Чёрная борода и крылья

…Под нами трепещут былинки, Нам так хорошо и тепло, У нас бирюзовые спинки, А крылышки точно стекло! Мы песенок знаем так много, Мы так тебя любим давно — Смотри, какой берег отлогий, Какое песчаное дно! (А. К. Толстой)

— На тебе! На! На! Вот так! — Язла усак! — Да сдохни уже наконец, чудовище! — Абырвалг… — Уф! Готов. Дейрра, бывшая фея-крёстная, а ныне истребительница лунной нечисти, верная супруга и просто хорошая стрекоза, стояла над тушкой поверженного таракана, устало опираясь на копьё, и усиленно махала длинными блестящими крылышками, остужая вспотевшее от натуги худенькое, но весьма сильное рельефное тельце. Сплошной перламутровый хитин: гладкий, ребристый, плотный и жёсткий, ничего лишнего, как у любой хищницы. Впрочем, истинной хищницей Дейрра себя никогда не считала. Разве что в определенные дни года её, как и любую другую плотоядную фею-полукровку из рода фэйсим, отчаянно тянуло сожрать пару-тройку комаров для восстановления душевного равновесия. Наглые, блудливые кровососы, как правило, сами нарывались на кол в сердце, настойчиво пытаясь испить феячьей крови и присунуть свой длинный хоботок куда не следует, а естественный отбор ещё никто не отменял. Вот и сейчас мерзкий тараканище, можно сказать, сам нарвался на острие копья Дейрры. Незаконно вылез, понимаете ли, из Лунных Врат — дверей в мир человеческих кошмаров, куда любезно потрапезничать летали все феи-крёстные, — и принялся ползать по безупречным цветочкам, грибочкам и ягодкам Фэйлэнда. Всю лепоту загадил, самое вкусное схряпал, а что уже не влезло, то гнустно понадкусал, сволочина усатая. За что в итоге и поплатился. Дейрра никогда не забывала точить копьё, гордилась своей работой и радовалась любой возможности избавить любимый родной мир от нашествия чужих тараканов. А к тому же сегодня ей остро нужен был жертвенный Дар — подношение для старой вещуньи Жабули, которая квакала исключительно чётко и по делу и помогала решить любые проблемы, если хорошенько накормить, конечно. А проблемка, увы и ах, у нашей стрекозы-воительницы имелась. Честно говоря, даже не проблемка, а прямо-таки проблемища! И имя её — Игналис. Чудесная, великолепная и самая замечательная фея-крёстная, которая встретилась ей в жизни. Необыкновенно доброе, мягкое, нежное, заботливое и понимающее существо. Дейрра каждый день благодарила Небо, Землю и Солнце за взаимную любовь, которую ей повезло познать. По сей день не понимала, за что она, обыкновенная стрекоза-красотка, коих в прямом смысле пруд пруди, удостоилась подобного счастья, ведь в плюс ко всем хорошим душевным качествам её любимая фея-бабочка являлась ещё и совершенством внешне. Треугольное личико украшал маленький носик, пухлые губки и большие игривые фасетчатые глазки. Округлые плечи укутывали густые пепельно-синие волосы до пояса, а за спиной покачивались огромные, до пола, белоснежные мохнатые крылышки с гипнотическим узором из точек и чёрточек. Но первым, несомненно, приковывали взгляд три сочные аппетитные грудки в ряд с остро торчавшими сосками, осиная талия и крутые бедра, плавно переходившие в длинные ножки-лапки. Столь соблазнительное тело, покрытое угольно-чёрной бархатной кожей с коротким мягким шелковистым ворсом, Дейрре хотелось мять, сжимать и поглаживать круглосуточно всеми своими четырьмя руками. Хотелось крепко прижимать за горячую, податливую спинку ближе и ближе, а затем со всей силы потираться о низ мягкого мохнатого влажного брюшка своим — грубым, жёстким и шершавым. Хотелось слушать невозможно сладкие стоны, вздохи и скромный писк до тех пор, пока тугой жгуток между ног, обычно прикрытый хитиновой пластиной, не расправится, набухнув до сладкой боли, а лопасти щелки-кармашка под ним не раскроются, щедро разбрызгивая наружу густой солоноватый сок. Хотелось бесконечно смотреть, как в экстазе дрожат и мелко трепещут огромные ангельские крылья, переливаясь всеми цветами радуги… Печальная проблема Дейрры крылась в том, что крылышки Игналис больше не светились волшебным светом. Совсем. Оставались белоснежными и холодными, как зимний снег, как бы она ни старалась доставить любимой удовольствие. Не счесть сколько способов вернуть потерянный цвет они перепробовали за год. Например, расчесывали друг другу волосы и перебирали чешуйки на крыльях, делая долгий, тщательный массаж, который постепенно и как-то незаметно для обеих переходил в совершенно иную плоскость. Ещё воровали с грядок фей-старейшин дикий огурец, крупные продолговатые колюче-щетинистые плоды которого внутри тела раскрывались с приятным покалыванием, выбрасывая зёрнышки, покрытые густой слизью, что доставляло неповторимое сладостно-жгучее удовольствие, если умудриться запихнуть плод целиком в узкую щёлку семенного кармашка. Или же спаривались с первыми встречными самцами друг у друга на глазах, а затем вместе вынашивали и откладывали яйца в недра цветочных колыбелей возле пруда. Это оказалось только наполовину так приятно, как представлялось, но больше утомительно. Никому повторять достижение не захотелось, ведь гадкие прилипалы-оплодотворители, выполнив свою функцию и при этом неприлично быстро кончив, очень долго не хотели отделяться, повиснув тяжким грузом на их хрупких шейках и плечиках. К счастью, Дейрра, будучи истребительницей лунной нечисти, всегда носила с собой вместе с копьём также и плеть из крапивки, которая тогда очень пригодилась. Наглецы были с особым смаком звонко отшлепаны по хитиновым задницам, пока трусливо не слетели восвояси. Немного передохнув после первой и последней в своей жизни кладки, Дейрра с Игналис придумали себе новое развлечение: пролетели в обнимку тёмной ночью сквозь недружелюбные заросли зубастых фиалок и скопления ядовитых сморчков к Запретному Озеру, в центре которого на островке жил древний разумный Гриб с кучей склизких гифов, обожавший внутренний секрет фэйсим и готовый доводить любого крылатого, угодившего в логово, до череды оргазмов, лишь бы насладиться вкусом желанного деликатеса. Смерть ожидала любого, кто случайно попал к вечно голодной поганке на крючок в гордом одиночестве. Зная о данной печальной особенности, Дейрра, вооружившись верным копьём, столь пристально следила за Игналис, сладко извивавшейся в путах грибных гифов вплоть до беспамятства, что получила от откровенного зрелища не меньшее наслаждение, чем сама бабочка, кончив с целый десяток раз. Обеим феям опасная прогулка под луной и не менее опасная компания похотливого гриба безумно понравились, но крылья зажечь, увы, все-таки не помогли. Отчаявшись, подруги с горя даже посотрудничали с одним знакомым пауком, который мастерски замотал обеих в сети и красиво подвесил связанных в грязном и душном дупле, а затем дёргал за ниточки, нежно, плавно и выверено, словно музыкант — струны, отыгрывая неповторимую мелодию телами. Заставлял умолять, жаждать и просить пощады, а в награду давал нежно потираться друг о друга сосками и семенными кармашками под совместные звуки громких охов и стонов, но всё было не то… Игналис сама не ведала, чего же ей не хватало. Горько плакала и уверяла, что продолжает любить Дейрру до края Неба и Земли, горячее Солнца и всеми двумя сердцами, но ничего не может со своим телом поделать. Дейрра же не могла спать спокойно, понимая, что её драгоценная фея не до конца с ней счастлива, ведь трепетно её любила, обожала целиком и без остатка и продолжала одержимо желать, хотя они уже сто лет жили вместе. Причем в буквальном смысле — вот только недавно отметили вековую годовщину, собрав всех друзей и знакомых на семечки в подсолнухе. Фэйсим, известные простым людям как сказочные феи-крёстные, продолжали существовать в родном Фэйленде, даже когда вверенные им подопечные вырастали и переставали писаться в кроватку от кошмаров. Терпкий, сладко-горчащий вкус страшных детских снов Дейрра считала настоящим лакомством, но за свою долгую жизнь уже наелась бредовыми ужастиками настолько, что больше не смогла взлететь достаточно высоко и просочиться в Лунные Врата, ведущие прямиком в мир людских сновидений. Теперь юные фэйри с аппетитом поедали криповые выдумки мальчишек и девчонок, забирая в награду молочные зубы, а она лишь охраняла родной мир от вторжения кошмарной нечисти, уже не вылетая за границу. Впрочем, старая или молодая, но Дейрра всегда оставалась собой, упрямой стрекозой, и никогда не скучала, любила петь и танцевать, чем стабильно выбешивала всех муравьёв-скромняг в округе. Зимовать в теплую уютную подземную норку её ни разу никто не приглашал, а она и не напрашивалась, мысленно отправляя всех бескрылых коричневых уродов поглубже в ту навозную кучу, из которой они и вылезли. Сто лет назад, когда Дейрра ещё не знала Игналис, она решила с размахом отметить выход «на свободу», избавившись от тяжелой обязанности приглядывать за малышами, и наконец устроить отсутствующую личную жизнь. Гордо расправив свои длинные, сильные и независимые стрекозиные крылья, она накрыла шикарную полянку, всем муравьям на зависть. Уломала пару подружек пчёл и притащила целую гору мёда и сладкой пыльцы, нацедила берёзового сока и даже организовала битбокс-баттл для кузнечиков, чтобы было на что посмотреть. Праздник тогда удался на славу — к ней слетелся рой крылатых красавиц в округе. От манящего густого запаха весны, цветов и феромонов было не продохнуть — выбирай не хочу. В тот вечер Дейрра впервые по-настоящему бездельничала. Яркие, умопомрачительные запахи и дурманящий вкус берёзового сока безмерно кружили голову. Она ликовала и игриво покачивала лапками, сидя на краешке гладиолуса. Перед глазами разыгрывалось невероятное представление: воздушные танцы фей и светлячков, жучков и бабочек, которые сказочным роем легковесно порхали в призрачном лунном свете, пели, задорно хохотали и весело кружились вокруг стебельков под звёздным небом. Дейрра восторженно частила крылышками и хлопала в ладоши, а затем от приступа безудержного счастья резко взлетела и вихрем влилась в бурный хоровод веселящихся, а наутро внезапно обнаружила себя распластавшейся на мху под мухомором совсем в другой части леса. Причем измазанной в волшебной пыльце по самое не хочу, а ещё укутанной неприлично помятыми крыльями какой-то прелестной незнакомки. Вот так Дейрра и познакомилась с Игналис, её драгоценной феей-капустницей, все представители которых отличались от прочих фей-бабочек завидно соблазнительными формами, а ещё пышными грудями. Целыми тремя! Сама же Дейрра была жилистой, твердой и стройной, как тростинка, и капустки мало ела, предпочитая для утоления голода ловить разную тлю и прочую хрустящую пакость, жившую по мрачным окраинам Фэйлэнда. Она сама никогда бы не посмела первой подлететь к любому из нежных белокрылых ангелов, считая себя простой воительницей, грубоватой, нескладной и не очень-то симпатичной феей. Милые, мягкие куколки-капустницы казались ей волшебным мороком, воплощённым видением из сна в летнюю ночь, ведь столь изящно, невесомо и грациозно они порхали в воздухе, умели говорить на языке цветов и растений, а ещё так потрясающе пели, что крылья сворачивались в трубочку и каждая чешуйка хитинового панциря дребезжала от наслаждения. Дейрра могла бы соврать, что это именно она завоевательница, что именно хищнице на роду написано «охотиться и покорять», но кто кого по-настоящему поймал в ту памятную праздничную ночь — осталось загадкой века. Стоило Дейрре тем утром взглянуть в блестящие глаза Игналис, как её будто бы пронзил солнечный луч, прожарив, спалив дотла и одновременно согрев до кончиков крылышек. За сто лет она ещё ни разу не пожалела о случайно возникших чувствах. Но то былое — дела весьма давно минувших дней. Пора вернуться к вышеупомянутым жертвенным тараканам. Точнее, к одному конкретному убиенному, которого Дейрра сейчас с особенным неудовольствием тащила к вещунье на болото. Гад оказался непередаваемо вонючим и очень тяжелым. Фея вся взмокла от макушки и до пят, пока на своём горбу упорно волочила усатую тушу до нужного места. Мимо ритмичной цепочкой шествовали муравьи-рабочие, все силачи-богатыри, как на подбор, но и ни один не остановился и не предложил помочь! Уроды коричневожопые, ух! Прожив сто с лишним лет, Дейрра так и не смогла понять, чем же заслужила подобное отношение муравьёв к своей стрекозиной персоне. Впрочем, у этих качков в голове всегда только одна вездесущая царица-мать, графики тренировок и правильное питание. И как тут выдержать подобную конкуренцию? На стрекозу-красотку они и внимания не обратят, пока она сама не припорхнет куда нужно, а ей отчего-то никогда нужно не было. Наверное, в том и дело?.. Предаваясь нехитрым раздумьям и безуспешно борясь с приступами злости, Дейрра и сама не заметила, как сумела-таки добраться до болота и оказалась рядом с густыми зарослями камыша, где жила-была Жабуля. Но не успела стрекоза возложить тараканищу на алтарную кувшинку, как вещунья сама выпрыгнула на неё из кустов с громким криком: — Ква! — Это я, Жабуль! — во весь голос испуганно завопила Дейрра, пытаясь отцепить длинный язык, тугой плетью обвивший её талию. — Не ешь! Не ешь! Свои! — Ква! Дейрра? — скользкий язычище вмиг размотался и скрылся в недрах бездонной пасти. — Какие цацы на нашем болотце. — Да-да, это я, Жабуль, — отряхиваясь и нервно поправляя помятые крылья, пробурчала Дейрра. — Но не с пустыми руками пришла. Во тебе Дар. Целый тараканище, жри с удовольствием! — Маловат подарочек-то будет, — скептически приквакнув, сообщила жаба. — На один укус. — Ты ж на диете! Сама мне все уши проквакала в прошлый раз. — Квах, точно! Твоя правда, коза, а я и забыла. Похудею, мож, и прынц отыщется. Чевось сегодня хотела-то? — Ну… у меня одна проблемка… Мы, мы… — Не томи-ква! Старая я, чего только не слышала, чего только не видела, чего только не ела, — резко высунув язык, жаба одним быстрым движением опутала тушку таракана и мигом зажевала, целиком засунув в пасть. — М-м-м! Хрустященький! С горчинкой! А, ну и плевать на прынца! Коль не успел, то опоздал. Пущай теперь свою стрелу золоченую себе в зад запихает! Решила я — тащи, коза, в следующий раз двух тараканов, а лучше сразу трех. А теперь давай, спрашивай ужо, чевой тебе надобно. Скоро закусь подействует и начну вещать. Дейрра, громко тарахтя крылышками, металась кругами по воздуху, покрывшись испариной и смущенно прикусив губу. «Медлить — глупо. Да и вправду, чего Жабуля в своей жизни придонной не видела? Прынцев вон жрет по три-четыре штуки за год». Глубоко выдохнув, стрекоза наконец решилась и на одном дыхании выпалила: — Хочу знать, как мне снова зажечь крылья Игналис! Жабуля прикрыла свои влажные выпученные глаза, ещё пару секунд посмаковала тараканчика во рту и довольно постучала бугристой перепончатой лапкой по грязи, а после медленно проговорила: — Вижу-ква… Вижу. Борода тебе поможет. — Какая ещё борода?! — опешила Дейрра. — Совсем из ума выжила, пиявка окаменелая? — Борода, говорю! Густая, длинная и чёрная, как моя душа. — Да как же я себе бороду отращу-то? Я ж фея! Что за фигнатенюшка, Жабуль?! — А как хош, так и отращивай. Моё дело простое — вещать! Вот я и навещала. Что мне святые Духи Придонные передали, то я передала тебе. Слово в слово. Воть. — Да как же так, Жабуленька? — Дейрра суматошно летала вокруг камыша из стороны в сторону, то и дело зависая в воздухе. — Ты там ничего не напутала? Может… Может, не борода, а сковорода? Чёрная сковорода. Чугунная, наверное, чтобы яйца жарить или… — Да не напутала я! — вдруг вспылила вещунья. — Чёрная бородень! Бо-ро-да. Три слога, шесть букв, не перепутаешь-ква. Сковородой чугунной можешь себе по лбу постучать, коза-дереза. А сейчас дай старой Жабуле немного прикорнуть. Ну, ну… Чего встала? Хватит глянцевыми зерцалками своими меня гипнотизировать! Давай, тля! Крылья в руки и лети поскорей отседова, пока я снова не проголодалась! Жаба вдруг заметила неподалеку в камышах мелкого партизана-комара и теперь неотрывно следила за притаившимся кровососом цепким взглядом, а затем одним молниеносным прыжком оказалась подле него. Раздался треск и хруст. Дальше Дейрра уже не смотрела — спешно смоталась восвояси, только крылья и сверкали. — Борода-борода-борода! Думай! — приказала она себе, уперев длинные-предлинные пальчики в виски. Жабуля ещё никогда никого не обманывала в своих предсказаниях. Вещала стабильно и не теряла прямую связь со святыми Духами Придонными, коими бы те ни были… Что такое «борода» Дейрра знала лишь понаслышке. Видела смутный образ в детских кошмарах, когда ещё работала феей-крёстной. Обычно мелкие человеческие беззубики боялись, что некий неведомый длиннобородый Дед не подарит им подарки, если те будут плохо себя вести. Чушь же лягушачья — это и чижу понятно! Дейрра всегда съедала их лишние опасения и тёмные страхи с огромным аппетитом, позволяя малышам смело пакостничать и всласть радоваться беззаботной жизни, пока ещё не можно. Но вопрос где ей, потомственной фее, взять бороду, оставался открытым. Ни одного мало-мальски приличного бородача в Фэйленде и окрестностях не водилось. Не искать же неведомого длиннобородого Деда, чтобы он помог решить проблемку? Да и захочет ли он помочь? Дейрра вовсе не считала себя хорошей девочкой, поэтому справедливо его опасалась. По слухам, кочевавшим от мальца к мальцу, странный Дед мог хорошенько отшлепать ремнем по попе. Собственные крохотные упругие ягодицы стрекоза ни в коем случае не отдала бы на растерзание какому-то жадному садюге. Нужно было искать иной способ обрести-таки вожделенную бороду и шанс на счастье. Бессмысленно промучившись с месяц, Дейрра сидела на плоском камушке возле пруда и предавалась тягостным думам, устало склонив голову на бок и печально сложив крылья на коленях, подобно пёстрой юбке. Рядом стояло верное копьё и лежала плеть-крапивка. Неподалеку злобно гундели комары, сбиваясь в стаю и явно подумывая рано или поздно напасть всей гурьбой одновременно, но такая мелочь стрекозу сейчас совершенно не беспокоила. Да и весь аппетит что-то пропал. За последние пару дней Дейрра совсем отчаялась найти разгадку «бородатого» дела и даже не съела наглую водомерку, прошмыгнувшую прямо перед носом. От крохотных лапок по густой ряске пробежали круги. Взяв копьё, Дейрра вывела кончиком на зелёной глади пруда короткое матерное слово, а потом к нему в пояснение нарисовала нечто отдаленно похожее на кактус с детками, а после, немного подумав, дорисовала тому ещё и колючки. Получалась в итоге какая-то несуразная бяка, больше похожая на муху. — Муха! — Дейрра вдруг безумно оскалилась и резко вскочила на ноги, отчего подкрадывавшиеся кровососки с громким писком вновь в панике разлетелись по кустам. — Муха, тля! Дейрра наконец вспомнила. Давным-давно, когда она ещё беззаботно ползала маленькой несмышлёной гусенечкой в пруду, к ней наведалась прабабушка, которую юная стрекоза поначалу приняла за мифического Чёрного Мотыля, предвещающего смерть, настолько та оказалась красноглазой, сморщенной, мохнатой и страшной. А все потому, что её прабабушка являлась не кем иным, как навозной мухой, каким-то неведомым образом умудрившейся охмурить её прадеда-стрекозла. Какой позор! Прямо-таки позорище для любой чистопородной стрекозы-красотки, о котором хотелось непременно забыть! Дейрра благополучно и забыла, но сейчас поняла, что в этом досадном факте и скрывался ответ на мучивший её вопрос. От курчавой черноволосой бабули ей в наследство досталось не так-то много, хвала Солнцу, Небу и Земле, но всё, что досталось , сконцентрировалось в одном конкретном местечке. Всю свою долгую жизнь, все сто с лишним лет Дейрра яро стыдилась и отчаянно стеснялась того факта, что под одной хитиновой пластинкой у неё внизу на брюшке растут тёмные плотные волоски! И упорно изничтожала мерзавцев на корню, стоило тем лишь слегка обозначиться на нежной коже. Ни одна живая душа ещё не видела лишней растительности под её безупречно прекрасным перламутровым хитином. Но если ту не выщипывать… — Чёрная борода! — Дейрра глубоко вздохнула полной грудью, стремительно взлетела и вихрем закружилась в воздухе, трепеща от радости. — У меня будет своя чёрная-пречёрная борода! Спасибо тебе, бабулечка!

* * *

Пару-тройку недель спустя... Вечерело. Сумрачный небосвод бескрайнего Фэйленда переливался волшебными огнями и блистал в свете последних прощальных лучей угасающего солнца. Игналис отдыхала после утомительно долгого дня в роли первой советницы одной из фей-старейшин и, сидя на коленях, рассеяно расчесывала свои длинные, густые синевато-пепельные локоны, которые успели неимоверно запутаться от постоянных, но, что самое обидное, бессмысленных перелетов туда-сюда, с цветка на цветок, с кипами дурацких бумажек. Ох уж эта сказочная канцелярия! От такой работы и крылья можно отбросить! Игналис шумно вздыхала, плотно сжимала губы, но таки держала носик по ветру, плечики — ровно, а спинку — гордо. Была добра и вежлива, а на каждую новую наиглупейшую просьбу злобной начальницы-самки-богомола лишь шире улыбалась и крепче стискивала ягодицы. Мысленно же без устали мечтала, как вечером прижмется к твердой, надежной груди Дейрры, сумеет наконец расслабиться в её сильных горячих объятиях и, возможно, даже поплачет вдоволь, покрывая гадкую фею-начальницу не менее гадкими обзывательствами, которые от милого ангелочка-капустницы никто обычно не ожидает услышать. Только Дейрра знала, какая она на самом деле, лишь ей Игналис открывалась полностью. Бабочка обожала, когда любимая стрекоза начинала её утешать и успокаивать или же гнобила мерзкую богомолиху вместе с ней. Впрочем, Игналис никогда нытьем не злоупотребляла, не желая беспокоить верную подругу понапрасну. Дейрра хоть и казалась сильной, но на самом же деле под слоем твёрдого хитина и напускной грубости скрывалось очень чуткое и ранимое сердце. Уж кому, как не ей, это было прекрасно ведомо. Нежно и тепло улыбнувшись, Игналис вдруг запела, вспомнив любимую. Звонко, чисто и проникновенно — так, как умели голосить только феи. Услышав её вечернюю трель, соседние цветы начали постепенно складывать свои лепесточки и устало склонять бутончики, погружаясь в блаженный сон. Полянка засыпала, лишь светляки-дозорные кружились высоко в звёздном небе. Под конец мелодичной баллады распахнутыми остались только бледно-розовые лепестки космéи с желтой сердцевиной, служившей уютным домом для них с Дейррой много-много лет. Каждое растение в Фэйленде было живым и обладало особенным характером. Перед тем как поселиться в гостеприимной и дружелюбной Космее, фейки сменили не менее десятка обиталищ. Далеко не каждый цветок соглашался принять в своё тёплое лоно хищницу-стрекозу, как бы Игналис ни уговаривала, сколь бы красиво ни пела. Особенно капризными на этот счет оказались высокомерные розы и орхидеи. Иногда, словно в наказание за кичливость, на них скопом нападали паутинные клещи или тля. Несправедливо, но факт, что как раз-таки хищнице-стрекозе по долгу службы приходилось спасать неблагодарные создания от смерти. Вся поляна, озаренная лунным светом, уже погрузилась в сон, когда Дейрра плавно и бесшумно спланировала на мягкую пружинистую завязь. Тихо и легковесно, даже ни один листик не покачнулся. Игналис, увлечённая пением, внезапную гостью не заметила и не услышала. Закончив расчесываться, фея-бабочка принялась поглаживать и мять длинные тычинки Космеи, тихо мурлыкая ей волшебную песенку. Цветок по-своему отвечал и гладил её лепесточками, теребя чувствительные чешуйки на крылышках, ласково льнул к телу феи каждым отросточком, обвивая ладони, поясницу и ступни, проскальзывая между бедер и поднимаясь все выше и выше к заветному местечку, где уже остро пульсировало разгорающееся огнём желание. Игналис сама медленно потиралась тугим жгутком и влажным кармашком о бархатистые тычинки и, взяв одну в руку, поднесла к пухлым губам, начав неторопливо слизывать сочащийся из кончика пьянящий медовый нектар. Выписывала неровные круги язычком на крупном навершии, целовала и слегка посасывала, с каждой секундой возбуждаясь всё сильнее и сильнее. Просто не смогла удержаться, ведь который день предвкушала долгожданную встречу с любимой. Дейрра, хоть и заранее предупредила, тем не менее оставила её одну-одинёшеньку на целых три невыносимо долгих недели. Улетела, как обычно, охотиться на нечисть, которой отчего-то слишком много расплодилось на болотах после паводков, и, словно в утешение, обещала устроить сюрприз. Игналис так невыразимо сильно ждала её появления, что даже кончики крыльев сводило болезненной судорогой. — Начала без меня, негодница! За это я тебя съем! — Дейрра ловко обхватила бабочку, забывшуюся в блаженном экстазе, всеми своими шестью конечностями и крепко прижала за спину к груди. Игналис сперва громко завопила от неожиданности, а потом рассмеялась и перевернулась в объятиях, чтобы ответно от души потискать любимую стрекозу и мягко укутать её с ног до головы огромными шелковистыми крыльями. — Не ешь, пощади! Но извиняться я не буду! Тебя слишком долго не было. — Прости меня, лисёнок. — Прощаю, козочка, прощаю и… привет, наверное. — Привет. Их губы вмиг слились в долгожданном поцелуе. Поначалу в неуверенном, просящем, трепетном и нежном, затем в глубоком, страстном и жадном, от которого не хватало воздуха, кружилась голова, стремительно набухал жгуток внизу брюшка, а по крыльям до самых кончиков тёплыми волнами стекала мелкая рябь. Как же неимоверно сильно они соскучились друг по другу! Стоило стрекозе очутиться на мягком пружинистом пологе завязи рядом с бабочкой, как Космея, распалённая звучанием волшебной песни и приятными ласками феи, тут же оплела её руки и ноги своими гибкими упругими тычинками, а затем начала настойчиво потираться ими о шею и спину, щекотать плечи, очерчивать краешки крыльев и грубо поглаживать щелку влажного семенного кармашка. Не встретив сопротивления, Космея отодвинула одним стебельком нижнюю хитиновую пластинку и задела чувствительный бугорок под ней. — А ну не лапай! — Дейрра с огромным неудовольствием оторвалась от сладких манящих губ любимой и звонко шлепнула наглую тычинку, чтобы та пока не лезла, куда не просят. — Не для тебя, похотливый цветочек, моя ягодка росла! — Какая ещё ягодка? — удивленно моргнув большими фасетчатыми глазками спросила Игналис. — Вот эта… — Дейрра поймала руку бабочки и с замиранием сердца приложила туда, где сейчас вместо гладкой кожи густо колосились чёрные волоски. — О, ясное Небушко! О, мама Землица! О, пламенное Солнце! — изумлённо воскликнула Игналис, осторожно ощупывая пальчиками новоприобретенную «бороду». — Святые Духи Придонные! Вот это сюрприз! — Тебе нравится, лисёночек? — неуверенно протянула Дейрра, смущенно прикусив одну губу, пока Игналис водила по её лобку теперь уже обеими ладонями, то и дело массируя необычайно чувствительные волоски и нежно оттягивая их длинными пальчиками. — Ты ещё спрашиваешь! — высоко пропищала Игналис. — Да это лучший подарок за последние полвека! Как ты посмела скрывать от меня подобное богатство?! Вот уж что, а свою «чёрную бороду» Дейрра никаким таким особым богатством не считала. Скорее, досадным и постыдным дефектом, но, глядя на лучащиеся искренним удовольствием глаза Игналис, ощущая её ласковые, но настойчивые касания, которые не затихали ни на миг, стрекоза начала сомневаться и почти уже перестала переживать. И чего только целый век боялась и стеснялась? Ох, тля неразумная… — Прости, лисён! Оставлю, если тебе нравится, — смущённо пробурчала она, покрепче стиснув любимую бабочку всеми четырьмя руками. — Нравится?.. Да не то слово! Я в в восторге, ты не представляешь, как же я давно об этом мечтала! Ты ведь такая твёрдая и шершавая, моя козочка, а теперь тебя можно славно потискать и даже не поцарапаться. К тому же сейчас я увидела тебя такой, какой ты и родилась. Почувствовала настоящую! И ты восхитительна! Прекрасна-прекрасна-прекрасна! Если бы Дейрра могла, то непременно бы растеклась в одну большую счастливую лужицу от приступа неимоверного облегчения, услышав слова, сказанные с такой искренней любовью. Грудные пластинки вмиг запылали жаром от безумно колотящегося под ними сердца, которое просто разрывалось от ответной любви. Не находя правильных слов, способных передать тот невыразимый веер чувств, горячей лавой растекающийся по всему телу до самых кончиков крыльев, Дейрра сумела лишь вновь жадно потянуться к губам Игналис. Драгоценную фею-бабочку сегодня отчего-то хотелось целовать настолько сильно, словно внутри проснулось нечто древнее, хищное и неуправляемое. Хотелось посасывать и оттягивать пухлые губки, покусывать и вылизывать щёчки, шею и ушки своим длинным язычком. Хотелось грубо кружить руками по угольно-чёрной бархатной коже, мять и сжимать все три полные грудки и одержимо лизать соски, втягивать губами тугой жгуток и ласкать до изнеможения влажную щелку, глотая густой солоноватый сок. Хотелось ощутить любимую целиком и полностью… Позабытая было Космея, околдованная волшебной песнью, словно почувствовала быстро нарастающее напряжение и снова начала обвиваться всеми своими бархатистыми тычинками о тела феек, забывшихся в тягучем поцелуе. Укутавшись крыльями, они тесно сплелись в страстном объятии и, расставив коленки пошире, ласкали набухшие жгутики друг друга руками. Цветочные тычинки слепо вились вокруг, нежно опутывали и ласково поглаживали каждый свободный участочек их тел. Постепенно Космея пробралась одним медоносным стебельком между ног Игналис, а вторым подползла ко влажной щёлке Дейрры и неловко потыкалась в неё. Хитиновые лопасти семенного кармашка уже призывно раскрылись, по ним густо стекал секрет, выдавая сильное желание. Щедро размазывая сладкий дурманящий нектар, настырная тычинка пару раз осторожно толкнулась в узкое отверстие, отчего с губ Дейрры невольно сорвался приглушенный стон. В следующий миг застонала и Игналис, ведь её мокрый вход быстро теребил другой стебелек, даже чуточку побольше, чем тот, что ласкал стрекозу. Феи громко вскрикнули в один голос и разорвали поцелуй, со всей силы стиснув болезненно набухшие жгуточки друг друга, когда две тычинки одновременно втиснулись в узенькие щёлки их семенных кармашков, а затем медленно протолкнулись внутрь, с трудом раздвигая тугие внутренние стенки крупными навершиями. Космея начала плавно наращивать ритм и слегка покачивать чашеложей, отчего обе феи продолжили чувственно и со смаком постанывать. Их тела, крепко сплетённые между собой и надёжно опутанные цветочными отростками, на пару мгновений зависали в воздухе, а потом резко опускались обратно на гибкие упругие стебли тычинок снова и снова, щедро разбрызгивая сок и нектар во все стороны. Тем временем вдалеке, посреди тёмно-лазурного неба, собрался уже целый рой ночных светлячков-дозорных, с неподдельным интересом наблюдавший за откровенным действом с приличного расстояния, но фей, всецело увлечённых ласками, это нисколечко не волновало, они даже не заметили случайных наблюдателей. Дейрра тяжело и шумно дышала и ни на секунду не переставала гладить тёплую бархатную спинку Игналис, разминать её восхитительно мягкие и шелковистые крылья. Кружила и почёсывала против роста мягкие чешуйки, отчего с пухлых губ бабочки слетали неразборчивые слова и протяжные громкие вздохи, от звука которых возбуждение просто захлёстывало с головой. Дейрра, не сдерживаясь, тихо постанывала вместе с ней, украдкой срывала мимолетные поцелуи-укусы, наслаждаясь вкусом сладкого медового нектара. Блаженно прикрыв веки, фея-стрекоза остро, каждой клеточкой тела чувствовала ответные ласки своей любимой, ощущала требовательные касания горячих рук на своем шершавом панцире и под нижней хитиновой пластинкой возле жгутка, который нетерпеливо пульсировал и уже почти звенел от скопившегося напряжения. Игналис крепко сдавила тугой комочек между костяшками пальцев и то и дело оттягивала, жадно взъерошивая остальной ладонью густые чёрные волоски вокруг. Это оказалось до дрожи приятно и так неимоверно заводило, что Дейрра уже тысячу раз мысленно прокляла себя за то, что по собственной воле целый век обходилась без подобных ласк. От сильного возбуждения щёлка её семенного кармашка узко, ритмично сжималась, выплёскивая наружу секрет. Низ брюшка сводило от сладостной неги и предвкушения близкой разрядки. Крылья мелко дрожали, в глазах почти темнело, а кончики лапок невольно поджимались до посинения. — Ох, не-е-ебушко! — откинув голову, во весь голос застонала Игналис и попыталась вытащить настырную тычинку, чтобы хоть немного унять возбуждение, переполнявшее её до краёв. Но Космея уже не слушала фею и не останавливалась, а наоборот, начала проталкивать тычинки внутрь быстрее и настойчивей. Сладкая смесь нектара и секрета, казалось, оросила всю завязь, густо забрызгав нежно-розовые лепестки вокруг. Совместное наслаждение могло продолжаться вечно, но Дейрра вдруг заметила сквозь неплотно прикрытые веки, что крылышки Игналис стали светиться. Сперва тускло мерцать и крупно подрагивать, а затем часто трепетать, переливаться ярче и ярче красочными цветами радуги. Волшебно, чудесно и ослепляюще прекрасно! Игналис стонала всё громче и громче, а потом откинула голову и пронзительно вскрикнула, и в следующий миг на руку Дейрры брызнул прозрачный сок! Ох, как же давно она мечтала об этом моменте, как же жаждала! Не сумев оторвать взгляд от восхитительного и самого приятного зрелища в своей жизни, Дейрра сама начала светиться и кончила следом, намочив секретом пальчики Ингалис, да причем так сильно и обильно, как не могла уже долгие годы. Вот что значит окрыляющее счастье! Космея плавно толкнулась в неё последний раз, а затем аккуратно вытащила крупное навершие тычинки наружу. Из распалённой, набухшей щёлки одной волной вылился солоноватый сок вперемешку с медовым нектаром. Игналис же, громко охнув и поморщившись, сама резко выдернула свою тычинку, которая почему-то совсем не хотела выбираться обратно из уютного тёплого местечка. Слишком пригрелась внутри, видимо. Обе феи, довольные и счастливые, устало рухнули на мягкий, пружинистый полог завязи, блаженно раскинув все свои бесчисленные руки, ноги и крылья по сторонам. — Ты моё Небо, Солнце и Земля, — громко прошептала Игналис, внимательно глядя Дейрре в глаза и тепло улыбаясь. — Прошу, не скрывай больше ничего. — Обещаю, моя судьба! — Дейрра на ощупь отыскала ладошку любимой, а та крепко сжала её пальцы в ответ. Обе долго молчали, лёжа рядом друг с другом, и смотрели на бескрайний небосвод Фэйленда, усеянный блестящей россыпью звёздных огоньков. Больше не нужно было никаких слов… Спустя некоторое время Дейрра наконец немного пришла в себя и таки заметила рой светляков, но мысленно махнула на ночных дозорных рукой. Пускай в своё удовольствие потеребят фонарики, главное, чтобы к ним в цветочек без спросу не лезли. Но даже на этот случай у неё под рукой всегда найдется крапивка и верное копьё. Космея одним резким движением отряхнулась от подсохшего сока и лишнего нектара, а затем аккуратно поджала тычинки и сложила лепестки в уютный бутончик, мягко укутав им, словно тёплым одеялом, разморенных, сонных фей. Пора уже спать…

КОНЕЦ