Измени моё имя

***

— Немедленно вылезай, иначе будет хуже! — низкий голос Огастеса Пауэрса, разносился по тёмному дому. Держа в руках тяжёлый ремень, он медленно шагал из комнаты в комнату, ища мелкое создание, посмевшее взять то, что ему не причиталось. Ни его супруга, ни бестолковый сын, ни кто либо ещё не смели заходить в его кабинет, трогать его вещи, тем более открывать бесценное виски сорока лет выдержки. Его безумные глаза, беспорядочно метались по комнате, а челюсть скривилась то ли от бешенства, то ли от удовольствия от предстоящей порки мальчишки. Мистер Пауэрс был словно взбешённый бык с красной пеленой перед глазами, ему хотелось сейчас же схватить и содрать с Карла шкуру, однако же, не слишком спешить... Растянуть этот момент, заставить его почувствовать страх перед грядущим.  Стук лакированных туфлей разносился по всему дому. Десятилетний Карл выглядывал из-под кровати. Наверное, единственная сила, которая могла заставить его дрожать — тяжёлая рука отца.   Пятью минутами ранее, услышав звук открывающегося замка входной двери, мальчик, неудачно выбравший время для похода в отцовский кабинет, начал отчаянно пытаться запихнуть пробку обратно в горлышко открытого из любопытства виски. Одной рукой он держал бутылку, другой старался закрыть её, создавая суматоху из пальцев. В один момент тяжёлая стекляшка выскользнула и раскололась от удара о пол. Тёмно-бордовая жидкость растеклась по паркету из красного дерева и образовала лужу под ботинками. На несколько секунд он застыл с немом ужасе. Понимая, что следы преступления уже не спрятать, осталось только спрятаться самому. Карл выбежал из отцовского кабинета, оставляя за собой с каждым шагом менее и менее заметные липкие следы. Он нёсся на второй этаж в свою комнату, выключая свет в попадающихся по дороге комнатах.  Залетев внутрь, мальчик едва слышно закрыл дверь и замер, прислушиваясь к звукам. Стук. Стук. Стук. Отцовские туфли. Он на первом этаже. Пауэрс-младший залез под кровать. Он понимал, что этот проступок ему не спустят с рук. Отец отвешивал ему тяжёлые подзатыльники за любую непокорность или неосторожность в словах. За такое на нём точно не оставят живого места. Отец зароет его в саду за домом, а мать только плюнет в могилу.   Скрип двери. Отец зашёл в кабинет. Всё, наказание неизбежно.  Пальцы, колени мальчика неумолимо дрожали. Он закрыл себе рот рукой, чтобы вдруг не пискнуть.  — Мелкий засранец! — послышалось снизу.   Какой-то шорох. Лязг железной пряжки. Этот звук он ни с чем не спутает — отец достал из шкафа ремень. Широкий и массивный. Примерно через несколько минут он уже будет задействован. От страха Карл то широко открывал, то закрывал глаза, надеясь улететь из ужасающей реальности.   Шаги приближаются, значит, отец поднимается по лестнице. Комната Карла была первая по коридору. Сердце билось всё чаще, руки были холодном поту. Скрип двери. Мальчик увидел чёрные лакированные туфли. И через две секунды вздрогнул от заглянувшей под кровать головы. Пористый нос, щетинистый подбородок, глубокие морщины вокруг глаз уставились на мальчишку. Мгновение, и голова исчезла, а вместо неё потянулась рука, схватившая Карла за шиворот. Выныривая из своего убежища, мальчик ударился головой о деревянную перекладину кровати.  — Воот ты где... Думал спрятаться от меня...   Карл встал столбом не в силах произнести ни слова.  — Ты... жалкий говнюк... Ты забыл? Ты забыл, что я тебе говорил?  Мистер Пауэрс схватил Карла за шею и сократил расстояние между их лицами. Жмурясь, мальчишка сморщил нос от запаха тяжёлых сигарет, который исходил от отца.  — Ты говорил не заходить в твой кабинет, — пролепетал мальчик.  — Верно! Но, кажется, у тебя плохо с памятью, парень! — прокричал он прямо в лицо сыну, от чего тот ещё сильнее съёжился и поднял плечи. — А знаешь, что тебя теперь ждёт, знаешь?  Пауэрс потряс зажатый в левой руке тяжёлый ремень. Карл попытался вырваться, но отец уже замахнулся. Кусок кожи ударил по боку и мальчик завопил.  — На! — сквозь зубы произнёс мужчина, и ремень со свистом пролетел по предплечью.  Карл попятился в угол.  — Получай! — отец попал на другому боку.  Добрые пятнадцать минут удары, свист и лязг пряжки слышались в пустом доме. Отец выпустил из себя пар и ушёл из комнаты, оставив сына лежать под письменным столом.

***

Сидя на бортике ванны, Карл обрабатывал свежий рубец, от отцовского ремня. Его немного загорелая кожа была практически на пятьдесят процентов была усыпана синяками и ссадинами. Лучше бы он жил в детдоме, или бомжевал на улице, чем с такими родителями. Мать — всегда строга с ним, но только на словах, а отец наказывает за любую непокорность, и нередко телесно. Огастес вообще ни к кому не проявляет жалости. По его словам, жалость — воспитывает слабость, а Карл должен вырасти настоящим мужчиной, а не тряпкой. Его жизнь была похожа на день сурка. Подъём в шесть утра, в независимости от того, выходной день ли сегодня или будни, по выходным — дополнительные занятия от отца, в рабочие дни — школа, а по приходу домой — изнурительные тренировки, ведь он должен быть развит не только умственно, но и физически. Дальше, если до девяти вечера остаётся время, то Огастес, найдёт, чем заняться его сыну. Вымыть пол в подвале? Карл уберёт! Протереть шкафы, до верха которых даже он сам не достаёт? Карл уберёт! А если, он найдёт хоть пылинку, то жди беды. Свирепеет Огастес Пауэрс очень быстро! Любимое его наказание для Карла был ремень. Чёрный, кожаный ремень, где-то пять сантиметров в ширину, с серебряной пряжкой. Ещё есть розга. От её ударов гораздо больше остаётся рубцов и они дольше заживают. Карл и не представлял, как будет дальше жить. Ведь после школы отец хочет отправить его служить. Он как будто посылает Карла на верную смерть. Видимо не хочет пачкать свои руки. — Карл, что ты там делаешь? Немедленно выходи, щенок! — прокричал отец по ту сторону двери. Пауэрс ещё раз умылся холодной водой и вышел из ванны. На кухне его уже ждал завтрак и недовольные лица родителей. Как будто он сам виноват в своём рождении! Каждый раз, когда доходило дело до приёма пищи, ему как будто бездомной псине давали тарелку с какой-нибудь похлёбкой. А когда дома были гости, то и вообще запирали в комнате, чтобы он не позорил род своим существованием. По пути к школе Карл думал о том, что было бы прекрасно родиться в обычной семье, где есть любящие родители, может ещё братья или сёстры, где нет насилия. Но, видимо, в прошлой жизни он натворил чего-то плохого и теперь расплачивается. Погружённый в мысли, о так недосягаемой спокойной жизни, Карл и не заметил, что идёт прямо на проезжую часть. Его отдёрнула чья-то рука, оттянувшая его за кофту. Сразу после приземления на пятую точку перед его носом проехал на всех возможных ему скоростях Форд.

***

Джеймс Мориарти – сын состоятельных людей. Его отец владелец крупной табачной компании "Philip Morris international", мать — занимается модельным бизнесом. У него отличное воспитание и живёт он в достатке, но это всё не то. По ощущениям его родителям было на него всё равно, они были в постоянных разъездах и следили за ребёнком только слуги или нанятые няни. Они привыкли к проделкам мальчика, терпели их и спускали ему с рук абсолютно всё, то как Джим обливал со второго этажа рабочих рыбным бульоном, или то как он пару раз кидал нарезанную свеклу в стиральную машину. Джеймс уверил их, что больше они не смогут устроиться ни на одну работу с нормальной зарплатой, если хоть раз доложат на него родителям. Этим утром Джим в очередной раз договорился с шофёром, который довозил его в школу, о том, что он пойдёт сам. Отец голову свернёт этому водителю, если узнаёт, что он отпускает его чадо одного. Но деньги творят чудеса. И это правда. Даже ради той небольшой суммы, которую дают Джеймсу на обед, шофёр готов нарушить правила и отпустить того одного. По пути Джим размышлял о том мальчике из параллельного класса. Он наблюдал за ним уже в течение месяца. От школьных болтунов он узнал информацию о его семье и о нём самом. Когда у них была совместная физкультура, Джеймс видел в раздевалке, что на теле Карла было много шрамов. Мориарти сделал вывод о том, что у Карла довольно строгий отец, который лупит того за любую неповинность. Пауэрс практически ни с кем не общался, он был каким-то загадочным, со своей историей. И этим он и привлекал Мориарти. Джим понял, что если он поможет Карлу, то тот начнёт служить ему как верный пёс. На минуту вынырнув из этих размышлений Мориарти заметил, что этот самый Карл идёт впереди него. Джим решил, что не будет пока его догонять, а ещё некоторое время понаблюдает за ним. Но в какой-то момент он замечает, что Пауэрс совершенно не обращает внимание на происходящее вокруг и идёт на проезжую часть, по которой вот-вот должна промчаться машина. Мориарти срывается с места и бежит к Карлу. Он хватает Пауэрса за ткань кофты и тянет на себя. Они вместе падают на пыльный тротуар, и Джиму даже в этот момент совершенно плевать, что его форма, сшитая на заказ, испачкается. В течение минуты мальчики просто сидели в немом шоке на пыльном тротуаре. Глаза их были размером с блюдца. Джим был в шоке от своей выходки, совершенно не свойственной его обычному поведению, а Карл от того, что его только что могла сбить машина. "Хотя, может, это было бы и к лучшему" — подумал он. Пауэрс встал первый и протянул руку сидящему Мориарти. Тот принял помощь и начал отряхивать свою форму. По истечению процедуры он хотел начать разговор с Карлом, но увидел, как тот уже ушёл далеко вперёд. Джеймс решил, что выловит его на школьных переменах, а сейчас надо постараться не опоздать. Мориарти ждал большой перемены, чтобы можно было подольше поговорить с Карлом. И когда она началась, он сорвался со своего места и как можно быстрее побежал искать Пауэрса. Джим решил, что с начала пробежится по коридорам, а потом в столовую, вдруг он окажется там. Выглянув из-за поворота, он увидел, как его "жертва" стоит возле окна. Мориарти начал тихими шажками подкрадываться к нему. Уже достаточно приблизившись, он заметил, что один рукав рубашки Карла подвёрнут, и на его ладони и локте красуются свежие ссадины. — Тебе больно? — неожиданно даже для самого себя спросил Джеймс. — Терпимо, — ответил Пауэрс совершенно спокойно, видимо, он слышал, как Мориарти к нему подкрадывался. Повисло неловкое молчание. Джеймс не знал, как начать разговор. А ведь минуту назад он был уверен, что сможет разговорить этого загадочного мальчика. — Хочешь пойдём в медпункт? Там тебе обработают раны, — всё-таки выдавил из себя предложение Мориарти. — Не стоит. Зря время потеряем. Тебе нужно в столовую? Иди быстрей, а то перемена закончится, — голос Пауэрса звучал чересчур уверенно, даже для своих десяти лет. Казалось, будто он был командиром полка. — Да, да, мне нужно идти, — Джим уже сорвался с места, но вдруг резко остановился. — Тебе, кстати, тоже надо туда, — Мориарти развернулся и посмотрел на того с ухмылкой. Похоже, Карл хотел от него отвязаться, но не тут-то было. Пауэрс тяжело вздохнул, словно понял, что так легко он не сможет отделаться от Джеймса Мориарти.

***

Они вместе сидели за одним столом в душной столовой. Вокруг гудели ученики, а Карл и Джим молчаливо ели свои обеды. Это молчание решил прервать Мориарти. — Расскажи мне про свои шрамы. Я видел их у тебя в раздевалке, — да, прям так прямолинейно начал разговор Джим. — Я понял только то, что тебя вероятнее всего бьют дома, — сказал Мориарти и сделал непонятный жест вилкой. Карл сначала округлил глаза, а потом вернул прежнее выражение лица и со спокойным видом сказал: — Я не хочу с тобой говорить. Это не твоё дело. И я знаю тебя всего ничего, — Пауэрс посмотрел на него, по-птичьи склонив голову на бок. — Почему ты не хочешь мне рассказать? Кроме меня с тобой никто не разговаривает. Мне кажется, мы могли бы стать друзьями, если бы ты перестал темнить, — Джим как можно дружелюбнее улыбнулся. Прозвенел звонок. — Я подумаю над этим, — сказал напоследок Карл и скрылся в толпе выходящих из столовой школьников.

***

Тем днём Карл, идя из школы домой, думал о Джиме Мориарти. До этого он видел его время от времени в школе, несколько раз слышал о его проделках (однажды он поджог длинные волосы какого-то паренька), но никогда не контактировал с ним лично. Чего бы ему вдруг стало на него не всё равно? Этот сумасшедший, совершенно не беспокоящийся о последствиях своих действий мальчишка мог пустить про него мерзкие слухи по всей школе. Тогда стало бы небезопасно не только дома, но и там. Пауэрс открыл парадную дверь своего дома и поставил тяжёлый рюкзак на полку для обуви. В коридоре показалась мать, чьё лицо выражало недовольство и готовность за что-то отчитать сына. — Твоя успеваемость в школе снизилась. Я звонила твоей учительнице, она сказала, что ты стал не особо внимателен на уроках. — женщина поджала губы, и ненадолго замолчав, продолжила. — Карл! Мы делаем всё, чтобы ты вырос сильным, успешным мужчиной, но ты как будто не хочешь принимать нашу с отцом помощь. Что с тобой такое? Сколько тебя не учи, сколько не наказывай, всё без толку! Карл молча смотрел на мать, ожидая, когда она закончит. Он не знал, что ответить, и, впрочем, не хотел этого делать. — Вечером всё будет рассказано твоему отцу, — заключила миссис Пауэрс и ушла в гостинную. Карл взял рюкзак за одну лямку, и волоча его по полу, поплёлся на кухню. — Сегодня вы остаётесь без обеда, молодой человек! — прозвучал мамин голос из соседней комнаты. — И если вы не сделаете уроки, не сделаете их без единой ошибки, то останетесь и без ужина! Мальчик запрокинул голову, закатывая глаза. Надо было съесть в школьной столовой больше. Он гневно схватил в охапку свою сумку и направился в сторону своей комнаты. Хотелось накричать в лицо матери, проорать на весь мир о несправедливости своей жизни, со всей силы надавать кулаками отцу в живот, обвинить их обоих в своих бедах и сбежать из этого дома. Зайдя в свою комнату, Карл швырнул рюкзак на кровать и стал колотить руками по подушке, не зная куда ещё деть свою злость. В тот вечер мать нашла написанный сыном текст в домашней работе по английскому языку корявым (мальчик просто не мог писать аккуратным подчерком, когда внутри него кипели гнев и обида) и обнаружила пару ошибок в задании по математике. Пауэрс всё-таки задумался о предложении Джима после того, как он остался без ужина и получил пару новых синяков на ягодицах от отцовского ремня. Было невыносимо держать всё в себе и молчать. А Джим сам предложил ему поделиться. Может, у него нет злого умысла? Может, он действительно сочувствует? Да и может ли быть ещё хуже, чем сейчас, если он расскажет?

***

— Это от папиного ремня с металлическими вставками. Он его никогда не носит, эта штука висит в его шкафу специально для меня, — говорил Пауэрс внезапно прижатому к стене Джиму. Мальчик задрал рукав выше локтя и показал Мориарти малиновый продолговатый синяк. — Это я разбил себе пальцы несколько дней назад, пока от злости бил кулаками стену дома. — Карл развернул ладони тыльной стороной и показал заживающие ранки, покрывшиеся бордовой корочкой. — А вот это, — паренёк повернул голову боком и, раздвинув волосы над ухом, показал синеватую шишку, — отец швырнул меня через всю комнату, и я ударился об угол стола. Джим выглядел крайне удивлённым. Он ошарашенно отошёл от стены и только и прошептал: — Улёёт… С тех пор ребята стали везде ходить вместе. Мориарти оправдал доверие Карла и никому не рассказал о домашних побоях. Пауэрс никогда не чувствовал себя таким счастливым. В его жизни наконец-то появился человек, которому было не всё равно до его переживаний. Он показывал новые синяки, то ли жалуясь, то ли хвастаясь, а его друг слушал, не спуская с него глаз, и заедал попкорном. Карл удивлялся не меньше, когда Джим рассказывал о своих домашних проделках. Ему бы точно не сошло такое с рук. Ребята встречались на каждой перемене и всё болтали, болтали, пока не прозвенит звонок и ещё минуту после него. Через какое-то время мальчики стали вместе гулять после школы. На вопросы матери о своих задержках Карл отвечал, что он дописывал контрольную, или что учитель попросил его помочь с объяснением темы однокласснику, или что проводили дополнительные занятия. Мальчик стал меньше переживать из-за того, что творилось у него дома. Ему как будто начало становиться всё равно на бесконечные придирки и наказания. В моменты, когда бушевал отец, когда отчитывала мать, он переставал их слушать. Он думал о своём, думал о Джиме, вспоминал комиксы, которые он показывал. А когда всё заканчивалось, молча уходил в свою комнату. Так прошёл год. Ребята перешли в среднюю школу. И однажды в сентябре Джим принёс в школу мини-взрывчатку. — Ну не знаю, — рассеянно пробормотал Карл, разглядывая маленький зелёный шарик. — Да ты что? Ты хоть представляешь, как будет весело? — А ты представляешь, как мне будет весело, когда об этом узнает мой отец? Джим нетерпеливо перемялся с ноги на ногу. Он был решительно нацелен подбить друга на срыв урока. — Про это можешь даже не беспокоиться. Если раскроется, что это мы, я возьму всю вину на себя. — Всё равно как-то… А где ты её вообще достал? — Мой отец служил в армии, помнишь я рассказывал? Это, конечно, было давно, но вчера я пробрался в его кабинет и обшарил весь его письменный стол. Мне удалось открыть отмычкой закрытый ящичек. И знаешь, что там было? Во-первых, серебряный револьвер, во-вторых, это, — Мориарти покрутил в пальцах маленькую взрывчатку. — Она лежала в коробке, и была там не одна. Поверить не могу, что папа их ни разу не использовал. На его месте я бы уже давно напихал их кому-нибудь в зад. Карл метался меж двух огней. С одной стороны соблазн от Мориарти, с другой тяжёлая рука отца. — Это, конечно, здорово, но мне… Да пофиг, какой план? Джим торжествующе заулыбался. — Такой штукой полшколы не взорвёшь, даже стол мистера Гилберта не разлетится. К сожалению. Но! Но. Когда она взорвётся, она очень сильно начнёт выделять цветной газ. Такие вещи используют, когда хотят от кого-то скрыться. Она напустит такой туман, что не будет видно дальше носа. И самое главное. Знаешь, где ей суждено взорваться? Пауэрс вопросительно поднял брови. — В штанах мистера Гилберта! — Ну ты… даёшь… И как ты приведёшь её в действие? — спросил мальчик. — Достаточно нажать вот эту маленькую кнопочку, — Джеймс развернул взрывчатку и показал мизерную кнопочку меньше половины сантиметра в диаметре, — и наша девочка взорвётся через тридцать секунд. — Откуда ты об этом… — Инструкция. В коробке с остальными взрывчатками, — перебил его Мориарти. Прозвенел дребезжащий звонок. Джим спрятал свою игрушку в карман, и ребята вышли из туалета по направлению к классу английского. Спустя двадцать минут Джеймс лихорадочно ожидал, когда мистер Гилберт пройдёт мимо него. Ребята постоянно переглядывались. Мориарти и Пауэрс сидели в разных концах класса с тех пор, как учитель рассадил их подальше друг от друга за разговоры. Классу было дано письменное задание, и все уткнулись в тетради. Джим уже боялся, что унылый преподаватель так и не предоставит ему возможности закинуть маленькую кругленькую взрывчаточку в задний оттопыренный карман его старых штанов. Но вот, наконец он встал рядом с его партой, да ещё и наклонился к соседнем мальчику, выпячивая задницу практически в лицо Джеймсу. Он тут же достал из пенала взрывчатку и истерически стал давить на кнопку. Но та оказалась более тугой, чем представлял мальчик. Он нажимал со всех сил, опасаясь, что мистер Гилберт отойдёт в любой момент. В конечном итоге кнопка поддалась, и быстрым движением руки Мориарти уронил её в карман учителя. Из-за плотной ткани брюк тот ничего не почувствовал. Карл округлёнными глазами наблюдал за происходящим. Преподаватель пошёл дальше между рядами, а Джим развернулся к Пауэрсу и улыбнулся во все тридцать два, показывая большой палец вверх. И через некоторое время (которое показалось Карлу томящейся в ужасе вечностью) в заднице мистера Гилберта произошёл большой и громкий БАХ. Он подпрыгнул от неожиданности, а дети залились смехом. Тут из его штанов полились зелёные пары, и класс начал хохотать так громко, как только мог. Джиму едва хватало дыхания на смех, он уронил голову на парту и истерически дёргался. «Какой удачный попался цвет», — подумал он, его лицо приняло бордовый оттенок. Карлу было то ли весело, то ли страшно. С одной стороны, это гениально, до ТАКОГО ещё додуматься надо, чтобы запустить в штаны учителю зелёный газ, но с другой стороны, если про всё узнает его отец, можно уже заранее выбирать цвет гроба. Тем временем газа становилось всё больше. Учитель отбежал к доске тёр свою пятую точку, пытаясь осмыслить, что происходит. Зелёный непроглядный туман уже поглотил первые ряды. Дети повскакивали и понеслись в противоположный конец довольно небольшого класса. Но вскоре газ всё равно дошёл до них. Все начали путаться, спотыкаться друг о друга. Кто-то искал ручку, чтобы открыть окно, кто-то ручку от двери в школьный коридор. Занятия в тот день, конечно, были закончены. Всех находящихся на уроке английского выстроили в линию в пустой столовой. Сам директор школы принялся выяснять, кто был зачинщиком. — Вам смешно сейчас, не так ли? Три ваших одноклассников, сильно надышавшиеся этим газом, сейчас в медпункте. Как и мистер Гилберт, который, мало того, был в эпицентре взрыва, но и ещё получил сильный ожог на… эм… правой ягодице. Поверьте, я узнаю, кто в этом виноват. И виновник будет строжайше наказан. Директор ходил вдоль шеренги школьников. Он установился у Джеймса, который лукаво улыбался, видимо, даже не пытаясь скрыть, что это был он. — Мориарти! — мужчина средних лет наклонился одиннадцатилетнему мальчику в лицо. — Сэр? — Это ваша выходка, не так ли? — Вы думаете, я виноват в том, что у мистера Гилберта пошёл зелёный газ из штанов? Дети снова начали давиться со смеху. — МОЛЧАТЬ! — вскрикнул директор. — Кто среди всех этих детей, кроме вас, мистер Мориарти, мог на такое решиться? — мужчина сощурил глаза и пробежался по лицам учеников. — Разве что у вас были сообщники… В этот момент все одновременно повернулись на Карла. То, что Карл и Джим закадычные друзья, было известно давно. — Пауэрс? Вы причастны к этому? — Нет, сэр. — уверенно произнёс мальчик. — А вот мне почему-то кажется, что да. Карл хотел отрицать, но вдруг из линии ребят раздался чей-то голос: — Я видел их вдвоём в туалете! Они пробыли там всю перемену. И зашли в класс вдвоём после звонка. — Что ж, спасибо, мистер Андерсон. Все свободны. Кроме вас, — директор указал указательным пальцем одной руки на Пауэрса и другой руки на Мориарти. — Вас ждут большиие неприятности.

***

В доме Пауэрсов раздался звонок в дверь. Карл предполагал, что это будет Джим, и он не ошибся. Перед Мориарти открылась входная дверь. Он увидел друга с разбитой верхней губой. Джим сморщился и почесал затылок. — Всё хорошо? Карл молча смотрел на него. Он был зол. И на отца, и на Джима, за то, что он втянул его во всё это. — Мне жаль, что с тобой это случилось, — Мориарти сочувствующе посмотрел на друга. Он попытался улыбнуться, чтобы хоть как-то подбодрить его и разбавить атмосферу. — Но меня оправдывает, что было весело. — Уходи. Лучше, чтобы отец не видел, что ты пришёл. Неловкая улыбка начала ускользать с лица мальчика. — Прости. Я не хотел, правда не хотел, чтобы тебя побили. Надо будет в следующий раз засунуть взрывчатку не в задницу мистера Гилберта, а в задницу твоего отца. — Не думаю, что следующий раз будет. Знаешь, пока отец меня бил, мне казалось, что он меня убьёт. И ты, ТЫ уговорил меня участвовать в этом. — Но мы же… мы же останемся друзьями? Пауэрс снова замолчал, давая своим видом понять, что этого может и не быть. — Кааарл… Ты лучший из всех! Все остальные такие скучные, такие нудные. Прекрати уже… Да, я виноват, но это же не я выдал тебя. Мориарти подошёл и обнял друга. Сзади послышался голос матери, которая спрашивала, кто пришёл. Карл отпихнул Джима и закрыл перед его носом дверь, отвечая матери, что ей показалось. Оба мальчика долго не могли уснуть той ночью, обижаясь и друг на друга, и сами на себя, и на взрослых.

***