Молодость

«И за тонким краем небосвода Все мерещится неясным светом Мне короткая свобода»

      Родик… Он ещё толком не начал жить, однако уже постиг все прелести и ужасы (а их, увы, в миллионы раз больше) бренного существования. Есть ли в нем смысл? Он не знает. Кого ни спроси – никто не знает. Возможно только потому, что круг общения Меглина ограничивается исключительно Бергичем, отчаянно пытающимся вытащить юнца с дна. Стремления со стороны Родиона – ноль. Ровным счётом. Только Бергич почему-то оказывается мудрее и настойчивее – это Меглин понимает примерно в тот момент, когда вкушает весь больничный ужас. Родик в психушке. Никого на его стороне.       Каждый день здесь кажется отдельным кругом ада, но становится ясно сразу: их будет явно не девять. Больше. Раз так в сто, а того и куда больше. Хотелось вырваться на свободу. Сделать глубокий вдох свежего воздуха полной грудью, наконец и на себе ощутить невероятное чувство: ты постиг смысл жизни. Смысл в свободе. Когда развязаны руки и ты ни от кого не зависишь. Сам по себе. Как одинокий волк, нарочно отбившийся от стаи. Но вместо темных лесов, перед Меглиным – чашка приевшейся овсянки и пластинка таблеток, от которых Родион шустрыми махинациями тут же избавлялся, пряча то за зубы, то ещё куда-нибудь. Санитары не подозревали. Он был доволен собой. Собой. Но не всем происходящим.       Молодой и страстный к своему делу следователь. В психушке. Два этих фактора все никак не укладывались в голове. Сейчас бы на волю, ловить преступников, увеличивать в разы свою раскрываемость и входить в списки лучших, не имеющих для Меглина никакой важности. Дело ему какое до списков этих? Никакого. Абсолютно. Плевать. Он делает это не ради помощи людям. Все для себя. Лишь бы окончательно не сойти с ума, и Бергичу начинает казаться, что он действительно справляется с этой задачей. До тех пор, пока на обходе не замечает: Родион сбежал. Весьма в его манере – врачу это точно известно. Сколько он наблюдает Меглина? Второй десяток пошёл. А ведь сорванцу уже двадцать семь – пора бы задуматься. Но лишь одно на уме: свобода и полнейшее безумие. Бергич не бросается его искать. Лишь уходит в свой кабинет, тихо сматерившись и находу прикуривая.       Есеня. Ей едва ли стукнуло восемнадцать. Жизнь наполнена… Удушающим разнообразием и дерьмом – без него никуда: строгий надзор отца, работающим в СК и мирно подчиняющимся закону, действуя исключительно в его рамках. Репетиторы, уроки по стрельбе и все, чего сама девушка только не попросит. А просить она не любит – чересчур гордая. «Вся в мать», — сказал бы Андрей, будь немного хладнокровнее. Таким он бывал. Когда выпивал от горя по-чёрному и не следил за развязанным языком. Иной раз Стекловой хотелось достать из нижнего ящика комода пистолет и… Всё. Только раз за разом Есения уходила из дома, доставая сигарету из пачки. Пагубное влияние.       Благо она сама себе психолог. И на этот вечер у неё планы самые несуразные: концерт рок-группы. Когда она вообще ходила на концерты? В какой момент начала слушать рок? Эти мысли ужасали Андрея раз за разом, учитывая так называемый "переходный" возраст дочери. Да и обстоятельства могут сложиться разные. Кто-то предложил, кто-то не сдержался. Переживал Стеклов, звонил Есене каждые минут десять. Только с каждым разом продолжительность диалога укорачивалась. В крайний раз Стеклова вовсе сбросила, отключая телефон и откладывая его в самый дальний карман. Надоел. Уже хочется быть развязанной. В хорошем смысле, разумеется. Или… Не совсем?       Концерт начинается. Все проходит в весьма дружелюбной обстановке, несмотря на толпы подвыпивших подростков. Кто-то из поколения постарше возмущается, желая услышать песни и своей юности. Но слышат лишь громкую брань из уст собравшейся группки.       — Потише можно? — возмущается Есения, порядком устав от непрекращающегося ора, с особым усилием давящего на слух. Грубые слова его вовсе резали. Самый подвыпивший из компашки – рыжеволосый парень с веснушками и ростом два метра – подходит к девушке ближе, рассматривая черты ее лица и заправляя прядку непослушных волос за ушко Стекловой.       — Тише, детка. Не рушь момент, — шепчет парень, приближаясь.       — Руки от неё убери, — слышится басистый голос Родиона где-то за спиной амбала. Парень, не соображая толком ничего, с трудом оборачивается, ища глазами источник звука. Источник – шатен с каре-зелёными глубокими глазами, полный самоуверенности и ненависти к подобного рода типам. Меглин помнит. Прекрасно помнит момент из детства, когда они с мамой, прогуливаясь, нарвались на аналогичного ублюдка и, бросив сумки на землю, побежали, что есть мочи, лишь бы только спасти свою жизнь и тело от увечий. Жизнь удалась. Тело – нет: отец бил, не щадя и не желая слушать обстоятельства. — М-да, золото нации, — продолжил Родион, со всей силы ударяя рыжеволосого и представляя на его месте своего отца. На устах заиграла улыбка. Он счастлив его бить. За себя. За мать. За радостное детство, наполненное слезами, мольбами и кровью. Компашка впряглась за своего друга, но и Есеня не осталась в стороне, помогая Меглину. Заметив девушку, парни уняли пыл и отпустили обоих.

«Ночь как конец света, Счастье мое, где ты?»

      Стеклова, оглядев лицо Родиона в полумраке, перекинула его руку через свои плечи и обвила ладонью торс, оттаскивая Меглина в более спокойную зону. Концерт, несмотря на массовую потасовку, продолжался: ещё бы – на кону такие деньги, куда деваться? Усадив мужчину на ближайшую лавочку, Есения выудила из нагрудного кармана отцовской косухи платочек в клеточку, аккуратно промакивая им кровь под носом Родиона. Тот еле слышно прошипел, закидывая голову назад.       — Ты как? — полушепотом спросила Стеклова, подразумевая, что сейчас у мужчины голова раскалывается на две пропорциональных части. Меглин поежился, также еле слышно бросая:       — В экстазе… Есть выпить? — поинтересовался он, с трудом поднимая взгляд на свою спасительницу. Сразу подмечает, что красивая, пусть и видит с огромным трудом. До боли кого-то напоминает, но сейчас Родион не в силах разобрать. Есения, перешерстив карманы, пожимает плечами, мотая головой из стороны в сторону. — Хреново, — бросает мужчина, пытаясь подняться с лавочки. Ноги подкашиваются, но Стеклова успевает его поймать и усадить обратно.       — Сиди, герой. Придётся сегодня не дома переночевать, — парирует Есения, набирая номер отца и искренне надеясь, что тот в состоянии сесть за руль.       «Если б ты знала, сколько я уже дома не ночевал… Лет», — мелькает в голове Меглина, и он жмурясь прикрывает глаза, но лишь на пару секунд.       Получив от отца положительный ответ на весьма экстраординарную просьбу и выслушав нотации из-за выключенного ранее телефона, Стеклова возвращается к мужчине, ловким движением пальца стирая кровь с его лопнувшей губы. Родион на этот раз оказывается гораздо ближе, а следовательно, может разглядеть черты лица девушки. Пристальный взгляд глаза в глаза, и Есения не выдерживает натиска, заливаясь заразительным смехом. Его он точно где-то слышал, и это сводит с ума.       Присланный отцом водитель приезжает минут за десять, и все это время парочка молчит, наслаждаясь отголосками музыки. Стеклова помогает мужчине сесть в автомобиль и, справившись с задачей, огибает машину, садясь рядом с Меглиным на заднее сиденье. Водитель вжимает газ, и через секунду за земле остаются только чёрные следы от шин.       — Звать то тебя как? — спрашивает Родион, не отрывая взгляда от окна и пристально разглядывая ночной город. Поймав себя на мысли, как же долго не видел такой красоты, мужчина устремляет взор на девушку.       — Есеня, — строго отвечает Стеклова, слабо улыбаясь и наблюдая за дорогой.       — Теперь хоть буду знать, как зовут моего ангела-хранителя. И ты будешь. Родион, очень приятно, — проговаривает Меглин, усмехаясь и протягивая девушке руку. Есения уверенно ее сжимает в терпкой хватке, ухмыляясь.       Минут через десять, которые все трое проводят в абсолютной тишине, водитель аккуратно паркуется внутри двора дома Стекловых. Есения слегка трясёт уснувшего Родиона за плечо. Мужчина недовольно ворчит, кутаясь в бежевый плащ. Стеклова оказывается настойчивее, потряхивая Меглина втройне сильнее и увереннее: надо выходить, не в машине ведь ему спать. Родион, вмиг очнувшись, перехватывает руку девушки, сжимая ее в своей ладони. Есения вскрикивает от неожиданности, привлекая внимание водителя.       — Прости, — шепчет Меглин и в спешке покрывает поцелуями тыльную сторону ладони девушки. Стеклова театрально отворачивается, вызывая у мужчины лишь приступ смеха. Оба выходят из машины, а водитель, хмыкнув себе под нос, уезжает. Сумасшедшие, не иначе. Парочка неадекватов проходит в дом, где их на пороге встречает Андрей. Смерив Родиона пристальным взглядом сверху-вниз, спрашивает:       — Как звать? — голос звучит строже, чем когда-либо. Он не был так придирчив ни к сотрудникам, ни даже к Стекловой (а поводов, собственно, и не было).       — Меглин, — бросает мужчина басом, скрещивая руки на груди. Сейчас они выглядели, словно два заклятых врага, и Есения даже не могла понять почему: видят то друг друга в первый раз. По крайней мере, она Родиона. А там… Кто знает, какие секреты он в себе таит?       — Меглин, — повторяет Стеклов, ухмыляясь. — Проходите, — бросает отец напоследок и, кивнув головой, удаляется вглубь дома. Есения, воспользовавшись ситуацией, хватает Родиона под локоть и, закрыв за собой дверь, тут же тянет его на второй этаж – к себе в комнату. Меглин послушно плетётся за ней, не в силах совладать с настойчивостью девушки. Лишь тихо хихикает. Добравшись до комнаты, Есения оставляет гостя одного, быстрым шагом направляясь вниз, на кухню.       Родион вглядывается: аккуратный интерьер – отец постарался для любимой и, очевидно, единственной дочери. На стенах – детские рисунки Стекловой, и она явно не хочет их здесь видеть, но Андрей твёрдо стоит на своём, буквально вынуждая дочь вешать их сюда раз за разом. Подойдя ближе к столу, Меглин замечает… Папки. Кучу папок с закрытыми делами, которые Стеклова позаимствовала у папаши. А тот и не против, но исключает ее поступление на следователя в любом случае. Одну из папок Родион даже осмеливается открыть (хотя ему, по большому счёту, вообще плевать на культуру), но в комнату входит Есения с двумя кружками горячего чая, захлопывая за собой дверь.       Меглин тут же вызывается помочь, однако неаккуратность девушки играет с ним злую шутку: напиток вмиг оказывается на брюках, рубашке, пальто… Везде. Участь не обходит даже светлый паркет. Стеклова тут же оставляет вторую кружку на тумбочке, в спешке ища хоть какую-нибудь тряпку. Не найдя средства лучше, Есения стягивает с себя серую футболку, вытирая ей брюки мужчины. Она вмиг намокает и приобретает более темный цвет. Глаза в глаза. Опять. Но на сей раз Родион не собирается сдаваться. Взгляд мужчины медленно сползает на манящую грудь, и в следующую секунду Стеклова, проследив за глазами, так охотно разглядывающими желаемое, расстегивает неподвластный замочек на бюстгальтере. Родион, усмехнувшись, припадает к горячим губам девушки, спускаясь к шее. Борода покалывает тонкую, нежную кожу Есении, но она мужественно молчит, наслаждаясь аккуратными и ловкими движениями. Меглин все ниже, а девушка все ближе к кровати. И, в конце концов, Стеклова поддаётся мужчине, обхватывая его уже оголенный торс. Девушка аккуратно проводит пальчиками по затянувшимся шрамам, уделяя им особое внимание. Родион недовольно шипит от боли, прикусывая Есению за сосок. Та вмиг отдергивает руку, словно ошпарившись, и встречаться с хищным взглядом мужчины. Похоть. Неподвластная даже самому Меглину. И он пытается с ней бороться, но тело Стекловой не даёт покоя. Хочется целовать каждый миллиметр кожи, и Родион уже внутри. Хочется быть ближе, но Есению уже захлестывает волна оргазма, и девушка обессилено прикрывает глаза, тяжело дыша. Меглин ложится рядом, целуя Стеклову в висок и обвивая рукой стройную талию.       — Прости, слишком резко, да? — шепчет Родион девушке на ухо.       — Молодость все простит, — шепчет в ответ Есения, впиваясь в губы мужчины. Щетина вновь колет. Но уже не важно.