Dearme, foile beanna

      — Это что ж за девку ты приволок? — голос хозяйки корчмы резал воздух, как ржавая пила. — Проблем захотел, что ли?       — Да какие проблемы, ты поглянь на неё, баба бестолковая! — отмахнулся мужик, почёсывая густую бороду. — Солнцем опалённая, вся в синяках, пылью пропиталась. Пьёт, как губка твоя, не напоить.       Болека задумчиво уставился на чужачку, подобранную на тракте. Худющая, измученная, с подсохшей раной на виске. Лицо чистое, без крестьянской грубости — нос прямой, руки гладкие, точно тяжёлой работы не знали. Волосы длинные, каштановые, до лопаток, слегка растрёпанные, но ухоженные. А платье — странное, цветастое, не такое, как у местных баб.       «Неужто чаровница? — мелькнула мысль. — Вот тогда влипли».       — Дык откель она взялась-то? — прервала его раздумья Иренка, хозяйка и по совместительству его сварливая жёнушка.       — Не ехала, шла пешком. Кто знает, откуда. Избитая вся, еле живая. Ещё б чуть — и спеклась бы на жаре.       — Ох, нечисто тут что-то, Болека! — Иренка прищурилась, ткнув пальцем в сторону гостьи. — Ты глянь на тряпьё её, не простая девка! Дворянка, поди, важная!       — Тьфу на твой язык, дура! Какая дворянка? Чаровница, вот кто, — Болека снова потёр бороду, хмурясь. — Глянь, как жрёт — будто неделю не евши. Надо бы выспросить, откель она.       — Так по-эльфячьи спрашивай! — фыркнула Иренка. — Чаровницы ж на эльфячьем балакают, по-людски небось не разумеют!       — Я тебе что, ушастый? Сама и спрашивай, коли умная такая, — огрызнулся он.       Болека покосился на гостью и решил зайти издалека:       — Эй, девка… как тебя там? Вкусна ль похлёбка? Хлеб мягкий ли?       Ева сидела, глядя в мутное оконце, лениво ворочая ложкой в миске. Мысли кружились, как осенние листья на ветру. Кметы что-то лопотали, но она их едва замечала.       «Жива, — думала она. — Разве этого мало?»       «Идти наугад в незнакомом месте? Нет, — она мотнула головой, словно отгоняя глупую идею. — Это и трогательно, и смешно, но бесполезно. Только силы зря тратить. Надо разузнать, что к чему, а там решу».       Болека, видя её молчание, решительно шагнул ближе и потряс за плечо:       — Эй, дев… госпожа чаровница! Разрешите обратиться.       Ева вздрогнула, обернулась, глядя на него удивлёнными карими глазами. Мужик кашлянул и продолжил:       — Я вас на дороге подобрал — худющую, раненую. Травница местная раны заштопала, на славу постаралась, шрамов не останется. Накормили, обогрели. Так откель вы, милсдарыня, и куда путь держите?       «На Кудыкину гору», — чуть не сорвалось с языка, но она сдержалась.       — Мне бы самой это знать, — тихо ответила она.       Болека замер с открытым ртом, явно не ожидая такого. Ева, не давая ему опомниться, добавила:       — Не знаю, как сюда попала. Совсем не понимаю. Где я вообще? Это деревня какая-то?       Кмет нахмурился, переваривая её слова.       — Деревня, ясное дело. Вересковка. Живём тут тихо, спокойно. Нильфы нас обошли, твари всякие редкость, а коли вылезут — ведьмари разберутся. Мутанты, страховидлы, но полезные. По тракту на северо-запад, — он махнул рукой, — Вроницы будут. Городишко справный. Кровавый барон там главный. Почему Кровавый — не ведаю и знать не хочу, честно.       «Стоп, какая Вересковка? Какие Вроницы? — мозг Евы закипал. — Это что, мир “Ведьмака”? Я тут оказалась? Бред, бред! Меня сбила телега, и это мой умирающий разум выдумывает байки?»       Паника подступала, руки задрожали. Переместиться в другой мир? В этот мир — полный чудовищ, крови и смерти? Нет, разум отказывался верить.       «Спокойно, тихо, — уговаривала она себя. — Разберусь. Хотя бы попробую. Но не сейчас — косятся уже, как бы не заподозрили. Надо виду не подавать». Она кашлянула и выдавила:       — А… тут поблизости чародейки есть? Или чародеи?       — Нет, милсдарыня, из вашей братии никого не видали, — покачал головой Болека.       — Ты сказал, рядом городок, Вроницы. Как туда добраться?       — По тракту, как иначе. Через лес можно, да только дурень туда сунется — твари загрызут, костей не сыщешь. Но вы не серчайте, милсдарыня, сегодня лучше останьтесь. Отоспитесь, а утречком в путь. Я подсоблю — в соседнюю деревню должок отдать надо. Довезу до развилки, а там уж сами. С чарами-то не пропадёте.       «Ага, с чарами, — усмехнулась она про себя. — Откуда они взяли, что я чаровница? А, платье и руки не крестьянские, ясно».       — Хорошо, тогда я бы хотела отдохнуть. Устала.       — Иренка! — гаркнул Болека. — Милсдарыня чаровница спать желает. Отведи её, да воды натаскай. Сегодня подсобим, а там, глядишь, и она нам поможет.       Иренка отвела её в тесную, но уютную комнатку. Натянула воды в бадью, показала, как управляться с местными «удобствами». И, конечно, не удержалась от расспросов. Узнав, что Еве всего двадцать два, она аж присвистнула: «Чародейкам-то всем за полсотни, поди!» Ева не стала её разубеждать — пусть думают, что хотят, лишь бы не трогали.       Намывшись и вытершись грубым полотенцем, она натянула платье — спать голой не хотелось, а другой одежды не было. Упала на кровать, уставившись в потемневший потолок. Мысли кружились, как вороньё над полем.       «Как меня сюда занесло? И что теперь делать?» — безнадёжность сжимала грудь, но ответа не было.       Она резко села, накинула на плечи шерстяной плед — тёплый, пахнущий сеном. Оглядела комнату: четыре стены, стол, кровать, пара сундучков с барахлом. «Мало человеку нужно, — подумала она. — А в таком мире и вовсе привыкать к вещам нельзя. Сегодня есть, завтра отберут. Или бросишь, убегая. Здесь, небось, так и живут — на краю пропасти».       Внезапно тишину разорвал шум. Собаки залаяли, скотина замычала, птицы смолкли. Ветер завыл, холодный и протяжный, пробирая до костей. А потом всё стихло — зловещая, гнетущая тишина накрыла деревню. Ева почувствовала, как волосы на затылке шевельнулись. За окном послышался топот копыт, лязг металла, лошадиное фырканье. И вдруг — крики. Истошные, полные ужаса вопли людей, умирающих страшной смертью.       Воздух пропитался войной — едким дымом, кровью, потом. Скотина в хлевах обезумела, рвалась наружу, мычала и блеяла, пытаясь бежать от этого кошмара. Ева приоткрыла ставни и замерла. Перед ней оживал её сон — те же безмолвные всадники, рубящие всех на пути. Дикая Охота. Dearg Ruadhri. Эльфы Aen Elle.       «Нет, нет, только не это!» — она мотала головой, отказываясь верить.       Кавалькада смерти неслась по деревне, оставляя за собой пустоту. Говорили, Дикий Гон забирает людей перед войнами, утаскивая их в безумную скачку по небу. И нет от них спасения — только конец света положит конец их вечной охоте.       Внезапно дверь корчмы с грохотом рухнула. Один из эльфов ворвался внутрь — высокий, в доспехах, стилизованных под скелет. Крики хозяев сменились стонами, мольбами о пощаде. Но он не слушал, продолжая своё кровавое дело.       Ева очнулась от оцепенения. «Бежать? Нет, — вспомнился сон, лес, удар. — Нельзя». Она юркнула под кровать, свернувшись в комок. Руки дрожали, сердце билось в горле, лоб покрылся испариной. «Я не побежала, как во сне, — шептала она себе. — Всё будет иначе».       Крики в корчме стихли. Тишина сменилась треском — дверь в комнатку сорвали с петель. Ева вздрогнула, ударившись головой о доски. «Тихо, не шевелись, он не заметит», — твердила она, зажимая рот рукой.       Но судьба решила иначе. С грохотом кровать разломилась пополам — что-то тяжёлое рухнуло сверху. Щепки впились в кожу, страх сковал тело.       — Трусливый Dh’oine, вылезай, — прогремел голос. Тот самый — бархатный, леденящий, из её кошмаров.       Эльф отбросил обломки и рывком вытащил её за ногу. Ева не могла шевельнуться — страх парализовал. Она смотрела на него снизу вверх: огромный воин в доспехах из тёмного металла, шлем повторяет изгибы черепа, наплечники закрывают шею. Он снял шлем, открыв выбритую голову с багровыми полосами на лице — боевой раскрас или тату. Глаза — серо-голубые, миндалевидные, полные презрения.       — Хмм… Beanna, — ухмыльнулся он, схватив её за подбородок и заставляя смотреть в глаза.       Ева пыталась вспомнить хоть что-то из книг или игр, но разум онемел.       — Что тебе нужно? — выдохнула она, голос дрожал, губы тряслись.       Он не ответил, лишь ухмыльнулся шире, небрежно касаясь её тела. «Если он это сделает, я умру», — мелькнула мысль.       Эльф тихо засмеялся, схватил за вырез платья и рванул ткань с плеч. Ева закричала, но он зажал ей рот ладонью, вдавив голову в пол. Она билась, но силы были неравны.       — Тише, — прорычал он, стальные пальцы впились в грудь, вырвав ещё один вскрик. — Лежи спокойно. Если мне понравится – останешься жива.       Боль разлилась по телу, сознание помутилось. Он сорвал остатки платья, придавил её своим весом, не давая вырваться. Ева сопротивлялась, но он наслаждался её беспомощностью, смеясь над каждым ударом.       Его руки сдавили запястья, заломив их над головой. Сердце колотилось в горле, дыхание сбилось. Язык эльфа скользнул по её губам, грубо раздвигая их, проникая внутрь. Жар и ужас смешались, утягивая её в пропасть.       Она пыталась бороться, но он прижал сильнее, ломая волю. Боль вспыхнула внутри — резкая, жгучая, от его грубых движений. Время растянулось, реальность ускользнула. Ева отключилась, уносясь в тёмные, жаркие дали — в пекло, из которого едва выбралась.       Очнулась она от удушья. Эльф поднимался, поправляя доспехи. Бросив на неё победный взгляд, он шагнул к дверному проёму.       — Va fail, beanna, — бросил он напоследок и исчез.