Это не лечат врачами

      Оказавшись возле здания, где расположен офис доктора Сугавары, Хаджиме отправляет Ойкаве в «лайн» сообщение, что будет в кофейне через два дома, которую приметил по пути. Он не ждет ответа, но Ойкава пишет: «Освобожусь приблизительно минут через тридцать» и неизменный смайлик.              На улице Хаджиме курит, но бросает сигарету на половине, почему-то от нее становится тяжелее. Входит в кафе и, заняв столик возле окна, выбирает чай — кофе ему сполна хватило у Нариты — и сытный сэндвич. Хаджиме отвечает на несколько сообщений, пролистывает в интернете новости спорта, хотя не интересуется на серьезном уровне почти ни одним видом. Когда официантка приносит заказ, он не сразу замечает написанный на обратной стороне чека айди в «лайне» и имя — Минако. Хаджиме оглядывается, и девушка скромно машет ему из-за кассы. Она милая.              (Она совсем не похожа на Ойкаву)              Хаджиме коротко улыбается и кивает, но после с усиленным рвением пялится в телефон, откусывая от теплого, хрустящего сэндвича.              Когда уже там появится Ойкава?              Хаджиме расправляется с едой, а официантка Минако больше не делает каких-то попыток к флирту. Не придавая этому факту значения, Хаджиме пихает чек с именем в карман куртки: выбросить его или оставить нетронутым будет по-хамски. К тому же девушка, если подумать, вполне симпатичная. Возможно, не стоит сбрасывать ее со счетов, потому что Хаджиме слишком много времени проводит исключительно с Ойкавой, отчего последнее время путаются чертовы мысли.              Из-за подключенных наушников Хаджиме не слышит приближение Ойкавы. Тот, видимо, успевает позвать его, но не получив ответа, просто плюхается на сиденье напротив.              — Прости, ты что-то сказал? — задает вопрос Хаджиме, вынимая наушники.              — Только твое имя. Ива-чан, — раздельно повторяет Ойкава, улыбаясь.              — Хочешь перекусить? — интересуется Хаджиме. Перед ним лежит тарелка с хлебными крошками и пустая чашка, но если Тоору голоден, они могут еще задержаться.              — Думаю, возьму кофе на вынос, а потом пообедаем вместе где-нибудь еще, — отвечает Ойкава, опираясь на стол, чтобы быть ближе.              — У нас какие-то планы? — сам для себя незаметно Хаджиме обобщает их в совместное «нас». Впрочем, если Ойкава что-то задумал, вряд ли удастся отмазаться.              — Помнишь, ты задолжал мне свидание? — лукаво ухмыляется Ойкава.              — Ты сам себе это вбил в голову, а я не подписывался на подобное, — отрицает Хаджиме.              — Ну-у, Ива-чан, нам нужно развеяться, — тянет Ойкава. — Суга-сан советовал мне чаще проводить время на свежем воздухе.              Хаджиме отмечает, что после визита к врачу, Тоору все так же бодр. Значит ли это, что у него все в порядке, пусть и относительном? Хаджиме надеется, что это не маска. По крайней мере, пока он ее не чувствует. Это радует.              — И что ты предлагаешь? — любопытствует Хаджиме. Откидывается на спинку, аккуратно, чтобы не задеть рану, складывает на груди руки. От глаз не скрывается, как Ойкава сглатывает, смотря за этим движением. Или чудится? Кажется, Хаджиме тоже требуется подышать кислородом.              — Парк развлечений?              — Ты ребенок, что ли? — хмыкает иронично Хаджиме.              — С чего ты решил, что развлекаться могут исключительно дети? — парирует Ойкава. — Нам нет и тридцати, так что можем себе позволить. Обещаю, что не потяну тебя на «Американские горки», твоя рука еще не восстановилась.              — Если так судить, то нам светит только карусель с лошадками. Это твой уровень? — вредничает Хаджиме.              — Мы можем просто погулять, поесть сладкую вату. И еще я выиграю для тебя игрушку в тире, — отчебучивает Ойкава и, кажется, действительно загорается своей инфантильной идеей.              Хаджиме шлепает на лицо ладонь и прячется. Во что Дуракава намерен его втянуть. «Дай мне сил и терпения, Ками-сама», — просит мысленно Иваизуми.              — Ива-чан, ты пока иди в машину, — Ойкава протягивает ему ключи, — а я куплю кофе и присоединюсь через пару минут.              — Я могу подождать тебя здесь, — отвечает Хаджиме, не понимая, зачем им разделяться.              Ойкава поднимается, шагает на сторону Хаджиме, а затем нагибается, ближе, чем подобает другу, почти касается уха губами. Что за игры?              — Мне не нравится, что та миниатюрная официантка с хвостиком постоянно на тебя пялится, — вполголоса произносит Тоору.              Выпрямляется, оглядывается на кассу. Хаджиме тоже. Минако поправляет волосы, но быстро избегает зрительного контакта.              — С каких это пор ты контролируешь мою личную жизнь? — хмурясь, задает вопрос Хаджиме.              Поднимается и встает рядом. Ойкава все еще чуточку его выше, но Иваизуми крупнее. Он не злится, но почему-то взбрыкнулся. Он ведь в курсе, что нравится Ойкаве и явно не как сосед по квартире. Но не слишком ли тот зазнался? Вкупе с тем, что последние сутки гуляет в голове самого Хаджиме, слова Ойкавы его заводят.              — Я… извини, я пошутил, — идёт на попятный Ойкава. Он похож на провинившегося ребенка.              Хаджиме чувствует себя придурком. Забирает по-прежнему зажатый в пальцах брелок от сигнализации и просит, прежде чем выйти:              — Возьми мне шоколадный пончик, я подожду возле машины.       

* * *

      Тоору в недоумении наблюдает, как Иваизуми покидает кофейню. Сердце скачет — Тоору прошёлся по лезвию. Он не заметил, как подобрался к краю, чуть не испортил все глупой и неуместной в их положении вспышкой ревности, которую он пытался замаскировать… под что? Под шутку? Иваизуми явно не выразил желания посмеяться. Тоору действительно испугался, что Хаджиме разозлится.              Но Хаджиме… попросил пончик?              Ойкава не совсем понимает, как это интерпретировать, но он готов купить для Иваизуми коробку. Скупить всю чертову выпечку в этом месте.              Ойкава сбрасывает с плеч онемение, шагает к кассе и без привычного обаяния заказывает латте на вынос и пончик каждого из четырех вкусов, который имеется.              — Что это? — недоумевает Иваизуми, когда, сев в салон автомобиля, Тоору кладет ему на колени коробку с эмблемой кофейни.              — Пончики, — простодушно отвечает Тоору. — Ты даже можешь есть их прямо в машине, я все равно на днях отдаю ее в сервис на чистку.              Иваизуми молчит и выглядит немного растерянно, открывая коробку, а Тоору жмёт на газ и увозит их обоих подальше от места, куда он долго ещё не захочет войти повторно.              По пути Иваизуми и правда съедает один из пончиков — шоколадный, как и просил изначально. Тоору проверяет: до парка аттракционов ехать еще минут десять. Но вот сколько потребуется, чтобы вернуть равновесие между ним с Иваизуми?              — Ива-чан, ты злишься? — не выдержав, прямо спрашивает Тоору.              — Нет.              — Я перегнул палку, но этого не повторится, — кается Тоору. Смотрит на Иваизуми, но тот наблюдает за дорогой через лобовое стекло. Даже не хмурится. Может, действительно все в порядке?              — Я тоже был слегка груб с тобой, так что не парься, правда, — просит Иваизуми.              И протягивает коробку с пончиками.              — Вкусные. Возьмешь попробовать?              — Движение плотное, опасно вести одной рукой, так что попозже, — отказывается Тоору. Но настроение поднимается на несколько пунктов выше.              — На, кусай.              Иваизуми подносит ко рту Тоору пончик, судя по цвету глазури — клубничный.              — Ты серьезно?              — А непохоже?              Стараясь сильно не отводить взгляда от едущей впереди машины, Тоору нагибается и вонзает зубы в мягкое тесто. В рот мгновенно вытекает джем из начинки, а вторая часть скапывает с другой стороны пончика и шлепается между сиденьями.              — Иш-ша фебя офляфали фалон, — с набитым ртом едва внятно лопочет Тоору, пытаясь в придачу не выронить кусок еще и изо рта.              — Ты сам говорил, что сдаешь тачку в чистку, в чем проблема? — все-таки разобрав его слова, беззаботно отвечает Иваизуми и вытаскивает из бардачка пачку влажных салфеток, чтобы вытереть обивку.              Доесть получается уже по приезде. Парковка в выходной день забита, но Тоору быстро находит место. Он покупает билеты на безлимитное пользование любым аттракционом в течение двух часов и сразу же тащит Иваизуми кататься на гигантских качелях, имитирующих древний корабль. После — уже двухместная лодка, везущая их по водным туннелям. Тоору следит за настроением Иваизуми, но тот не выказывает признаков недовольства.              Когда Тоору спросил Суга-сана, как ему поступать и вести себя с Иваизуми, тот справедливо посоветовал действовать без напора, отмечать реакции на слова, ситуации, не давить, дать пространство.              «Если даже ты сам не полностью дал определение своим чувствам, то представь, как тяжело Иваизуми, он адаптируется к обстановке. Лучше всего быть максимально естественным, не пытаться приукрасить действительность», — посоветовал Сугавара. Тоору рассказал без утайки о том, что случилось ночью: кошмары, признание о событиях детства. О том, как Ива-чан держал его за руку. Все до мелочи. Тоору и сам мог понять причины своих сновидений, их связь с настоящим. Но разложить по кубикам поведение Иваизуми было сложнее.              «Ты лучше меня понимаешь этого человека, но из того, что ты рассказал, между вами отчетливо виден период оттепели. Я не могу дать волшебных универсальных советов, как получить расположение кого-либо, в этом во многом будет только твоя заслуга. Я лишь стараюсь направить твои эмоции, дать им определение, помочь разобраться. То, что ты испытываешь к Иваизуми, это не лечат врачами, это и есть твоя собственная терапия. Главное, не торопиться».              — Такс, — Тоору изучает карту парка развлечений, водит пальцем по поверхности, выбирая следующий аттракцион. — Ива-чан, может, ты хочешь пойти куда-то конкретно?              — Как насчет этого? — спрашивает он, указывая пальцем за спину.              Тоору поднимает голову и тут же натыкается на вывеску со стрелкой и крупными буквами: «Выход». Иваизуми криво лыбится.              — Даже не думай, я не отпущу тебя так рано, — качает головой Тоору. — Если не хочешь быть здесь в качестве моего друга, что ж, можешь считать, что ты мой телохранитель.              — С этим? — Иваизуми приподнимает перевязанную руку.              — Я видел, как ты дерешься, тебе хватит и одной ноги, чтобы уложить любого, — с неподдельной гордостью замечает Тоору. Конечно, ему больно вспоминать о том, в каком состоянии он видел Иваизуми на ринге, но отрицать все равно бессмысленно — как боец, Иваизуми был превосходен. — Но надеюсь, тебе не придется отбивать меня от банды хулиганов.              Тоору улыбается, потому что мимо них в тот же момент проходит группа младшеклассников.              — Опасные парни, — хмыкает Иваизуми. — Тут я был бы бессилен.              Тоору тихонько пихает его плечом, цепляет за руку, но мгновенно отпускает, словно опомнившись, что они здесь далеко не одни, да и к тому же он обещал вести себя… сдержанней. Вместо этого Тоору кивает головой в направлении колеса обозрения — что может быть проще и безопаснее: сиди и смотри, к тому же кабинки не рассчитаны на большое количество человек, и есть шанс остаться с Ива-чаном наедине.              — Пойдем посмотрим на Токио с высоты.              — Может, я подожду тебя внизу? — наудачу задает вопрос Иваизуми, хоть и шагает бок о бок.              — Боишься высоты? — подкалывает Тоору.              «Или, может, боишься оказаться со мной один на один там, откуда тебе не сбежать?» — в продолжение думает он уже чуть менее весело, но быстро отметает унылые мысли, вспоминая советы доктора Сугавары: крепкие отношения не строятся по щелчку пальцев, в них нужно вкладывать усилия и не форсировать события. Иногда необходимы месяцы, иногда — годы, главное не сдаваться, если человек того стоит. Если это — твой человек.              «Ива-чан мой. Я снова нашел свой якорь спустя пятнадцать лет, значит, смогу подождать еще немного». Пусть несильно, но от этой мысли Тоору чувствует себя лучше.              — Единственное, чего я боюсь, что однажды ты заболтаешь меня до смерти, если прежде я не выкину тебя из кабинки, — с сарказмом отвечает Иваизуми. Но Тоору доволен. Шутки над ним — верный индикатор хорошего настроения Ива-чана.       

* * *

      В очереди на колесо обозрения практически никого нет, поэтому работник парка рассаживает всех в отдельные кабинки по желанию, а это значит, что Хаджиме проведет целых полчаса в ограниченном пространстве наедине с Ойкавой. Тот не упустит момента.              Хаджиме правда не злится за случившееся в кофейне, ведь это он сам едва не подвел их с Тоору к ссоре. Почему ему было так важно взбрыкнуть на замечание о пялящейся официантке? Ведь, если честно, он, несмотря на попытки заверить себя, будто Минако может быть ему интересна, интересной она ему совсем не была. И нет, не из-за Тоору. Не из-за него же? Да нет, просто бред… Хаджиме хмурится, это всего лишь последствия откровений минувшей ночи, это пройдет. Отпустит и испарится.              — Ива-чан, ты чего завис? Мы следующие.              Тоору дергает его за рукав и указывает вперед. Троица до них явно будет кататься вместе и уже готовится зайти в кабинку, поэтому их с Ойкавой черед буквально через мгновение.              Хаджиме впускает Тоору первым, а когда позади хлопает дверь, Хаджиме занимает место напротив. Скользнув взглядом по Ойкаве, он пялится в окно, хотя пока колесо в их точке не набрало высоту, ничего выдающегося увидеть ему не удастся.              — Так и будешь молчать весь путь? — интересуется Ойкава. Его насмешливый тон слишком прозрачно сочится досадой и, возможно, виной. Хаджиме не нравится, что причиной этому он.              Нет, в действительности Хаджиме есть что рассказать. О том, как Нарита предложил ему место наставника. И как Хаджиме дал обещание все серьезно обдумать. А еще, что велик шанс, что он согласится — Нарите удалось пробурить червоточину на совести Иваизуми, будь он проклят. Но не сейчас. Не время. Не место. Если (наверняка) Тоору на него разозлится, то все катание превратится в сплошную натянутую неловкость. А в фильмах, что когда-то с матерью смотрел Хаджиме, в кабинке колеса обозрения всегда случались эпизоды с романтикой. Хаджиме косится на Ойкаву — тот тоже следит за пейзажем. Ладно, возможно, когда они вернутся домой, или хотя бы опять окажутся на земле. Чем выше они взмывают, тем меньше решительности плещется в Хаджиме.              — Ну так ведь это колесо обозрения, а не беседка, — топорно шутит Хаджиме, но Ойкава будто оценивает.              — Когда я только переехал в Токио, мы с родителями пришли сюда и провели здесь почти весь день. Никогда не забуду. Особенно потому, что с каждым новым годом компания папы разрасталась, бизнес занимал все больше его свободного времени, и нам не так часто удавалось отдыхать всем вместе. Мама тоже работала, хоть и чаще бывала дома, но я скучал по тем первым дням, когда ничто не мешало нам быть самой обычной любящей друг друга семьей, — делится Ойкава, разглядывая постепенно расстилающийся под ними вид на территорию парка.              — Звучит так, словно ты не рад своему текущему положению, — замечает Хаджиме. Ойкава, сидящий перед ним, уже не накладывается на образ богатого пиздюка, в котором тот впервые явился перед взором Хаджиме. Но даже сейчас Ойкава явно не гнушается своего места наследника известной корпорации.              — Я признателен папе за все, что он сделал для нас с мамой. И я не стыжусь и уж, конечно, не ощущаю вину ни за мой статус, ни за материальное благосостояние. Да, счастье и правда не в деньгах… но в том, куда их можно вложить, — усмехнувшись, Ойкава отворачивается от окна и смотрит прямо на Хаджиме.              «Да, например, купить человека», — пробегает в уме. Но пустое, этот этап пройден. Ойкава действительно вызволил Хаджиме из неволи и, возможно, тем самым спас жизнь.              — Прости, наверное, я прозвучал как типичный богатенький мудак, — осекается Ойкава и даже смущается.              — Ты прозвучал честно, — успокаивает Хаджиме, но чтобы Ойкава не зазнавался, добавляет с толикой привычной иронии: — Но да, на секунду у меня вновь вернулось желание послать тебя и все твои бабки нахер.              — Ива-чан, ты злой, — показушно дуется Ойкава, закинув ногу на ногу и сложив на груди руки.              — Нет, просто я тоже честный, — поиграв бровями, хитро отвечает Хаджиме и в противовес расслабленно опирается локтем на спинку сиденья.              — Ладно, прощу тебя, если согласишься сделать со мной селфи, — предлагает компромисс Ойкава.              — Нет, — категорично отказывается Хаджиме. Он видел, как Дуракава позирует для фото, и подобного рядом с собой просто не потерпит.              — Ну всего одно фото, — нудит тот, уже, однако, вынимая телефон из кармана кардигана.              — Я знаю, как сказать «нет» еще на пяти языках на случай, если ты вдруг забыл японский, — Хаджиме выставляет вперед руку и перечисляет, загибая пальцы: — «Ноу», «найн», «нет», «нон», «пу». Достаточно? А то могу поднапрячься и вспомнить еще парочку.              Ойкава пялится на Хаджиме в замешательстве. Неужели обиделся? Но внезапно его выражение меняется на почти что надменное, и Ойкава, нагнувшись так, что опирается локтями в колени, уверенно произносит:              — En plus du japonais, je connais trois langues. I speak English fluently, naneun hangug-eoleul jal ihaehanda. Но я могу поднапрячься и вспомнить несколько любопытных фраз на русском, а еще благодаря нашим партнерам могу кое-что сказать на китайском.              Хаджиме понимает, что Ойкава его уделал. Взял и утер нос. Он, конечно, даже не сомневался, что Тоору получил престижное образование, но на практике почему-то сидит, едва не разинув рот.              Однако, возможно, тому виной до нелепости сексуальный акцент, с которым Ойкава говорил на… кажется, то был французский. Его голос буквально обласкал слух Иваизуми.              Хаджиме молча встает с места и плюхается сбоку от Ойкавы.              — Если будешь кривляться, я отниму телефон и все удалю, понял? — ставит условие Хаджиме.              — Не буду. Если ты обещаешь улыбнуться, — парирует Ойкава.              Снимая блокировку с мобильника, включает камеру и плотнее прижимается к Хаджиме. Без сомнения размышляет над тем, куда деть вторую конечность — все читается на его лице, — не решаясь обнять Хаджиме, поэтому он сам закидывает руку Ойкаве на плечи. Кисть свободно свисает, отчего эта поза выглядит более дружеской без подтекста на нечто тесное и интимное.              Ойкава, конечно, делает больше чем одно фото, но Хаджиме не протестует. Он сразу отсаживается обратно и наблюдает за Ойкавой, пока тот рассматривает снятые кадры. Наверное, это вечерний блик солнца или хорошая порция здорового сна, которую Тоору наконец получил сегодня, но его довольная как у ребенка физиономия светится, а образ завершает улыбка, едва залегшая на губах. Ойкава в завороженной задумчивости прикусывает нижнюю — он что, разглядывает там шедевры из Лувра? Палец проезжается по экрану, пролистывая фотографию. Ойкава меняет положение телефона, уголки губ дергаются, он слегка наклоняет голову набок. На глаз тут же спадает челка, и он медленным жестом отводит ту в сторону, чтоб не мешала.              Хаджиме неожиданно хочет убрать ее собственноручно, как было утром. Хочет почувствовать шелковистые пряди, скользящие между пальцами. Возможно, дальше коснуться кожи — у Ойкавы она на удивление мягкая, на ней иногда по утрам почти чужеродно смотрится небольшая щетина.              Хаджиме трясет головой, чтобы вытряхнуть противоречивые образы, вставшие перед глазами.              — Думаю, эта самая лучшая, — произносит Ойкава и сует под нос Хаджиме экран телефона. На фото он действительно улыбается, пусть и едва заметно.              На фото они с Ойкавой как те, кто будто давно знают друг друга.              

* * *

      — Теперь в тир, я обещал выиграть для тебя приз.              Тоору идет перед Иваизуми, пятясь спиной по пути от колеса обозрения, чтобы можно было смотреть в лицо.              — Ива-чан, что за мина, тебя укачало? — усмехается Тоору и встает рядом.              — Может, купим тебе сладкую вату и… — Иваизуми оглядывается и кивает на скамейки возле пруда, в котором плавают утки. — Посидим немного?              Тоору инстинктивно чувствует смену тона. Это не просто очередное нежелание Иваизуми идти куда-то. Неужели что-то случилось в гребаном клубе? Тоору не стал расспрашивать, а Ива-чан довольно быстро вернулся, поэтому поводов для беспокойства, кажется, не было. Рано радовался?              — Ладно, — соглашается Тоору. К черту вату, кусок в горло вряд ли полезет.              Пока они шагают к скамейке, женщина с забавной девчушкой опережает их, и Иваизуми указывает в сторону свободного участка ограды. Встает, опирается локтями о перила и смотрит вдаль. Тоору повторяет позу.              — Ты ведь сейчас планируешь сообщить мне что-то не слишком приятное, верно? — храбро начинает Тоору, глядя, как крошечные утята плывут в пруду следом за мамой-уткой.              — Нарита предложил мне должность наставника в клубе, — без увиливаний сознается Иваизуми.              Будто хуком слева бьет Тоору под ребра.              — Ты ведь не согласился?!              — Да тихо ты, — шикает Хаджиме на его бурное восклицание.              Тоору встает боком к ограде, смотрит в упор на Иваизуми, но тот роняет взгляд на свои руки, свободно висящие над водой.              — Пока нет. Но…              — Ива-чан, никаких но! Зачем тебе это? — вопрошает Тоору, крепко цепляясь пальцами за поручень. — Неужели собираешься вернуться на ринг?!              — Тоору, — наконец Иваизуми оборачивается и, вздохнув, смотрит ему в глаза. — Я понимаю, как это выглядит. Нарита действительно предложил мне снова драться, но я отказался. Однако я могу помочь парням, которые все еще вынуждены на него работать. Ты же понимаешь, что не я один сидел на долговой цепи? Да там треть мне подобных, если не больше. И некоторые из бойцов совсем еще мальчишки, которые разве что в уличных драках кулаками махали.              — Почему именно ты? — не понимает Тоору. Тревога, которая начала униматься, вновь охватывает сознание. Кажется, что все было почти в порядке, а теперь кто-то пытается нарушить баланс, всё разрушить. И опять забрать у него Иваизуми. — Разве в клубе нет другого бойца, способного тренировать их? Тот… Бешеный Пес, например, — вспоминает Тоору.              — Ему насрать, кого против него выставляют. Он дерется за бабки, и чем проще их получить — тем лучше, — объясняет Иваизуми с сочащимся в голосе презрением в бывшему сопернику. И от досады бьет ладонью о металлические перила. — На ринге у Нариты парни из новичков вряд ли надолго задержатся против кого-то с уровнем Кьётани, они лишь расходный материал, реквизит для боя. А я смогу повысить их шансы и дать реальный навык защиты.              — Если они не годятся для ринга, зачем соглашаются, зная, что могут серьезно пострадать? — недоумевает Тоору. Почему Иваизуми должен теперь расплачиваться за чужие ошибки? Заново влипать в это болото крови, боли и пота, даже если ему лично не предстоит драться. — Зачем они нужны Нарите? Ведь если бойцы не смогут участвовать в боях, то кто будет отрабатывать за них долг?              — Ты, вероятно, недооцениваешь Нариту. — Иваизуми прерывает контакт и опять глядит вдаль. — Он все просчитывает. Возможно, у кого-то есть хорошенькая сестра или младший брат, или ещё кто-то, годящийся на замену, но с другой целью. А парни идут к нему от отчаянья, когда нет выхода.              С губ Тоору почти срывается справедливый вопрос: а как именно ты угодил в капкан Нариты? Тот не вдавался в детали, когда Тоору принес ему деньги за Иваизуми. Ведь главное — выгода.              — Неужели им нельзя помочь как-то иначе? — уточняет Тоору. — Достать деньги в более приличном месте?              — Считаешь, что они бы не попробовали, будь на то возможность или условия? — с долей сарказма спрашивает Иваизуми. Но неожиданно его голос меняется, становится тише. — Далеко не у каждого находится личный ангел-хранитель, который вытащит их с ринга.              Тоору сглатывает. Кажется, частит пульс.              — Ты это… обо мне?              — Ну а кто ещё додумался бы выбросить тонну бабла за избитого в кровавые сопли случайного парня? — с горькой иронией отвечает вопросом на вопрос Иваизуми. Тянется неожиданно к голове Тоору, что-то снимает с волос, бросает в воду и насмешливо, но без неодобрения хмыкает. — Дуракава.              Тоору плавно сокращает расстояние между ними, касается Иваизуми плечом — тот не отстраняется, даже не дергается. Неимоверно хочется переплести пальцы, но даже дома Тоору вряд ли бы позволил себе подобную вольность.              — Ты не случайный, — отрицает Тоору, чувствуя кожей тепло Иваизуми даже через одежду. Ловит взглядом чуть хмурый, но фатально любимый профиль Хаджиме. — Ты самый сознательный из всех возможных выборов в моей жизни.              — Тогда у тебя плохой вкус, — отшучивается Иваизуми, но Тоору кажется, что ему впервые своими словами удалось реально заставить Ива-чана смутиться, потому что тот переводит тему: — Пойдем уже купим тебе вату.              И первым идёт в сторону тележки, которую они видели по пути с колеса обозрения.              — Я угощаю, — догнав его, говорит Тоору.              — Естественно, это ведь ты притащил меня сюда, — наглеет Иваизуми.              А Тоору надеется, что несмотря на известие о предложении Нариты, их свидание с Ива-чаном не омрачится холодностью между ними. Уж сам он постарается этого не допустить.       

* * *

      Половина ваты в итоге летит в мусор.              — Она всегда была настолько приторной? — ворчит Ойкава и облизывает испачканный в сладком сиропе палец.              — Это же чистый сахар, чего ты ждал? — усмехается Хаджиме. Он храбро доедает свою вату, хотя вкусом та действительно в силах отправить человека в инсулиновую кому.              — Если не нравится, не мучай себя, Ива-чан, — с сочувствием говорит Ойкава.              — В смысле? Мне лично норм, — пожимает плечами Хаджиме. И думает: «ну почти».              Он всегда старался не налегать на углеводы быстрого типа, но отчего-то сейчас ему, скорее наоборот, нравится эта сладость на грани. Напоминает о детстве, хотя он и не может вспомнить, посещал ли когда-нибудь с родителями местный парк развлечений в Сендае. Фактически он переживает этот запоздалый опыт именно с Ойкавой.              Наверняка они сходили бы вместе развлечься, если бы Хаджиме тогда не увезли из Сендая. Он уверен, что Ойкава продолжал бы за ним таскаться, звать на прогулку, в парк, покидать камни в речку, покататься на карусели. Хаджиме никогда бы ему не отказывал, потому что на самом деле ему нравился тот милый мальчишка, смотревший на него как на героя. Он защитил Ойкаву от старшеклассников, потому что ненавидел несправедливость. И потому как считал, что если кто-то сильнее, то следует помогать более слабым, а не выступать их обидчиком. Он не пытался казаться круче, но от горящих, восторженных глаз Ойкавы невольно становилось очень лестно. Ему нравилась их короткая, странная, но всё-таки дружба.              — Я теперь хочу пить, — нудит Ойкава, но прежде ларька с водой он цепляется взглядом за тир. Хватает Хаджиме под локоть и активно уводит его с тропинки: — Нам туда.              — Ты уверен? — сомневается Хаджиме, практически волочась сзади, но нет выбора. — Я опасаюсь, что ты можешь покалечить кого-нибудь даже игрушечным ружьем.              — Хочешь поспорим, что я выбью все цели? — дерзко предлагает Ойкава, обернувшись перед входом в помещение тира. — Давай на желание?              — Ты не потянешь мое, если я выиграю, — отвечает Хаджиме.              Ойкава только заинтригованно дергает бровью, мол, удиви меня.              — Не болтать целую неделю, — выкатывает условие Хаджиме. Естественно, издевается, но «ты серьезно?» выражение лица Ойкавы этого стоит.              — Да ты первым заскучаешь без звука моего манящего голоса, — не ведётся на провокацию Ойкава. — Так что подумай получше. Хотя зачем, если пари выиграю я.              И улыбается так, словно уже одержал победу.              Инструктор тира выдает ему ружье и объясняет правила. Ойкава кивает. И предельно сосредоточен, когда прицеливается. Выжидает, а затем, будто на едином дыхании, поражает все пять из имевшихся целей.              Хаджиме понимает: его снова уделали. Только почему-то не чувствует разочарования. Он, скорее, под впечатлением. Только Дуракаве об этом, конечно, ни слова, а то сразу поганец зазнается.              — Ива-чан, выбирай, — предлагает Ойкава, сдав ружье, когда оператор тира показывает призы. В основном мягкие игрушки, какие-то сувениры, коробки с настольными играми и прочая дребедень.              — Этот, — Хаджиме указывает на какого-то нелепого пушистого монстра с руками и ногами. — Вылитый ты.              Ойкава без возражений подтверждает выигрыш, получает награду и протягивает ее Хаджиме.              — Он твой, я ведь обещал.              — Обойдусь, оставь себе, это подло разделять близнецов.              Работник позади них внезапно усмехается.              — Простите, — извиняется тот, когда Ойкава и Хаджиме переводят на него взгляд. Парню явно весело от их маленького представления.              Хаджиме забирает игрушку, пихает подмышку и первым выходит из тира, зная, что Ойкава сразу последует. Наверное, парень не подразумевал ничего плохого, но его реакция злит Хаджиме — только ему разрешено шутить над Ойкавой.              — Ну и чего ты хочешь? — смело первым узнает Хаджиме, когда Ойкава догоняет его на улице.              — Ива-чан, ты в порядке? — Рука Ойкавы ложится ему на плечо, игнорируя вопрос. — Давай я понесу, если тебе неудобно.              И тянется к игрушке, но Хаджиме уворачивается.              — Это же подарок. Уже хочешь забрать обратно?              — Нет. Наоборот, хочу, чтобы ты положил ее возле подушки и думал обо мне перед сном, — шутит Ойкава, хотя в его случае, возможно, это правда с учётом всех обстоятельств.              Ещё час в парке к удивлению Хаджиме проходит быстро. Ойкава, конечно, постоянно болтает. А ещё улыбается, веселится, смеется. Его настроению сложно сопротивляться.              — Притормози здесь, — неожиданно просит Хаджиме, когда они на обратном пути минуют здание с еле заметной вывеской.              Ойкава без вопросов паркуется.              — Пойдем, — зовет Хаджиме и выходит из тачки.              — Что здесь? — уточняет Ойкава, сравнявшись с ним после того, как поставил авто на сигналку.              — Дядя моего приятеля держит кафе. Ты ведь планировал поесть где-нибудь в городе. А за это место я могу поручиться. Не элитный ресторан в Гинзе, конечно, но ты должен попробовать.              — Я редко посещаю рестораны в Гинзе, — чуть уязвленно парирует Ойкава.              — Ну, в любом случае в них нет стряпни Судзуми-сана, — отвечает Хаджиме и распахивает перед ним дверь типичной на вид забегаловки. — Входи.       

* * *

      Еда действительно оказывается потрясающе вкусной. У Тоору нет ни капли предвзятости относительно этого места — наоборот, он польщен, что Иваизуми пригласил его в заведение, которое сам любит. Его здесь встретили как давнего друга. А еще Иваизуми представил своим другом его. Не знакомым, ни тем более парнем, на которого он работает. Это греет лучше огромной порции рамена, который им подает лично Судзуми-сан. В кафе забиты почти все столики. Вероятно, практически все здесь из постоянных клиентов. Тоору чувствует свое присутствие тут особенным. Эта забегаловка, конечно, не идет в сравнение ни с одним рестораном Гинзы, но именно отсутствие элитарности и неподдельная живость, приправленная запахами готовки из кухни, веселыми голосами людей за соседними столиками, добродушной улыбкой пожилого, но проворного старика-владельца, а не вышколенными лицами метрдотелей — все это отзывается радостным откликом в Тоору.              Но ценнее всего расслабленный, явно в своей тарелке Иваизуми, который широко улыбается, общаясь со старым знакомым, даже успевший с кем-то из посетителей переброситься приветствиями. Тоору с удовольствием отмечает, как Иваизуми активнее втягивается с ним в разговор. Они общаются на отвлеченные темы, хотя Тоору пытается ненавязчиво поглубже узнать Иваизуми, чем он занимался, что любит, как проводил раньше время. Иваизуми иногда осекается, оттормаживает, не спешит открываться, но кое-чем делится. Например, оказалось, что Ива-чан поклонник Годзиллы, и это сначала смешит Тоору, но после он сам признается, что в детстве серьезно был увлечен уфологией и верил в пришельцев. Они вспоминают любимые игры, а Тоору рассказывает, как в средней и старшей школе был участником волейбольной команды и на последнем году даже стал капитаном, но к сожалению не попал на межшкольные от префектуры. Иваизуми же в основном играл в баскетбол с парнями на местной площадке. И дрался, несколько лет серьезно ходил в секцию бокса, поэтому к моменту, когда тот оказался в неволе у Нариты, он уже скопил значительный навык.              — Ива-чан, я не хочу, чтобы ты соглашался на его предложение, — честно признается Тоору. — Я боюсь за тебя.              — Фактически я буду лишь тренером, это ничем мне не грозит, — успокаивает Иваизуми. — Я бы не стал поступать так глупо после всего, что ты для меня сделал.              — Правда? — Тоору не хочет… не может не доверять словам Иваизуми.              — Да. Я был вынужден участвовать в боях, сам бы я никогда на подобное не подписался. И… — Иваизуми, кажется, собирается с мыслями, снова трет шею, это нервный жест Тоору уже запомнил. — Мне вроде как не плевать на твое мнение. Ты же все еще официально мой начальник, — добавляет он, будто в попытке оправдать ранее сказанное, прикрыть свои настоящие чувства.              — Не буду скрывать, что меня это все еще беспокоит, но я верю тебе, Ива-чан, — Ойкава вытягивает вперед руку и накрывает ладонь Иваизуми. Это важно — коснуться его. И еще важнее, что Ива-чан не избегает контакта.              — А еще я смогу там тренироваться. Повязку ведь скоро снимут, — напоминает Иваизуми.              Возле них появляется Судзуми-сан. Иваизуми отводит руку, хотя старик определенно замечает, в каком положении сидели его посетители, но молчит. Без сомнения понимает: не его ума дело. Спрашивает, не хотят ли дорогие клиенты еще что-то съесть или выпить, но Тоору просит, чтобы их рассчитали — они облопались до отвала.              — Я заплачу, это ведь я позвал тебя, — вызывается Иваизуми и лезет в карман за бумажником.              — Ива-чан, позволь мне, — останавливает Тоору. И уточняет во избежание неловкости: — Свидание было целиком моей идеей, а значит, плачу я. Когда пригласишь меня сам, тогда я позволю поухаживать за мной. Договорились?              Иваизуми, кажется, чуточку обескуражен. Тоору подобный расклад устраивает. Когда Судзуми-сан подает чек, Тоору выкладывает на стол наличные с хорошими чаевыми — он правда остался крайне доволен кухней и персоналом. Он обязательно попросит Иваизуми сводить его в это место снова.