how sad it is for you, I'm all yours

***

      Билли проснулась неясно отчего: может, петух закричал, а может ей просто что-то приснилось. Впрочем, скорее всего не это играло роль, ведь открыв глаза, девушка себя обнаружила в кресле, что стояло в углу совершенно не её комнаты. В рёбрах до ужаса гудело от корсета, а волосы от пучка.       Собравшись с мыслями и окончательно сфокусировав зрение, О’Коннел осмотрелась, через секунду замечая на своих коленях «Чувство и чувствительность» Джейна Остена. Она совершенно ничего не помнила, будто вечер вчерашнего празднества исчез, оставляя лишь зацепки. Чуть поодаль на кровати спала Мишель, её распущенные волосы огнём расходились по постели. Девушка спала на животе, и лица её не было видно вовсе.       Протерев сонные глаза, темноволосая поднялась с кресла, укладывая в него книгу. Грудная клетка Питтерсон двигалась в размеренном темпе, но корсет все ещё был туго затянут на тонкой, осиной талии.       В последний раз взглянув на девушку, О’Коннел, боясь дотронуться до рыжевласки, тихо удалилась из комнаты.       Мыслей было куча. Оно все переплелось, тугим узлом сжимая черепную коробку и не давая хоть немного обдумать ситуацию. В её теле была безумная эйфория, ноги не держали вовсе, уши и щеки горели, а глаза сохраняли вчерашний мутный образ. Смущение, казалось, вросло в Билли, ходило за ней по пятам. Хотелось пережить все заново, повторить, продолжить.       Уже спустившись по лестнице на первый этаж дома и пару раз знатно ругнувшись, девушка подошла к входной двери. Ещё раз пугливо оглянувшись, темноволосая дернула за ручку, в надежде поскорее сбежать, дабы не наткнуться на нежданных гостей.       Как выяснилось спустя пару мучительных минут — дверь заперта. И, вероятно, откроется она лишь тогда, когда кто-то постучит. —Может, Вам помочь? — легким шуршанием донёсся сладостный шёпот, от которого всегда становилось по-детски неловко, —Ключ у меня.       От досады прикрыв глаза и закусив губу, Билли медленно повернулась. Перед ней в белом переднике стояла Аннабелль со связкой ключей, и вежливая улыбка которой не сходила с лица. —Да, спасибо, — опуская глаза в пол, тихо сказала О’Коннел, сжимая кулаки.       Женщина, легко кивнув, подошла к двери и, достав увесистую связку ключей, начала искать нужный. Признаться честно, темноволосая даже предположить не могла, откуда столько ключей, и какие двери они открывают. Внезапно, в голове мелькнула мысль, настолько очевидная и забавная, что девушка ошарашено спросила: —У Вас же здесь ключи от всех комнат, верно? И от комнаты Мишель? —Конечно, — по-доброму усмехнувшись, шепнула Аннабелль.       Нужный ключ был найден, и женщина пропустила вперёд Билли, оставаясь на пороге. —Не могла же я Вас там закрыть, Мисс О’Коннел. Будьте аккуратны, когда пойдёте домой, — и снова острые черты лица смягчились улыбкой, а тонкая, венистая рука пожала девичью.

***

      Утро было прохладным. Оно освежало и приводило в чувство, заставляя трезво смотреть на произошедшее. Впрочем, размышлять было и не о чем. Главное целью сейчас было быстро дойти до дома и, наконец переодевшись, отдохнуть хоть пару минут, прежде чем снова отправиться на работу.       Все поместье было абсолютно туманным, влажным и до непозволения тихим. Петухи не кричали, рогатый скот не буйствовал, а породистые жеребцы мирно спали. Туфли Билли были по щиколотку в грязи, пока она дошла до лачуги, где рядом, на коновязи стоял верный конь.       Зайдя в дом, девушка сразу же сменила одежду, свободно выдохнув после корсета. Тело её было местами опухшим, а на талии и рёбрах — под грудью — виднелись следы от комбинации и утянутой шнуровки. Надев старую тёмную рубашку, рабочие залатанные штаны и ковбойские сапоги, О’Коннел, умыв лицо, отправилась варить кофе. К сожалению, выходной мало кому полагается здесь.

***

      Часы, в очередной раз, тянулись словно сахарный сироп, отчего у Билли уже тряслись руки. Сегодняшний день казался расплатой за вчерашнее секундно-мнимое наслаждение — всех жеребцов надобно было готовить к транспортировке по штатам. Вся работа превратилась в «сурковую», не отличаясь разнообразием: расчесать, вымыть, подстричь, покормить. Уже к вечеру, как поговаривают, рота охранников по единожды переведёт каждого купленного к торговому составу. И эта мысль была единственной радостной, ведь, логичным завершением дня будет неуютный и смазанный отдых.       Заплетая кривые косички на грубой гриве одного статного фокстроттера, О’Коннел прислушалась: казалось, кто-то истошно кричит и проклинает нечто. Нахмурив брови и настороженно направив голову в сторону звуков, девушка подозвала к себе новоиспечённого помощника: —Яго, замени меня, будь добр, — даже не поворачиваясь в сторону подмастерье, кинула темноволосая, быстрым шагом направляясь к выходу из загона, —Как закончишь, отведи к третьему выезду. —Конечно, Мэм! — радостно выкрикнул молодой мексиканец, резво подбегая к коню.       С каждой секундой нервы клокотали все сильнее, а голова додумывала глупые сценарии. О’Коннел быстро поняла, откуда был «стекольный» шум — здание поместья. А точнее, главный его вход.       Солнце уже начало заходить за горизонт, опаляя кровью прерии. Будто на иголках добравшись до поместья, перед Билли предстала странная картина:       Толпа горничных столпилась у мраморных ступеней пред входом, рядом с ними же стоял сам Аксель с Дервиллой. В глубине толпы слышался плач и через секунду частое «ну тихо, тихо».       Терпение было уже совсем на исходе. Темноволосая подошла к толпе, в которой её появление вызвало немало внимания. Дюжина взоров устремилась на неё, будто ожидая неизвестного вердикта. Посреди, как оказалось, сидела Мишель — до ужаса грязная, в (когда-то) светлом атласном, по рукам, лицу и шее имея ссадины и синяки. Медь её спутана, с частицами листьев, веток и земли. Тонкие руки дрожат, обнимая саму себя, а слёзы текут реками, спасательно смывая дорожную пыль и кровь с лица. —Что здесь, черт возьми, произошло? — командным тоном спросила О’Коннел, глазами пробежавшись по каждому присутствующему. Её строгость скрыла влюблённое волнение, что так и норовило выпрыгнуть и приласкать рыжую. —Мисс О’Коннел, ничего серьёзного, — слегка в смятении-рансе произнёс Аксель, без остановки глядя на дочь, —Все в относительном порядке. —Порядке?! В каком месте все в порядке? Зачем ты врешь? — в истерике крикнула Мишель, поднимаясь со ступеней, обнажая местами порванное платье. Девушка разочарованно посмотрела на отца, закатывав глаза, плача и чуть ли не подпрыгивая на месте от досады.       В ответ мужчина лишь тяжко вздохнул, получая от жены легкие похлопывания по плечу.       Мишель рывком подошла к Билли и крепко обхватив руками шею, зарыдала: —Они забрали мое ожерелье. Избили и забрали его. Оно подарено покойной бабушкой. И телегу эту забрали, — на этом моменте девушка отпрянула, заплаканным ликом показываясь ошарашенной темноволосой, —Умоляю Вас, верните мне ожерелье.       Ничего не ответив, работница аккуратно отодвинула от себя Питтерсон, после чего на секунду отвернулась. Послышался пронзительный свист, на звук которого моментальным галопом прибежал верный конь. Одним прыжком О’Коннел забралась в седло, поспешно спрашивая: —Как выглядит? —Циркониевое, красное, — с надеждой улыбнулась Мишель, подходя ближе к жеребцу и моляще держась за ноги наездницы, —Вы найдёте? Молю, скажите, что найдёте—       Не успела юная леди договорить, как за рукав её одернул Аксель, грубо что-то нашёптывая, а после настойчиво тихо обращаясь к Билли: —Мисс О’Коннел, Вы же не серьёзно? Не жертвуйте собой ради этого. У меня есть люди, которые могут это сделать. Не делайте глупостей. —Позвольте мне их совершить, — уверенно, сверху вниз произнесла темноволосая, —Опишите повозку и, прошу, дайте ружьё. —Ружьё? — вскрикнул кто-то из толпы.       На это Мистер Питтерсон молча кивнул, подзывая к себе темнокожего лакея. Тот, с полуслова поняв главу семейства, на секунду удалился в дом, и вернувшись, передал мужчине до блеска начищенный карабин и патронташ. —Моё лучшее, для охоты, — гордо заявил Аксель, подавая оружие девушке, —Украли чёрный ландо. Они поехали в сторону Энгертауна, по словам Мишель.       Темноволосая кратко кивнула и, накинув на себя патронташ с ружьем, пришпорила лошадь.

***

      Несколько часов пробыв в дороге, Билли доехала до городка. Две борозды колёс нагло вели именно туда. Городок этот — Энгертаун — популярность имел лишь среди местных пьяниц и пастухов. Один салун, пару домов и обветшало-заброшенное здание шерифа — все, что держало тут низшие слои. Конечно, органы правопорядка тут имелись, например, старый охранник Джо, который сидел в своей лачуге, не вылезая. Он один-то и был «грозой» города — мало, кто его боялся, но пострелять старик был всегда рад. За бутылку коньяка, естественно.       Добравшись до салуна, О’Коннел спешилась с коня, легкой лентой завязав себе волосы в хвост. Злость кипела адским котлом в груди, хотелось разнести тут все к чертям, не сохраняя ни капли субординации. Её Мишель обидели, ужасно обидели. Оскорбили и унизили. И, пожалуй, пока темноволосая не выпустит весь гнев — не успокоится.       Дверь забегаловки хрипло открылась. Помойная вонь и пьяный шум не стихли, не посчитав девушку важной гостьей. Билли быстро подошла к стойке, где бледный усатый «морж» протирал наполовину разбитый стакан. —Во дворе стоит телега с чёрными в запряжке. Чья? — не спуская глаз с мужчины, спросила юная леди, протягивая долларовую купюру.       Напыщенно кашлянув, мужчина глянул в грязное окно, где на фоне непривычно уродливого пейзажа стояло дорогое ландо. Незаметно прибрав к рукам доллар, он сбивчиво промямлил: —Вон те двое, в синем.       Билли благодарно кивнула, с сжатыми кульками направившись в сторону мужчин. Оба — один низкорослый, другой под два метра — были в обносках, с тёмными от грязи ногами и руками. Их жадные улыбки ни украшал ни один целый зуб, вероятно, от большого количества драк и болезней. Один из них, что был словно фонарный столб, на пальце крутил то самое ожерелье, со ржавым смехом рассказывая что-то толпе. —Эй, ты! Нужно поговорить, — командно крикнула девушка, подходя к сборищу пьяниц.       В ответ она услышала удивлённые выкрики, свистки и пошлые фразы: —Конечно, куколка. О чем? — толпа разошлась в гнусном смехе, похлопывая высокого по плечу.       О’Коннел за секунду преодолела все расстояние между ними, не отрывая взгляда от мужчины. Её лицо налилось злой кровью, а кулаки давно чесались. Совершенно ни о чем не думая, она резво съязвила: —У тебя и так мало зубов, приятель. Ожерелье и ландо я заберу.       Очередной похабный смех сотряс спертый воздух, отчего темноволосая закатила глаза. —Тише-тише, дорогая. Куда ты так спешишь? Я конечно люблю борзых, но не настолько, — произнёс вор, пошло осматривая юную леди с ног до головы.       Вероятно, в голове бесстрашных и пьяных что-то замкнуло, ведь, в следующую секунду мужчина грязно положил руку на талию О’Коннел, отчего та вскинула бровь.       Девушка, недолго думая, коленом угодила ему в пах с такой силой, что обнаглевший согнулся в «три погибели». После этого она повалила мужчину, в буквальном смысле его оседлав, и без разбору начала бить по лицу, не соизмеряя удары. Толпа вокруг ревела, «у»-кала, глумилась и делала ставки. Не успела Билли нанести и десяток ударов, как сзади её за плечи схватило нечто и, повалив на пол, выдало пинок в живот. В глазах резко потемнело, руки рефлекторно закрывают лицо, но не совсем успешно. Уже две пары ног раздают удары по всему телу и голове, отчего темноволосая не успевает прийти в себя. Сквозь оглушающий гул в ушах, чем-то уже заплывший глаз и тошноту, она резко ловит ногу и без раздумий тянет на себя, повалив оппонента на пол. Тот, ничего не соображая пытается встать, в то время как рослый, почему-то забыв о «мишени» решил помочь другу, перешагнул через, как ему уже казалось, недееспособное тело. Кулаком зарядив ему в живот, О’Коннел также кинута мужчину на пол, сама постепенно поднимаясь. Вокруг все гудело. Не разбирая ничего, она наспех хватает одного за волосы, со всей силой прикладывая его ещё не обезображенное лицо к полу. Очередной удар — соперник не способен выговорить и слова, и лишь выплевывает оставшиеся зубы. Сквозь пелену своей же крови Билли понимает, что поверженный — низкорослый, и досада наполняет все её тело, заставляя снова сжать кулаки. Не успела девушка и повернуться, как жгучая и горячая боль пронзила её спину. Удивленно-ранено крикнув и обернувшись, темноволосая замечает первого, в руках с ржавым ножом и побеждающей кровавой улыбкой. Она не видит ничего, не слышит, ощущая лишь адское мучение и обязанность продолжить. Не желая унижаться словами, Билли резко бежит ему на таран, расставляя руки. Мужчина, явно такого не ожидав, не выдержал резкого столкновения, плашмя упав на пол. Через секунду на него посыпался град безжизненных ударо-хлопков, которые в кашу разбивали ему лицо, заставляя захлебываться кровью. Темноволосая делала все будто на автомате, забыв про все и не слышав ничего. Все гудело, орало, плевалось, лилось, ныло и щипалось. Ещё одна ошибка — и левое плечо пронзает отравляющая боль, от которой, уже не имея сил, О’Коннел падает рядом с оппонентом, что сам уже был без сознания. Секунда, и в салун «врывается» Джо, два раза выстрелив в потолок, попутно оглушив посетителей. —Какого дьявола тут происходит? — басом промямлил мужчина, пробираясь вглубь бара.       Билли, правой рукой собирая кровь с плеча, тихо прошептала: —Украли.

***

      Очнулась девушка в том самом ландо, в то время как на месте форейтора сидела знакомая фигура. Молодой человек спешно вёл повозку, постоянно пришпоривая лошадей, но не оборачиваясь на пассажирку. Юной леди до ужаса было плохо: все ландо в крови, размазанной и лужной. Лицо, казалось, в багровой маске, как и все ломящееся тело.       Внезапно, сквозь всю боль и без капли здравого рассудка, она слабо вскрикнула, вспомнив самое важное: —Ожерелье!       С грохотом повозка резко остановилась, отчего девушка с сиденья упала вниз. Молодой человек, перепрыгнув к ней, аккуратно и бережно усадил юную леди. В смутных очертаниях Билли узнала знакомого: —Льюис. Привет, — смотря куда-то через и слабо улыбнувшись, сказала Билли, —Где же ожерелье? —Оно у вас в кармане штанов, Мисс. Не волнуйтесь, все хорошо. Сейчас мы доедем до поместья, и все будет славно, — уже перемещаясь обратно на место возничего, сказала юноша, снова пришпорив лошадей.       Прикрыв глаза на пару мгновений и не успев уснуть, Билли, кажется, слышит крики. Еле открыв глаза, пред ней предстаёт поместье и та самая, уже опустевшая дюжина. На ступенях, уж совсем без сил сидит Аксель в объятиях Дервиллы, а через пару метров от них, на другом конце сидит уже расчесанная, вымытая и чистая Мишель. Её глаза пусты, а туфлями своими она вырисовывает рисунки на пыльной земле, что-то усердно бормоча себе под нос. Около входной двери верно стоит Аннабелль, спокойно глядя на воспитанницу и, по своему, добро улыбаясь.       Повозка снова затормозила, но тепереже намного мягче, отчего слабое тело Билли лишь качнулось. —Мистер Питтерсон! — громко крикнул Льюис, на глас которого быстро обернулась Мишель.       К ландо за секунду подбежала юная леди и, завидев О’Коннел, вскрикнула: —Господи боже, её так избили? Боже правый.       Тут же подскочил и Аксель с женой, твёрдым шагом направившись к повозке. Только лишь взор их коснулся слабого тела, как женщина, что-то пробормотав, покачнулась. Мистер Питтерсон растерянно подхватил Дервиллу, ведя её к дому, параллельно крича: —Аннабелль, срочно позови кого-нибудь из врачей.       Мишель в это время, не теряя секунды, забралась в повозку, помогая девушке встать. Та уж и вовсе закрыла глаза и время от времени морщилась, вероятно, от кровопотери. В голове у Питтерсон было столько мыслей, управляла которыми жуткая паника и страх. Аккуратно придерживая мягкое тело, рыжеволосая направилась в дом, пытаясь сообразить, куда пристроить девушку.       Зайдя в поместье, Мишель быстро подозвала к себе лакея, дабы тот помог поднять О’Коннел на второй этаж. Мужчина быстро кивнул и, с прилежной осторожностью подхватил темноволосую, медленно добираясь до второго этажа. —Мисс Питтерсон, куда надобно отвести девушку? —В умывальную. Быстрее же, прошу, — кусая губу, молила Мишель.       Через секунду она, спохватившись, побежала вниз, дабы найти определенные вещи. Ничего не соображая, рыжеволосая забежала в прачечную, найдя там пару своих домашних платьев, уже совсем ненужных и старых. После, сломя голову направилась к Миссис Джард.       Женщина спокойно зашивала рубашку при лёгком свете лампы, напевая какой-то незамысловатый мотив. —Миссис Джард! Помогите, прошу, — запыхавшись, ворвалась в помещение Питтерсон, держа в руках те самые платья, —Мне нужен спирт, срочно.       Женщина испуганно взглянула на юную леди и, выронив иголку, начала рыться в одном из облезлых ящиков. Пару минут погремев, бывшая няня достала пыльную бутылку крепкого алкоголя, а после спешно передала её девушке: —Что произошло, Мишель?       Ответить рыжеволосая не успела, лишь быстро захватив сосуд и испарилась, легко захлопывая дверь.       Добежав до второго этажа, Питтерсон на ватных ногах добралась до умывальни, что была в конце коридора. Около комнаты стояли две горничных и вопросительно смотрели на Мишель. Девушка кивком указала на первый этаж, быстро протараторив: —Я все сделаю сама, идите.       Быстрым топотом помощницы мигом удалились.       Отворив светлую дверь, сердце рыжеволосой снова ушло в пятки: на деревянной скамье еле-еле сидела О’Коннел, оперев локти на колени, ладонями прикрывая лицо. Питтерсон, нервно сглотнув, закрыла дверь на замок, отчего темноволосая немного дёрнулась.       По дубовому полу подойдя к девушке, дочь помещика присела на колени перед пострадавшей. Та, тяжело вздохнув, убрала руки от лица, хрипло произнесла: —Сожалею об этой нелепой ситуации, Мисс. —Боже, не говори этой ерунды, — затараторила с нахмуренными бровями Мишель, открывая спирт и отрезая куски от старых платьев, —Тебе нужно снять рубашку.       Будто в трансе темноволосая принялась расстегивать пуговицы окровавленной ткани, сильно прищуриваясь. Пальцы её совсем не слушались, соскальзывая и переплетаясь между собой, отчего девушка тяжко выдохнула.       Питтерсон, не выдержав и минуты, еще ближе пододвинулась на коленях к Билли, буквально оказавшись меж её ног и прямо около лица. —Я помогу, — пристально посмотрев в глаза, тихо прошептала рыжеволосая. Через секунду её пальцы уже быстро вынимали пуговицы из петель, от волнения иногда подрагивая.       Расстегивая последнюю пуговицу, Мишель резко остановилась, ощущая сбитое дыхание чуть выше уха. Её щеки тут же покраснели, хоть ситуация и не позволяла сие. Все это было до ужаса абсурдным, отчего себя Мишель чувствовала принцем на белом коне. Она резко подняла голову, оказавшись в сантиметре от окровавленного лица О’Коннел. —Тебе нужно умыться, — вставав с колен, пробубнила рыжеволосая, у окна заприметив ведро воды. В три шага преодолев дистанцию, она ухватилась за ручку и бережно донесла ведро к ногам темноволосой.       Аккуратно промокнув лоскут старого платья, Мишель окунула его в холодную воду, после этого немного отжав. —Чтобы я смогла обработать твои раны, ты должна аккуратно промочить лицо, — бережно кладя кусок мокрой ткани в правую руку юной леди, сказала Питтерсон.       В ответ на это О’Коннел бессвязно кивнула, точечно промакивая лицо лоскутом. Вся кровь на её теле уже была запекшейся, и не из спины, не из плеча не текло фонтанов, как было ещё час назад. Лицо девушки было совершенно мертвым, никаких эмоций не показывая.       Мишель в это время бережно стягивала с Билли рубашку, с особенной аккуратностью проходя спину и левое плечо. Короткая майка-рубаха стала розовой от крови, и рыжеволосая не могла сдержать слез. Только сейчас появились мысли о своей виновности. Стало до ужаса стыдно. Ведь, не плачь она тогда, и умолчи про ожерелье — этого бы не было. Девушке начало казаться, будто она сама послала О’Коннел на эти «грабли». Эти рваные раны мутили голову и живот, отчего самой Мишель стало плохо.       Сдержав поток нескончаемого стыда, она взяла в руку новый лоскут, предварительно обмочив его в спирт. —Сейчас может быть больно, — чувствуя ком в горле, тихо прохрипела Питтерсон. —Не переживай, — также хрипло ответила Билли.       От этого рыжеволосая почувствовала себя отвратительным тираном. Её любви было больно. Она страдала. Она храбро вынесла все те ужасы, что сотворили с ней те уроды. И Мишель этому виной. —Как же тебе было больно, господи, — уже не контролируя себя, в слезах сказала рыжеволосая. Ком а горле нарастал, и девушка, пытаясь совсем не расплакаться, без перебоя вздыхала.       Билли ничего не ответила на это, вероятно, лишь прикрыв глаза. Но через секунду тихо зашипела, ерзая на месте от режущего спирта на спине и плече. Хорошей дезинфекцией, очевидно, никто это бы не назвал. Но это тот бережный минимум, который могла предоставить Питтерсон.       Спустя еще полчаса, когда большинство ран на теле О’Коннел были бережно ощупаны и продезинфицированы, рыжеволосая наконец села рядом, почти без сил. Слез уже не хватало, они лились все это время тихо и самостоятельно, подтверждая вину девушки и устраивая самосуд. Было стыдно, противно, жалко, боязно, любимо и злостно на себя. Упрятав лицо за пропитанные спиртом ладони, Мишель тяжело вздохнула, чувствуя ручьи слез на коленях.       Внезапно она почувствовала движение рядом и, устало выглянув одним глазом, в паре сантиметров от себя увидела любимое лицо, все в ссадинах и синяках. Билли придвинулась совсем близко, аккуратно приобнимая правой рукой Питтерсон за талию. От неожиданности девушка тихо охнула, вытирая левую щеку. О’Коннел аккуратно коснулась девичьего колена, сдерживая шипение от плеча. —Что же ты плачешь? — ласково заглядывая в глаза, спросила темноволосая. —Я думаю, я виновата во всем этом, — Мишель снова еле сдерживалась от желания расплакаться. Она хотела опустить голову и отвернуться вовсе, дабы избежать неловкого слёзного контакта.       Левая рука Билли аккуратно остановила девушку, дрожащими кончиками пальцев дотрагиваясь до щеки, и поворачивая голову обратно: —Ты не права, — прошептала в паре сантиметров от губ темноволосая, метавшись взглядом меж двух огней, —Ты очень помогла мне сейчас, поверь.       Не пытаясь продолжить диалог, О’Коннел потянулась вперёд, сокращая расстояние. Рыжеволосая застыла, в изумлении подняв брови. Её букет эмоций будто был из роз — её хлыстали им по лицу нещадно. И головы обеих были затуманены, руки дрожали, взгляд направлен лишь в одну точку. И, боже, они снова одни, и снова хотят того, чего хотели вчера. И предвкушение было таким терзающим и молящим, что казалось, будто сейчас снова что-то случится, обрушится и поменяется. Или окажется сном.       Еще мгновение — и Мишель чувствует чужие губы на своих. И ноги подкашиваются, фейерверк взрывается, а ладони интуитивно ложатся на шею девушке. Это все до ужаса неловко, но до опошления приятно, отчего обе незаметно для себя прикрывают глаза. Обе, приверженки романтизма, они вспоминали отрывки книг, в движениях пытаясь повторить.       Они тянулись друг к другу ближе, их поцелуй прерывался лишь на секунды принятия воздуха, и вскоре продолжался с новой силой. Билли едва держала себя живой и в сознании, но все оно было заполнено лишь рыжей Мишель, что так моляще обнимала её шею, неуверенно и смущенно целуя губы.

Это тот бережный минимум, который могла предоставить Питтерсон.