Описание
никто из них не любит флуорисцент на вечеринках.
Часть 1
31 января 2021, 11:53
В груди каждый ритм отдавался эхом, и нельзя было ощутить даже собственного пульса — он был просто бешеный нахер. Танцпол, с волнообразным движением тел на нём, горел и искрился неоновыми лучами. Десятки ладоней тянулись к потолку, будто хватая яркий луч прожектора.
Омар перегнулся через стойку, чувствуя, как тёплые губы Андера коснулись уха.
— Маркиза устроила неплохую вечеринку, — пытаясь заглушить музыку собственным голосом, произнес парень, вскинув томный взгляд на лицо мусульманина, — а теперь налей мне чего-нибудь!
Ехидная полуулыбка растянулась на лице Муньоса, очерчивая ямочки на залитых неоном щеках. Глаза, словно черный колодец: черные, глубокие и невероятно притягивающие.
Смуглые пальцы бармена скользнули по губам, вкладывая меж них дольку лимона.
Кислота свела скулы Андера, окропила рот неприятным онемением, но вскоре сошла, оставляя за собой лишь яркий цитрусовый привкус. Цедра во рту, омытая горечью алкоголя, пестрила знакомыми нотами увеселения.
К этой смеси не хватало лишь косяка.
В дальнем углу сидел Гусман. Он потягивал свой выветрившийся мохито мелкими глотками, маниакально отряхивая ворот пиджака цвета сливочного мороженого. Лу от него не отлипала, прибивая к месту взглядом притихшую, залитую яркими вспышками света Надю.
Эта открытая война продолжалась даже среди сотен одурманенных глаз. Они не стеснялись показывать свою неприязнь друг дургу, а под промилле в крови это выходило даже грациозно и как-то светски. На любой вечеринке каждый друг дургу рознь. Будто за лучший отрыв кто-то из них получит золотую медаль, первенство на год или даже гонорар.
— Ненавижу чёртовы пятницы, — голос омывает дерзкая музыка, за ней не слышно себя, — тебе не надоело тереться у стойки, пока все отрываются? — потянув за сережку в ухе, изумленно вопрошает захмелевший Муньос.
Он не знал, как этот вопрос вообще сорвался с его губ. Гротескная тень от неона скользнула к руке, нырнула в стаканчик с напитком и подсветила подтаявший лёд. Андер невольно засмотрелся в этот глубинный цвет лазерного лимона, мешающегося в густой черноте «BlaVod»*.
— Я ненавижу флуорисцент, но обожаю стоять за этой границей. Смотришь, как люди из каменной статуи превращаются в податливую глину, — рука взметнулась вверх, а в ёмкости, что она держала, зашипел напиток.
В недоуменном взгляде голубых глаз заплясали огоньки интереса. Андер тщательно искал дорожки к этому отрешенному от семьи паренька — он особенный, и это проявляется не в его ориентации, взглядах на жизнь или в познаниях ебучих норм и несуществующей морали, нет-нет. Это проявлялось в его эмоциях.
Смотря в ивово-карие глаза Омара чувствуешь тепло. Оно окутывает мягко и неразъедающие. Шана был всегда неподдельным, часто донельзя смущённым и таким притягательным сейчас.
— И что ты создаёшь из этой безвольной массы? — лукавая усмешка зацепилась за уголки губ, растянула их чуть ли ни до ушей, выдавая явное подавление здравого разума алкоголем. — Брось, Омар! Ты же сам хочешь пойти туда! — кивок в сторону танцпола сопровождается игривым подмигиванием.
Андер впервые так раскрепощен на вечеринке Карлы. Он часто выпадал за грани тусовки, примостившись в кресле с вейпом и виски со льдом в руках, а потому всё заканчивалось как-то резко, по-животному — в постели с каким-нибудь парнем.
Он воспоминал ту чёртову «дрочку по-дружбе» от Поло. За это можно было ненавидеть себя. Он прикрывал преступника, лгал и играл чью-то постыдную роль. В этом сценарии явно был подвох, но Муньос разглядеть его не мог. За это можно себя уничтожить.
Чёртова тайна сковала, потащила на дно. Цепи обвились вокруг шеи, удушили, навязывая сотню страхов. Андер был уверен, что ему воздастся. Карма — злопамятная девица, она не упустит шанс надрать задницу и заставит сожрать собственные ботинки, омытые в чужой крови. Что-то должно было произойти. Предчувствие тайком пригрелось под ложечкой, высасывало размотанные нервы.
— Ты же не отстанешь? — заданный голос врезается в уши, вызвая очередную пьяную рефлексию.
Муньос ничего не ответил, хватая запястье мусульманина. Тот поспешил обойти стойку, протискиваясь сковь преграду разогретых в движении тел. Скоро он и сам присоединиться к ним, зачерпывая и умываясь крышесносным облегчением этого вечера.
Они расталкивали плечами раскачивающиеся тела под ядовитой негой. Те обливали одежду въедающимся алкоголем, передавая высокоградусную смоль из рук в руки, касаясь нарочито друг руга пальцами.
— Все же я ненавижу флуоресцент, — заключает Омар, потянувшись к теплым, горьким после выпитого губам.
За этим признанием тысяча эмоций. Андер не разделят их, принимая этот пылающий шар в холодную грудь. Сейчас не помешает тепло. Если алкоголь не греет, то желанная нежность с этим справится. Должна же?
Прилив дикой мелодии, гон басов по кругу и цикличность будто на старой пластинке формируют короткое откровение.
— Я, сука, тоже, — прижавшись к Омару в отчаянном поцелуе, Муньос окончательно выпал из реальности, теряя звук музыки.
В легком покачивании не мелькает желание дикого танца. Наслаждение и проба сладкого момента на вкус — не более.
Одиноких в своём счастье тела омывал мерзко-порочный токсичный флуоресцент.