Сладостно-горький

Хлопнув дверью, Джокер дотащил своё усталое, промокшее под дождём тело до дивана и тут же рухнул на него. Он нашёл одну из брошенных футболок Харли, лежащую на одном подлокотнике, и крепко сжал её в кулаке. Сегодняшняя работа пошла совершенно не так. Он провёл дрожащей рукой по мокрым зелёным локонам, судорожно вздохнул и вспомнил события ночи.

So this is odd/Непривычно The painful realization that all has gone wrong and/ И больно осознавать, что всё идёт не так, Nobody cares at all./ И что окружающим наплевать на это, And nobody cares at all/ Их ничего не волнует.

Предполагалось, что это будет быстрый обмен с Марони, просто вопрос денег. В какой-то момент ситуация вышла из-под контроля. В разгар их сделки Марони сделал ему ехидное замечание, которое в сочетании с неприятным ливнем, под которым они стояли, вывело его из себя. Прежде чем он успел опустить палец на спусковой крючок, один из людей Марони уже выстрелил в него. И промахнулся. У неё даже не было времени попытаться увернуться, всё произошло в мгновение ока. Он почувствовал тяжесть в животе, когда её тихий крик пронзил воздух вокруг него. Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как её миниатюрное тело аккуратно рухнуло на землю. Одной пули было достаточно, и её больше нет. Харли. Его Харли. Его шок позволил Марони и его парням быстро сбежать. Он даже не поймал ублюдка, который застрелил её.

So you buried all your lover's clothes/И ты уже избавился от всех её вещей, And burned the letters lover wrote/Сжёг письма, которые она написала, But it doesn't make it any better./ Но легче не становится, Does it make it any better? / Не становится лучше.

Продолжая неподвижно лежать на диване, он крепко прижал футболку к груди, неповторимый запах Харли всё ещё пропитывал тонкий хлопок. Он сразу же почувствовал, как на сердце становится тяжелее, и Джокер решил, что больше не может об этом думать. Ему нужно было двигаться, чем-то заниматься. Ему нужно было забыть. В конце концов, именно эта сфера деятельности была довольно опасной, Джокер каждый день терял приспешников. Это был ещё один из них, верно? «Верно», — он молча подкрепил эту мысль кивком головы. Встав, он сунул футболку Харли под диванную подушку, чтобы больше не смотреть на неё. Расстроенный клоун направился в свою лабораторию, сбросил мокрое пальто на полпути по коридору и ворвался через дверь, направляясь прямо к рабочему столу. Возможно, работа над новым химическим веществом прояснит его разум. Он наслаждался своими научными трудами, и это было именно то, что ему нужно, чтобы очистить голову от таких тревожных мыслей. Только после того, как он сел, Джокер заметил различные нацарапанные любовные записки и рисунки, которые Харли сделала для него, захламлявшие его рабочее место. Одно особенно привлекло его внимание: детское изображение двух людей из линий, держащихся за руки, одного с ярко-зелёными волосами и широкой красной улыбкой, другой со светлыми косичками и в маленькой красной юбке. Его горло перехватило, лёгкое жжение нарастало за глазами. Он быстро сжал веки и издал разочарованный рык, схватив горсть раздражающих бумаг и засунул их в мензурку. Затем он быстро зажёг спичку и тоже бросил её вслед. Он забудет, даже если ему придётся сжечь весь проклятый склад. Не оглянувшись на горящие бумаги, он быстро зашагал из комнаты.

And the plaster dented from your fist, / Стена, хранящая отпечаток от удара, In the hall where you had your first kiss / В зале, где вы впервые поцеловались, Reminds you that the memories will fade. / Свидетельствует о том, что воспоминания рано или поздно сотрутся.

Когда он спешно направился обратно по коридору в сторону их, нет, его комнаты, Джокер остановился сразу перед дверью, чтобы поднять своё пальто с пола. Он выпрямился и остановился, чтобы осмотреть коридор, когда расплывчатое воспоминание пробилось на передний план его разума. Смутно, в глубине души он вспомнил первую ночь, когда Харли пришла с ним домой. По её просьбе он перенёс её через порог в новобрачном стиле. Она хихикала всю дорогу от входной двери до двери спальни. Прежде чем повернуть ручку, он осторожно поставил её на ноги, к её большому разочарованию. Затем, быстро, как вспышка, и со вспышкой драматизма, он наклонил её назад, страстно захватив её губы в их первом поцелуе в отношениях. Затем он вернул её вертикальное положение, только чтобы прижать к стене, наслаждаясь ощущением, как она так плотно прижимается к нему, такая тёплая и кроткая… Его кулак яростно врезался в стену слева от двери, когда он отмахнулся от воспоминаний. Не обращая внимания на зияющую дыру, которую он оставил позади, Джокер распахнул дверь и направился в одинокую спальню.

So this is strange. / Так странно: A side-stepping has come to be a brilliant dance, / Неуклюжие шаги превратились в невероятно красивый танец, Where nobody leads at all. / В котором никто не ведёт, Where nobody leads at all. / В котором никто не ведёт.

Когда он ослабил галстук и начал снимать костюм (с этой работой Харли ему обычно помогала), Джокер бессознательно позволил своим мыслям снова вернуться к умершему арлекину. На протяжении их запутанных отношений Харли постоянно цеплялась за него и испытывала постоянную потребность признаться ему в любви. В большинстве случаев простое «Я знаю» и похлопывание по голове успокаивали её на некоторое время, но иногда он уступал её непрекращающимся мольбам и позволял ей поцеловать себя раз или два. Или даже больше. Это правда зависело от его настроения, действительно ли он хотел терпеть её или просто толкнуть её спиной к стене. Харли, казалось, не обращала внимания на то, как он обходил тему «любви» каждый раз, когда речь заходила о ней. Все эти годы он успешно избегал выражать ей какие-либо чувства, его действий было достаточно, чтобы убедить её, по крайней мере, в её собственном сознании, что он о ней заботился… Но думала ли так только она? Джокер больше не знал, кого он пытался убедить — Харли или себя? Может быть, хитрая распутница обманула его, заставив поверить в собственные действия? Кто именно кого дурачил?

And the picture frames are facing down, / Все фотографии перевёрнуты картинкой вниз, And the ringing from this empty sound, / И звон тишины Is deafening and keeping you from sleep. / Оглушает и не даёт уснуть.

Освободившись от мокрой одежды и надев пару фиолетово-зеленых фланелевых брюк, Джокер тихо скользнул в постель, всё ещё пребывая в смятении. Он уставился на соседний столик, и его взгляд сфокусировался на фотографии себя и Харли. Они были в полном обмундировании, вероятно, собирались на работу. Её руки крепко обвились вокруг его шеи, когда он ухмылялся в камеру, а она с любовью смотрела на него. В ярости Джокер протянул руку и опрокинул рамку, и снова лёг на спину, уставившись в потолок. На складе стояла странная тишина, без энергичного голоса Харли, заполнявшего пустоту. Он ненавидел её голос. Ненавидел, как громко, как пронзительно он звучал. Как это постоянно действовало ему на нервы. Больше всего он ненавидел то, как сильно хотел услышать его прямо сейчас. Не в силах заснуть, он перевернулся и тупо уставился на пустую подушку рядом с собой.

And breathing is a foreign task / Невозможно дышать, And thinking's just too much to ask, / В голове крутится слишком много незаданных вопросов. And your measuring your minutes / И ты измеряешь минуты By a clock that's blinking eights / В часах. Сейчас уже восемь.

Она должна быть там, чтобы заполнить это пустое место, прижаться к нему и согреть его. Она всегда была рядом, чтобы утешить его каждый раз, когда у него был тяжелый день. Но не сегодня. Больше никогда. И серьезность ситуации окончательно обрушилась на него, как тонна кирпичей. Он почувствовал, как перехватило горло, и безуспешно попытался сглотнуть. Внезапно жжение за его глазами вернулось с полной силой. У него снова перехватило дыхание, затем ещё. Пока он пытался дышать, жжение наконец уступило место слезам. Не было ни сознательных мыслей, ни воспоминаний. Только боль ситуации. Он крепко вцепился в простыни и свернулся калачиком на боку, когда удушающие рыдания сотрясали его измученное тело. Никогда в жизни Джокер не испытывал такой боли. Это было совсем не похоже на ножевое ранение, выстрел или удар кулаком. Нет, он уже испытывал эти ощущения раньше, и ничто не могло сравниться с той агонией, которую он испытывал сейчас. Она жгла, ныла и жалила одновременно. Секунды казались минутами. Минуты казались часами. В конце концов, он перестал следить за тем, как долго он там пролежал. Может быть, это именно то, что чувствуешь, когда умираешь?

Well this incredible, starving, insatiable, / Потрясающая, жадная, страстная — Yes, this is love for the first time. / Такова первая любовь, Well you'd like to think that you were invincible, / Когда ты считаешь себя всемогущим… Yeah, well weren't we all once, / Но неужели все мы не были такими на самом деле, Before we felt loss for the first time? / Пока впервые не обожглись?

Нет, он знал, что не умирает. Он был влюблён. После всех этих лет Джокер наконец-то был готов признаться в этом самому себе. Он был Клоуном-Принцем Преступного Мира, Арлекином Ненависти, самым опасным преступником Готэма. И он любил Харли Квинн всеми фибрами своего извращенного существа, даже не осознавая этого. До сих пор. Какой сладостно-горькой была ситуация. Именно эта любовь превратила печально известного Джокера в сломленного мужчину, рыдающим в одиночестве в постели, которую он делил только с одним человеком. Ни Бэтмэн, ни весь полицейский департамент не смогли поставить Джокера на колени, но любовь одной крошечной, глупой, громкой, раздражающей, прилипчивой, капризной, верной, смешной и красивой молодой женщины смогла. А теперь она умерла.

Well this is the last time. / Но этот раз — последний. This is the last time. / Это последний раз.

В ту ночь Джокер плакал до изнеможения, он знал, что никто никогда не сможет заменить его Харли. И он никогда не захочет заменить её. Она была той девушкой, которая попадается раз в жизни, и это была его собственная вина, что она появилась и исчезла. Он найдёт того подонка, который отнял её у него, и заставит его заплатить. Весь проклятый город заплатит. Он только что потерял свой единственный шанс на счастье. Именно тогда он решил, что, если Джокер не мог быть счастливым, тогда и Готэм не сможет тоже. Когда он, наконец, начал засыпать, Джокер в последний раз подумал о своей погибшей напарнице. «Я отомщу за тебя, Харли, запомни мои слова. Люблю тебя, мой тыквенный пирожок, мой кексик. Моя Харли Квинн». Ярко-зелёные кудри мягко упали на алебастровую, заплаканную щеку, когда Джокер погрузился в беспокойный сон, а видения светлых волос и мягкой розовой улыбки преследовали его во сне.

This is the last time. / Это последний раз.