• ATEM •

19

      — Боже!       Хлестнувшая по кухонному окну мокрая ветка липы заставила Дэниэль испуганно вздрогнуть.       — Проклятье! — выругалась она, неаккуратно взявшись за раскалённый утюг, и отдёрнула обожжённый палец.       Битые двадцать минут она пыталась выгладить кипенно-белую рубашку, но у неё никак не получилось сфокусироваться. Мысли превращались в образы, прокладывая дорожки глубже в дремучий лес подсознания, уводили всё дальше от реальности, отчего на ткани то и дело возникали ненужные складки. Причиной тому был этот недавний знакомый, а виной — собственные страхи. Но больше всего огорчало то, что, скорее всего, он давно уже сидит в оговорённом месте, ожидая её. Гадает, что же пошло не так, и наверняка в душе ругает. А она здесь, в своей маленькой комнатушке, в своём перевёрнутом мире, не нашедшая в себе силы всё объяснить.       Плюнув на несчастную рубашку, Дэниэль решила ограничиться серыми джинсами и чёрным вязаным свитером — под стать дню. И спустя несколько минут она уже стояла перед деревянной дверью квартиры герра Ганса Крауса — старика, жившего в соседнем доме, которому пару раз в неделю она давала уроки французского.       — Здравствуй, Дэниэль! — открыв дверь, поприветствовал её Яков — тощий высокий мужчина шестидесяти лет — сын герра Крауса. — Погодка там не на шутку-то разыгралась, — полувопросительным тоном произнёс он, подняв с пола большой тёмно-коричневый портфель.       — Это точно.       Дэниэль закрыла мокрый зонтик и прошла внутрь.       — Папа, я заскочу позже! — прокричал Яков в соседнюю комнату. — До встречи, — и обратился уже к Дэниэль.

20

      Планировка квартиры герра Крауса была такой же, как и Дэниэль: крошечная прихожая, ванная, кухня и единственная комнатушка с двумя широкими окнами на разных стенах — обе квартиры были угловыми. Вот только квартира старого герра располагалась на первом этаже, у Дэниэль же на последнем. Эти четырёхэтажные дома были построены в послевоенные годы и предназначались для бывших военных или узников концлагерей в качестве государственной компенсации.       — Bonjour, Herr Kraus!       Дэниэль прошла в кухню и села за стол, наблюдая, как старик расставляет цветастые фарфоровые блюдца.       — Sʼil est temps de boir un cafe? — бодро произнёс он, раскашлявшись от смеха. — Bonjour, Danee!       Почесав седой затылок, он стал осматривать полки — не забыл ли чего достать? А когда удостоверился, что все угощения на столе, кряхтя, уселся рядом.       — Как ваши дела? — на французском спросила Дэниэль и, перехватив из его дрожащих рук чайную ложку, уточнила: — Две?       Герр Краус кивнул, и Дэниэль насыпала сахар в его чашку.       — Наверное, это всё погода. Совсем неважно себя чувствую, — вздохнув, неуклюже попытался он извиниться за собственную беспомощность. — Не хотел, чтобы Яков знал, но сегодня… — не договорив, вновь разразился он хриплым кашлем.       — Всё в порядке, я приду завтра.       — Глупость какая! У тебя, верно, своих дел полно. Встретимся теперь, как обычно, в среду.       — Да бросьте, какие у меня могут быть дела?       Понуро склонившись над столом, Дэниэль потянулась за стеклянной банкой с кофе. А старик лишь скептически покачал головой.       — Неправильно это, — прикрыл он свою чашку трясущейся ладонью в момент, когда Дэниэль уже поднесла ложку с кофе, — мне больно смотреть на тебя.       — Вы же сами предложили кофе? — сменив тему, ласково улыбнулась она.       — Забыл как «травяной чай» по-французски, вот и ляпнул.       — Tisane, — произнесла Дэниэль и указала на фарфоровый чайничек с такими же нежными цветками шиповника, как и на остальном сервизе.       — Ти-зан, — задумчиво протянул Герр Краус. — Дэниэль, как прошло твоё собеседование?       — Всё как всегда.       Сделав глоток, она стала теребить длинную прядь волос, волной спадающую с плеча. А затем и вовсе, не желая поддерживать неприятную тему, отвела взгляд, наблюдая за непогодой за окном.       Матово-чёрное небо превратило день в сумеречный вечер, извергая проливные потоки воды на остывшую землю и размывая аккуратно усаженные вдоль улицы клумбы с пламенеюще-оранжевыми цветами.       — Я говорил с Яковом, он может помочь, — осторожно начал герр Краус. — Есть место в библиотеке при его университете. Понимаю, ты хотела не этого, но… ты всё же поразмысли над его предложением и сообщи, как что-то надумаешь.       — Спасибо, — невесело улыбнулась она.       На этом «урок французского» и закончился. Не в силах совладать с болезненно ноющей спиной, герр Краус, схватившись за руку Дэниэль и едва волоча ноги, кое-как дошёл до постели. И, тихо постанывая, улёгся на шерстяное покрывало. Дэниэль, несмотря на его категоричные отказы, всё же пообещала зайти завтра.

21

      Ещё одна суббота. Ещё один день, отличающийся от остальных только цифрами в календаре. Всё та же угрюмая, тоскливая комнатушка, лишённая красок жизни, но набитая воспоминаниями былых лет, что бесшумными фантомами блуждали по книжным полкам и скрипучим шкафам. И всеобъемлющая пустота.       В полумраке Дэниэль лежала на кровати и пальцем вырисовывала незатейливые узоры на запотевшем от собственного дыхания окне. Дождь прекратился, а с ним, казалось, застыло и время. Тени сгущались и тускнели — значит, где-то там, за громоздкими тучами солнце медленно тонуло за горизонтом. Фонари ещё не зажглись, а улица, окутанная чернильными потёмками, была зловеще безлюдна. Ни души. Ни света в соседних окнах. Даже деревья в ожидании надвигающегося чего-то перестали шелестеть едва трепещущими листьями.       На полу валялся раскрытый блокнот с несколькими словами, так и не ставшими законченным предложением: «Последнюю пару дней моя жизнь…»       «…полна событий», — хотела было с горькой насмешкой закончить Дэниэль, но слова «моя» и «жизнь», острым лезвием полоснув по сознанию, перерезали ту нить, что крепко сдерживала мысли в смиренном порядке. И воцарился хаос.       Словно шарики для пинг-понга, мысли разом посыпались из самых потаённых уголков подсознания. Прищёлкивая, стукаясь друг о друга, они неслись вперёд, рикошетом отлетали от непробиваемой стены реальности, путаясь, перемешиваясь и истязая разум. Дэниэль размышляла о жизни, о тех неудачах, с которыми ей доводилось столкнуться. Расписания, правила, запреты давно отняли у неё свободу воли, заставляя жить в будущем и вынуждая прогнозировать возможные последствия любого шага. «Из меня бы мог получиться прекрасный аналитик», — с горькой усмешкой подумала она, прежде чем сон сморил её.       Однако он не принёс желаемого покоя. Несвязанные между собой образы бегущей кинолентой порождали сюрреалистические картины, отчего Дэниэль, сминая одеяло, ворочалась на постели.       За окном господствовала ночь. И сейчас из этой кромешной темноты на неё пристально таращилась голова фиолетового жирафа с крючковатыми козьими рогами и смоляными бездонными дырами вместо глаз. Окружавший мрак сгущался, становясь осязаемой туманной копотью, и медленно подкрадывался к парализованной ужасом Дэниэль. Вскоре, кроме неё, этого загадочного существа и белой оконной рамы не осталось ничего. Они левитировали в холодном беззвёздном космосе. Космосе?       «Я здесь», — эхом разнёсся мужской голос по всей Вселенной.       «Папа?»       Она лихорадочно пыталась разглядеть хоть что-то в округе. Тщетно. Лишь фиолетовый жираф с чёрными пустыми глазницами.       «Я здесь!» — казалось, из них вновь отозвался такой знакомый голос.       Дэниэль с любопытством заглянула в глубокие тоннели отверстий. Существо издало оглушительный вопль и открыло пасть. Длинный змеиный язык склизко коснулся щеки Дэниэль, оставляя влажный след.       — Нет! — вскрикнула она, проснувшись.       Стрелки, стоявшего рядом круглого металлического будильника с короткими растопыренными ножками, замерли. Словно два королевских стража они окружили цифру пять. Сердце бешено билось, пока ещё не понимая, что сознание уже вырвалось из мира грёз.       — Замечательно, — иронично прошептала Дэниэль, накрыв ладонью потный лоб.       Утро даже толком не наступило, а она чувствовала себя так, будто провалялась в постели до самого обеда. Сколько прошло часов с того момента, как она отключилась? Десять? Одиннадцать? Двенадцать? Казалось, целая вечность. Тело было ватным и изнурённым от долгого сна.       Включив старомодный ночник, висевший у изголовья кровати, Дэниэль нехотя поднялась и побрела в ванную. Чем можно занять себя в такую рань?       Сначала её посетила безумная мысль о том, а не устроить ли раннюю пробежку. И она уже было собралась достать необходимую для этого одежду, как вдруг в голове щёлкнуло: «Бред». Рассвет лишь через пару часов. Бегать по едва освещённому парку? Нет. Засесть с какой-нибудь скучной книжкой и вновь заснуть? Нет. Организм чётко давал понять, что из этой затеи явно ничего путного не выйдет.       Чайник посвистывал на плите. Свет — из окошка в ванную и уличных фонарей — освещал кухню. Громыхая посудой, Дэниэль достала из шкафчика над раковиной большую кружку, на которой красовалась фотография яркого уличного кафе и залитой солнечными лучами Эйфелевой башни, а ниже надпись на французском: «Париж, я люблю тебя» — обычный сувенир, купленный ею на Восточном вокзале в день отъезда.       Запах ароматного кофе заполнил комнату.       Держа в одной руке кружку с горячим напитком, а другой, прихватив с кухонного подоконника толстую тетрадку, Дэниэль разместилась на стуле, укрытом клетчатым пледом.       Прошёл час, за ним ещё один; но как бы она ни старалась нарисовать жуткого гостья из сегодняшнего сна, ничего не получалось. Два серпа-рога превращали голову в козлиную. И всё тут.

22

      За разными бесполезными занятиями время пролетело на удивление быстро. И уже когда Дэниэль вернулась с пробежки, привычный замкнутый круг её повседневной рутины завертелся вновь.       Герр Краус ожидал Дэниэль к обеду, но она явно опаздывала из-за постоянно отвлекающих мелочей. Сперва зачитавшись свежим выпуском научного журнала о последних прорывах в области медицины, она пролежала в пенной ванне чуть дольше обычного. Теперь ещё вздумала зачем-то именно сейчас отмыть покрытые сырой глиной кроссовки. Притащив ведро воды и губку, она расположилась на полу узенькой прихожей и принялась за работу.       Одними кроссовками всё не ограничилось. Из-под голубой тумбы на неё жалобно смотрели светло-коричневые пыльные оксворды. В сознании тут же зазвучал вчерашний разговор о должности в университетской библиотеке. Дэниэль грустно вздохнула и потянулась за чумазой парой, но не заметила, что левый ботинок цепко ухватился шнурком за торчавший из плинтуса ржавый гвоздик. Острая металлическая шляпка, не желающая расставаться со своим приятелем, всё же не выдержала рывка и сдалась, тем не менее напоследок успев перерезать пару тонких нитей. Образовалась некрасивая зацепка. Чертыхаясь, Дэниэль попятилась назад. Однако заговор предметов на этом не закончился. Изогнутая деревянная ножка словно поджидала неосторожного движения приближающейся жертвы. Бум! Дзынь! Звяк! В нескольких сантиметрах от Дэниэль звонко шлёпнулось слетевшее с тумбы зеркальце.       — Проклятье! — громко выругалась она.       «Прости!» — донёсся из-за двери голос, до смерти напугавший её, отчего она, инстинктивно вскочив на ноги, больно тукнулась затылком о дно выдвинувшегося деревянного ящика. Единым потоком полились междометия и бранные слова обоих языков. «Дэни?» — обеспокоенно прозвучал всё тот же голос.

23

       Мысль, что она сходит с ума, начала казаться абсурдной, и Дэниэль поспешно шагнула к входной двери. Заглянув в крошечный глазок, она откровенно поразилась увиденному: на лестничной клетке стоял Штэфан — в чёрных джинсах, чёрной кожаной куртке нараспашку, из-под которой торчало ещё что-то чёрное. Щёлкнув замком, Дэниэль удивлённо уставилась на него.       — Я тебя напугал? — его голос был полон искреннего сожаления. — Я собрался было уже уйти, как услышал… — оробело продолжил он.       — Что ты здесь?.. Как ты?.. — Дэниэль вопросительно пожала плечами, не находя слов. — Как ты вообще узнал, где я живу?       — Узнал у соседки, где находится твоя квартира, — виновато улыбнулся он.       — Какой соседки? — всё также непонимающе спросила Дэниэль.       — Послушай, прости, я лишь… Ты вчера не пришла, я подумал, может, у тебя опять что-то случилось… И номера твоего у меня не было. Глупо вышло, — усмехнулся он, покосившись на лестницу.       — Нет, не случилось, — коротко ответила она и потёрла ушибленный затылок. — Который сейчас час?             — Половина первого. Ты куда-то спешишь? — поинтересовался он и оценивающе осмотрел её непримечательную повседневную одежду.       — Меня ждёт герр Краус, — словно самой себе пробормотала она под нос. — Старик, — поймав взгляд Штэфана, Дэниэль попыталась прояснить ситуацию.       — Ясно, — улыбнулся Штэфан, не сводя с неё глаз.       — Он берёт у меня уроки французского, — не сдержав улыбки, объяснила та.       Их голоса глухим эхом гуляли по лестничной клетке, отчего общение через приоткрытую дверь становилось всё более дискомфортным.       — Может, хочешь чая? — терзаясь сомнениями, верно ли она сейчас поступает, приглашая его, протараторила Дэниэль.       — А как же встреча с Санта Краусом? — усмехнулся Штэфан и, прежде чем Дэниль ответила, продолжил: — Тут живут лепреконы? — разглядывая комнатушку, он стянул массивные берцы.

24

      — Присаживайся, пожалуйста. Я поставлю чайник, — вежливо обратилась к нему Дэниэль, хотя все её движения говорили о том, что она явно напряжена или нервничает.       И Штэфан, не решаясь пройти дальше, так и застыл у тихо тарахтящего холодильника, осматривая кухню: один стул, круглый стол, покрытый до неприличия белой скатертью, словно здесь и не обедают вовсе.       Дэниэль продолжала суетиться у плиты, не замечая его замешательства. Неловкое молчание, повисшее в комнате, нарушил свирепо взвизгнувший за окном ветер. Холодом ворвавшись в чуть приоткрытые створки, он по-хозяйски распахнул их настежь. Невесомые крылья занавесок тотчас же вспорхнули вверх, под самый потолок.       — Прости, — сказал Штэфан, собирая разлетевшиеся по всему полу листы бумаги.       — Всё в порядке.       Не поняв, за что он извинился, Дэниэль плотно закрыла окно и вернулась к своим делам. Достав из шкафчика с посудой «tasse de voyage», она, глубоко задумавшись о чём-то, замерла у раковины, глядя на полупустую полку.       — Это твои рисунки? — голос Штэфана вернул её в реальность.       — А? — вздрогнув, обернулась она.       Штэфан сидел за столом и с крайне озадаченным, но заинтересованным видом рассматривал тетрадку, полную странных картин.       — Это… — начала Дэниэль, ловя каждое движение мышц его лица, — это что-то типа сонника.       — Для ночных кошмаров? — изучая очередное фантастическое животное, уточнил он.       — Для… странных снов.       — Довольно оригинальная идея.       — Довольно, — грустно выдохнула она, и Штэфан вопросительно посмотрел на неё. — Это всё моя мама, она — психиатр…       — Воу! — присвистнул он.       — О, нет-нет, я не её подопытный кролик. Это… просто привычка. В детстве я рисовала монстров из снов, а потом рвала на мелкие кусочки или раскрашивала в яркие цвета, тогда они переставали быть страшными.       Дэниэль выключила закипевший чайник и, виновато улыбаясь, посмотрела на своего гостя.       — Что-то не так? — полюбопытствовал тот.       — Чая нет. Совершенно забыла купить вчера.       Она развела руками.       — Не страшно, — живо подхватил Штэфан. — Вчера день такой был… — и мелькнувшие огоньки обиды в его глазах закончили мысль сами.       — Я не забыла, — чуть слышно произнесла Дэниэль и, подойдя к столу, бесшумно поставила кружку, рядом с непонятным свёртком, который заметила только сейчас.       — Я только хотел услышать причину — почему? —Штэфан пожал плечами. — Даже думал, может, и в самом деле что-то случилось. Может, повторилось то самое «что-то», из-за которого ты разбила телефон. И связи не было… потому…       Он взял свёрток со стола и протянул его Дэниэль:       — Вот.       — Мой телефон? — удивилась она, достав трубку из бумажного пакета.       — Ну… твой уже сложно назвать телефоном, — мягко улыбнулся Штэфан. — Но этот даже милее… розовый. Ты любишь розовый? — от нахлынувших тёплой волной эмоций, словно сейчас утро Рождества, спросил он, с умилением наблюдая за Дэниэль.       — Спасибо. Это…       Не найдя нужных слов, она благодарно кивнула, а уголки её губ чуть растянулись в улыбке, отчего на щеках нарисовались озорные ямочки.       — Так значит, чая нет? — вернулся к насущной проблеме Штэфан, и Дэниэль виновато поморщила нос. — Кофе? Будет даже лучше.       — Да, сейчас. Только принесу тебе кружку и предупрежу герра Крауса, что задержусь! — выбежав из кухни, прокричала она уже из соседней комнаты.       

25

      Придвинув стол к самому окну, Дэниэль расположилась на широком подоконнике — стульев в доме больше не было. На единственном уцелевшем сидел Штэфан и, не отрываясь от её рисунков, пытливо расспрашивал о каждом.       — Твой кофе, наверное, совсем остыл, — подметила Дэниэль.       — Да-да, сейчас. А это кто? — пытаясь угадать животное, спросил он. — У тебя явно есть что-то общее с теми ребятами, придумавшими шоколад с фиолетовой коровой. Хм… даже не знаю, что бы мог рекламировать твой баран… или козёл? — засмеялся он.       — Жираф, — смутилась Дэниэль. — Не выходит он как надо. Ума не приложу, в чём загвоздка.       — Можно? — Штэфан потянулся за коробкой карандашей, лежавшей на подоконнике. — Ты забыла две очень важные детали… — Он провёл пару линий от шеи животного до самого низа страницы. — Ну… как-то так…       — Длинная шея? Точно! — поразилась Дэниэль, громко отпив из кружки. — Всё гениальное — просто!       — Не стоит благодарности, — шутливо поклонился Штэфан, положив ладонь на широкую грудь. — И что делал этот гость в твоём сне? Как та черепаха, вместо голубей гнездился под крышей? — спросил Штэфан и наконец потянулся и за своим напитком.       — Нет. — Дэниэль отрицательно покачала головой. — Просто наблюдал за мной, звал голосом отца, — прохрипел её собственный голос, вмиг потерявший все радостные нотки.       — А где он сейчас?       — Папа? — откашлявшись, переспросила Дэниэль, на что Штэфан кивнул. — Погиб семь лет назад… несчастный случай в Нигерии. Работал там вместе с «Врачами без границ». Их машина наехала на мину. Все погибли. Машина с волонтёрами, в которой была я, ехала следом, поэтому нас лишь задело. Я… — нервозно потёрла она лоб, явно не желая продолжать рассказ.       — А твоя мама? — подметив это, поинтересовался Штэфан.       — В Канаде, — коротко ответила Дэниэль и посмотрела на часы.       — Тебе обязательно нужно идти? — спросил Штэфан, ловя себя на мысли, насколько жалостно прозвучал его голос. Однако Дэниэль будто и не уловила его огорчённой интонации, лишь, спрыгнув с подоконника, что-то буркнула на французском. — Дэни?       — Прости, но вовсе не прийти было бы крайне неучтиво с моей стороны. Я… — растерялась она в неуклюжих извинениях.       — Хорошо, ты права. Я сам отнял твоё время, — сказал Штэфан и, переборов запротестовавшую гордыню, затем всё же спросил: — Встретимся позже? Мой номер записан в твоём новом телефоне, поэтому, если вдруг…       — Я… — запнулась Дэниэль, — я заканчиваю через пару часов. Здесь, в соседнем доме. Хорошо. Давай встретимся у главной арки парка?

26

      — А где мне найти герра Шмидта? На кафедре истории? — обратилась Дэниэль к герру Краусу.       — Яков будет завтра в обед. Он растолкует лучше меня, — причавкивая измоченным в чае овсяным печеньем, ответил он так же — на французском.       — Вы абсолютно правы, главное — начать что-то делать, — рассудительно сказала Дэниэль и взглянула на часы.       — Ты спешишь? — заметив это, поинтересовался герр Краус.       — Нет, — и в её голосе не было ни капли фальши. Она и сама толком не понимала, какие именно чувства переполняли её сейчас. Спешила не она, а секундная стрелка её наручных часов, подгонявшая двух менее расторопных коллег.       И вот, уже сбегая вниз по каменным ступенькам своего дома, Дэниэль втайне надеялась, что время всё же станет её союзником и замедлит своё течение, позволив ей обдумать правильность принятого решения.       — Штэфан! — едва не врезалась она в него.       — Что-то случилось? — не понимая её расстроенного вида, обеспокоенно спросил он.       — Не ожидала тебя здесь встретить, — отмахнулась она и, насупившись ещё больше, застегнула молнию куртки по самое горло.       — Добраться до твоего дома оказалось ближе, чем до арки, — неубедительно прозвучало объяснение.

27

      Они неторопливо вышагивали вниз по улице к парку. Штэфан увлечённо говорил о разной ерунде, порой посмеиваясь над собственными шутками, и, сам того не замечая, смехом прогонял последние страхи и тревоги, терзавшие Дэниэль. А она зеркально отражала его игривое настроение, хохоча и энергично жестикулируя.       Выглянувшее из крохотного голубого окошка неба солнце заботливо коснулось томными лучами макушек деревьев, одаривая их угасающим осенним теплом, и вновь спряталось за властными тучами.       — Что-то рано в этом году похолодало, — покачал головой Штэфан, осуждая сбежавшее солнце. — Помню, в прошлом сентябре выступали мы на одном фестивале, так народ стоял ещё в футболках.       — Ты музыкант? — удивилась Дэниэль.       — А тебе по вкусу священники? — улыбнулся он. — Был уверен, ты знаешь.       — Нет. Откуда? — пожала она плечами.       — Ну, — озадаченно протянул он, — думал, ты видела моё выступление в тот вечер.       — Какой вечер? — непонимающе переспросила Дэниэль.       — Пока что он у нас был один, — тенью мелькнула задорная ухмылка на его лице. — Когда я встретил тебя перед кафе, — уточнил он. — Я выступал там с блюз-бэндом…       — О, я забежала внутрь лишь для того, чтобы согреться. Помню певицу…       — Это была уже следующая группа, — неприкрыто огорчился Штэфан.       — Так значит, ты играешь блюз? — настал черёд Дэниэль управлять ситуацией и поддерживать хорошее настроение.       — Не только, — подметив это, улыбнулся Штэфан. — Со своей основной группой музыку потяжелее…       Начав с незапамятных времён, когда, ещё ребёнком, он сидел в песочнице и отстукивал совочком ломаный ритм по дну перевёрнутого ведёрка, Штэфан рассказал о наиболее интересных моментах из истории своей группы и сделал это настолько эмоционально, словно для него самого большинство событий были в новинку.       К моменту окончания длинного монолога они истоптали узкие тропинки на добрый порядок сотен метров. Парк зажёг огни, а ночная прохлада опустилась на землю тяжёлым сумрачным одеялом, прячась повсюду: в листве, траве, заполненных дождевой водой оврагах и вот теперь, крадучись, пыталась пробраться ледяным дыханием и под одежду.       — А я думал, наши песни и на французском радио крутят, — омрачённый словами Дэниэль о том, что она и слышать не слышала о такой группе, сказал Штэфан.       — Я не слушаю радио, — объяснила она. — Возможно, в этом проблема.       — Но ведь, кроме радио, есть ещё множество источников, из которых можно узнать о музыкальных новинках, — не унимался он.       — Дело в том, — сдалась Дэниэль, — что, в какой-то момент я перестала слушать музыку… или она меня       Закусив губу, она потупила взгляд.       — Но как же это возможно?! — поразился Штэфан.       — Просто, — крайне спокойно прозвучал её голос; насколько из ряда вон выходящим это было для Штэфана, настолько обыденным это являлось для Дэниэль.       — Я же не упрекаю тебя в том, что ты не интересуешься новостями генной инженерии.       Выгнув бровь, Штэфан удивился подобному сравнению.       — Знаешь, сегодня выступают одни мои знакомые, думаю, они смогли бы поменять твоё отношение к музыке, — предложил он, на что Дэниэль скептически покачала головой и остановилась у нависшей над дорожкой ивы.        Победоносно оскалившись, страхи, которым Дэниэль так боялась дать имена, опустились тенями по длинным ветвям дерева, схватив её за горло, не позволяя вымолвить и слова.       — В вашем прекрасном языке есть очень подходящее выражение — «déjà vu». — Штэфан заглянул в её широко раскрытые глаза.       — «Déjà vécu» — «уже пережитое», — поправила она. — Ты делаешь мне больно, вынуждая вновь отказывать.       — Ты делаешь мне больно, вновь отказывая, — улыбнулся он.       — Так будет правильно! — почти что прокричала она, нарушая безмятежную тишину парка.       — О каких правилах ты сейчас говоришь? — Штэфан пожал плечами. — Что это за правила, запрещающие нам общаться?       — Просто общаться? — вновь оживился её голос. — Ведь это не так, и ты сам это понимаешь.       — Хорошо. В таком случае, как насчёт pari? — тогда предложил он.       — Пари? — удивлённо переспросила она. — И в чём же суть? — однако в голосе явственно послышались нотки любопытства.       — Тебе не нужны отношения… — начал было Штэфан, но Дэниэль, шагая рядом по устланной мокрой листвой широкой дороге, прервала его:       — Отношения, любовь, физическая близость… Речь шла об общении… не слишком близком.       — Даже так, — произнёс он, сдерживая улыбку. — Ну, хорошо. Если я захочу от тебя большего, чем то, что входит в твоё понятие «общения», ты вправе всё прекратить. Но, если большего захочешь ты, — выдержал он театральную паузу, наблюдая за её реакцией, — то я сам всё прекращу, — и протянул ей «маску-удивление».       Сейчас она была открытой на последней странице книгой, а он наглым образом прочитал всё то, что было там написано. Прочитал в её глазах, полных непонимания, смятения и печали. В её глазах, на которых не было ни грамма косметики, когда она вместе с ним вышла из дома, направившись на занятие к герру Краусу. Сейчас же её пушистые чёрные ресницы и мерцающие в рассеянном свете фонарей тени громогласно кричали о его победе, однако по-прежнему оставляя избитый вопрос «почему?».       — Идёт? — вырвал он её из раздумий.

28

      Поглотившая всё в округе холодом и потёмками ночь заставила их выбраться из парка наверх, к цивилизации. Туда, где можно было раздобыть чего-нибудь горячего. Впрочем, это не составило труда, ведь осенняя ночь довольно условна — большинство заведений ещё вовсю работало.       Купив по стаканчику ароматного капучино в фастфуд-кафе, они продолжили прогулку уже в кипящем жизнью городе. Дэниэль достала из рюкзака тёплый шарф с шапкой и, согревшись, окончательно расслабилась. А Штэфан не стал донимать её вопросами, занозой засевшими в его голове, лишь наслаждался воскресным вечером и своим напитком, молча слушая её невесёлый рассказ о герре Краусе — рассказ, поразивший его до глубины души. На что только ни способна вера человека! Так и Ганс Краус, старик, разменявший девятый десяток, отчаянно держался за последнее, что у него осталось, — веру. История его жизни непомерно печальна, а история старости пронизана куда большей скорбью.       Молодым парнем ему было суждено посвятить себя служению Рейху в войсках СС. Его основной обязанностью было поддержание порядка в одном из концлагерей для военнопленных, где он и повстречал свою будущую жену Мари — французскую разведчицу. Чудом им повезло пережить войну и остаться вместе, но из-за проблем со здоровьем Мари уже не могла иметь детей, из-за этих же проблем она скоропостижно скончалась двадцать лет назад, оставив мужа и сына — приёмного еврейского мальчишку.       И теперь, пребывая в ожидании скорой смерти, герр Краус страшился не старухи с косой, а самой жизни, решившей сыграть с его памятью злую шутку и сжечь мостик, что некогда связал его с женой. Именно поэтому он и брал уроки французского у Дэниэль и так отчаянно верил в жизнь после жизни. Верил, что там ждёт его горячо любимая жена, увидев которую, он скажет: «Tu m'as tellement manqué» — «Я так по тебе скучал».       — И как он справляется? — поинтересовался Штэфан.       — На удивление полон энтузиазма и рвения. Слова вовсе не стёрты из его памяти, их нужно лишь вытащить наружу, — отрешённо произнесла она, взглянув на часы.       — Я провожу тебя? — предложил Штэфан, но Дэниэль отрицательно мотнула помпоном забавной шапки. — Тогда в «Калейдоскоп»?       — В смысле, не нужно провожать, — через мгновение стёрла она своим ответом его поспешную радость. — Отсюда до меня ходит трамвай. Может, послушаем музыку в другой раз? — растерянно посмотрела она. — Завтра начинается мой первый рабочий день, вдобавок я с раннего утра на ногах… я…       — Всё нормально. В другой раз, — улыбнулся Штэфан.