Трое в лодке, не считая хорька

Знакомятся они трое крайне банально — в гей-клубе, и Миша иногда задумывается: какой была бы его жизнь, если бы они тогда в нем не оказались. От мысли этой становится неуютно, потому что все они завалились в этот клуб впервые : Миша вообще не любил такие места, Дима в тот период только-только свыкался со своей бисексуальностью и этот гей-клуб был вторым, куда он заставил себя зайти, а Антон вообще первый день как приехал в Питер к друзьям и попал с корабля на бал. И пусть Арбузов утверждает, что это судьба, что они все равно встретились бы рано или поздно, не в этом клубе, так на улице, да хоть на Луне, Миша не может не думать, где бы и с кем он сейчас был, если бы тогда отказался отмечать с коллегой успешное окончание дела, как делал десятки раз до этого, если бы Антон пошел смотреть на то, как разводят мосты, а Димку вездесущий Гугл отправил бы в другое заведение. «У тебя была бы грустная и скучная жизнь, Мих» — выносит нахальный вердикт Щепин, когда Бестужев делится своими размышлениями, а Арбузов просто лезет целоваться. Именно его Миша заметил первого на танцполе. Антон танцевал в толпе в самом центре, откинув голову и блаженно улыбаясь. Неоновые блики скользили по влажным плечам, выхватывали то белую шальную улыбку, то вскинутые руки, то торс, обтянутый белой майкой. Антон танцевал то ломано, подхватывая ритм, бьющий по ушам, то замедляясь и вторя мелодии. Он был сама музыка и блаженство, и Миша выпил пару виски, прежде чем смог отвести от него глаза. Правда отвел не надолго, взгляд почти тут же снова к нему вернулся, чтобы обнаружить, что рядом отирается какой-то бугай. Вид бугая, явно подкатывающего к Антону, Мише не понравился, но он не успел даже толком это осознать, как уже шел в его сторону, лавируя между танцующими. Как потом выяснилось, с другого конца стойки за Арбузовым так же наблюдал Щепин-Ростовский, и бугай вызвал у него совершенно такое же желание — оказаться рядом с Антоном. В итоге к Арбузову они подошли одновременно, почти столкнулись, и Дима бросил на Мишу свирепый взгляд, а вот Антон,  оглядев их, разулыбался широко, заблестел глазами и, обхватив Диму за затылок, притянул к себе. Отвлек от Миши, втянул в плавное движение, обняв одной рукой за талию, а второй все так же удерживая за голову. Миша на секунду завис, восхищённый красотой этого движения и контрастом крепкой фигуры и тонкого тела, а затем развернулся, чтобы выйти из толпы — ему тут явно ничего не светило — вот только Антон схватил его за руку. Его улыбку, когда Миша развернулся и удивлённо замер, он помнит до сих пор, хотя с тех пор их, таких ярких и шалых, в его жизни было море. Антон вообще оказался лёгок на смех и улыбки. Тогда же он притянул Мишу к себе и, обняв рукой за шею, крутанулся, втираясь задницей в его бедро, а второй рукой продолжая удерживать Диму за талию. И так они танцевали: Дима, который вообще не танцует, Миша, который не танцует так, и Антон между ними, гладкий, блестящий, неоновый, то притягивающий Щепина к себе, то откидывающий голову и улыбающийся Мише снизу вверх. И Бестужев заворожённый двигался с ними вместе и, прихватив Антон за горло, склонялся, чтобы заглянуть в эти безумные светлые глаза, а потом смотрел, как он вжимается в Щепина, и впервые в жизни Миша так тонул в музыке и движении, не различая уже ни людей вокруг, ни отдельные звуки, только гибкое тело под руками, светящиеся глаза Антона и черные обжигающие взгляды Димы. Сколько времени они провели на танцполе, Миша не помнит, но вывалились втроём  из клуба, когда часы показывали четыре утра. Антон тут же выудил из кармана пачку сигарет и прикурил, зябко повел плечами и протянул: «Черт, свитер в клубе забыл», но даже не сделал попытки за ним вернуться. Просто поблагодарил Диму, когда тот снял спортивную кофту и накинул ему на плечи. Зажав сигарету в зубах, просунул руки в рукава, поддернул их, болтающиеся, повыше, и протянул Щепину свою сигарету. Дима затянулся, касаясь Антоновых пальцев губами, а Мишу окатило горячей волной. Позже он узнает, что Димка, как и он, не курит, но, как признался Щепин, упустить такой случай он тогда просто не мог. И даже теперь, когда они втроем отмечают одну из своих личных дат, выпивая и разрешая Арбузову курить в постели, Дима так же делает пару затяжек из рук Антона, а Миша все так же заводится. Тогда же он мотнул головой, пытаясь прогнать эту горячую волну и пьяный туман, а Антон, докурив, заявил: — Хочу жрать, — и крутанувшись на месте: — Где-то недалеко я видел круглосуточную кафешку. Пошли? И не дожидаясь ответа, попилил по улице. Дима, криво усмехнувшись, пошел за ним. И Миша, с зарождающимся чувством какого-то сюра, тоже. Кафешка оказалась небольшой и полупустой. Красные диванчики и металлические исцарапанные столики, как в лучших американских сериалах. Арбузов заказал себе вафли, откинулся на спинку дивана и посмотрел на Мишу, сидящего напротив: — Антон, — представился наконец. — Миша,  — по плечам Бестужева ползли щекотные мурашки от изучающего взгляда Антона, тот же перевел взгляд на Щепина, сидящего рядом с ним, и вопросительно вздернул брови. — Дима. — Ну, Михаил и Дмитрий, — с улыбкой протянул Арбузов, отрезая и отправляя в рот большой кусок вафли, — предлагаю познакомиться поближе. И не смотря на то, что нос Антон испачкал в сливках, и что жевал он смешно и выглядел при этом, как кот, обжирающийся сметаной, Миша почему-то почувствовал себя на собеседовании. Непривычно и очень сильно хотелось этому Антону понравиться, от этого желания Бестужев, кажется, даже протрезвел, поэтому болтал без умолку, сыпал шутками и, в общем, вел себя как показательный массовик-затейник. Но Антон так громко смеялся над его шутками, так довольно блестел глазами, что Миша готов был хоть колесом пройтись по этой кафешке. Дима же почти все время молчал, лишь изредка отпуская язвительные комментарии, и снова заставляя Арбузова ржать на всю кафешку. Когда же Антон с театрально громким шепотом «Я отлить» их покинул, Дима перевел взгляд на Мишу. Ухмыльнулся все так же криво. — Он мне нравится, — сказал так веско, что и ежу было понятно, что это не просто озвученное впечатление. Бестужев же наконец разглядел и его как следует: бугрящиеся мышцами руки, широкие плечи, расписанные татуировками, прищур темно-карих глаз. Нехороший такой прищур, обещающий неприятности, вот только Миша неприятностей не боялся. Он вытянул руки на стол, повертел кружку с чаем. — Мне тоже,  — сказал с улыбкой. Щепин усмехнулся. — Видимо, теперь мы, как цивилизованные люди, дадим ему выбрать? — Видимо дадим,  — согласился Миша и не стал уточнять, какие еще варианты были у Димы в загашнике. Тот же поморщился грустно, допил кофе залпом и протянул: — Ненавижу цивилизацию. Миша рассмеялся и все-таки собрался полюбопытствовать про нецивилизованные варианты развития событий, но тут вернулся Антон, упал на диван на этот раз рядом с Мишей, и он совершенно по-детски бросил довольный взгляд на Диму. Дима все так же нехорошо щурил глаза, а Антон, не замечая их игры в гляделки или просто ее игнорируя, поинтересовался, где и как у них в Питере можно было классно провести время. Так, обсуждая классные места их города (и к удивлению Миши, часто совпадая с Щепиным во мнениях) они просидели в кафешке, пока на улице не стало совсем светло. Антон съел еще одну порцию вафель, Щепин выпил три чашки кофе, а Миша допил свой чайник чая. В конце концов они рассчитались и вышли. Какое-то время потоптались на месте, пытаясь понять, сколько времени и где они, а затем Щепин с довольной физиономией вдруг выудил из кармана штанов плоскую бутылку вискаря. Арбузов присвистнул и благодарно захватал его в объятия. — Откуда такое богатство?  — протянул радостно. — Дал денег, - мотнул головой Дима в сторону кафешки, - отдали из бара, — пояснил и, отвинтив крышку, сделал пару глотков, протянул бутылку Антону. Бестужев же прошептал одними губами так, чтобы Арбузов не слышал: — Подкупаешь?  — Щепин на это лишь хохотнул и передернул татуированными плечами. Когда бутылка оказалась в руках Миши, он несколько секунд рассматривал ее, пытаясь вспомнить, когда в последний раз вот так распивал спиртное на улице. Это были первые курсы универа и, черт, кажется, это было так давно. Ощущение сюра и нереальности происходящего смешалось с ностальгией, и Миша решительно сделал пару глотков, ухнул довольно, вернул бутылку Антона. Тот же хитро улыбнулся. — Ну, питерцы, устраивайте мне экскурсию, — скомандовал и, опять не дожидаясь ответа, припустил через дорогу. Миша с Димой, конечно же, последовали за ним Сколько часов они гуляли, Миша тоже не помнит. И, честно говоря, не совсем четко помнит где. Вся их прогулка осталась в его голове непрекращающимся смехом и яркими вспышками. Вот Антон вскакивает на ограждение набережной и громко и со вкусом начинает читать Бродского. С третьей строчки Бестужев подхватывает, и они дуэтом декламируют одно стихотворение за другим: Арбузов смешно размахивая руками, как дирижер, а Миша то и дело, прикладываясь к бутылке, потому что «горло пересохло» Дима смотрит на них восхищенно, приоткрыв рот, а когда они пялятся на него выжидающе, мотает головой и уверяет, что единственное, что он знает — это матерыне частушки. И вот они с Арбузовым уже поют эти самые частушки одну за другой, словно соревнуясь, кто больше их знает, и их голоса отражаются от домов какого-то узкого Питреского колодца, а потом снова разносятся над водой. Вот они пробираются в какой-то сад, где Антон тут же вытягивается на скамейке и курит, глядя в зеленую листву, а Дима с Мишей вдруг начинают обсуждать тайский бокс, а через пару минут от слов переходят к действиям. Антон устраивает целый репортаж, комментируя их нелепую возню, и в итоге, когда они оба пьяно падают на песок, объявляет ничью. Когда закончился виски, они обнаружили себя у моста со сфинксами. Антон восторженно бегал от одного сфинкса к другому, через мост и обратно, и заявил, что они обязательно должны сделать общее селфи на их фоне. Очень долгое время они пытались все трое поместится в кадр, выпадали из него, хохоча и зля этим Арбузова, тот пытался собрать их в кучу, но в следующую секунду сам уже ржал от физиономии, которую скорчил, и казалось, конца и края этому дурдому не будет. Но в конце концов селфи все-таки было сделано, смех затих, а Арбузов упал на бордюр и снова закурил. Миша с Димой сели по бокам о него. — Ну и куда теперь? — спросил Щепин, вытягивая ноги на дорогу. Антон стрельнул в него глазами, потом посмотрел на Мишу и сказал: — К тому из вас, у кого больше кровать, — улыбнулся и пояснил: — Чтоб на троих хватило. И за те длинные секунды, что Миша с Димой переваривали им сказанное, уже открыл приложение на телефоне и спросил по-деловому, держа сигарету в зубах: — Ну? Какой адрес вбивать? Так они оказались у Миши. Антон тут же прошел в спальню и провел ревизию кровати. Кровать была одобрена, а неуемный Арбузов снова возжелал покурить. Миша открыл ему балкон, дал колотое блюдечко, на пьянках заменяющее пепельницу, и вернулся в спальню. Дима стоял посреди комнаты и смотрел на кровать. Когда Миша ехал в такси, он размышлял о том, как все будет происходить. Это был первый секс втроем в его жизни, и даже захмелевший он просто не мог не просчитывать, прикидывать, гадать. Будет ли им удобно? Или будет неловко? Как и что лучше сделать? А главное, удастся ли им с Щепиным поделить Антона,  ведь, черт, они здесь именно из-за него. Но глядя на замершего посреди комнаты Диму, Миша вдруг не удержался и провел ладонями по его плечам. Тот вздрогнул, напрягся. Позже они узнают, что до этого момента, весь секс с мужчинами у Димы ограничивался быстрой дрочкой пару раз и одним минетом, и в то утро был его первый полноценный секс с мужчиной.  «Точнее с двумя»  — исправлял позже Арбузов и, конечно, не мог не комментировать, что Диме несказанно повезло. Дима скалился, парировал, что еще неизвестно кому это повезло, и получал от Арбузова лавину неоспоримых доказательств его правоты и всегда в конце концов ее признавал. Тогда же он бросил из-за плеча взгляд на Мишу и вдруг расслабился, прижался к нему, откинул голову, подставляя шею под Мишины поцелуи, а тот с удовольствием, которое удивляло его самого, прошелся языком по рисунками на коже, скользнул ладонями по рукам вниз, вернулся к плечам, сжал их. Бестужеву нравилось ощущать под ладонями крепкие мышцы и слышать тяжелое дыхание Щепина, он так увлекся, что даже не заметил, что в комнату зашел Антон. — Без меня уже начали?  — Арбузов встал перед Димой, улыбнулся и потянул его майку вверх, откинул ее в сторону, выдохнул — Молодцы, — и притянув Мишину голову к себе, поцеловал его. И все Мишины размышления и сомнения стали не важны. Поначалу они и правда сталкивались головами, путались в руках и ногах, смеялись, но не останавливались. Антон знал, что делать, и незаметно направлял их. Антон был везде: оглаживал Димину грудь и ребра, и выворачивал шею, чтобы поцеловать Бестужева, вжимался, терся задницей о Щепина и вылизывал Мишин живот, постанывал так сладко, когда Дима двигался в нем, улыбался довольно, прежде, чем обхватить Мишин член губами. Антон был красивый и безумный, и видя как Щепин толкается в него, а он прогибается в пояснице, ощущая его язык, кружащий по головке, Миша совсем терялся, тонул в ощущениях, закрывал глаза от наслаждения, но тут же их открывал, потому что безумно хотел видеть, и кончал, кончал долго и так, как никогда до этого. До чертовых фейерверков под  закрытыми веками, до невозможности пошевелиться после. Поэтому, когда все закончилось, Миша, не глядя, просто подгреб под один бок Арбузова, под другой Щепина и отрубился. А утром застал Диму, по-тихому натягивающего в прихожей кроссовки. — Что, сбежишь и даже чаю не попьешь?  — спросил он с улыбкой, прислонившись к стене. У Щепина был такой вид, будто его застукали за чем-то непотребным, он выпрямился и выпятил челюсть. — Вообще-то я кофе пью, — буркнул, но кроссовки натягивать перестал. Миша посчитал это хорошим знаком. — Кофе тоже есть, — сказал и через паузу: — Будешь? И через пару-другую минут они на кухне уже вели дурацкий и очень громкий спор о том, что круче чай или кофе. От едких комментариев Щепина Миша то и дело заходился смехом, Дима же фыркал рассерженно, но в следующую секунду сам смеялся и пил кофе, устроившись почему-то не за барной стойкой, а на ней, выдавая все новые и новые доводы. А потом на кухню заявился Антон. И стало не до споров, потому что Антон был восхитительно голый. И два следующих дня (по счастью оказавшихся выходными) им троим не было дела ни до чего и ни до кого, кроме них самих, большой Мишиной кровати и доставки пиццы. И до сих пор, кажется, это все, что им троим нужно.