время, как глаза жгли насквозь. Всегда, кроме тех моментов, когда Милкович смотрит на него.       Рыжий вздыхает и старается сдержать резкое потепление на собственном лице: — Мне не надо заколачивать все двери и окна? Нас легавые с собаками не ищут после твоей "работы"? — Галлагер делает кавычки в воздухе.       Микки едко отвечает: — Если Вы попытались пошутить, Мистер Милкович, — он со вкусом протягивает собственную фамилию в отношении Йена, — то у Вас всё ещё хуёвое чувство юмора. — Я вот как раз на полном серьёзе, Миссис Галлагер.       Микки фыркает, а затем буднично бросает: — Я продал часть отцовской оружейной коллекции. Не сам, конечно, но пиздато даже звучит, правда? Все поговорки — та ещё хуйня, у Милковичей месть подаётся так, что задница будет гореть ещё ой, как долго.       В этот момент Йен, который мысленно вёл счёт их обоюдных подъёбок за последние пять минут, принял полное поражение.       Он скрестил руки на груди: — Ты прикалываешься? С кем ты это провернул? Терри же не узнает, что это ты? — Я, по-твоему, на отсталого похож?       Галлагер многозначительно молчит и строит задумчивое лицо, за что в ответ получает толчок в солнечное сплетение: — У него не было и фальшивой лицензии, чтобы отследить, куда и кому ушли пушки.       Йену бы очень хотелось поверить на слово, поэтому он довольно резко сменяет тему на менее напряжённую. Если Микки посчитает нужным что-то рассказать — он скажет. — Добро, но почему он?       Микки вскидывает бровь: — Кто? Терри? — Душ, кретин.       Милкович зло и обиженно стреляет взглядом, но быстро остывает и тащит Галлагера в душевую, будто тот сам не знает, где она находится. Он открывает дверь и впускает Йена первым: — Я терпеть не могу микроскопические ванны в толчке три на два для гномов ёбанной Белоснежки. — Микки выпрямил спину, сунул руки в спортивки и продолжил. — Хотел романтику — делай так, как понравится нам обоим.       Галлагер провокационно улыбнулся: — А с чего это ты взял, что мне понравится? — Куча пространства, стеклянная, раздвижная перегородка, слив в пол. Чего тебе ещё надо-то, рыжик? — Я люблю лежать в ванне, а не стоять под струёй, что бьёт мне по макушке.       Милкович парирует: — В Саутсайде нет времени на подобное дерьмо, да и напор регулируется. — Он стушевался, так как ожидал совершенно другой реакции от мужа, — короче, уже ничего не поделаешь, я сказал душ, значит будет душ. Что-то не нравится — дуй в ванную внизу и не ной.       Йен изогнул бровь, зная, к чему ведут провокации в сторону Милковича: — Ты по факту здесь ещё даже не живёшь, а уже всё и за всех решил. В крутые мужики затесался?       Старший грубовато потянул супруга за верхнюю часть майки и прижал к косяку — деревянная пластина неприятно врезалась меж лопаток Галлагера.       Микки дёрнул за те же лямки вниз, бархатисто порыкивая в чужие губы: — Для тебя, может, и да, рыжий лобок. И если ты так хочешь, чтобы я свалил, то могу вернуться в родной дом. Вот только потом ты будешь, как и любая порядочная жёнушка, слезливо навещать мой дешманский могильный камень. — Почему дешманский? Так уж и быть, поставим тебе памятник. Ты, только из камня, будешь стоять, словно античное божество, можем даже член сделать больше, чем есть на сам...       Микки прижал руку к губам рыжего: — Твой пиздливый рот хоть иногда затыкается?       Йену каждое касание чужих пальцев отдавало едва ощутимым разрядом по коже.       Он довольно громко выдохнул, когда эти же пальцы уже другой руки спустились вниз, задирая потускневший хло́пок вверх, ведя пальцами по медным завиткам внизу живота.       Милкович с удовольствием оглаживает проработанные мышцы пресса, проводя носом по шее и вдыхая запах его мужчины, что никогда не отталкивал. Они трахались, будучи ещё подростками, а парни в пубертате не славились слабым потоотделением, так что никто и никогда не жаловался. Микки про себя решил, что, судя по всему, Йен просто успел забежать на тренировку в "Кев-зону" после работы.       Милкович убирает руку со рта, а потом окончательно тянет майку через голову Йена и тихонько мурлычет: — Ещё я поставил новые замки на двери в наши спальню и ванную.       Младший в ответ лишь едко шелестит "Ванную, без ванны", а затем поспешно помогает содрать с себя и мужа всё остальное, играючись и посмеиваясь в процессе. Низкое милковичевское хихиканье губы-в-губы между поцелуями заставляет внутренности приятно и неминуемо скручиваться внизу живота.       Йен быстро щёлкает замком, а затем обратно льнёт к брюнету, что зарылся пальцами в кудрявые, коротко-стриженные волосы на затылке, и тянется за очередным поцелуем.       У Йена с Микки всегда так. Внезапно, до одури, и в то же время так по-родному. Галлагер на секунды задумывается о том, что все его бывшие были полной противоположностью Милковича. Взять того же Тревора. С ним всегда было всё понятно и согласованно лишь на словах, а с другой стороны посмотри на него — и наткнёшься на скорлупу из пуленепробиваемого стекла, шириной в метр.       Микки же никогда не церемонился и лишний раз не произносил и слова, но по глазам было и так всё понятно. Всё всегда понятно по тому, как Милкович пытается скрыть улыбку и так откровенно не пялиться на Йена.       Тревор — хороший парень, но у него своя жизнь и он не стал бы тратить время на иенову неопределённость. А Микки стал. Микки готов был в тюрьму угодить за Галлагером даже после того, как тот с ним поступил.       Милкович же в это время все мысли из головы выталкивает, кажется, собственным языком, скользит им между сухих губ, проводит кончиком по ровному ряду зубов, издавая такие звуки, что рыжий не выдерживает и сам переступает бортик душевой, пропуская брюнета внутрь.       Тот на пару секунд отстраняется, задвигает створки кабинки и поворачивает кран, включая даже слишком тёплую воду. На матовом стекле сразу же оседает конденсат, что щекочет кожу лопаток и поясницы, когда Йен прижимает Микки к дверце, уже не ласково вгрызаясь в податливые, раскрасневшиеся от пара, губы.       Руки жадно скользят по телам друг друга, сминая, гладя и царапая. Йен вклинивает колено между ног брюнета, потираясь бедром об уже ощутимую эрекцию. Микки в ответ прерывисто выдыхает и фыркает от стекающей в лицо воды, отпихивая руками ноги рыжего и разворачиваясь к нему спиной.       У Йена голос сел окончательно, он едва перебивает шум воды: — Я хочу лицом к лицу. — Успеется, Галлагер, резче. — А…       Милкович заёбанно тянет: — Полка, — резкий выдох, — прямо сзади тебя.       Йен разворачивается и восхищённо улыбается, замечая презервативы и тюбик смазки рядом с банными принадлежностями.       Он выключает воду и спрашивает, не поворачиваясь к брюнету: — Серьёзно, Мик? Ты поставил всё прямо при них? — Сэнди один раз, какого-то хуя, нашла нашу смазку в холодильнике, и что дальше?       Йен в ответ задумчиво протягивает, беря с той же полки гель для душа: — Да нет, ничего.       Содержимое бутылочки казалось ледяным в сравнении с обжигающим паром вокруг и разгоряченной кожей обоих мужчин.       Одной рукой Галлагер ласково гладит пунктиром от лопаток до крестца, а второй открывает гель.       Он, не давая брюнету развернуться и посмотреть, аккуратно льёт холодную субстанцию на нагретую кожу, от чего Микки едва не поскуливает: — С-сука…       Йен не преследует цели намылить кожу брюнета, он просто хочет сделать её максимально скользкой и до приятной боли охлаждённой, заменяя лёд подручными средствами. Он почти безучастно водит по спине кончиками пальцев одной руки, разминая затёкшие мышцы. Капли постепенно съезжают по позвоночнику и скатываются в ложбинку меж ягодиц.       Микки извивается от смешанных ощущений и покрывается мурашками, а затем слышит, как его муж резко останавливается, довольный реакцией.       Он ставит гель на место и берёт лубрикант в руки. Смазка напротив, с согревающим эффектом, и когда Йен с нажимом ведёт пальцами от промежности и выше, брюнет сильно выгибается в спине и уже откровенно завывает: — Галлагер, Господи, блять, я не железный, нахуй!       Галлагеру повторять дважды не надо.       Его резко становится слишком много: Галлагер у Микки под кожей, Галлагер губами на тёмном затылке, Галлагер пальцами одной руки выкручивает сосок, а двумя пальцами другой уже внутри, не щадя. Всё так, как должно быть и как любят оба.       От всех ощущений сразу у Милковича крышу рвёт.       Он отчаянно пытается найти место своим рукам, опирается ладонями на стекло и изредка смахивает с лица капли воды, поддаётся бёдрами назад, но вскоре поворачивает голову под немыслимым углом и тянется к чужим губам. Йен языком касается языка Микки, разводя пальцы внизу ножницами, а спустя пару минут добавляет ещё один, растягивая тщательно, провоцируя сдавленные стоны со стороны брюнета.       Милкович особенно нетерпелив именно в этот промежуток времени, кусаясь и всячески подгоняя рыжего. Годы летят, а он всё ещё доказывает всем и каждому, что не неженка. Даже сейчас, в руках любимого человека.       Впрочем, Йен и без того знает, как сурового Милковича ведёт от сладких поцелуев за ухом, когда ртом потом ведут вниз, по шее и к плечам.       Галлагер обхватывает губами верхнюю губу брюнета, затем дублирует свои же мысли, спускаясь ниже, слизывая воду с незатронутых гелем участков шеи.       Милкович чувствует, как Йену приходится нависать и горбиться над ним из-за разницы в росте, поэтому сам немного встаёт на носочки, ведя ладошками по скользкому стеклу створок вверх. Галлагер по ошибке воспринимает это как попытку увильнуть от неприятных ощущений. Он недоумённо заглядывает в лицо Милковича, на сколько это возможно, и вынимает пальцы. Микки тяжело пыхтит, а от отдаляющихся движений рыжего, разворачивается вполоборота и вскидывает брови, одним взглядом говоря, что готов задушить своего любовника шлангом от лейки, если тот ещё хоть раз даст заднюю.       Йен в ответ тихо смеётся и нагло обхватывает бока мужчины ладонями, резко притягивая к себе и зарываясь носом в смоляной ёжик на макушке. Он легко толкается тазом вперёд, скользя гордо приподнятым членом между бёдрами, а правой рукой обхватывая Микки спереди. — Мудло рыжее, — мужчина задыхается от того, что Йен сжимает ствол у самого основания, с нажимом ведя к головке, — блять, тебе особое приглашение нужно или как? — последнюю часть фразы брюнет выпаливает на одном выдохе. — Или, — Галлагер прикусывает мочку уха, ведёт по ней языком, кончиком едва касаясь самой кромки.       Он отстраняется непозволительно далеко, так, что у второго начинает мёрзнуть спина, шелестит упаковкой, а затем раскатывает на себе презерватив. Милкович, кажется, слышит, как фольга с хрустом проваливается через решетчатую полочку и падает на плитку.       От стенок отбивается вкрадчивое: — Разворачивайся.       Милкович закатывает глаза и изворачивается в чужих, мать его, родных руках. Его же руки ползут вниз по спине Галлагера и сжимаются на ягодицах, плотно прижимая к себе. Йен удовлетворённо мычит прямо в губы, упёршись лоб в лоб, и подхватывает Микки под бедра, уже дважды впечатывая того в дверцу душевой, что только что очень подозрительно громко скрипнула и бумкнула. Впрочем, обоим было не до этого: Микки обхватил ногами поясницу, а пальцами вцепился в плечи, в то время как Йен едва смог приловчиться, чтобы одной рукой поддерживать Микки, а второй пристроиться головкой члена к входу. — Готов? — Давай уже, веснушка.       Милкович в этот раз даже не попытался сам дёрнуть бёдрами вниз — Йен сам аккуратно толкнулся вверх, присосавшись пиявкой к плечу мужа. У Микки сами собой закатываются глаза и голова откидывается назад, затылком ударившись о дверцу, когда Галлагер плавно вошёл до конца, замерев и гулко выдохнув в шею.       Одной рукой он поддерживает Микки снизу, а второй держит под поясницей, изредка поглаживая выпирающие позвонки.       Микки наклоняет голову и смотрит в болотно-зелёные глаза напротив, поддаётся вперёд, целуя, сталкиваясь носами и царапая подбородок о едва заметную щетину.       Трясиной болотистых радужек его затягивает всё дальше, выжимая кислород из лёгких.       Йен начинает двигаться, постепенно набирая темп, на сколько это возможно в подобной позе, от чего сам начинает задыхаться и губами ловить тихие, спёртые вздохи партнёра.       Милкович едва слышно поскуливает и ногтями окрашивает веснушчатые лопатки в румяный, когда Йен передней частью бёдер ударяется о его ягодицы. Микки одной рукой поднимается к затылку Галлагера, а второй накрывает собственный член, пережимая тот у основания, дабы позорно не спустить слишком рано, хоть рыжий и без того сам уже на грани.       Йен на секунду вспоминает, что обещал оставить Микки без секса до того момента, пока тот не найдёт легальную работу, но сразу отметает эту мысль. Милкович вполне сносно заработал неплохую сумму, так что на подобные обещания можно и закрыть глаза на время.       Попробуй тут вообще открыть глаза, хоть и не в фигуральном плане — кончить можно сразу от открывающегося вида.       С каждым движением Микки начинает всё меньше контролировать собственный голос. До тех пор, пока единственное, что он может издать — это полузадушенное «И-ан» и мягкие, грудные стоны, перепутанные со стенаниями и тихими обрывками фраз Галлагера, что только дальше подталкивают обоих к краю. Милкович сильно прикусывает нижнюю губу партнёра и оттягивает, чувствуя, как того начинает потряхивать от накатывающего оргазма. Йен продолжает резко толкаться, продлевая собственное удовольствие и заставляя Микки мелко дрожать от пульсации внутри и пелены перед глазами. Рыжий плавно выскальзывает и аккуратно опускает Микки на подгибающиеся ноги, приникая к губам, целуя глубоко и чувственно, парой движений по напряжённому органу доводя Милковича до протяжного, приглушённо стона и белёсых капель на собственной ладони.       Йен свободной рукой снова включает воду.       Они ещё минут пять проводят так, водят руками по телам друг друга с перерывами на поцелуи и обрывки фраз-признаний, что для непросвещённого человека показались бы просто подколками.       После того, как оба приводят себя в порядок, злополучный гель пригождается снова. Теперь уже Мик аккуратно выводит мыльные узоры на груди Галлагера, а затем смывает пену водой.       Веснушки из себя представляют обычные, мелкие пигментные пятна, что не имеют собственного рельефа, но Микки кажется, что злополучные рябинки у него отпечатаны на подкорке, остались на пальцах ощущением бархата и тепла. Не того обжигающего жара, а будто он летним днём положил руки на подоконник ладонями вверх. Странно, что конопатый Йен, а действительно "Поцелованный Солнцем" — Микки.       Галлагер ласково целует Милковича в макушку, проходит мимо него и пытается открыть дверцу ванной. Ключевое слово — пытается. — Ты забыл, как пользоваться дверями? — Мик взволновано и раздражённо смотрит то на мужа, то на саму дверцу, что не собиралась поддаваться. — Видимо, она из колеи вылетела, когда мы сильно её толкнули. — Йен подтверждающе ещё раз безуспешно дёргает створки. — Откуда, блять, она вылетела? — Микки сам слегка отодвигает Галлагера от стекла и пытается отворить кабинку. — По-моему, её тут только ломать остаётся. — Галлагер, я тебе лицо, нахуй, сломаю, а не дверь. Ждём Дебби или Сэнди, хули поделаешь, может, снаружи откроют. Рыжий тихо произносит: — А я ещё и дверь на замок закрыл изнутри… — Что ты сделал?