Верхом

      Впервые Мо Жань увидел Чу Ваньнина на ипподроме. Тот элегантно восседал на вороном коне, галопом проходя круг за кругом. И только посмотрите, так изящно выгнув спину, мягко, совсем не покачиваясь и не подпрыгивая, как будто создан для верховой езды. Мо Жань тогда сразу решил, что этот мужчина окажется рано или поздно в его кровати. И лучше это случится рано.       Все, кто после слышал рассказы Мо Жаня, из его университетских друзей, конечно, что-то припоминали о том, что это очень известный спортсмен, правда, из-за травмы вот уже несколько лет не появляется на забегах. В журнале спортивном печатали. А Мо Жань думал о том, как бы его прижать к борту ипподрома и трахнуть после тренировки. Ну или можно в седле, тоже отличная идея. Приличия приличиями, но Мо Жань никогда не отличался манерностью и сдержанностью в подобных вопросах, а тут перед ним появляется изящный статный молодой мужчина, весь в белом и такой отстранённый, словно не от мира сего, да ещё и идеальный «наездник». Мо Жань ещё никогда так не возбуждался.       Следующая встреча их состоялась, когда Мо Жань решил снова заскочить на ипподром, чтобы полюбоваться его будущей — обязательно! — пассией, но задержался и опоздал, а вот Чу Ваньнин уже выходил из раздевалки с небольшой сумкой, отстранённо прощаясь с местным обслуживающим персоналом. Кстати о персонале и вообще ипподроме. Почему Мо Вэйюй вообще имел право тут появляться, когда ему заблагорассудится? Ну потому что ипподром этот принадлежал семье его дяди, точнее его дяде и его жене, Сюэ Чжэнъюну и мадам Ван, а их сын, Сюэ Мэн, который приходился младшим двоюродным братом Мо Жаню, ещё не мог заниматься делами семейного бизнеса — или что это там вообще было? — и поэтому мог только интересоваться у отца, как дела тут ведутся. Несомненно, тот Сюэ Мэну рассказывал, учил и наставлял, как следует вести дела, но только в общих чертах. Пусть сначала университет закончит, а потом уже будет семейные вопросы решать.       Так вот. Мо Жань тут и наткнулся на Чу Ваньнина, а когда он посмотрел в сторону Вэйюя, то взгляд его оказался таким ледяным и равнодушным, что Мо Жань чуть было не растерял все своё рвение завести с ним знакомство и поскорее затащить в кровать. Ну, даже если на то и было рассчитано, Мо Жань не такой, как все. Тоже, считай, не от мира сего. — Привет. Я Мо Жань, племянник владельца этого ипподрома. Никогда тебя здесь не видел до этого. Как тебя зовут? — умение трещать безумолку и вот так бесцеремонно вторгаться в чужое личное пространство он имел с детства. Не то, чтобы дядя и тетя его не воспитывали, но и не держали его в узде правил и приличий. Тем более, что сам Сюэ Чжэнъюн, конечно же, был главным нарушителем этих самых правил, а за ним, конечно, повторял и Сюэ Мэн. Так что и Мо Жаню не попадало в случае чего.       А вот у Чу Ваньнина вид был какой-то неясный. Он не удивлён, не раздражён, просто... стал какой-то потерянный на миг. А потом лицо приобрело тот самый морозный вид, который был до этого, и он, видимо, едва подавил тяжелый вздох. Застать его врасплох уже победа, должно быть. — Сюэ Чжэнъюна? — кивок. — Хм, — и обошёл Мо Жаня, продолжив свой путь. Мо Жаню это, естественно, не понравилось. Объект его желания не обращает на него внимания. Надо это срочно исправлять. — Эй, эй! Подожди! Ты так и не сказал, как тебя зовут! — он обгоняет Чу Ваньнина, снова становится перед ним и, слава Богам, он додумался не схватить Чу Ваньнина за руку, а то, кто знает, может он от него тогда шарахаться начнёт.       А Чу Ваньнин смотрит на него чуть сощуренно, опасно. Видимо, разозлился. Конечно, Мо Жань ведь его спокойствие нарушил, пройти не даёт, в покое не оставляет и вообще вторгается в такое священное место, как пространство ближе двух метров от Чу Ваньнина. Правда, Мо Жань пока ещё не знает наверняка, что именно это и разозлило Чу. И Чу смотреть продолжает. Долго так, гордо, пристально, будто решает, достоин Мо Жань узнать его имя или нет. — Чу Ваньнин, — видимо, да, спустя несколько долгих минут. Мо Жаню показалось немного странным это довольно долгое молчание, но он только улыбнулся лучезарно в ответ, как всегда делал, уверенный, что после этого к его ногам падет любой. Ну, Чу Ваньнин же просто решил, что ничего страшного не будет просто от того, что племянник его начальника будет знать его имя.       Со стороны же Чу Ваньнина это была их не первая, не вторая и даже не третья встреча. Конечно, все те разы были, скажем так, заочными, но все же Мо Жаня он здесь наблюдал давно. Тот каждую неделю стабильно заявлялся два-три раза в течении этого года — который здесь провёл сам Ваньнин — на ипподром и как-то помогал, должно быть, Сюэ Чжэнъюну, старому другу Чу Ваньнина. С братом Мо Жаня, Сюэ Мэном, он тоже был знаком и даже лично, но просил его об этом не распространяться и понятия не имел, в курсе ли был Мо Жань.       Чу Ваньнин наблюдал за молодым человеком и, к его собственному удивлению, находил в себе силы каждый раз восхищаться какой-то его чертой. То, наверное, была природная доброта Мо Жаня и его глубокое уважение к труду не только его семьи, но и других людей, которые здесь находились. Должно быть, их он тоже считал не просто друзьями. Было бы даже не удивительно, окажись, что Мо Жань был воспитан ими коллективно.       На первых порах Мо Жань для Чу Ваньнина был просто хорошим человеком. Через пару месяцев он вырос в его глазах до человека, с которым Чу хотел бы когда-нибудь завязать дружбу, а таких было по пальцам пересчитать и то ещё останется. Через полгода Ваньнин, ещё не замечающий сам своих чувств или просто не принимающий их, начал влюбляться, а уже месяц так на девятый-десятый понял, что влюбился окончательно и бесповоротно и как бы там ни было, а справляться с этим будет очень-очень трудно. Потому что никому не нужен такой человек, как он: старый, некрасивый, со скверным характером, совершенно не созданный для любви. Где вы вообще видели, чтобы таких выбирали себе в пары? Так что имя — так, всего лишь маленькая прихоть, которую Чу может себе позволить, ведь о большем думать он и не смеет.