StrangeLove

Sunday Непроницаемая, сгустившаяся за ними темнота отрезает их от всего мира, оставляя вдвоем, позволяя насытиться друг другом так, как этого требуют их сущности. Их окружают расставленные по кругу зеркала. Как только Брайан обращает на них внимание, они приходят в движение — вибрируют, изгибаясь, преломляя свет, таинственно льющийся откуда-то сверху, крутясь с сумасшедшей скоростью, ослепляя яркими вспышками и заставляя его прикрывать глаза руками. Он слепнет, но упрямо вглядывается в отражение, силится и не может понять, что же там отражено. Но, когда зеркала на мгновение приостанавливают свое головокружительное движение, Брайан почему-то боится увидеть того, кто в них заключен, вскрикивает, даже не успев понять, и наконец, обращает внимание на обнаженное существо, которое он сжимает в своих объятиях и целует, поддерживая под гибкую спину, — отчаянно, страстно, всепоглощающе. У него тонкий, сильный стан, оливковая кожа, в свете зеркал отливающая золотистым мерцанием, зовущие пухлые, кроваво-красные губы, от которых он хочет, но никак не может оторваться. Черноволосую голову существа венчает пара изящных витых рогов. Целуя его, Брайан все еще опасливо наблюдает за сияющими поверхностями, продолжающими свою безумную карусель, не отражающими ничего, кроме друг друга; сжимает горячее, гибкое тело в своих объятиях, со странным удовлетворением ощущая, как собственные руки, словно сделанные из свинца, стискивают хрупкую фигуру, грозя раздавить, раздробить кости, как захлопнувшийся, железный капкан, перебивший позвоночник зазевавшегося зверька. Брайана разрывает столь сильное чувство, что его внезапно настигает четкая, трезвая уверенность — он не сомневается в том, что его приворожило это удивительное существо в его руках. Его тело парализует похотью, ему очень страшно; он уверен, что нужно спасаться, уходить, убегать, найти какое-то спасение, иначе случится что-то непоправимое… но губы и самозабвенно, доверчиво отдающееся ему тело, пышущее жаром естественного возбуждения, по-прежнему не отпускают. — Брайан… — он перестает дико оглядываться по сторонам в поисках спасения, и встречается взглядом с темными глазами, которые тут же затягивают его в себя. Он чувствует, как ноги почти отрываются от пола, приподнимая его на носки, а тело вот-вот готово трансформироваться в воздушный шарик, из которого одним мигом выпустят весь воздух. Выпирающие вперед зубы существа скалятся, Брайан уверен, что они хотят откусить кусок от его шеи, вырвав свежую плоть и залив его собственной кровью. Но его всего лишь вновь затягивают в новый бесконечный, парализующий его душу и тело поцелуй. Он стонет от отчаяния и ненависти, и никак не может совладать с собой, как вдруг ощущает, что правую руку, которой он поддерживает существо за тонкую талию, оттягивает какой-то предмет. Брайан видит острый осколок и безумно радуется ему, как такому же волшебному, долгожданному избавлению от пугающих его чар. Он усыпляет внимание существа, углубляя поцелуй, и делает один единственный, точный удар в спину. «Оставь эту строку, Брайан. Оставь эту строку… она дивно хороша, ведь в ней ты, истинный ты», — нежно шепчет, содрогаясь, умирая у него на руках, существо. Брайан опускается вместе с ним на пол и горько рыдает. «Это не так… не так, ты не прав… пожалуйста, нет… не умирай!» — бормочет он, и баюкает обмякшее тело, словно младенца, целует мягкие губы, стремительно теряющие краски жизни, и вдруг впервые осознает — он же любит! Со страшной силой любит это существо. Он гладит мертвенно бледную острую скулу, вглядывается в застывшие навеки темные омуты глаз, и ненавидит, проклинает себя за трусость, и назло себе, наконец, поднимает взгляд на зеркала. Со всех сторон на него таращатся полыхающие желтым звериные глаза, а вместо человеческого лица — оскаленная волчья морда. Отказываясь верить отражению, он опускает взгляд на руки, которые оказываются когтистыми волчьими лапами, стискивающими растерзанную жертву. Тело в его руках деликатно истаивает, оставив на руках нежный восточно-цветочный аромат и свинцовый груз пустоты и одиночества. — ОТПРАВЬ БРАТА КУПАТЬСЯ С КИРПИЧОМ! С КИРПИЧОМ, БРАЙАН! Громогласно произнесенная, знакомым насмешливым голосом, фраза заставляет его вскрикнуть и прикрыть голову, так, словно совсем рядом произошел взрыв. Свет по-прежнему пляшет по его телу, — вновь человеческому и абсолютно голому, хотя еще несколько мгновений назад на нем еще были джинсы и рубашка в ярко-алых пятнах. Он страшно кричит, зажмурившись от леденящего страха, распахивает глаза и просыпается, обнаружив себя лежащим на заправленной кровати в своем номере. Не обращая внимания на тяжелую, гудящую голову, вскакивает и, преисполненный дурными предчувствиями, вглядывается в циферблат наручных часов. Пять часов дня. Оказывается, он провалялся в кровати все утро и почти весь день. Сбросив кеды, с ногами забирается на постель и хватается за телефонную трубку с бешено колотящимся сердцем. Только узнав от Фиби, что с Фредди все в порядке (относительном, поскольку шеф в прескверном, но сверхдеятельном, возбужденном настроении, никого не желает видеть, закинулся завтраком, антипохмельным и обезболивающим, заперся в малой гостиной с роялем и что-то в одиночестве сочиняет уже часа три), Брайан выдыхает и позволяет сердцу с трудом угомониться. Он насильно затаскивает себя в душ и долго стоит под горячими тугими струями, бездумно глядя на смешивающуюся с водой запекшуюся кровь, после чего остервенело соскребает с себя все оставшиеся позорные следы. Чувствуя себя совершенно разбитым, не выспавшимся и не способным спуститься на первый этаж поесть в ресторане, он заказывает ужин в номер. Пожевав что-то не глядя и без аппетита, лишь бы только унять сосущий голод в желудке, он хватается за Красную. Собственная игра и шлифовка партий удовольствия не приносят, Брайану быстро надоедает бессмысленно терзать струны под мюнхенскую серость за окном и монотонно накрапывающий дождь, и он выпивает успокоительное, задергивает шторы и вновь проваливается в сон, на этот раз, без сновидений. Monday Утро понедельника приносит смутное ощущение, что произошедшее с ним в ночь с субботы на воскресенье было ничем иным, как сном. Тяжелым, долгим, эротическим, но дурным, однозначно, дурным, и, однозначно, сном. Брайан пару раз ловит себя на том, что побаиваится лишний раз взглянуть в зеркало, но после легкого завтрака и пары чашек крепкого чая с молоком он окончательно приходит в норму. Плотный одурманивающий туман, поселившийся в его голове, наконец, рассеивается, и он чувствует неудержимое желание играть, чему посвящает все пасмурное утро. Ко всеобщему удивлению, собираются они в студии неприлично рано — к двум часам дня. Все, кроме Фредди. Его сообщение, переданное через Рэтти о том, что сегодня его присутствия ожидать не стоит, неприятным ударом под дых напоминает Брайану о реальности произошедшего в ту проклятую ночь. Ему кажется, что все из-за него, и дурные образы, нет-нет, да приходят в голову, иногда заставляя лишний раз дойти до уборной, чтобы вымыть ставшие как будто слишком липкими руки. Фредди просто не хочет видеть его и иметь с ним ничего общего, и тем более, общую музыку. Он стыдливо прячет заживающую руку в длинном рукаве свежей рубашки, непривычно мало разговаривает, и избегает прямых взглядов своей команды — ему отчего-то чудится, что все вокруг — Джон, Роджер, и даже Мак, Рэтти и Кристал — способны раскрыть его общую с Фредди тайну по одному лишь неосторожному взгляду. Вернувшись в номер, он не выдерживает, и без звонка поднимается в «Президенский пентхаус педиков», откуда вскорости возвращается ни с чем — Фредди дома нет, уехал в клуб с час назад, надолго, когда будет — неизвестно. Tuesday После еще одной неудачной вылазки во вторник («Все еще отсыпается после сумасшедшей ночи, будить не стану.») Брайан без настроения плетется в Musicland. Фредди не является и сегодня. Узнав от Роджера, что они-то с Джоном сегодня беспрепятственно навестили его в люксе, и никто им мешать не стал, и, более того, они даже успели заценить его новую песню, Брайан страшно расстраивается. Не остается никаких сомнений — Фредди его сознательно игнорирует и избегает. Просто чтобы заглушить тоску и обиду на Джона и Роджера, которые, конечно же, ни в чем не виноваты, он падает им на хвост, и все вместе они едут в «Сахарную хижину», где привычно проводят время за пивом, танцами, трепом и ни к чему не обязывающими знакомствами с красивыми, веселыми немками. Wednesday Ближе к полудню в среду он просыпается с какой-то молоденькой, хрупкой брюнеткой подмышкой, и, пристыженный, изъеденный насквозь червячком вины за очередную измену жене, вежливо, но суетливо выставляет её из номера, а затем не спеша собирается на работу. Около четырех часов дня неожиданно происходит чудо. Фредди влетает в студию с новой готовой песней и изумительно необузданным энтузиазмом, и окружающее пространство будто наполняется светом и оживает. Брайан, не справившись с переполняющими его эмоциями облегчения и возросшей тревоги одновременно, выбегает на улицу, забыв о плаще, чтобы подышать холодным воздухом, продрогнуть и остудить закипевшую от раздирающих голову мыслей. Как никогда, он жалеет о том, что не курит, и обостренно замечает — даже на улице в этот момент непривычно солнечно. В рабочем угаре происходит еще одно чудо. Стоящий за своим микрофоном Фредди пристально смотрит прямо на него искрящимися вдохновением глазами и улыбается, лишь ему одному — открыто, тепло, а потом подмигивает с таким особенным легким флером кокетства и лукавства, дескать «Уж мы-то с тобой знаем, приятель…». От этой улыбки Брайан легкомысленно сбрасывает с себя терзающий его груз вины и переполняется счастьем, словно веселящим газом. Он жизнерадостно улыбается в ответ, пребывая в твердой уверенности — между ними снова все хорошо. Все время, пока Фредди демонстрирует им песню (между прочим, чувственная баллада о несчастной любви), Брайан украдкой поглядывает на него и гадает, а не он ли сам, Брайан, причина безумного прилива вдохновения их незабвенного фронтмена. К захватывающе-сладким гаданиям периодически примешиваются вкрапления легкого недовольства тем, что его все-таки целенаправленно избегали, вплоть до личного эффектного появления. Thursday Джон ждет, когда тяжелая железная дверь оглушительно захлопнется, скрыв за собой Брайана и Фредди, которые уже спустились в студию. Роджер, глубоко задумавшись и сунув руки в карманы, держится позади, и, не ожидая препятствия, врезается ему в спину. Мягко спружинив, он с раздражением выпускает воздух. Джон чувствует на своем замерзшем ухе его горячее дыхание. — Ты в порядке? — интересуется он, оборачиваясь. — Ага. — Роджер пытается протиснуться к двери мимо Джона, но тот подпирает дверь плечом. Приходится посмотреть ему в глаза. — В чем дело, па? — ворчит он. — Порножурналы выкинул, стульчак в туалете поднял, руки помыл, траву… кхе-кхе. — Роджер делает вид, будто разгоняет дым перед своим носом и прячет за спиной косяк: — Не дую. — Обхохочешься. Я видел, как ты на него смотрел, когда Фредди c ним прощался. Как, я уверен, видела и прошедшая мимо нас и засмотревшаяся на тебя хорошенькая немка, которую ты перепугал своим фирменным взглядом «убью гниду». — Ты мог бы увидеть это по-другому — как он на меня смотрел. — Но увидел, как увидел. — Да это же просто смешно! — Роджер пытается улыбнуться, но изображает лишь нервный оскал. — Нашел к чему цепляться, папочка. Ты от него далеко не в восторге, и Брай, а смотрю на него не так — я? — Хочу убедиться… — Джон переводит взгляд с хмурой лазурности приятеля на странно знакомую, хоть и подтянутую, но явно склонную к полноте, грузную румяную фигуру в синих джинсах, рубашке в красную клетку и теплой куртке на меху, с масляной усатой ухмылкой, пересекающей широкий, давно требующий ремонта вестибюль отеля «Арабелла» и направлявшейся к ним. — Что в этот раз у нас не будет проблем. Кто в прошлом году запер его в сортире и сделал вид, будто это случайность? — Но это действительно была… Да он всего-то пару часов там проторчал, подумаешь! Ай, да кому я это говорю! Знаешь, что? Ты просто неисправимый зануда. — А ты совершенно невыносим, когда… Эй, а ты что здесь делаешь?! Тебе разве не надо на работу? Фигура (к величайшему сожалению, не очередная жертва ультрамодной тенденции гей-клонирования, возжелавшая снять номер) радостно машет им бумажным крафтовым пакетом и неумолимо приближается. Роджер вопросительно моргает, оборачивается, близоруко прищуривается и заметно скисает. — Ich gehe essen. — Широко улыбаясь в черные усы, простуженно трубит Винни. — Verstehst du? Так как его, похоже, все же не понимают, похоронно промолчав в ответ, Винни хмурится и изображает усиленную работу мысли. — За нормальный еда. — Наконец, на сильно ломаном английском поясняет он. — В ближайший паб. Для Фредди. — И поэтому, надо было, прощаясь всего на десять минут, пятнадцать сосаться на холоде? — неприязненно отзывается Роджер, развернувшись к нему всем телом и импульсивно разведя руки в стороны, будто стремится ценой собственной жизни защитить студию от нежеланного вторжения. — О, как я скучаю по доброму старому Лондону, где до нас всем было дело и папарацци лезли из каждого мусорного бака! Даже если немец не уловил сказанного, то интонационную враждебность Роджера было ни с чем не спутать. — Какие-то проблемы? — улыбка мгновенно слетает с мясистых губ Винни, и он переводит подозрительный взгляд с одного на другого. — Я, как это сказать… не нравлюсь deinem Freund? А точнее… Всем вам? — О, не бери в голову, — пытается улыбнуться ему Джон, размышляя, что имелось ввиду под загадочным «всем вам». Разве он сам так уж сильно… палится? Улыбка выходит до того вымученной и жалкой («Что поделать, если я не желаю притворяться, будто мне нравятся все эти парни Фредди. Ну хотя бы в сортирах не мариную, пусть скажет спасибо.»), что он тут же бросает все попытки удержать несуществующее дружелюбие. Вместо этого он тяжело кладет руку Роджеру на плечо и легонько сжимает пальцы. — Пошли. — Если под «едой» подразумеваются жирные баварские сардельки, то засунь это себе в… — Джон позволяет себе ласково пнуть его коленкой, вынуждая порывисто всплеснуть руками: — Все хорошо, все хорошо, мать вашу, я уже спускаюсь! И плевать, что этот день, как и все последующие, вместе с моим настроением спущены в немецкую зловонную канализацию! Задев Джона плечом, он с ненавистью поддает ногой входную дверь и вламывается в «Бункер Musicland» с фееричным грохотом, несолидно слетев вниз по лестнице и чудом удержавшись за перила. Фредди, вздрогнув, отрывается от завтрака, состоящего из англоязычной утренней газеты, чашечки крепкого чая с молоком и короткой неумелой затяжки, и трясется от неудержимого звонкого ржания, не пытаясь скрыть зубы и не замечая, как пепел от его сигареты летит мимо пепельницы на стол. Спланировав на пол студии, Роджер выравнивается, картинно приосанивается, выпятив грудь, поправляет взъерошенные волосы, шумно дунув на непослушную светлую челку и, поборов секундную сконфуженность, все-таки не удерживается — широко и лучезарно ухмыляется Фредди в ответ. — Пожалуй, Блонди, это было чуть грациознее, чем тот бедный жеребчик, споткнувшийся на прошлых скачках в Аскоте, — чирикает, едва отсмеявшись, Меркьюри. Он игриво подмигивает Тейлору и восторженно вглядывается в фигуру за его спиной. — О, Винни, дорогой, ты уже здесь?! Видал такую спринтерскую расторопность? Скажи-ка, Лиззи, мне стоит взять этого замечательного парня на работу вместо… скажем, Фиби? Или… ах, да ладно, душка Фибс не виноват, что я безнадежно влюблен в этого потрясающего немецкого мачо. Возьму и расширю свой штат, просто потому что не могу прожить без него и дня! Что скажешь? Презрительно, по-лошадиному мокро фыркнув в ответ на радостно и влюбленно (на взгляд Роджера, слишком глупо) заблестевшие темные вишни Фредди, Роджер едва сдерживает рвавшийся наружу ряв о том, что он скорее сдохнет, чем позволит этой мюнхенской подстилке занять место в официальной «свите» Фредди. Он не дожидается, пока румяный детина с толстой багровой шеей радушно шмякнет на стол купленные куриные крылышки и пиво, и нависнет над Фредди с отвратительными, вонючими от копченостей и табака, влажными лобзаниями. Он швыряет свою куртку на свободное пространство углового жесткого дивана, и проходит сначала в звукорежиссерскую, кивнув приветственно махнувшему ему Маку, а затем в небольшую комнату для записи, где дотошно настраивает свою Красную Брайан, а в противоположном углу, сидя на корточках, копошится Рэтти, настраивая аппаратуру Джона. — Мне нужно записаться. — Нервно бросает Тейлор и, минуя Брайана, ныряет в крошечную комнатку со своей ударной установкой, отделяемой от основного помещения толстым прозрачным стеклом. — Что? Сейчас? — Мэй вскидывается, недовольно тряхнув кудрями. — Какого черта? Сейчас мое время, Родж. — Я сказал, мне надо, Брай, — с нажимом, высоко рявкает Роджер, быстрее обычного вертя в ловких пальцах палочки. — Сейчас! — Ну, знаешь что, приятель… А ничего, что мы заранее спланировали, как провести этот и последующие дни записи? Про то, что Мак уже все настроил, я вообще молчу! Хотя, постой-ка, с чего бы мне об этом молчать? — Ребят, ну что? — тот тут же добродушно откликается из звукорежиссерской, запуская пальцы в длинные волосы и попутно терзая губами новую сигарету. — Я не понял, кого пишем? — Лучше уступи ему сейчас, — тихо советует Брайану бесшумно подошедший Джон. — Он сильно не в духе. А ты знаешь, что бывает, когда Роджер здесь и не в духе. — Слушай, мы не обязаны каждый раз подстраиваться под его эмоционально неустойчивый мюнхенский психоз! — с заунывным упрямством протягивает Брайан. — Если не хочешь расхлебывать это весь день, выслушивать его недовольство, придирки и потратить день впустую, а также запороть весь график — то да, обязаны, — мягко напоминает ему Дикон. — Вчера мы и так убили день на хоть и шикарную, но внеплановую запись. — Ай, да ладно, ладно, пусть пишет свою кухню, вы победили. Мак, пишем Роджа! — Данке шон, майне либе, — дурашливо, приложив руку к сердцу, раскланивается из-за установки Тейлор и тут же снова делает серьезное лицо, насупившись и картинно задрав палочки. Убив какое-то время за пинболом, Брайан, заскучав, идет в маленькую столовую «Бункера» и попадает в разгар интереснейшей битвы по скрэбблу. За неимением не найденного англоязычного набора, играют в немецкую версию. Фредди, который славится, как сильнейший противник в настольных играх, вдобавок, остро ненавидящий проигрывать, и за время, проведенное в общении с мюнхенскими друзьями, успевший изрядно поднатореть в немецкой словесности, все равно безнадежно проигрывает по очкам. А вот Винни, игроку обычно весьма посредственному, сказочно везет. Один раз, второй, третий. Затаив дыхание, Брайан наблюдает за тем, как с каждой партией глаза Фредди наливаются влажной яростью, сам он дёргано, ежесекундно перетекает из одной позы в другую, а нераскуренные сигареты крошатся в пепельницу его непоседливыми пальцами. Разгромно продув в четвертый раз, Фредди голосисто требует у Рэтти сейчас же отыскать англоязычный набор. Брайан, под воздействием неожиданного импульса подленького шкодничества, и под шумок назревающей стычки якобы отошедший к холодильнику за пивом, подлавливает Рэтти в крошечной мастерской, гордо именуемой «Офисом», за ожесточенным перекапыванием содержимого сумок и наклоняется к самому уху. — Если не найдешь его, получишь от меня двести баксов. — Брай, да ты что, узнает же и шкуру спустит! — яростно свистит взъерошенный, покрасневший от усиленных поисков Рэтти и, наконец-то выуживает желанный набор. — Он всегда все узнает! Да и зарекся я играть в ваши игры — вам весело, а мне потом огребать, нашли дурака! — Не узнает, мы никому не скажем, если ты сам не проболтаешься. В случае чего, вали все на… скажем, на Роджа. Я договорюсь. Он будет не прочь спровадить этого… не важно. Так как, мы договорились? Триста, Рэтти. — Интересно, что будет, если я не пойду на это за меньше, чем за пятьсот? — задумчиво прикидывает Хинс, стреляя в него из-под длинной спутанной челки хитрым глазом. — Не борзей, — усмехается Брайан и носком клога заталкивает англоязычный скраббл поглубже в сумку. — Подойдешь ко мне, когда все разойдутся. А пока, спрячь это подальше. — Фред, я все сумки обыскал по два раза, нету его здесь! — вздохнув, орет в сторону столовой Рэтти, делая Брайану, который, довольно показывает ему большой палец, страшные глаза. — Видать, в отеле забыли! — Так обыскивай в третий раз, хуев ты растяпа! Езжай в отель, в магазин, мне наплевать, но найди его! Каждый, мать его, раз одна и та же поебень с моим личным набором для скрэббла! Либо он имеет магическое свойство испаряться в самый неподходящий момент, либо мне давно пора менять личного помощника! Рэтти страдальчески стонет, неуважительно пиная сумку Фредди, в которой «таинственным образом» теряются нужные вещи, и ворчит: — Если он меня уволит, я настучу на тебя, и уже мне будет наплевать. — Идет, — посмеиваясь, кивает Брайан, дружески хлопнув его по плечу, и направляется обратно к месту стремительно развивающихся событий, где продолжает бушевать не смирившийся с поражением Фредди. — Так может, тебе просто-напросто пойти нахрен вместе со своим скрэбблом?! — презрительно надрывается он, метая в Винни взгляды, полные гнева и обиды незаслуженно проигравшего. — Или куда ты там все равно сегодня собирался заглянуть по пути — в свою закусочную, обслуживать любителей тюрингских колбасок! — Да как ты смеешь, я ради тебя две недели отпуска взял! — Ну, знаешь, дорогой, никогда не поздно его прервать! Прорычав что-то вроде немецкого аналога угрозы «Дома поговорим!», Винни с силой бьет кулаком по доске со сложенными словами, заставляя косточки со злосчастными буквами разлететься по всей маленькой столовой. Схватив свою куртку, вместо прощания огласив помещение отборными немецкими ругательствами, он вываливается из студии. Втайне очень довольный перепалкой любовников и, особенно, уходом Винни, Брайан салютует ему в спину своей бутылкой, преувеличенно недоуменно пожимает плечами и переводит взгляд на рассерженно смотрящего на него Меркьюри. Брайан, осознав, что впервые с той памятной вечеринки они остались наедине, тут же отводит взгляд. Прихлебывая свое пиво, он растекается по столу, лениво швыряя в синий атласный мешочек косточки с чужим алфавитом. Фредди, заложивший ногу на ногу и надоедливо покачивая верхней, напротив, смотрит на него не отрываясь, и нервозно, неумело затягивается. Повисает тягостное молчание. — Это все ты. Я все знаю, дорогуша. — Прервавший его тихий голос Фредди граничит со свистящим шепотом. — О боги, да о чем ты говоришь! — Брайан раздраженно закатывает глаза. — Будешь обвинять меня в ссоре со своим дружком? Ты часом не рехнулся ли? Ты не умеешь достойно проигрывать, а я — виноват? — Я знаю, вы все его не переносите! — пальцы с зажатой между ними сигаретой обвиняюще тычутся Брайану в грудь. — Вы! Все! — О, да это же просто нелепость! Может, тебе лучше высказать это Роджеру, который имеет обыкновение запирать его в сортире? И вообще, как тебе только… Закончить он не успевает, поскольку тут же попадает под обстрел оставшихся косточек. — Вот тебе хуевы умляуты, вот тебе хуевы эсцеты! — кипятится Меркьюри. Одна из косточек метко попадает ему в бровь, вторая больно врезается в щеку. Брайан, с обидой на лице, часто моргает и дотошно выуживает из кудрей, собирает со складок одежды противные мелкие снаряды. — И я знаю, о чем ты думаешь! — покончив с интеллектуальным хулиганством, Фредди вскакивает, с грохотом сбив напоследок на пол доску, звучно шлепает себя по заднице и, вихляя ею, щеголяя безупречной осанкой, гордо удаляется к Маку в звукорежиссерскую. Брайан остекленевшим взором таращится на фривольно и обвинительно указанную округлость, и настороженно прислушивается к внутреннему волку, впервые за неделю проснувшемуся — от волнующего шлепка, и призывно урчащему ему на ухо о том, что по-прежнему манящее его «это», кажется, вполне оправилось от его постыдных усердных упражнений почти недельной давности. Friday В пятницу Фредди не является в студию, вновь подогрев опасение мнительного Брайана, что его отсутствие связано только с ним, и больше ни с чем и ни с кем иным. Страх не рассеиваются после упоминания о личном звонке Меркьюри (снова не ему, а Рэтти) сообщающем о том, что тот внезапно захотел остаться дома без объяснения причин. Брайан вполуха слушает справедливое недовольство Джона и Роджера, и вдруг понимает, что именно сейчас, раз он снова виноват, ему очень-очень важно и нужно защитить злостного прогульщика. Поэтому он решает благоразумно воздержаться от острой критики, вместо этого призвав работать с тем, что есть, ведь и без незаменимого вокалиста сейчас работы с альбомом предостаточно. А вокальные партии запишем в следующий раз. Игнорируя изумленные взгляды Дикона и Тейлора, продиктованные тем, что именно он частенько первый набрасывается на опоздания или отсутствие Фредди, Брайан, пряча за пышной копной беспокойные глаза, поспешно хватается за гитару. *** — Ну, где ты, Фредди? Geh wieder ins Bett! То есть, как же это, черт… в постель! Вернись! Поговори со мной! Такое случалось уже не впервые. Фредди страшно и сейчас. Он петляет между темными комнатами «Президетского пентхауса педиков», словно напуганный заяц, удирающий от хищника. После десятиминутных скачек и жутковатых пряток Винни наконец настигает его, совершенно обнаженного, посреди гостиной, и крепко держит поперек тонкой талии брыкающееся, извивающееся тело, лихорадочно вспоминая выученный английский словарный запас, но то и дело спотыкаясь и сбиваясь на родную речь. — Почему, почему ты убегаешь от меня? — Отпусти, отпусти меня, я сказал! — Я знаю, сука, ты больше liebst mich nitht! — Не неси чушь! Просто не трогай меня сейчас! Уходи, убери от меня свои поганые лапы! — Что-то произошло там, на той ебаной вечеринке, я же вижу, ты сам не свой после неё! — Не понимаю, о чем ты! Говори по-английски! — Все ты понимаешь, не притворяйся! — Пошел ты, Вин! Зачем ты притащился?! Я же сказал, что не хочу тебя видеть, я занят, у меня много работы! — Тогда почему же ты с порога потащил меня в спальню?! — Это ты потащил меня, гребанный псих, я же сказал, что не хочу сейчас! — Да что-то ты не особенно-то сопротивлялся, когда я отсасывал тебе! Все шло прекрасно, пока я не завел разговор о нас! Изменить мне надумал, да?! Думал, я не узнаю?! — Черт тебя дери, говори на английском, я и половины не понимаю, что ты несешь! Зря что ли нанимал тебе лучшего в городе репетитора? — Ты не хочешь меня так, как раньше, я чувствую, не смей мне лгать! Где ты спрятал своих Hure? То есть, шлюх?! Они где-то здесь? Может, мне стоит заглянуть под кровать или пошарить в шкафах? — Да ты совсем рехнулся? Оставь меня в покое! Убирайся! — Ты разлюбил меня и бросил, да? Отвечай! — Большей блажи я в жизни не слышал! — Тогда почему ты не хочешь больше видеть меня?! — Потому что я хочу, чтобы ты убрался! Сейчас же, мать твою! Я больше и секунды не потерплю тебя в своем доме! Убирайся, нахрен! — Я никуда не уйду, пока ты мне все не расскажешь, ты слышишь! Кто эта мразь?! — Пошел вон!!! Фиби, помоги мне! Кто-нибудь! Охрана!!! — Да заткнись же ты, истеричка! Умолкни! Винни швыряет его на диван, подминает под себя потным шерстяным грузом и отвешивает тяжелую пощечину. Фредди, охнув, хватается за ушибленную скулу и разбитую в кровь губу, обиженно, сквозь боль и выступившие на глазах слезы, пораженно вглядывается в круглую усатую физиономию любовника, и со всей силы отталкивает его от себя, так что Винни валится с дивана на пол и спиной задевает журнальный столик, чудом его не перевернув. — Да чтоб тебя! — басовито, понизив голос до нормального, ворчит тот, потирая ушибленную спину и зад. — Es tut mir leid. Я не хотел тебя бить. Прости меня, и давай вернемся уже в постель, и поговорим. Тут холодно, я отморозил задницу, пока носился за тобой. Но Фредди, не дослушав, вскакивает, минует его и стремительно несется к порогу. Босые пяточки звонко цокают по паркету, словно копытца фавна. Фредди подхватывает с пола шелковый расписной халат, сброшенный в порыве страсти сразу после прихода Винни, который без разговоров зажал его у стены, намереваясь там же и взять. — Прошу тебя! Фредди! Ну куда ты? Es tut mir leid! Я же извинился! Вытирая кровь с саднящей губы, Меркьюри поспешно закутывается в халат, босиком выскальзывает из номера и несется прочь по длинному коридору. — Почему Фредди кричал? — заспанный Фиби в пижаме выскакивает из своей спальни, включает свет в гостиной и удивленно таращится на Винни, сидящего на полу, в одних трусах, расстроенно матерящегося и озадаченно почесывающего густой темный мех на груди. — Вы опять подрались?  — Nitht tasten! Я и пальцем его не тронул! Ну, может, разок случайно задел… Но это он, он ни с того, ни с сего закатил мне истерику и сбежал! — И где же он теперь? — Фиби укоризненно качает головой, ничуть не удивившись очередному бурному выяснению отношений между любовниками. — Кажется, я слышал, как хлопнула входная Tür… то есть, дверь. — Винни, кряхтя поднимается с пола и растерянно пожимает покатыми плечами. — Где вот теперь его искать посреди ночи, в таком виде? Придется всех наших обзванивать. — Пошел я. Поищу его. Что ли. — Вздыхает Винни. — И куда его только понесло в такой час… — Слушай, шел бы ты лучше домой. Я же слышал, Фредди не хочет тебя видеть. — А вот это уже nicht deine Sache! — грубо осаживает его Винни и уныло бредет собирать свои разбросанные по номеру вещи. *** Открыв тому, кто посмел за полночь со всей дури барабанить в его дверь, заспанный Брайан от неожиданности отступает вглубь номера. Он щурится от режущего глаза света, с усилием трет их, но все равно не верит увиденному: на пороге перед ним застенчиво, но очень нетерпеливо топчется Фредди, стреляющий в него нервно-парализующими стрелами взглядов, облаченный лишь в свой любимый халат. Босой, скрестивший на груди руки, с явными следами побоев на лице, он зябко растирает плечи и то и дело переминается с носочка на носочек. — Ты чего это? — О, наконец-то, что же так долго! Пожалуйста, дорогой, позволь мне сегодня остаться у тебя на ночь! — Что? Ты… ты… ты уверен? — у Брайана перехватывает дыхание, вызывая приступ заикания. — Абсолютно! — Хорошо, хорошо, но… что случилось? — Мне… мне больше некуда пойти. Так я войду? Если только ты сегодня… — О, нет-нет! То есть, да! — …один. Не говоря больше ни слова, Меркьюри впархивает внутрь и запирает за собой дверь. Брайан, приоткрыв рот от изумления, в свете ночника исподлобья любуется тем, как тот с тихим шелестом развязывает пояс халата и одним грациозным движением выскальзывает из гладкой струящейся ткани. — Ты… ты… ты уверен? — шепотом повторяет Мэй, с трудом выталкивая из себя слова. С мягким шорохом халат падает к ногам Фредди, он делает еще один беззвучный кошачий шажок и опускается на колени перед Брайаном, одновременно совсем по-хозяйски, уверенно стаскивая с него пижамные штаны. Брайан тянется к его лицу и задумчиво проводит пальцем от подбородка, на котором наливается кровоподтек, к разбитой пухлой нижней губе, случайно растравливая ранку. — Что, досталось тебе, ваше величество? Очень больно? — Нет, нет, совсем нет… — Не хочешь сначала объяснить? — Ах, это пустяки, не волнуйся за меня, мой милый! Вместо связных объяснений Фредди слизывает выступившую кровь и жадно ловит его пальцы. Брайан, застонав, растворяется в его сосущем жаре, но тот почти сразу же переключается на его мгновенно отреагировавший член. Разбуженная ревнивая волчья сущность, свирепо скалясь, предупреждающе рычит, требуя сейчас же, немедленно отправить опять провонявшего чужаками Фредди в душ, но полюбовно, мирно настроенный и абсолютно трезвый Брайан на этот раз надежно затыкает его. Испуганно прикрикнув на внутреннего монстра «Без тебя разберусь, тварь!», он ерошит макушку цвета арабской ночи, ласкает Фавна, трогательно попросившего у него защиту, и изо всех сил старается не думать о том, какую цену за это искусное супружеское обольщение придется заплатить им обоим. === Отзывы === ------ ------ >**MissCherity** >Что ж вы творите со мной, леди?) Я успела, кажется, все, пока читала эту главушку — и посмеяться (спасибо, легко узнаваемый, остренький и многогранный юмор Патриарха не спутать ни с чьим другим), и поежиться от нервозного сна, и даже скривиться в неприятии к муторной обстановке первого Брайановского утра «после». Я уже говорила, мои прекрасные, как люблю ваш дуэт. Весь этот фанф — единое цельное полотно (это тоже говорила), льющееся неспешно, неторопливо, но, тем не менее изобилующее ровно стольким, сколько нужно балансом юмора/драмы/действия и психологии. И читается это полотно очень легко, язык ваш затейливый, полный описаний и неожиданных словесных конструкций, и все вместе эти факторы рождают работу уровня «excellent!»❤️ Вот первое, о чем я всегда думаю, начиная читать Стрендж. И знаете — я понимаю, сколько нужно проштудировать, переосмыслить в своих головушках материала, чтобы вплести его в задумку и создать такое вот легкое для понимания, и тем не менее, многослойное полотно. Ваш труд достоин восхищения) Это чистая правда🥂 И о многослойности я заговорила не спроста. Сейчас, здесь, на первый план выходит личность Фредди, до того скрытого под фееричным перфомансом безумного трипа Брайана и его шебутных, нервных и способных поджечь его, как факел, мыслей. Сейчас мы видим ЕГО, Фредди, следующий шаг. Я понимаю, что испытывает Браша все эти дни — он совестлив, отчаян и ужасно не уверен в себе. Черт возьми, как мне это знакомо! 😅 Вот все его метания до ссоры с Винни — ну прямо в голову ко мне заглянули (иногда накатывает по разным поводам). Поэтому вы, душечки, первоклассные психологи. Уже замечала это, и скажу сейчас — у вас обеих эмпатия развита на уровне «бог». Я знаю и чувствую это в тебе, Надежда Викторовна, и в тебе, Катрин — как ты классно вливаешься в истории и задаешь им свой собственный вектор. Сужу и по бонусу, и по этому фанфу😊 Потому что я верю «от» и «до» действиям Брайана, а Фредди открывается для меня с новой стороны. Да, именно так. Он открывается в обычных, бытовых, скрытых от широкой публики и вниманич мелочах, я сейчас говорю, например, о игре в скраббл. Блин, шикарный выбор для точки отсчета и поворота Фредди к Браше лицом😅 Винни уделали в итоге на раз-два😅(психологически). И мне его даже жаль. Он обычный верзилообразный, но безвредный немецкий детина, рано или поздно наскучивший бы Фредди. И хотя я не приветствую (если бы мы говорили о реальных квинах) со стороны ребят и Браши пренебрежительное к нему отношение, нельзя не отметить, как изящно от него в итоге избавились!)))🥂 И Фредди-манипулятор, истинно в своем амплуа эпицентра любовной мини-катастрофы, сбегает от любовника в кудрявые и охуевшие от неожиданности, объятия. Прямо вижу его на пороге одинокой и темной Брашиной комнаты))) Что сказать — придумано здорово! 🙏 Про сон, думаю, стоит написать отдельно, но я и так накатала целую Войну и мир (оправдывать свое прозвище — бесценно😏), поэтому заканчиваюсь здесь и перехожу в иное пространство для общения. Вы чудесны, мои дорогие! И гаммить этот фик одно большое вишневое удовольствие❤️❤️❤️ Вишенка, ну что за чудо ты нам оставила тут?! Я уже в который раз восхищенно перечитываю!)))) Потрясающий отзыв! Да, Патриарх в юмор умеет, как никто другой (Фредди бы прислушался и сказал, что «это охуенно, дорогуша»))), я сама каждый раз от него укатываюсь пушистым ушастым шаром под стол)) Спасибо за такую высокую оценку нашего совместного творения! Безумно приятно))) Да, для соблюдения баланса во всех аспектах, с учетом характера героев и реальных событий приходится поломать голову))) Но, в конце концов, где наша не пропадала?! После мозговых штурмов появляется на свет очередная главушка)) Мы радуемся и спешим порадовать читателей))) Действительно, настало самое время больше сместиться на Фредди, потому что Брай вполне так себе ведет сам с собой увлекательный внутренний диалог о случившемся))) У него интересный собеседник подобрался))))) Психология персонажей здесь сложная и многогранная, прорабатывалась и обсуждалась не раз. Фух! Рады, что смогли, и что все получилось))) Скраббл — шикарная задумка Надин. И задумка эта сюда так и просилась. Особенно после прочтения книги Хинса, где он сосредотачивает внимание на том, что в Мюнхене проводились жаркие лингвистические бои на поле в клеточку)))) Винни ни в чем не виноват, но оказался между цунами и торнадо — не повезло бедняге, чего уж там)))) Кстати, для меня лично, побег Фредди — это очень тонкий ход, на самом деле. Потому что мне кажется, что я понимаю, что он чувствовал, при всей его импульсивности и резвости в принятии решений на эмоциях. И под всеми его, кажущимися очевидными, причинами, я вижу потребность в защите. Как ни крути — Брайан для него — почти родной человек, с которым они пуд соли съели. Фредди понимает причины того, что произошло на вечеринке, понимает, что Брайан, скорее всего, корит себя за это. Брай также эмоционально уязвим был все это время, что и он сам. Фред прекрасно это чувствует, и бежит от ненужного, сжигающего его вдохновенную сущность, скандала, к единственному человеку, который сейчас совершенно также обнажен душой, как и он. Знает, что там его поймут и примут, не задавая лишних вопросов. Этот момент рвет мне душу, и, когда я представляю Фредди, босиком бегущего к Брайану по коридору, я вижу его настоящего. Все маски сорваны, он летит по зову сердца туда, где хочет быть. И пусть это всего лишь короткий миг, пока он снова не наденет на себя очередной скрывающий истинную сущность, костюм, этот миг впечатлил меня очень сильно и заставил о многом задуматься… Может, я слишком углубилась в этот момент, но от пришедших мыслей отделываться было поздно, они упорно и крича ломились в дверь))) ------ ------ Что ж вы творите со мной, леди?) Я успела, кажется, все, пока читала эту главушку — и посмеяться (спасибо, легко узнаваемый, остренький и многогранный юмор Патриарха не спутать ни с чьим другим), и поежиться от нервозного сна, и даже скривиться в неприятии к муторной обстановке первого Брайановского утра «после». Я уже говорила, мои прекрасные, как люблю ваш дуэт. Весь этот фанф — единое цельное полотно (это тоже говорила), льющееся неспешно, неторопливо, но, тем не менее изобилующее ровно стольким, сколько нужно балансом юмора/драмы/действия и психологии. И читается это полотно очень легко, язык ваш затейливый, полный описаний и неожиданных словесных конструкций, и все вместе эти факторы рождают работу уровня «excellent!»❤️ Вот первое, о чем я всегда думаю, начиная читать Стрендж. И знаете — я понимаю, сколько нужно проштудировать, переосмыслить в своих головушках материала, чтобы вплести его в задумку и создать такое вот легкое для понимания, и тем не менее, многослойное полотно. Ваш труд достоин восхищения) Это чистая правда🥂 И о многослойности я заговорила не спроста. Сейчас, здесь, на первый план выходит личность Фредди, до того скрытого под фееричным перфомансом безумного трипа Брайана и его шебутных, нервных и способных поджечь его, как факел, мыслей. Сейчас мы видим ЕГО, Фредди, следующий шаг. Я понимаю, что испытывает Браша все эти дни — он совестлив, отчаян и ужасно не уверен в себе. Черт возьми, как мне это знакомо! 😅 Вот все его метания до ссоры с Винни — ну прямо в голову ко мне заглянули (иногда накатывает по разным поводам). Поэтому вы, душечки, первоклассные психологи. Уже замечала это, и скажу сейчас — у вас обеих эмпатия развита на уровне «бог». Я знаю и чувствую это в тебе, Надежда Викторовна, и в тебе, Катрин — как ты классно вливаешься в истории и задаешь им свой собственный вектор. Сужу и по бонусу, и по этому фанфу😊 Потому что я верю «от» и «до» действиям Брайана, а Фредди открывается для меня с новой стороны. Да, именно так. Он открывается в обычных, бытовых, скрытых от широкой публики и вниманич мелочах, я сейчас говорю, например, о игре в скраббл. Блин, шикарный выбор для точки отсчета и поворота Фредди к Браше лицом😅 Винни уделали в итоге на раз-два😅(психологически). И мне его даже жаль. Он обычный верзилообразный, но безвредный немецкий детина, рано или поздно наскучивший бы Фредди. И хотя я не приветствую (если бы мы говорили о реальных квинах) со стороны ребят и Браши пренебрежительное к нему отношение, нельзя не отметить, как изящно от него в итоге избавились!)))🥂 И Фредди-манипулятор, истинно в своем амплуа эпицентра любовной мини-катастрофы, сбегает от любовника в кудрявые и охуевшие от неожиданности, объятия. Прямо вижу его на пороге одинокой и темной Брашиной комнаты))) Что сказать — придумано здорово! 🙏 Про сон, думаю, стоит написать отдельно, но я и так накатала целую Войну и мир (оправдывать свое прозвище — бесценно😏), поэтому заканчиваюсь здесь и перехожу в иное пространство для общения. Вы чудесны, мои дорогие! И гаммить этот фик одно большое вишневое удовольствие❤️❤️❤️ ------ ------ >**Urlanda_Kase** >Ураа, новая глава, как же я ждала ее 🥰 Благодарим за отзыв 😊 Продолжение в процессе) ------ ------ >**Urlanda_Kase** >Ураа, новая глава, как же я ждала ее 🥰 Рады, что наше творение вам полюбилось😏 ------ ------ Ураа, новая глава, как же я ждала ее 🥰