Bitter-sweet taste of deviance

      В этом году в полицейском департаменте Детройта Новый год отмечают так же, как и всегда, за исключением того, что полицейские андроиды теперь приглашённые, а не прислуга. Гэвин сидит, закинув ноги на свой стол, на котором уже стоят две пустые бутылки от пива. Хмурый, как всегда, подальше от веселых сотрудников. Рид не любит эти совместные празднования, да, но сидеть одному в новогоднюю ночь дома не хочется. Ну как, одному. С котом. Хотя, лучше уже кот, чем эти жестянки вокруг. Коннор и Ричард снуют туда сюда, мигают своими диодами, как гирляндой, улыбаются (Коннор), молчат со всеми (Ричард). Но, куда бы детектив не глянул, братцы всегда оказываются в поле зрения. Рид хмыкает. Ему кажется, что с каждым выпитым глотком жестянки оказываются все ближе. — Детектив, запивать Бурбон пивом — это не лучшая идея, — взволнованным голосом Коннора над ухом. Рид чуть не давится. — Иди нахрен, жестянка. — Не обращай внимания, восьмисотый. Детектив хочет встречать Новый год у ободка толчка, — Рич, усмехаясь. — Вам показать, куда засунуть ваше мнение, или до вас и так дойдёт? — беззлобно усмехается Рид. Эти два придурка его бесят, но с ними точно не соскучишься. С ними не так пусто. Всем остальным в участке не до Гэвина. Как всегда. — Показать, — одновременно отвечают жестянки, и Рид снова чуть не давится. Тина впихивает в руку Гэвина шампанское и убегает. До полуночи считанные минуты. В темноте Гэвин готовится лишь вылить эту дрянь в горшок и с горла пить Бурбон. Один. Он не будет участвовать в этой дурацкой традиции. Это же пиздец как весело — вырубать свет за минуту до Нового года и в слепую лизаться с кем-то. Спасибо, изволите. 11:58… 11:59. Свет в участке гаснет. Гэвин делает глоток, когда чувствует в волосах чужие пальцы. — Какого хрена… Договорить ему не дают. Чьи-то сильные руки притягивают к себе, фиксируют голову, сжимая волосы на затылке. Рид мычит, растерянный — ахреневший — упуская момент, когда чужие холодные губы накрывают его рот. Напористо, сильно, влажно. Рид пытается отстраниться, но не может. Его держат слишком крепко, а целуют слишком настойчиво. Языком врываясь в горячий рот детектива, исследуя его жадно, голодно. Неумело, но старательно. Так, что у Рида подкашиваются колени. Гэвин мычит, мысленно посылая все нахрен, и отвечает. Его целуют, кусают, до боли, с таким желание, какого детектив не ощущал уже давно. Хочется ещё, но ощущение чужих губ исчезает. Растерянный, Рид замечает лишь судорожное красное мигание диода. Когда включается свет — рядом никого. «Блять» / / / Гэвин идёт в туалет, чтобы умыться и прийти в себя. От выпитого немного подташнивает, а на губах все ещё ощущение чужих — прохладных, безвкусных. — Поздравляю, Рид. Ты лизался с жестянкой. Истерически шепчет детектив сам себе. — Тебе, пфек, понравилось. И, более того, ты даже не знаешь, с какой именно жестянкой… Холодная вода помогает хоть немного прийти в себя. Гэвин взъерошивает волосы влажными пальцами, когда в туалете выключают свет. Опять. Дверь приоткрывается бесшумно, быстро, и до того, как Рид успевает что-то сказать, на его плечи ложатся чужие руки. — Какого хрена, я спрашиваю?! — слова застряют в горле, стоит рассмотреть в зеркале мигающий кружок диода. Желтый. Красный. Желтый. Сзади прижимается чужое тело, руки плавным движением скользят с плеч по груди вниз и соединяются на талии. Притягивают, прижимая к себе вплотную. Гэвин вздрагивает — до того нежно, но жадно это. Брыкаться, почему-то, не хочется. Как и говорить что-то. Чужой холодный нос касается шеи, вызывая мурашки, проводит за ухом, у кромки волос. Гэвин сглатывает громко. Тут его резко разворачивают к себе, вклинивая ногу меж колен. — Э, жестянка, схуяли… — Мне нравятся ваши губы, Детектив, — шепчут ему прямо в щеку. — но не нравятся слова, что из них исходят… Рвущийся мат андроид немедля слизывает с чужих губ. Языком. И целует, сразу. Рид толкает в грудь руками, пытается вырваться, но жестянка сильнее. И целует так, по-другому — нежно, робко даже, но с бесконечным желанием. Исследуя, покоряя. Языком едва касаясь, белея губами, руками обнимает талию детектива. Будто бы не желая отпускать. Но отпускает. Резко, будто бы опомнившись. Разжимает руки с трудом, ломано, сопротивляясь будто, и силуэтом тает в темноте. Рид матерится тихо, натягивая ухмылку. — Что, снова сбежишь? Дверь из туалета приоткрывается. Рид не ждёт ответа, но до ушей доносится тихое: — Снова? Это наш первый поцелуй, детектив…