Тушь

Надо сказать, что любовь к туши и подводке обнаружилась в нем довольно спонтанно. Когда именно точно сказать было нельзя — просто в какой-то момент Дейдара поймал себя на том, что каждые минут тридцать с утра он тратит именно на глаза. Не особо большая потеря, да и результат ему все равно нравился. А вот Сасори, кажется, принимал каждую потраченную подобным образом минуту слишком близко к сердцу. Если бы взглядом можно было убить, то Дейдара там бы и погиб — прямо перед небольшим зеркалом с полупустой банкой черной подводки в руках, раздавленный совершенной бессердечностью и нечувствительностью напарника к настолько тонким вещам. Однако со временем подрывник решил, будто бы время тут и вовсе не при чем, просто раздражительность и желание как-нибудь покритиковать и за что-нибудь пристать — базовые характеристики Сасори, только и мечтающего обличить его во всевозможных грехах и недочетах, так что вины можно было совершенно не испытывать. — Да ты же нарочно издеваешься, сопляк! — прервал дейдарин поток философских размышлений знакомый голос. Оказывается, он минуты три сидел перед зеркалом максимально дешевого гостиничного номера (не дай бог Какузу инфаркт хватит, Пейн их обоих сожрет за потерю очередного кадра) с карандашом в руках, тупо залипая в одну точку. — Я просто немного задумался, хм. — Акасуна, конечно, навряд ли примет подобное оправдание, но возразить хоть что-нибудь хотелось хотя бы из вредности. — Ты этого не умеешь. — тоскливо вздохнул тот в ответ, обречённо глядя куда-то в даль. Если это недоразумение задержит их еще хотя бы на пять минут, то Пейну, кажется, все-таки придется выслушать печальнейшую и до жути трогательную историю о том, как несчастный Дейдара внезапным и трагическим образом самоуничтожился, подорвав-таки себя самого, какая жалость, завозите нового, только потише и порасторопнее, если можно. «А ведь Орочимару был не так уж и плох!» — пришло в голову Сасори положительно запоздалое сожаление — «Да и у нас с ним, если подумать, был своего рода кружок по интересам; хотя он, разумеется, гадость еще та, но надо просто быть немного поосторожнее…» А причина утренних страданий задумчиво хлопала глазками, прилежно сравнивая стрелки. Пожалуй, одним из достоинств Дейдары несомненно была эстетическая красота: тонкие руки, миловидное лицо, скорее всего мягкие (тут Сасори оставалось только гадать, ведь физической чувствительности даже у почти совершенных марионеток нет) волосы, легкая фигура. Так что факт того, что Акасуна временами как глупый подросток пялился на подрывника, желая при этом оторвать взгляд, но не имея возможности это сделать, им же самим было объяснен исключительно эстетическим влечением. — О Господи. — глядя на то, как Дейдара в очередной раз счел левую стрелку многим хуже правой и принялся настойчиво ее смывать, остатки терпения зашипели и испарились как вода, пролитая на раскаленную железную плитку. — Ты ведь не уйдешь пока не закончишь? — И не подумаю, хм. Вообще, Сасори вполне себе мог бы просто уйти один: только вот искать где и что это малолетнее недоразумение разрушит без неусыпного бдения и чуткого наставничества — себе дороже и задержит их еще часов на шесть-семь. Можно было вытащить его силой, Акасуна даже составил было быстрый план атаки, но даже мысль о шуме и визге, который всенепременно поднимет оскорбленный до глубины души Дейдара, заставила его передумать. То, что единственное достоинство обиженного напарника — молчание, Сасори узнал относительно давно и на собственном опыте, когда после очередной перепалки подрывник на отрез отказался подать ему руку (даже не чужую и почти не оторванную!), хотя цель была исключительно практическая — обработать раны, полученные этим неосторожным идиотом. Казалось бы, совершенно ничего такого, но Дейдара не понятно от чего раскраснелся и разорался о личном пространстве (надо же, с каких пор он вдруг узнал что это такое?), и чем-то еще, Акасуна, если честно, не совсем запомнил. Ну да, руки у него совершенно ледяные, не совсем приятно, наверное, — но все-таки потерпеть вполне себе возможно. — Давай я просто нарисую тебе эту несчастную стрелку и мы наконец-то пойдем, а, сопляк? — выдохнул потерявший всякую надежду на выход из комнаты кукловод, кидая измученный взгляд в зеркало. Отражение Дейдары удивленно захлопало глазами, грозясь разразится очередным монологом про самостоятельность и все в этом духе. Спустя пару секунд на нем, кажется, отобразилось нечто, отдаленно напоминающее мыслительный процесс. — Ну и ладно. — неожиданно согласился он. — Все равно мне уже надоело тут торчать, хм. Сасори тяжело выдохнул, подходя к столу, как вдруг заметил ярко выраженное воодушевление, большими буквами написанное прямо на лбу у напарника. Вариантов не так много: что-то взрывалось или взорвется в скором времени. Привычно устало заозиравшись вокруг, Акасуна обнаружил сумки с глиной около двери, но доверия эта радостная физиономия все так же не внушала. — Данна, а можно… — неожиданно подавший голос парень так же резко примолк, как бы собираясь с мыслями и резко вскакивая на ноги чтоб оказаться недалеко от Сасори. — А можно лучше я Вам глаза накрашу? — Ты случайно головой не обо что не ударялся? — Акасуна с скорбным видом чуть наклонил голову на бок, скрестив руки на груди. — А если ты такой от рождения, то, знаешь, я мог бы попробовать что-нибудь сделать. Один мой знакомый как раз... — Да я серьезно, хм! Вам бы пошло! — в несколько шагов подрывник подлетел к нему практически вплотную, сильнее обозначая, пока что не очень большую, разницу в росте и вынуждая сделать несколько шагов назад. — Дейдара! — который раз за одно только утро приходится повышать голос? — Я не кукла для детских игр, да и мне уже за тридцать, как ты себе это представляешь? Вообще, то, что ему уже точно есть тридцать, пару лет назад напомнил все тот же Орочимару, счастья ему и долгих лет жизни, будь он не ладен. Они встретились совершенно случайно, точно не имея некоторых совместных дел, затрагивающих круг общих интересов обоих, а их встреча не была похожа на относительно дружелюбный обмен опытом, совершенно точно нет, ведь Пейну это точно никак не могло понравится; а если Лидеру что-то не нравится, то это точно так же не нравится и Сасори, который ну никаким образом не может преследовать какие-то личные интересы, которые включают в себя контакты с предателями организации, точно нет. Более детальная картина картина его возраста определенно требовала некоторых математических вычислений, ибо внимания на дни рождения и прочую лабуду Акасуна не обращал лет с шести как минимум. — Правда?! — на лице напротив отобразилось искреннее удивление. — А я думал раза в два больше. — Вот скажи, ты предпочтешь быть отравленным или заколотым? — в ответ раздалась только тишина, очевидно означающая тяжёлый мыслительный процесс — А уж ты-то со своими взрывами и половины от моего не проживешь. То, что половину он, скорее всего, уже прожил, можно было не учитывать. — Ладно, пойдем. — Сасори нетерпеливо повел плечом, заметив неумолимый бег стрелок настенных часов. — Итак времени из-за тебя потеряли. — Данна, ну пожалуйста! — все никак не унимался подрывник. — А я согласен неделю ничего не взрывать в помещениях без необходимости, а? Оперативно взвесив все «за» и «против», Акасуна решил выиграть побольше гипотетической тишины: — Месяц. — Но месяц это много, хм. — Раз много, тогда мы либо наконец-то уходим, либо я вколю в тебя какой-нибудь транквилизатор и потащу следом как пустой пыльный мешок: у меня как раз есть несколько новых, еще не проверенных ядов… Дейдара действительно старательно задумался, коснувшись рукой подбородка. Простой, совершенно незамысловатый жест, но почему-то на Сасори он каждый раз производил какое-то гипнотическое действие: в очередной раз очень хотелось посмотреть в сторону и не думать об этом сопляке, но вместе с тем взгляд отвести было совершенно невозможно. Да и разве к совершенной человеческой марионетке, к настоящему искусству, можно применить настолько глупые человеческие категории? — Ладно, пойдет. — наконец-то выдал хоть какой-то ответ несколько тугодумный напарник. — Но мы договорились только на один раз, запомни это. Ты один раз все-таки красишь мне глаза, но зато потом на целый месяц я забываю о взрывах без необходимости. — Да понял я, хм. — угрюмо буркнул тот, уже хватаясь за черный карандаш. — Садитесь что ли. Стараясь сделать максимально нейтральное лицо, Акасуна все-таки сел все на тот же стул, стоявший на против зеркала. Главное помнить то, что это все не зря, а тушь можно будет легко смыть. «Вам бы пошло!», нашел придурка; да и будто Сасори есть хоть какое-то дело до его ошибочного понимания красоты. — Глаза-то закройте, хм. Дейдара аккуратно (будто он-то сможет ему хоть как-то навредить) чуть приподнял его голову за подбородок, сосредоточено сопя и отчаянно орудуя карандашом. Почему-то Сасори не мог перестать думать о том, что у подрывника, наверное, очень-очень теплые ладони. Глупая, абсурдная мысль необъяснимым образом радовала: на живом и несовершенном сердце зачем-то теплело, а привычные размеренные удары, обычно больше похожие на тиканье каких-нибудь часов, нежели на сердцебиение, заменялись совершенно человеческим ускоренным и гулким буханьем. Положительно не понимая, что к чему и из-за чего, кукловод решил списать все на раздражение. Или банальное нетерпение, Сасори, честно говоря, частенько путал эти очень близкие эмоции. — Открывать можно? — почувствовав то, что напарник уже нарисовался, Акасуне не терпелось как можно быстрее уйти отсюда. — Пока что нет. — как-то неопределенно прозвучало в ответ. Мысленно досчитав до пяти, Сасори все-таки открыл глаза. И как бы быстро Дейдара не отодвинулся подальше, он все-таки определенно точно заметил его тупо покрасневшее лицо вплотную к собственному. — А, ну вот теперь да, теперь можно, ага. — пробормотал тот, тщетно пытаясь спрятать горящие уши за волосами и медленно отступая к двери. — А я это, я сейчас, ага? Стоя уже в самом дверном проеме, подрывник издал какой-то странный писк, накрыл свои губы ладонью, пулей вылетел куда-то за дверь. Медленно поднявшись со стула, Акасуна машинально повторил чужой жест, будто бы ощущая на пальцах непонятно откуда возникшее тепло. Бросив невнимательный взгляд в зеркало, он так и замер посреди комнаты, бессмысленно глядя в пустоту. — Чего завис? — спросил он минут через пять найденного где-то в конце гостиничного коридора Дейдару, который тщетно надеялся сойти за какой-нибудь фикус. Забыл, наверное, что это прерогатива Зецу. — Выходим. - То есть? — удивленно вскрикнул будто бы и впрямь позеленевший напарник, ловя кинутую ему в голову сумку с глиной. — Дополнительное время на тебя в сделку не входило. Чем-нибудь завесишься, если что. — Данна! — выдохнул тот, но заметив то, что тушь Сасори все-таки не смыл, тупо улыбнулся и проглотил возмущения.