цветник для императора

Чимин нервно грызет губу. С самого утра он на ногах, как и многие наложники и наложницы, потому что сегодня особенный день: Великий император Мин Юнги возвращается домой из похода, который длился почти полгода. Конечно, Чимин, на правах фаворита и возлюбленного императора, получал письма и отправлял ему свои. Но больше — томился от разлуки и вздыхал, мечтая увидеть любимые глаза, утонуть и раствориться в теплоте и нежности любимых рук, услышать родной голос. И вот дворец сияет от пола до потолка, везде развешаны украшения, повара не выходят из кухни, с которой доносятся будоражащие нос ароматы, а музыканты и весь гарем в целом подбирает себе наряды на грядущее торжество. Они надеются получить внимание важных особ, тех, кто на войне отличился или тех, кто просто выглядит очень неплохо и имеет хоть какое-то состояние. Все уже смирились с тем, что Мин Юнги обращает внимание только на одного человека в гареме. И это не они. Подготовкой и Чимин занимался, усиленно так занимался, скажем прямо. Даже сходил в баню два раза, прося натереть его кожу самыми лучшими маслами, привести в порядок волосы, чтобы те блестели и выглядели неимоверно хорошо. А наряд был подготовлен где-то несколько месяцев назад. Поэтому сейчас, сидя на кровати и покачивая босыми ногами, парень думал только о том, как будет ощущать сухие горячие губы на своей коже. В том же месте, которого сейчас касаются нежные пальцы прислуги, втирая экстракт пачули в нежную кожу изгиба шеи. Прямо сейчас Чимин был счастлив, ведь он почти готов к прибытию своего императора. Одеться приказали через час, когда родственников выстраивали в главном зале. Туда должен был явиться и Чимин, потому что статус как минимум обязывал. Ну, а что говорить о том, что парень просто физически не мог больше ждать. И вот он стоит в первоклассном ханьфу, привезенном из Китая. Ханьфу, цвета заката, подчеркивающее персиковый оттенок кожи, что довольно редкое явление в этих краях. «Все самое лучшее для моего маленького цветочка», — так любил повторять император. А парень просто слушался и указывал пальцем на то, чего бы ему хотелось. Изящное украшение в волосы и длинные серьги с драгоценными камнями — Чимину всегда нравилось выглядеть хорошо. Ему нравилось, когда на него смотрят с обожанием. И он многое для этого делает. У него длинные темные волосы, уход за которыми сложный и муторный. Но Юнги нравится, а парень постарается быть для него номером один. Прогулка по внутреннему дворцовому саду только с прислугой и с зонтиком, чтобы солнце не испортило драгоценный оттенок кожи. И сладкое только по праздникам, потому что фигура. Скажете что-то про бритье? Да, Чимину нравится быть гладким для своего императора везде. Он влюблен, очарован и чертовски скучает, разве это стоит осуждать? Двери распахиваются, и под слишком громкие звуки оркестра появляется Мин Юнги собственной персоной. Его светлые волосы собраны в высокую прическу, а черно-золотое одеяние не выглядит новым. В некоторых местах оно уже утратило свой блеск, а некоторые места прикрывала броня. Которую он сейчас снимал, отдавая в руки вовремя подоспевшей прислуге. Все же, с родными не обнимаются в верхней одежде. Первая очередь — родители, затем братья и сестры, жены, дети и старшие наложники. Однако, у Юнги не было жены и детей, поэтому очередь Чимина чудесным образом двигается немного вверх. — Матушка, отец, я рад вас видеть, — Юнги приветствует родителей, а Чимин едва на ногах стоит от того, как же звук чужого голоса заставляет быстро биться его сердце. Господи, парень и забыл, что у его императора он такой бархатный. Приветствия и слезы радости от возвращения. Чимин себя сдерживает, но даже не смотрит в сторону родителей своего императора во время обязательной части по этикету. Нельзя сказать, что они не ладят, просто если он туда посмотрит, то расплачется от слишком сильно переполняющих эмоций. А родители Юнги Чимина очень даже любят, потому что он вообще хороший и старательный молодой человек, который любит их сына всем сердцем. И очередь все же подходит к нему. Вот он — Мин Юнги. Весь такой из себя красивый и статный, величественный и самый настоящий император. В его глазах все те же вселенные, все та же нежность и легкая улыбка на сухих губах. Его волосы стали немного длиннее, это только напоминает Чимину о действительно долгой разлуке. Но сейчас, когда Юнги улыбается и раскрывает руки для объятий, парень готов простить все. Потому что императоры, на самом деле, не ведут себя так. Не показывают эмоции перед другими людьми, да и в целом относятся к своему гарему как к гарему. То есть просто как к красивому дополнению к должности. А Юнги крепко обнимает, прижимая к себе дрожащего Чимина, который из последних сил держится, чтобы не расплакаться. Его счастье переполняет целиком и полностью, даже через края переливается, особенно когда его губы накрывают чужие. Целует неторопливо и нежно, совершенно не так, как зачастую бывает в спальне. Они действительно соскучились друг по другу, соскучились по ощущению тепла возлюбленного, соскучились по такому чудесному слову как «вместе». — Мой император, я так скучал, — Чимин растягивает губы в улыбке, когда чувствует, как с его лица сильные руки спускаются на талию. — Думаю, что заслужил сегодняшний вечер, посвященный только нам двоим. — Как прикажешь, мой нежный цветочек, — Юнги только выдыхает, касаясь лбом чужого. И глаза прикрывает, просто наслаждаясь моментом. Его дыхание становится глубже, что совсем не сочетается со слишком быстро бьющимся сердцем в груди наложника. Император улыбался нежно, проводя кончиками пальцев по прекрасному и, несомненно, желанному телу возлюбленного. Но в какой-то момент сжимает руки особенно сильно. — Чими, ты должен знать кое-что. — Что такое, мой император? — Чимин расслабленный, совсем немного потерявшийся в чужих нежных объятиях. Он не хочет быть серьезным, просто потому что ему сейчас очень хорошо. — Дело в том, что в походе… — Юнги! Оба вздрагивают из-за звонкого голоса. Император от неожиданности, а его наложник из-за самого обращения. А после поворачивает голову и его глаза становятся похожи на два нефритовых блюдца. И это определенно не самый приятный шок. Во дворец забегает юноша, как две капли воды похожий на Чимина. Он невысок, его кожа обожжена загаром, а короткие волосы торчат во все стороны. Милый солнечный мальчик, поцелованный солнцем: на лице веснушки, а губы пышут алым пожаром. Не трудно догадаться, что произошло между ним и императором, раз этот мальчик (он определенно младше Чимина на пару лет) зовет самого императора по имени. Наверное, наложнику было бы не так больно, если бы Юнги так не смотрел. Как «так»? Так, как он смотрит только на Чимина, вернее, раньше смотрел. Не для кого не секрет, что гаремы императоров во все века славились своими изысками, а их посещение являлось почти традицией. Конечно, парень догадывался, что Юнги спал с кем-то еще кроме него. Сам он не спрашивал, но и Юнги никогда не давал повода сомневаться в своих чувствах. А теперь оказалось, что все эти полгода он провел с каким-то мальчишкой, пока Чимин тут… Да, у парня нет прав жаловаться. Он, пусть и не раб, но знал на что шел, когда ему объясняли все нюансы того, на что он хочет согласиться. Он все еще не соглашался видеть Юнги счастливым с другим. — Минни, я же просил, — Юнги хмурится, но не выглядит при этом злым, скорее он хочет пожурить его, но не более. Император выглядит умиротворенным, когда парень обнимает его за талию. И никто ни слова не говорит, просто вопросительно смотрят на Чимина и молчат. Парень отходит от этой тошнотворно милой картины на несколько шагов назад и соединяет руки за спиной. Он мастер делать поспешные выводы и этот раз не стал исключением. Наверное, он просто больше не нужен. Наигрались и бросили, как старую вещь. Конечно, куда ему с молодым тягаться? — Я знал, что у тебя будет такая реакция, Чими, — Юнги выдыхает, поглаживая одной рукой по голове Минни. Все же, удивительно то, насколько они с Чимином похожи. Парень бы тоже об этом задумался, если бы не был так отвлечен своим разбитым сердцем и тем, как гармонично выглядят двое перед ним. — Нет, мой император, все в порядке. Вы можете спать с кем угодно, не посвящая меня в эти дела, — Чимин отстраняется от протянутой к нему руки. Он никогда раньше так не делал, все же, перечить верховному правителю — гиблое дело. Но сейчас плевать. Он не хочет делать то, что причинит ему боль. — Мой возлюбленный цветок, все не так, как ты думаешь, — надо же, Мин Юнги снизошел до оправданий. У него боль на глубине глаз плескается. Хотя, к чему это, когда Чимин едва слезы сдерживает. — Простите, мне нужно приготовить покои вашему новому фавориту, — Чимин сглатывает чересчур громко. Так ему кажется. — Я прикажу подготовить его к ночи. — Нет, сегодняшняя ночь наша, — император только выдыхает, а у Чимина в голове сплошная каша из недопонимания и вопросов. Вопросительно смотрящий на него Минни количества вопросов не уменьшает. — Давай я все тебе вечером объясню, хорошо? А для Минни действительно нужны покои. Чимин не имеет прав отказать императору в такого рода вопросе. Потому что он слишком сильно влюблен в Юнги, чтобы не провести с ним время. Вот такой вот он глупый наивный влюбленный мальчишка.

♡♡♡

Чимин чувствует себя слабым и совершенно бесхарактерным, когда наряжается перед тем, как пойти к своему императору. И все из-за того, что он замирает от предвкушения, когда обнаженной спины касается прохлада золотой цепочки, сделанной специально для него лучшими ювелирами столицы. Украшение держится на красивом ожерелье на шее, спускается по спине, опоясывая талию. Аккуратными линиями ложится на грудь и плечи. Почему-то сейчас в голову приходит сравнение с пленником. Не в физическом, а моральном плане. Ведь Чимин просто напросто заложник своих чувств. И он не сможет от этого убежать или спрятаться. Тэхен рядом суетится, разглядывая каждое ханьфу по отдельности. Все во дворце привыкли, что стиль Чимина особенный, теперь же просто помогают выглядеть хорошо. Самому парню к вечеру бы тоже готовится, он все же часть гарема. Та самая, которая хочет выйти замуж за высокопоставленного чиновника или генерала. — Может красный? — парень садится рядом с Чимином, показывая тому верхнее одеяние из шелка. — М, я думал надеть что-то светлое, — задумчиво отвечает наложник другу и грызет губу. Он действительно не уверен в том, чего хочет на данный момент. Они с Юнги провели первую ночь вместе, когда Чимин впервые надел белый. Не будет ли это выглядеть как попытка напомнить? Удержать? — Белый… Может лучше подумаем над чем-то еще? Может желтый? Знак императорской семьи, — Тэхен кладет на постель еще один элемент одежды названного цвета, а после упирается руками в бедра. — Я в нее не вхожу, Тэ, — Чимин легко пожал плечами, а после тихо выдохнул. Нужно отставить панику и просто плыть по течению. Все равно Юнги оставил эту ночь ему, даже обещал объясниться. — А знаешь, мне понравилось то красное с золотом. — Тогда его. Давай, поднимайся, — парень растягивает губы в улыбке, видя, что Чимин поднимается и расставляет руки в стороны. Тэхен аккуратно набрасывает совсем немного прохладную ткань на обнаженные плечи друга, а после помогает аккуратно завязать верхнее ханьфу. Это дело не из простых, когда хочешь, чтобы красиво было. Ведь был еще верхний слой одежды, определяющий положение во дворце. — А ты что наденешь? — парень оборачивается на Тэхена, который растягивает губы в настолько широкой улыбке, словно только и ждал, чтобы на этот вопрос ответить. — Помнишь ты подарил мне ткань небесно-голубого цвета? Мне сшили из нее очень красивый наряд, так что, мне придется сегодня затмить всех в зале и принести чай одному молодому генералу, — Тэхен прикладывает ладонь к щеке и мечтательно вздыхает. — К Хосоку? — Чимин вопросительно поднимает бровь. — Чонгуку. Чон Чонгуку, — поправляет парень наложника. — Чон Тэхен, звучит же прекрасно? — Потрясающе, Тэ, — парень улыбается, видя воодушевление в чужих глазах. Кажется, ничего плохого не будет, если он поможет другу со свадьбой, да? — Удачи тебе, и постарайся подать самый лучший чай! Чимин выдохнул, оглядывая себя в зеркало и немного нервно приглаживая пальцами темные волосы. Он красив, это сложно отрицать. Красивое лицо и тело — все это наполнено молодостью, однако нет этой юношеской угловатости и пухлости в неподобающих местах. Но долго ли сможет сохраняться здоровый цвет лица и легкий румянец, долго ли будут блестеть глаза, и кожа останется упругой? А нужен ли Чимин будет хоть кому-то, когда вся эта внешняя оболочка истратит свой срок годности? «Так, Чимин, соберись, ты не какая-то тряпка половая, чтобы о себе так думать,» — парень пару раз хлопает себя по щекам, придавая им еще больше очаровательного румянца. Действительно, что-то он расклеился. Нельзя показываться перед Юнги в подобном виде. Даже если тот захочет разорвать с ним отношения ради парня, который похож на Чимина. А вот сейчас он начинает задумываться над тем, что это странно. И совпадение это тоже странное. Юнги мог привести любого, но привез именно копию Чимина. Своего нежного цветка, которого оставил в своем дворце ради безопасности. Да и этот Минни очень простой и слишком добрый, наложник наблюдал за ним, проводя тщательный анализ своих мыслей и ощущений. И он не мог ненавидеть этого парня. Надежда только на Юнги и его пояснения. Длинный коридор, в конце которого дверь в покои императора. Чимин идет неторопливо, словно не идет вовсе, а плывет, подобно волне в океане или парящей в воздухе бабочки. Парень искренне наслаждается этими моментами, после которых настанет воссоединение с возлюбленным. Он знает, что ему завидуют и хотят на его место, он знает, что именно в такие моменты выглядит особенно хорошо. Вот таким вот самодовольным иногда бывает наложник. И вот перед ним раздвигаются двери, открывая вид на просторную комнату, выполненную в золотых тонах. В ней по вечерам царит полумрак, не нарушаемый даже неторопливым движением пламени свеч. Чимин входит, а за ним тихо закрывается дверь. Юнги стоит возле двери, выходящей в сад, и любуется светлячками, живущими между растений сада. Император оборачивается, услышав шаги, а парень уже присел на колени, чтобы поприветствовать своего императора. Своего рода игра, ведь Юнги на это всегда глаза закатывал и смеялся, говоря о том, что между ними не должно быть подобных церемоний. — Мой нежный цветок, — Юнги подходит ближе и бережно приподнимает чужое лицо за подбородок, намекая подняться. Наложник подчиняется, улыбаясь уголками пухлых губ. — Мой император… — И даже не обнимешь? — правитель наклоняет голову набок, а его светлые волосы спадают на плечи. Он еще полностью не расплел прическу, прекрасно зная о том, что чьи-то маленькие ладошки очень захотят этим заняться самостоятельно. — А вы этого желаете? — Чимин подходит ближе, закусывая губу и поднимая голову немного вверх. Проводит ладонями по сильной груди, даже через одежду ощущая жар чужой кожи. И чувствует, как быстро бьется сердце его императора. — Больше всего на свете, — Юнги кивает, а парню только это и нужно, чтобы податься вперед, утыкаясь носом в изгиб шеи. Чимин жмется ближе. Потому что ему жизненно необходимо почувствовать, что Юнги рядом. Что он живой и его жизни ничего не угрожает. Сейчас ему глубоко плевать на свои опасения, на Минни и прочих. Плевать на весь мир, просто потому, что Юнги такой теплый и обнимает его в ответ. Они целуются неторопливо, но не так, как в зале встреч. На этот раз более интимно, исследуя каждый участок чужого рта языком, оглаживая руками тела друг друга. И не отодвигаясь друг от друга ни на миллиметр. Это самый лучший способ сказать так много, что накопилось за такое долгое время, проведенное вдали друг от друга. Вот только ответы все еще нужны. — Мой император, — Чимин выдыхает с придыханием прямо в чужие губы. Но тут же исправляется, получая несильный укус. — Юнги… Я… Не подумай, что я… Тот парень, Минни, кто он? — Чимин, — Юнги начинает немного неуверенно, потому что знает, что сейчас его слова будут звучать как полный бред. Император выдыхает и тянет парня за собой на кровать, намекая сесть рядом. И крепко сжимает чужие пальцы в своих руках. И пробует начать снова: — Чими, это прозвучит как полное безумие, поэтому я даже разрешаю тебе назвать меня подобающе. — Я должен отблагодарить вас за это? — Чимин нервно смеется, сжимая пальцами ладони императора немного сильнее. — Конечно, мой драгоценный цветок, но благодарить тебя буду я. Дело в том, что Минни не существует, — император чуть прищуривается. А Чимин чувствует себя последним глупцом, хлопая глазами и пытаясь понять, что ему сейчас говорят. — Юнги, все в порядке, не нужно придумывать оправданий. Я приму, если ты полюбил дру... — Даже не смей этого произносить, — довольно грубо прерывает Юнги, поднимаясь со своего места и отходит обратно к открытой двери, ведущей в сад. Наложник поднимается со своего места и тихо подходит сзади, прислоняясь грудью к чужой спине. Вот так бы всегда. Стоять, вдыхая чужой аромат и чувствуя себя, как в самом защищенном месте в мире. — Помнишь прядь волос, из которой ты сделал для меня браслет? — тихо говорит Юнги, а его голос сплетается с шепотом вечернего ветра, который сегодня особенно теплый. — Чтобы оберегал тебя от вражеских стрел и мечей, — так же тихо отвечает Чимин, выдыхая слова прямо в чужие лопатки. — В первый месяц нашего отъезда, мы попали в одну деревню, недалеко от которой была битва, мы ее выиграли и решили пойти глубже, чтобы не терять время и вернуться пораньше. Когда мы были у города Чухон, он недалеко от северной границы, я встретил одну женщину, — Юнги делает паузу, давая Чимину переварить информацию. — Я не знаю, кто она была, не помню ни имени, ни лица. Она говорила загадками и такие вещи, которые не мог знать кто-то посторонний. Она рассказала мне о тебе и нашем будущем, а после спросила, хочу ли я тебя увидеть. Чимин замер, задерживая дыхание. — Юнги… — Ты бы знал, как сильно я скучал тогда. Мне действительно все тяжелее оставлять тебя тут одного. Но и взять с собой — это значит подвергать тебя серьезной опасности. Поэтому я и не могу… Словно мое сердце привязано к тебе железными цепями, и возвращать его нет никакого желания, — Чимин неловко обвивает императора поперек груди руками. У него глаза на мокром месте из-за чужих слов, просто потому что он чувствует то же самое. — Прости, я такого себе напридумывал… Сказал, что у тебя есть кто-то другой… — шепчет парень и вздрагивает, когда император разворачивается в его руках. Он нежно касается чужих щек, гладя подушечками пальцев. А наложник доверчиво прижимается, даже глаза прикрывает, потому что сожалеет о своих словах. — Все в порядке, мой нежный цветок, — Юнги улыбается уголками губ, а после продолжает рассказ: — Когда я ответил этой колдунье, что скучаю, она попросила прядь твоих волос. А через пару минут из нее появился Минни. Это ты, если бы не попал в гарем и остался со своей семьей. Император замолкает. В принципе, это действительно все. Он провел время с копией Чимина, но был уверен, что, когда он встретит своего возлюбленного после разлуки, эта копия растает, словно ее никогда и не было. И Юнги бы рассказал об этом Чимину, но рассказал, а не увидел боль в глубине любимых глаз. Чимин же не знает, что конкретно сейчас должен делать. Он верит. Может, это глупо, но парень верит каждому слову, что сорвалось с любимых губ. — Подожди, а почему он не исчез? И видим его только мы? — парень приподнимает бровь, представляя, каким идиотом выглядел в глазах родителей императора. И застонал, потому что какой стыд. Оставалось только надеяться, что они не слышали про спать и про покои.  — Насколько я понял — только мы. И я не знаю, почему он не исчез, — тихо выдыхает император и прижимает наложника к себе ближе. Нежно целует в лоб, а после зарывается носом в волосы, вдыхая любимый аромат и растворяясь в нем. Теперь он может полностью отпустить себя и окунуться с головой в то, как же сильно на самом деле скучал. Их губы находят друг друга спустя пару секунд. Сталкиваются почти жадно, голодно и пылко. Лижут, кусают, прижимаются еще ближе, чтобы ощутить еще больший спектр эмоций. Чтобы до фейерверков под закрытыми веками от простого поцелуя. Всегда между ними получается так ярко, ведь какой смысл в чем-то меньшем? Какой смысл, если Чимин не приоткрывает рот, призывно, будто бы прося Юнги о большем? Какой смысл, если император не обнимает за талию и не прижмет к двери, той самой, что ведет в сад? Какой смысл не сцеловывать тихие и пока что неловкие стоны с пухлых губ? Какой смысл не сжимать блондинистые волосы императора, чтобы, наконец, расплести, стянув ленту? Чимин чувствует себя замороженным фруктом, который тает на палящем солнце. Он должен охлаждать, спасая таким образом от жары, но сейчас распаляет только сильнее. Наверное, дело в том, что Юнги перешел поцелуями на шею. Провел языком и чуть прикусил у самого основания. Оставляя, наконец, такой долгожданный знак. Знак того, что парень принадлежит только императору и ему одному. — Юнги… — Чимин стонет, запрокидывая голову назад, и губу закусывает. Он чувствует прохладную ладонь на своем бедре под одеждой. О господи, кажется, что он готов излиться только от одного столь интимного прикосновения. До дрожи приятного прикосновения. — Мне кажется, что если мы тут продолжим, то упадем в сад. — Мой цветочек в окружении других растений? — Юнги делает задумчивый вид, скользя ладонью по бедру выше. А Чимин не может определиться, стонать ему или тихо хихикать. — Как скажешь, сокровище мое. Только… Император отстраняется и облизывается. Оглядывает раскрасневшегося Чимина, который неловко попытался пригладить волосы и одернуть распахнутое ханьфу. Конечно же, это получалось совсем не очень хорошо, просто потому, что сам парень выглядел грешно. Его пухлые губы покраснели и теперь были похожи на распустившийся бутон самого дорогого сорта красных роз. Его тело было подобно статуям лучших мастеров, а кожа нежнее самого качественного шелка. — Ты так внимательно смотришь, — парень заправляет прядь, что выбилась из прически, за ухо. Ему часто становится неловко, когда Юнги смотрит так пристально, так жадно. Ему не хочется, чтобы на него смотрели в такой момент, ему хочется, чтобы руки императора трогали, гладили, касались. — Я все еще не могу поверить в то, насколько ты красивый, — Юнги снова облизывается. Возможно, у него самую малость дрожат руки, когда он аккуратно достает из прически наложника красивые заколки и украшения. Они ужасно неудобные, а так будет можно зарыться пальцами в волосы, не боясь разрушить прическу или сделать больно. Да и Чимин с распущенными черными волосами выглядит как самое настоящее сокровище. Ах да, в глазах Юнги он всегда - только его сокровище. — Позволь мне снять это, — император проводит ладонями по поясу, дожидаясь разрешения. Император ждет разрешения своего наложника, чтобы снять с него одежду. Это не дико, просто Юнги и Чимин сейчас находятся на одном уровне — они возлюбленные. А между возлюбленными нет классового отличия. — Нет, — парень закусывает губу и упирается ладонями в чужую грудь. Юнги без промедления отходит назад, просто молчаливо приподнимая бровь. Но у Чимина своя игра, которая начнется с того момента, как император сядет на кровать. Сегодня руководить процессом будет не он. — Сядь, пожалуйста. Юнги кивает и садится. Не спрашивает, ничего не говорит — просто подчиняется чужой воле. Это ново для него, но если его возлюбленному цветку это нравится, то почему бы и не попробовать. А Чимин уже неторопливо проводит кончиками пальцев по своему поясу, а после тянет за конец. Чтобы развязать и скинуть его на пол. Здесь не хватает музыки, но парень бы постеснялся делать что-то подобное в присутствии посторонних. Поэтому, его аккомпанемент сегодня — тяжелое дыхание и сверчки в саду. Не так уж и плохо. Когда пояс оказывается на полу, наложник без раздумий скидывает с себя верхнее одеяние, которое обозначает его статус. Оно такое лишнее сейчас. А после приоткрывает ткань ханьфу, смотря в глаза своего императора. Невольно на губах расцветает улыбка, которую приходится спрятать, прикусив губу. Юнги выглядит зачарованным. И это так красиво, что парень даже не может заставить себя продолжить его дразнить. Поэтому просто скидывает одежду на пол, оставаясь только в украшениях. — Это же… — у Юнги пропадает дар речи. Он словно совершенно разучился говорить на несколько секунд. Просто смотрел на поблескивающие в пламени свеч цепи, что красиво контрастируют со светлой кожей Чимина. — Это невероятно красиво, Чими. Просто потрясающе. — Я рад, что моему императору нравится, — парень улыбается и изящно выходит из кучи своей одежды, чтобы забраться на колени Юнги. Медленно облизывается, касаясь языком чужих губ, мажет по ним языком, заставляя императора прерывисто выдохнуть. — Масло там же, где обычно, — Юнги совсем немного задыхается от особенно сильного запаха пачули, щекочущего нос. Чимин только кивает, обнимая Юнги за шею и снова прижимаясь губами к чужим. Он невероятно сильно любит целоваться, любит эту близость, которая ощущается иногда даже интимнее, чем сам секс. Ведь язык императора сейчас у него во рту, вылизывает так усердно, словно пытается показать таким образом всю глубину своих ощущений. А парень просто не может что-то ответить или противиться, ведь сам плавится под прикосновениями прохладных ладоней к обнаженной спине. — Мой император, можете, — Чимин отстраняется, слизывая с губ ниточку слюны, — помочь мне и стянуть с себя штаны. — Только их? — Ты выглядишь очень соблазнительно в нижних одеяниях. Ты специально для них используешь черный шелк? — Чимин медленно сползает с чужих колен, но только ради того, чтобы сходить за розовым маслом, стоящим на низком столике недалеко от кровати. — Потому что тебе нравится то, что он прохладный, — Юнги улыбается, стягивая с себя штаны и оставаясь в одном халате, накинутым на плечи. Он красиво оттеняет светлую кожу, придавая всему виду императора величественности и грациозности. Даже стоящий член с покрасневшей головкой выглядит красиво, по крайней мере, так думает парень, шумно сглатывая. — Юнги… — Чимин… Парень закусывает губу, когда видит чужую улыбку, обнажающую десны. Такую искреннюю и такую драгоценную, что хочется ее обнять. И императора тоже обнять. Ну или залезть на его колени и сжать руками его, укладывая на задницу. Чимин прикрывает глаза, чуть отводя голову в сторону, когда чувствует прикосновения сухих губ на своей шее. А Юнги, повинуясь чужим рукам, аккуратно проникает смазанными маслом пальцами внутрь наложника и… выдыхает слишком резко. — Чими, ты уже?.. — Юнги невольно хмурит брови, но не потому, что он недоволен. У него от картинок определенного содержания в голове все плывет, заставляя кровь приливать в напряженный член активнее. — Юнги, я же наложник, — парень неторопливо размазывает масло по члену своего возлюбленного. — А наложник всегда должен быть готов для своего императора. Тем более, что я как можно скорее хотел ощутить тебя в себе. — Господи…. Юнги стонет, когда на его коленях парень приподнимается, направляя в себя член. Он опускается очень медленно, но его никто не торопит. Император просто придерживает за ягодицы, сминая их пальцами и смотрит. Смотрит на то, как Чимин голову назад запрокидывает, чуть нахмуривает брови и протяжно стонет. Ему невероятно хорошо от ощущения наполненности, в то время как его партнер едва с ума не сходит, не сдерживая рыка, когда парень опускается полностью. Такой горячий, влажный и невероятно узкий. — Юнги, ммм. Ты такой… агх! Большой, — Чимин тяжело дышит, упираясь руками в сильные плечи. Он дает себе небольшой перерыв, чтобы ноги перестали трястись, а дыхание пришло в норму. В который раз парень убедился в том, что ничто не может идти в сравнение с горячим членом его императора. — Ты в порядке, мой нежный цветок? — Юнги поглаживает ладонью поясницу парня, нежно массируя, чтобы немного ускорить процесс расслабления. — Я словно в раю, — блаженно прикрывает глаза наложник и начинает медленно подниматься. Первые движения получаются неторопливыми. Парень пытается привыкнуть и вспомнить, какое же потрясающее это чувство — ощущение наполненности. Как приятно чувствовать в себе большой, толстый член, который, кажется, давит изнутри и… господи боже, образует небольшой бугорок внизу живота. Почему же раньше он не был так заметен? Юнги сжимает пальцами ягодицы, разводит в стороны и приподнимает на себе наложника, чтобы тому было не так тяжело. Ну и, конечно, так удобнее контролировать скорость процесса. А пока парень увлеченно ведет бедрами по кругу, заставляя стонать не только себя, но и императора, последний осыпает поцелуями обнаженные шею и плечи. Кожи, которой не касалось солнце в поцелуе уже очень давно, а Юнги исправляет это прямо сейчас. — Юнги, посмотри на меня, — Чимин сжимает ладошками чужие щеки, заставляя действительно поднять взгляд. Он видит, какие темные у Юнги сейчас глаза и знает, что в этом виноват он сам. Это не может не льстить, поэтому в следующую секунду, когда император хочет что-то сказать, парень подается вперед и целует. Снова горячо, снова несдержанно. Лижет чужой язык и опускается до основания, прикусывает губу и начинает двигать бедрами ритмично, подпрыгивая на чужом члене так же чувственно, если бы объезжал резвого скакуна. Чимин не знает, как делать недостаточно, когда он хочет полностью. Он даже настолько теряет связь происходящего с реальностью и своими ощущениями, что позволяет себе сжать волосы Юнги и дернуть на себя, чтобы император уткнулся в его грудь. — Языком, пожалуйста, — с придыханием шепчет наложник, запрокидывая голову назад с гортанным стоном. Юнги хрипло посмеивается, хоть смеяться не совсем то, что ему хочется. Ему хочется восхищаться, опускать на свой член Чимина еще быстрее, поменять позу и начать втрахивать своего парня в кровать, в конце концов. Чтобы до разрядов тока по всему телу и цветных пятен перед глазами. Но сейчас император хочет довести до такого состояния Чимина. Поэтому размашисто проводит языком по его соскам — каждому поочередно, пальцами приподнимая цепи. С одной стороны, неплохо было бы их снять, но так все выглядит слишком красиво. Наложник стонет. Изгибается, почти начинает хныкать, когда Юнги кусается за слишком чувствительное место. Кажется, что в какой-то момент он просто не выдержит и сойдет с ума. И эта граница находится где-то близко от того чувствительного места, по которому попал очередной толчок. И Чимин закусил губу, чтобы просто не закричать. Кажется, именно потому, что наложник очень громкий, вблизи покоев императора никого не селят, чтобы случайно не будить посреди ночи криками удовольствия. Парень никогда не умел сдерживаться, и Юнги в нем это ценит. — Юнги! — с шумом открывается ведущая в покои дверь, однако, закрывается она так же быстро. Чимин замирает, а император, благодаря своей реакции, накидывает на плечи парня простынь. Ну не хочет он делиться даже небольшим участком тела своего наложника даже перед… Ним же? Император хлопает глазами совершенно удивленно, потому что в дверях стоит Минни и растягивает губы в наигранно грустном выражении. — Надо же, вы играете, а меня не позвали, — парень наклоняет голову набок, из-за чего короткие волосы упали на глаза. — Юнги, — Чимин сжимает пальцами чужие плечи, чувствуя в себе что-то странное. Это ощущение, предчувствие, а может усилившееся возбуждение — назвать как-то однозначно сложно. Но парню кажется, что он знает, что с этим парнем нужно делать. — Юнги, пусть он присоединится к нам. — Что? — императору кажется, что у него слишком рано выявились проблемы со слухом. — Эм, я не знаю, как объяснить, — Чимин неуверенно ерзает на бедрах Юнги, совершенно забывая, что в нем сейчас находится член. Приятная дрожь проходит от пальцев ног до самой макушки, заставляя парня приоткрыть губы в немом стоне. — Агх! Я просто чувствую, что он часть меня, которая хочет тебя и… Если мы удовлетворим его желания, то он исчезнет. — Все верно, — Минни неторопливо стягивает с себя ханбок, откидывая лишнюю одежду в сторону. В этом движении нет совершенно никакой грации, но выглядит оно все еще красиво. Чимин сглатывает, чувствуя, как член императора в нем чуть увеличился. — Я просто хочу побыть рядом с моим Юни и Чими, разве этого так много? Происходит самое настоящее сумасшествие. По-другому назвать это язык не поворачивается. Потому что парень уже подходит к кровати, неторопливо виляет бедрами и целует Чимина. Который вроде бы только-только в себя пришел. А тут снова из колеи его выбивают пухлые и сладкие губы на своих. Самое непонятное в этом то, что он не может отказать. У наложника мурашки по коже от чужих прикосновений языка к его собственному. Ему кажется странным вот так целоваться напротив Юнги, но так невероятно возбуждающе, что будь у него немного смелости, он бы посмотрел на императора, а не только утопал в ощущениях. А вот Минни хватает наглости, и он смотрит. Замечает вспыхнувший огонь желания и возбуждения в чужих глазах. Является ли это знаком позволить себе больше? Простынь спадает на пол, полностью оголяя Чимина. Теперь можно беспрепятственно сжать пальцами его ягодицы, помочь подвигаться. Вот только это делает не Юнги. А Минни, который облизывает после поцелуя губы и прижимается грудью к спине наложника. Касается губами изгиба светлой шеи и поднимает взгляд на императора. — Юнги, кажется, ваш цветочек очень близок к оргазму, не стоит ли его ускорить? — парень неторопливо проводит языком по губам, а после обнимает Чимина поперек груди, пальцами начиная ласкать его соски. — Юнги… — наложник только и может, что застонать. У него в голове каша, которая вызвана странным дурманом. — Расслабься, мой нежный цветок, и просто получай удовольствие, — а Юнги нравится эта игра. Он чуть облокачивается назад на кровать и начинает двигать бедрами, видя, что наложник не в состоянии сейчас продолжить то, что он до этого делал. И Чимин кончает спустя пару движений в нем. Конечно, в этом нет ничего удивительного, но щеки наложника заливает краска, которую Юнги сразу же спешит сцеловать. У них что-то наподобие небольшой традиции: целовать щеки друг друга, когда их окрашивает смущение. Пока смущать Чимина у Юнги получалось лучше, чем наоборот. — О боже, простите, я… — парень тяжело дышит, закрывая лицо ладонями. — Чими, давай попробуем кое-что другое, — Минни шепчет заговорчески, аккуратно расстегивая украшение на чужой шее, чтобы его снять. Ведь никто не хочет случайно пострадать. А после этого парень прикладывает ладонь к уху Чимина и начинает что-то быстро шептать. — Что?.. Прям… Ой, а так можно? — наложник выглядит, как созревшая клубника. Такой же красный. Он неторопливо комкает в руках одеяло, заставляя Юнги немного отвлечься на миниатюрные пальчики. Хорошо помогает остыть и подготовить себя для ублажения своих драгоценных цветков. — Конечно можно, тебе очень понравится, а я возбуждаюсь об одной мысли почувствовать, как будет пульс… Чимин довольно быстро подается вперед, чтобы закрыть самому себе рот. Надо же, в какой-то реальности он мог бы быть столь распущенным. Интересно, а такие разговорчики бы завели Юнги? Вон как он голодно смотрит, словно этим взглядом пожирает. Хотя, его понять определенно можно, у него теперь Чимин в двойном экземпляре. — Юнги, ты улыбаешься слишком очевидно, — Минни касается его губ своими, когда тяжело дышащий Чимин слезает с крепких бедер императора. Выглядит это странно. Наложник будто со стороны смотрит на себя и Юнги, но ему не противно. Он просто подползает ближе, обхватывая одной рукой Юнги за шею и прижимается к его шее губами. Нет, он не мешает Минни целовать императора, он чуть ниже наслаждается теплом чужой кожи, проводит языком. Оставляет знаки, которые слишком откровенны и непозволительны для монарха. Но наложнику можно. Он слышит, с какими пошлыми звуками целуются Минни и император, он видит сплетающиеся в поцелуе языки, он чувствует их страсть своей кожей. И он тоже хочет быть частью этого. Нет, он уже часть этого сумасшествия. Именно поэтому парень помогает своему двойнику уложить Юнги, который не сопротивляется от слова совсем, на кровать. — Что вы задумали? — император выдыхает, улыбаясь уголками губ. И кончиками пальцев проводит по бедру Чимина, потому как тот находится ближе, чем Минни. — О, тебе понравится, — Чимин улыбается застенчиво и наклоняется вперед, чтобы поцеловать императора, проводя языком по чужим губам. И даже почти не слышит гортанного высокого стона Минни, который успел перекинуть ногу через лежащего на кровати императора и оседлать его. Теперь очередь милого и невинного, на самом деле нет, наложника. И ему нужно отстраниться и перекинуть ногу через шею Юнги, находя перед собой опору. Получается очень неловко ввиду его неопытности в такого рода делах — подумать только, сесть на лицо императора. Но каким же красивым выглядит Юнги между бедер. Он улыбается, если судить по чуть прищуренным темным глазам, а после сжимает пальцами бедра Чимина. И проводит языком между его бедер. Теперь жизнь наложника разделилась на до и после того, как он почувствовал язык в своей заднице. У парня словно сорвало крышу, потому что движения его бедер стали хаотичнее и быстрее, в то время как Минни за его спиной двигается медленно, поглаживая свое тело ладонями. А Чимин дрожит так же сильно, как когда у него был жар. Только эта дрожь гораздо приятнее. Во рту слишком сухо становится, а в голове ни одной мысли просто нет. Потому что язык Юнги внизу творит что-то невероятно. Сперва он просто проходится по сжатому сфинктеру, а после припадает к нему губами. Господи боже, словно целует, но не в губы, а в…  — Чими, ты слишком много думаешь, — Минни улыбается, а после проводит ладонью по напряженной спине наложника. — Повернись ко мне лицом. Чимину хочется закричать, что сложно не напрягаться и не думать, когда сидишь на лице Юнги. Но идея перевернуться выглядела весьма соблазнительной. Все потому, что наложнику было просто интересно посмотреть, как его двойник смотрится с членом императора внутри. Выпирает ли у него низ живота так же сильно, как у самого наложника? — Юнги, можно? — парень интересуется, а после охает от неожиданности, когда получает ощутимый укус в ягодицу. — Можешь не спрашивать меня, цветочек. Просто делай то, что хочешь, — император облизывается. А наложник ловит маленький сердечный приступ, потому что чувствует, как его император облизывается. Ну, в любом случае, если разрешение получено, то есть повод приподняться и аккуратно, чтобы не ударить случайно Юнги ногой, поменять положение. Оказалось, что смотреть в глаза улыбающегося Минни, который все так же неторопливо приподнимается и опускается на чужом члене, смущающе. Но не назвать это возбуждающим сложно. Ведь это выглядит по грешному красиво: приоткрытые губы Минни, розовый язык, что периодически скользит между ними, влажные короткие волосы, прилипшие к виску и тот бугорок внизу живота, когда он полностью принимает в себя член. Чимин стонет, высоко и громко, потому что не может сдержаться, когда сильные руки впиваются в его ягодицы, и Юнги начинает лизать сокращающуюся от нетерпения дырочку. Кажется, император вошел в кураж, расслабляя язык и обводя им вокруг чувствительного места, и напрягая его, когда тот проскальзывает внутрь. Двигая языком в наложнике так же, как если бы язык был членом. — Юнги… Минни, — шепчет Чимин, не уверенный в том, что хочет чего-то определенного. И его двойник подается вперед, накрывая чужие губы своими. Такого шквала эмоций парень давно не ощущал. Просто потому, что целоваться с самим собой, когда Юнги лижет его задницу, а Минни прыгает на члене императора, не приходилось раньше. Это до дрожи в кончиках пальцев, что зарываются в чужие волосы, чтобы сжать, приятно. И хочется сильнее. Хочется провести языком по этим пухлым губам и почувствовать их сладость, понять, почему Юнги называет свой возлюбленный цветок сладким. И Чимин делает, отпускает себя полностью, позволяя наслаждаться тем, что сейчас происходит без лишних мыслей. Они целуются долго, влажно и совершенно грязно. Так бывает, когда увлекаешься чем-то и забываешь обо всем. Ну, почти обо всем, все же, Юнги не лежит бревном, а очень добросовестно работает языком и двигает бедрами, трахая приподнявшегося на коленях Минни. Удовольствие похоже на самый настоящий снежный ком, который сперва такой маленький, а после, когда начинает скатываться вниз, становится все больше и больше. И когда тебя сшибает с ног эта громадина, ты кончаешь. Именно это сейчас и происходит с Чимином и Минни, которые стонут друг другу в губы и даже не пытаются быть тише. А Юнги с ума сходит от этого звука. Он тоже ходит по краю, но закончить хочет не так. А пока наложник неловко размазывает сперму, не только свою, как же неловко об этом думать, по торсу императору, Минни сползает на кровать и утягивает за собой парня, чтобы дать возможность Юнги подняться. И вид у него тот еще. Блестящие из-за задницы Чимина губы, раскрасневшиеся щеки и растрепанные волосы. Какой же он невероятно красивый с этим хищным блеском в глазах. — Вы такие красивые, — говорит Юнги, смотря сперва на Минни, который лежит, широко раздвинув ноги, а после на Чимина, который убирает волосы с лица. — Чими, залезай сверху, — предлагает двойник, проводя ладонью по своей груди и улыбаясь уголками губ. Кажется, Чимин ошибся в предположении, что этот парень младше. У него серьезный игривый взгляд и нет детской пухлости в районе щек. А может, он сейчас так изменился? — Что? — наложник закусывает губу. И сглатывает. — Просто ложись на меня, Чими, пусть Юнги насладиться видом, — Минни улыбается, протягивая руки к наложнику и аккуратно обнимает, когда их груди оказываются прижаты друг к другу. Довольно странные, но, определенно, приятные ощущения, когда соски трутся о другие. Чимину нравится ощущать на себе взгляд Юнги и, если судить по улыбчивому Минни, который снова лезет целоваться, ему тоже нравится. А еще ему нравится, как Юнги неторопливо проводит ладонями по ягодицам. Не аккуратно и нежно, скорее аккуратно и властно, дергает на себя, чтобы было немного удобнее, а после… Чимин снова задыхается. Юнги заполняет его одним толчком до основания. Трогает задницу Чимина и Минни, сжимает пальцами, разводит в стороны ягодицы и быстро трахает своего наложника. Поднимается ладонями на спину и сжимает волосы, для того, чтобы намотать на кулак и дернуть на себя. Парень поднимает голову из-за властного движения императора, а Минни, пользуясь случаем, лижет его в губы и подбородок. И резко стонет, выгибаясь вперед всем телом и сплетая пальцы с Чимином. Тот закусывает губу, когда чувствует внутри себя пустоту, а император заполняет его двойника собой. Ощущения странные. Минни трется о наложника всем телом, а ладонь Юнги лежит на его заднице, сжимая. Это невероятно приятно, однако парень хочет больше. А если хочешь чего-то, об этом нужно просто попросить, верно? — Юнги, я хочу… Мне не нравится чувствовать пустоту внутри, — Чимин краснеет, видя, как растягиваются в улыбке пухлые губы Минни, а после с них слетает протяжный стон. — Ох, Чими, ты такой жадный, — Юнги улыбается. Как довольный и сытый кот, а еще угол проникновения меняет, чтобы точно по заветной точке внутри попасть. И, судя по тому, как громко закричал двойник, у него это получилось. — Пальцы… Я говорил о твоих пальцах, — наложник утыкается носом в шею лежащего под собой парня. Хочется закрыть лицо ладонями из-за внезапно нахлынувшего смущения, но вместо этого парень проводит языком по шее Минни, заставляя того задрожать от переизбытка ощущений. Вот только Юнги щедрая душа, которая знает цену просьбам своего возлюбленного. Поэтому сжимает одной ладонью ягодицу сильнее, а второй, повернув ее вверх, двумя пальцами входит в Чимина. Он запрокидывает голову назад и стонет громче, чувствуя, как император снова начинает быстро двигать бедрами в Минни, а в нем самом пальцами. Быстро, ритмично, доставая до той самой точки, из-за которой перед глазами появляются цветные точки, и хочется постоянно кричать чужое имя на пике удовольствия. Вот только пальцы снова исчезают, а Чимин оказывается лежащим снизу, но это становится так неважно, когда его заполняет до основания член императора, а сверху о него трется его двойник. У него растрепанные волосы, поддернутый пеленой возбуждения взгляд и лихорадочно горящие щеки. Наверное, сам наложник сейчас выглядит не лучше. И это заводит. Парень разводит ноги шире, обхватывая ими бедра своего двойника и начинает активно, насколько это вообще возможно в его положении, подмахивать в такт толчкам. Минни же опирается обеими руками по обе стороны от головы наложника и уже не сдерживая голоса, кричит вместе с ним. Император Мин невероятно владеет всеми частями своего тела: будь то язык, пальцы или член. Да и какой смысл сдерживаться, когда настолько хорошо. И теперь приходит очередь Юнги запрокинуть голову назад и застонать. Просто потому, что Чимин уже не в состоянии сдерживаться и кончает с громким стоном. Все его тело напрягается так сильно, что каждая, даже самая маленькая мышца становится видна. Даже член императора внутри он сжимает, расцарапывая параллельно с этим спину своего двойника. Минни тоже не хватает надолго, он кончает так же громко, сжимая пальцами волосы Чимина и в блаженстве закатывая глаза. На пару секунд в покоях повисает тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием двоих. Дрожит пламя на догорающих свечах, что отбрасывает причудливые тени на стены. Светлячков уже не видно, поэтому можно сделать вывод, что рассвет наступит совсем скоро. Первым приходит в себя Минни. Он слезает с Чимина, поцеловав того в губы, а после поворачивается к Юнги, касаясь пальцами его груди. Подался вперед, чтобы поцеловать, а после растягивает губы в улыбке. — Спасибо вам за эту ночь, — одними губами шепчет двойник и растворяется в полумраке комнаты. Чимин растерянно хлопает глазами, садясь на кровати даже как-то слишком резко. Вот только напомнившая о себе не самым приятным образом поясница, заставила его болезненно зашипеть. И оказаться в горячих объятиях своего императора. Парень только улыбнулся, откидывая голову на чужое плечо. А после и ногу со свободной рукой, потому что это самое удобное положение для сна. — Получается, Минни исчез после того, как мы с ним, — Чимин улыбается, закусывая губу, а после смотрит в глаза Юнги. — То есть, за полгода вы ни разу?.. — Конечно нет, мой ласковый цветок, — император оставляет на чужих губах неторопливый поцелуй. — Пусть он и был похож на тебя, но это был не ты. А ложиться в кровать с кем-то, просто для того, чтобы ублажить свои потребности, я не хотел. Чимин издает высокий звук, совершенно ему несвойственный, и сразу закрывает рот ладонью. Юнги на это только смеется и переворачивается, нависая над наложником сверху, касаясь губами его шеи. А у парня словно открылось второе дыхание. Может, конечно, все дело в том, что он истосковался по близости с возлюбленным. Может ли быть иначе? — Ты какой-то перевозбужденный, мой император, — наложник обнимает его за шею, притягивает ближе к себе. А после пару секунд думает, перед тем, как притянуть Юнги к себе и ногами. Не выберется он из такой хитроумной ловушки. — Просто хочу отпраздновать то, что скоро выхожу замуж, — император улыбается, а у Чимин сердце резко вниз падает. Даже быстрее, если бы наложник со скалы прыгнул. — Как… Замуж? — Я решил даровать своему возлюбленному наложнику свободу, чтобы мы смогли на равных заключить брак. Ты его знаешь: немного ниже меня, длинные темные волосы, и он невероятно красиво улыбается. Юнги смеется из-за своей небольшой шалости, вот нравится ему смотреть на то, как Чимин злится и бьет его по плечу. Потому что после таких аттракционов поцелуи какие-то особенно сладкие получаются. — Ты же ответишь да, мой Чими? — Господи, конечно, — парень сжимает пальцами чужие щеки и подается вперед. Чтобы запечатлеть на чужих губах чувственный поцелуй.