Полуночная ария

Утренний свет пробивается сквозь окно в то время, как я обматываю шею кашемировым шарфом. На моём лице появляется улыбка, когда в голове всплывают воспоминания того случая. Громкий храп Колина возвращает меня в реальность, и взгляд перескакивает на него. Светлые волосы небрежно обрамляют его лицо. Скрипка лежит под кроватью. Видимо, он репетировал до глубокой ночи. — Доброе утро, Колин, — шепчу я, прежде чем выйти и закрыть дверь как можно тише. Холодный туман покрыл город, виднелись лишь торчащие деревья, а равнины за пределами Вольтерры были не такими яркими. Гулять в таких условиях было необычно. Не каждый бы решился на такое. Но мне нравится прогуливаться одной, поэтому я иду вперёд. Кто-то бы назвал это странным, но мне всё равно. Возможно, поэтому я слыву для некоторых «странной». Огромное счастье, когда ты можешь позволить себе быть самим собой. И музыка - одно из явлений, которое позволяет нам самовыражаться. Поэтому я играю. Город маленький, поэтому вскоре я добираюсь до границы Вольтерры. Пока я иду, в моей голове заиграла песня. Не удержавшись, я напеваю её себе под нос. Серые облака медленно поднимаются в пасмурное небо. Рождество. Оно близко. Через три дня после отъезда мы сыграем рождественский концерт в соседнем городе. Почему-то у меня нет этого праздничного настроения. Я оказываюсь в небольшом парке, который выходит на равнину. Здесь есть детская площадка. Красные качели зловеще раскачиваются, скрипя от ледяного ветра. Небольшим усилием я останавливаю их и усаживаюсь. Как бы мне хотелось вернуться в детство хотя ради того, чтобы оказаться рядом с мамой. Измениться. Почувствовать себя живой и счастливой. Кто-то проходит мимо по тротуару. Забавно, как некоторые люди могут просто пройти мимо, не придавая окружающим вещам какого-либо значения. Иногда им легко жить, не замечая всё вокруг. Словно им был дан дар безразличия. — Здравствуйте, — голос пугает меня, и я оборачиваюсь. Маленький мальчик с каштановыми волосами смотрит на меня, держа в руке красно-синий мяч. — Вам грустно? Его зеленые глаза смотрят на меня с детской невинностью, и мне ничего не остается, как сдаться: — Да. Мне грустно. Я заостряю взгляд на песке, рисуя носком круги. Мальчик подходит ко мне ближе, в нём застыла озадаченность. — Почему? — Я… я не знаю. Он смотрит на рисунок, который я нарисовала, затем оглянувшись через плечо, бросается бежать. Я вздыхаю и стряхиваю с ног песок. Меня пугает тот факт, что не могу поддержать диалог даже с ребёнком. — Надеюсь, я тебе не помешал? Мне знаком этот голос. — Нет, всё в порядке, — говорю я, пожирая это совершенство взглядом. Он поджимает красные губы, и его бледная кожа чуть ни светится, видимо, выделяясь фоне тусклых облаков. Только два слова подходят под его описание. Опасный и привлекательный. — Я подумал, что тебе снова не помешает компания, — добродушно улыбается он. Мои пальцы крепко обвивают цепи качелей. — Шарф тебе очень идет. Я рад, что ты его носишь. Во мне что-то трепещет, что я теряю дар речи: — Спасибо. Я наблюдаю, как он осторожно снимает перчатки, обнажая гладкие длинные пальцы. Они такие белые и холодные. — Не возражаешь со мной прогуляться? — М-м… Конечно, — не понимаю, почему я соглашаюсь на это, но чувствую, что часть меня ему доверяет. Он протягивает мне руку, чтобы помочь встать, но как только я тянусь до неё, он меня хватает за руку, что я резко вскакиваю. Его хватка твердая, но в то же время нежная. Когда он меня отпускает, я ощущаю жар в руке. — Мне кажется, эти места ты не так хорошо знаешь. — Не очень. Медленная ходьба по тропинке действовала на меня успокаивающе. — Значит, тебе нравится быть одной? — тихо спрашивает он. Я нарочно наступаю на сухие листья на земле. — Обычно я всегда одна, — отвечаю я. — Но тебе это нравится? Я смотрю на него краем глаза, а потом фокусируюсь на тропинке. — Знаешь ли, не совсем… Но с этим ничего нельзя поделать, я уже привыкла, — находить подходящие слова на эту тему трудно. Когда я слышу его смех, мои губы невольно сжимаются. — Что ж, нас таких теперь двое. — Наверное, — соглашаюсь я, хоть и не понимаю, о чём он. Дело в том, что Феликс создаёт впечатление мужчины, не обделённого вниманием женского пола. — Тебе стоит бороться с одиночеством, — добавляет он. Я понижаю голос так, чтобы он не смог меня расслышать. — Ну, начнём с того, что у меня нет друзей. — Но теперь-то он у тебя есть, — сказанное меня застаёт врасплох. Я нервно прочищаю горло. Феликс замечает моё смятение и слегка улыбается. — Не за что. В его глазах мерцает свет. Я нервно оглядываюсь и замечаю, что мы уже далеко от города. Он откашливается. — Пройдёмся тут, если ты не против? У меня нет желания гулять в городе. — Все нормально. Здесь неплохо. Он улыбается. — Итак… Мария, — говорит он, прислоняясь к дереву. — Ты ведь играешь на флейте, верно? Я смотрю на тёмные тени, падающие на его точеное лицо. Мне не сразу доходит то, что он спросил. — Откуда ты знаешь? — Ты ведь несла её, — взгляд тёмных глаз перескакивает на меня. — Помнишь? Я краснею от нахлынувших воспоминаний. Он не забыл. Внезапно мне показалось, что сейчас самое подходящее время для вопросов. — Почему ты сделал мне больно в ту ночь? Точнее, почему ты хотел причинить мне боль… верно? — Нет, — тихо говорит он. От того, как звучит этот голос, у меня начинает кружиться голова. Я переступаю на другую ногу. — Я спутал тебя, — отрезал он. — Кто ты? — Ты действительно хочешь знать? — уточняет он так, словно в нём действительно есть какая-то тайна. Я киваю. — Меня зовут Феликс, — резко смолкает он. — Гм… Мне это уже известно. Но в тебе есть нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Улыбка касается его губ. — И это привлекло твоё внимание, не так ли, Мария? — Кто бы говорил, ты-то уже знаешь моё имя, - дразню я его. Правда, слова вырвались из меня прежде, чем я передумала их произносить. Он смеётся и странно глядит на меня из-под тёмных густых ресниц. Мне становится неловко, что желудок отдаёт нервным спазмом. — Меня зовут Феликс Вольтури, — продолжает он. — Но это не совсем тот ответ. Кто ты? — возражаю я, на что он недобро ухмыляется. Глядя на светло-зелёные равнины, я решаю возобновить разговор. — Меня зовут Мария Уайт, и если вы не хотели на меня напасть той ночью… Тогда кто этого хотел? Его улыбка исчезает. — У меня теперь много врагов, и я… перепутал тебя. Я хмурюсь. — Ты не похож на плохого парня. Он смотрит, внимательно изучая моё лицо. Он напрягает руки, отчего я замечаю угрожающие рельефы мышц. — Я не такой уж плохой. Меня успокаивает его ответ прежде, чем он продолжает говорить: — Но общение со мной не приведёт к хорошему. Он встает настолько быстро, что я уже замечаю его перед собой. Легкая холодная дрожь пробегает по моей спине, когда его рука приближается, чтобы заправить прядь волос за ухо. И происходит это намного медленнее, чем то, как он встал. Идеальное мраморное лицо в нескольких дюймах от моего. Челюсти сжаты, а глаза горят огнём. Мою кожу уже покалывает от того, как он близок. — Так ты хочешь знать обо мне больше? Я прикусываю щеку изнутри, умоляя себя дышать нормально и лишь слегка кивнуть. — Ты мне доверяешь? — Да, — дрожащим голосом выдыхаю я. — Я не идеален, — шепчет он. — Никто не идеален. — Я не просто кто-то, — шепчет он, наклоняясь к уху. Холодное жжение парализует мою руку, и я вздрагиваю. Ощущение, словно мне приложили охлаждённый металл. Я гляжу на неё, и понимаю, что это вовсе не металл. Это он. Его рука обхватывает мою, и слегка сжимая её. Я не могу понять… Почему он такой холодный? Он не делает ни малейшего движения, чтобы убрать её, и меня прошибает дрожь, когда эта гладкая рука уже нагревает мою кожу. Каждый раз, когда я видела его, у меня оставалось ощущение, что он очень необычен. А то, что происходило сейчас, окончательно подтвердило мои мысли. — О чём думаешь, Мария? Его глаза мерцают, гладкие черты лица теперь напряжены. — Ты очень замёрз, — дрожу я. Это только полуправда, потому что с ним я чувствую себя как ни странно тепло. Он резко отпускает меня, и касается моего подбородка. Электрические искры бегут вниз по изгибу шеи. Боже, эти горящие холодом ощущения переносят меня в совершенно новое измерение. Вокруг всё вращается бешеным ритмом, когда тёмные глаза полностью поглощают меня. Я замечаю в них темно-красный оттенок. А затем он убирает руку. — Скажи мне, что ты видишь, — говорит он. Этот странный акцент меня завораживает. Я приоткрываю рот, но не слышу себя. Не думаю, что отныне я могу не доверять своим ощущениям. Не тогда, когда он находится…настолько… близко. — Я хочу знать, Мария. Его отчаянный голос отдаётся эхом у меня в голове. — Вспомни. Какого цвета были мои глаза в ту ночь? Я возвращаюсь в прошлое. — Красные, — выдыхаю я, ибо больше не могу дышать. Красные глаза. Отличительная быстрота, пониженная температура тела. Кто он такой? Нет. Что он такое? Я делаю шаг назад, потому что мои ноги затекли, а Феликс вовсе ступает вперёд, заставляя меня присесть. Руки реагируют, чтобы удержаться, но он наклоняется ко мне ближе. Он настолько огромен, что у меня возникает ощущение, будто меня огородили от всего мира. Ладони захватывают мои кисти. — Что ты чувствуешь? Скажи мне. Моё сердце колотится, а локти дрожат. — Холодно. Он мотает головой, словно я ошибаюсь, упуская главную суть: — Да, Мария, холодно, — Феликс стискивает зубы, сверля меня взглядом. — И это ненормально, — сердито говорит он. — Я должен признаться. В ту ночь я действительно хотел причинить тебе боль, — глубоко выдыхает он, опуская голову на моё плечо. — Мне очень хотелось тебе причинить боль, — хватка ледяных рук внезапно становится жесткой, обвивая мои ладони, что я вздрагиваю. Затем с неестественной быстротой он отходит от меня. Повернувшись ко мне спиной, я вижу, как он подносит руки к лицу, но через несколько секунд опускает их. С колотящимся сердцем я привстаю. — Феликс? — мой голос не узнать. Он поворачивается и закрывает глаза в отчаянии. Происходит что-то ужасное. Я подбегаю и трясу его, но со стороны кажется, будто я пытаюсь сдвинуть камень. Он открывает глаза. Дрожь и страх пробегают по мне. — Мария. Тёмно-красные глаза смотрят на меня, эти тёмные глаза, которые должны существовать лишь в кошмарах. Я нахожусь на краю невидимого утёса. Кровь застывает в жилах. — Тогда скажи, скажи, что я не монстр. Его глаза отражают всю пытку происходящего, но то, что я невольно вставляю дальше, застает всех врасплох. — А ты разве…? Он делает шаг назад, потом ещё один, пока не оказывается под тенями мрачных деревьев. — Да, — и он исчезает.