Днём не видно звёзд

И упало каменное слово

На мою ещё живую грудь.

Ничего, ведь я была готова,

Справлюсь с этим как-нибудь.

У меня сегодня много дела:

Надо память до конца убить,

Надо, чтоб душа окаменела,

Надо снова научиться жить.

А не то… Горячий шелест лета

Словно праздник за моим окном.

Я давно предчувствовала этот

Светлый день и опустелый дом.

Анна Ахматова, Приговор (1939).

***

— Он живой! Армин ещё дышит! Держись, дыши! — кричал Эрен.       Собственное дыхание было громче любого крика, сильнее любой звуковой волны. А люди как-то неожиданно смертны. — Пообещай, что всегда будешь рядом.       Его удивлённый взгляд, приподнятые брови. — Обещаю.       Клятва на мизинцах.       Чтобы не заплакать пришлось до скрипа стиснуть зубы. Но две предательские слезинки всё-таки скатились по щекам, не давая отвести взгляд. Ничего больше нет. Лея сжала кулаки, ногти больно впивались в кожу, но физическая боль уже давно не глушила боль внутри. По телу прокатилась волна слабости, почти сбившая её с ног. Хотелось прямо тут сесть на черепицу и заплакать. Так хотелось заплакать, проявить слабость. Но Лея стояла, ощущая, как внутри всё рвалось на куски, словно душу выскабливали из грудной клетки маленькой ложечкой, оставляя только чёрную-чёрную пустоту и гадостное чувство тяжести.       Она больно прикусила губу, сдерживая порыв. — Друзья навсегда? — Друзья навсегда.       «Навсегда» наступило как-то слишком быстро. И Лея даже не понимала, что… что ей испытывать, что думать? Эрен кричал что-то про инъекцию. Точно, инъекция! Можно же скормить Армину Бертольда, что валялся рядом без рук и ног и дымил. Да, ведь можно его спасти, точно! Но почему майор медлил? Что произошло за стеной?       Лея осторожно сделала шаг, опасаясь свалиться от любого неосторожного движения. Тяжёлые сапоги наступали на осколки, что скрипели под подошвой. Лея осторожно опустилась на одно колено рядом с… Армином. С телом Армина, с этим обуглившимся подобием человека.       Даже дышать около него было страшно, но истеричный всхлип всё равно вырвался из груди, а Лея лишь надеялась, что его никто не услышал. Сознание разорвалось под звук сигнального пистолета — Микаса подала красный сигнал.       И внутри что-то изменилось. Сломалось, раскололось, разбилось и… исчезло.       Лея посмотрела на свой пояс: даже тут она оказалась бесполезна. Цель, обозначившаяся на горизонте, тяжело заворочалась в голове и потянула за собой остальные мысли, заставляя мозг работать. Нужно… нужно поскорее вколоть Армину сыворотку. В ушах стоял страшный звон, что делало происходящее каким-то расплывчатым и будто вовсе нереальным.       Друзья до гроба.       До гроба одного из них.       Лея резко встала с колен, обернулась. Вколоть инъекцию, всего-то! Нужно лишь сделать один укол, и Армин будет спасён!       Она видела, как майор практически передал заветную инъекцию в руки Эрену, но в последний момент отдёрнул руку и прижал коробку со шприцом к груди. Вместе с этим на крыше началась возня, все глаза устремились в один конец, где к ним поднимался Флок с командором на спине.       Он кричал что-то про обширные раны, ещё что-то про инъекцию и старательно полз вверх, подбираясь ближе. Мучительное знание звонким гулом отскакивало от стенок сознания, пробиралось куда-то вглубь, давая мучительное понимание: Армин больше не в приоритете.       Когда Эрвина, всего бледного, побитого и перемотанного, осторожно уложили на черепицу, Лея первая бросилась к нему, вытянутой рукой отогнала всех от себя. Она склонилась над командором, проверяя признаки жизни. Слабое дыхание отдалось на кончиках пальцев фантомно-жгучей болью.       Эгоизм. — Хочешь воспользоваться служебным положением и сказать им всем, что Эрвин умер, чтобы инъекцию вкололи Армину? Думаешь, они настолько дураки?       Лея вздрогнула. Чёртов шелест. Она шмыгнула носом, нарочно тянула с тем, чтобы вынести вердикт. Голос прав, чтобы определить, жив Эрвин или нет — много ума не надо. Внезапно над головой нависла тень. Лея дёргано обернулась, шея издала звонкий хруст. Почти нос в нос Лея столкнулась с Флоком и его выжидающим взглядом. Он знал, что майор отдаст предпочтение Эрвину как и знал, что командор ещё жив. Он быстро раскроет ложь Леи. Глаза его были помутнены пеленой слёз, но он остался серьёзным и ждал ответа от Леи, хотя, скорее всего, по её лицу узнал его наперёд. Сердце тягостно отсчитывало секунды. — Ещё дышит, — сквозь зубы констатировала Лея. — Живой, значит, — Леви бесцеремонно отпихнул Лею, сам приблизился к командору.       Лея не без труда снова встала на ноги, шатаясь, попятилась назад, ближе к телу Армина. Перед глазами всё плыло, ей стало до ужаса жарко. Где-то слышался слабый звук тлеющего огня, в воздухе витал отвратительный запах гари. Кажется, это она услышала, как прямо сейчас тлеет изнутри. На волосы им медленно опадал пепел. — Инъекцию я сделаю Эрвину.       Иногда слова могут ранить сильнее клинка. Лея вздохнула, и лёгкие наполнились морозным холодом. Внутри осталась лишь ледяная, распирающая пустота. Смерть Армина и вероятность его спасения, уменьшающаяся с каждой секундой, унесла с собой и частичку её жизни. Выдрала с корнем что-то важное.       Лее стоило бы побороться, стоило бы поспорить с майором, сделать хоть что-то. Подобно Микасе вскинуть клинки, подойти к Леви, сказать пламенную речь как Эрен, но болезненная безысходность внутри подпитывалась страхом и чётким знанием: Леви сильнее. Сильнее по духу, сильнее физически. Он сможет легко навредить Лее, если она попытается встать у него на пути.       Но безрассудство всегда подталкивало Лею на глупые поступки, поэтому сейчас она тоже вынула клинки из ножен. Микаса сможет потягаться с майором, а вот Лея ни за что. Она не нападёт на Леви, ни при каком раскладе: просто бесполезно. Пусть она иногда полагается на свою силу, точно не здесь. Она не так смекалиста как Армин, не так красноречива, как Эрен — задавить майора словами не получится. Она ничего не сможет, и это, безусловно, самое отвратительное. — Вы собирались сделать укол Армину, — сквозь зубы процедил Эрен. — Жить будет тот, кто полезнее для человечества.       Лея могла чувствовать лишь тупую боль, эту блядскую, грязную безысходность. Могла ощущать, как невидимые руки сдавливают ей горло почти до хрипа, до головокружения и слабости в ногах. Куда податься, что, мать его, делать? Просто взять и всё бросить, смириться и улыбнуться? Об этом они просили?       Леви оглянулся по сторонам, взглянул на Микасу, Эрена, смерил странным взглядом Лею. Она непроизвольно съёжилась, сильнее впиваясь в рукояти клинков. — Вы сами понимаете, что делаете? Хотите собственноручно убить Эрвина, командора Разведкорпуса? — голос майора холоден, холоден как никогда. Хотя Лея и слышала кучу рассказов про то, что прошёл Леви, она знала точно — смерть Эрвина для него больнее всего. — Ты понимаешь его боль, но всё равно хочешь оставить его с ней, чтобы он вколол сыворотку Армину? В угоду твоей хотелке, без логически обоснованных аргументов?       Лея склонила голову, рвано дыша. Логика, логика… да к чёрту логику! Почему ей просто не может хотеться, чтобы Армин был жив? Почему это эгоизм? Владелец заветной сыворотки тоже действовал в своих интересах, поэтому тоже эгоист. — Его интерес приравнивается к интересу общества, всеобщей цели. Эрвин действительно полезнее для человечества, и ты это прекрасно понимаешь.       Лее просто хотелось, чтобы он заткнулся. Да, она хочет, чтобы был жив Армин, а не Эрвин, и что с того?! Пусть она эгоистка, пусть! Но Эрен и Микаса тоже эгоисты! Да, они троица эгоистов! И Жан бы выбрал Армина! — Ты не умеешь мыслить рационально и расставлять приоритеты, какой из тебя тогда солдат? — Пошёл к чёрту! — мысленно ответила ему Лея.       На мгновение в голове воцарилось молчание. — Раз ты такая упрямая, так борись. Борись за Армина, а не ищи отговорки. Каждый может назвать себя слабым и ничего не делать, но что от этого изменится?       Лея резко выпрямилась, утёрла слёзы рукавом грязной куртки. Прежде чем упасть в бездну отчаяния, нужно воспользоваться оставшимися где-то глубоко внутри осколками надежды, попробовать изменить ход событий. Сам Армин много раз говорил ей, что тот, кто не может ничем пожертвовать, не сможет ничего изменить. Лея не знала, изменит ли её жертва хоть что-то, но так было хотя бы не стыдно: уступать со знанием, что ты сделал всё, что было в твоих силах. Лицо её больше ничего не выражало.       Помутневшим зрением Лея заметила, что Леви ударил Эрена, а тот отлетел на другой конец крыши. Микаса не заставила себя ждать: повалила майора на землю, приставив клинок к его шее. Лея в два прыжка оказалась рядом с Микасой, но на нее побежал Флок, пытаясь не допустить передачи инъекции. Лея собрала остатки сил, крепко пнула его по ногам и вырвала коробку с заветной ампулой из рук обездвиженного майора!       Сердце подпрыгнуло, казалось, что вся власть мира сосредоточилась в её руках, в этом шприце со спинномозговой жидкостью. Осталось только сделать укол, и будь что будет: пусть её посадят на гауптвахту, да хоть казнят! Об этом в моменте Лея не думала. Но внезапно застыла, сделав один шаг в сторону Армина. — Лея, ну же, сделай инъекцию! — крикнула Микаса.       А она не могла двинуться с места: смотрела на окровавленного майора, их взгляды на миг пересеклись. Мысли смертоносной волной хлынули в голову. Ей не хватило импульса чтобы закончить начатое, она задумалась о произошедшем, и сомнения сразу же закрутились в голове, заглушили разум и окружающий мир. Ей казалось, что барабанные перепонки лопнули, а лёгкие разорвались, но разрывалась на деле только голова. Бездумный, бесконтрольный ужас обуял всё тело, пробирая до мышц, до костей и до каждой клетки мозга.       Спустя пару мгновений Флок ответил Лее её же приёмом, пнув по ногам. Лея упала на колени, а Флок выхватил коробку из ослабевших рук. Триумф её длился недолго. — Вы думаете, что только вы страдали? Думаете, что только ваша цель истинна? — заорал Флок, крепко сжимая инъекцию. — Если вы не знали, то за стеной не осталось ничего живого! Командор повёл нас на верную и героичную смерть, а я выжил, выжил как слабак! Я хотел его добить, когда увидел… Но Эрвин, именно он довёл нас до ада, и я подумал, что это было бы слишком милосердно по отношению к командору! Титанов сможет уничтожить только дьявол, только командор!       Лея упала на четвереньки. Живот скрутило в неприятном спазме, не давая нормально разогнуться. Она бы рассмеялась прямо в лицо Флоку! Какой же он гадкий, гадкий мальчишка! Мнит себя бедным и несчастным спасителем-героем, чтобы выставить всех остальных предателями. Нервный смешок сорвался с губ, Лея глупо села, смотря, как полуживой Эрен всё ещё пытался бороться. Да, у него, оказывается, воли было куда больше. — Вы… разве не помните? Мы удержали Трост, заделав дыру валуном; мы выяснили, кто такая Энни; решили, что к Шиганшине нужно идти ночью; нашли Райнера, который прятался в стене. Мы даже смогли победить Бертольда! Всё это — личная заслуга Армина, человечество спас не я, слышите? Не я, а Армин! Разве не так, Микаса, Лея?! — Эрен принялся кричать. У Леи дёрнулся глаз. — Эрвин — единственный спаситель человечества! — прикрикнул на Эрена Флок.       Собиралась было Микаса кинуться на Флока, но её быстро сбила с ног… Ханджи. Послышался шум других УПМ. Лея мигом обернулась: теперь ад точно пуст, а все бесы здесь.       Прибывшие успели ругнуться, уставившись на сложившуюся картину. Лея поймала глаза Жана: зрачки его сузились, стоило ему опуститься на крышу. Он спешно перевёл глаза с Армина на Лею, но спокойнее взгляд не стал.       Крышка коробочки с инъекцией щёлкнула, Леви стал дёргано доставать шприц. У Леи не хватило воли что-то возражать. Она-то думала, что Микаса сильна физически, а Эрен просто болван. Но, как оказалось, дух у них гораздо сильнее, чем у неё. Они боролись за друга до последнего. А Лея, что Лея? Последними словами, которые она сказала Армину, были угрозы выколоть ему глаза. Острый ком царапал горло, заставляя глотать слёзы.       Ханджи говорила, много говорила. Говорила о том, что однажды придётся проститься со всеми, что она теряет людей с того самого момента, как пришла в разведку. Лея особо не слушала, смотря на испуганного Жана и думая об одном: когда это всё закончится, она дезертирует. Убежит со всех ног, уговорит Жана, они вернутся в Трост, лишь бы больше не видеть смертей. Она же… не чёртова самоубийца! Почему, почему они говорят о том, что придётся попрощаться со всеми?! Почему они хотят забрать у неё всех, кто был ей дорог? — Трост тебя не примет, ты же помнишь? Пути назад нет, реквием давно звучит для вас всех, а не только для Армина.       Лея ненавидела, до скрежета в зубах и огня в глазах ненавидела всё, что произошло и происходило прямо сейчас. Ненавидела то, что голос прав. Она не сможет жить в Тросте, это известно наперёд. Она сойдёт там с ума. Ханджи призвала мыслить трезво. Сказала, что нужно двигаться дальше. Но как, к сожалению, чёткой инструкции не было.       Эрен тоже боролся. Он из последних сил цеплялся за ногу майора, бормоча что-то про море. Море… какое оно? Армин до самого конца жил одной своей мечтой, даже заставил поверить в неё Лею. У Армина была мечта. Светлая и великая, а он сейчас в одном шаге, чтобы быть сожжённым окончательно, а прах его, наверное, развеют и правда где-нибудь над морем, если они туда, конечно, доберутся. А вот Лея жива, и мечты у неё как таковой нет. Существование давно потеряло всякий смысл, и она лишь придумывала какие-то оправдания — презренные пародии на мечту. Мол, она там за правду борется, ещё за что… да плевать ей на эту правду, плевать с высокой колокольни. Она уже и сама не знала, на что ей не плевать. Армин говорил, что Лея стала прагматиком до мозга костей. Она верила и ощущала это сама, как верила всему, что говорил Армин. Но как она сама с ним обошлась? Даже не смогла ничего сделать. Гадкая тут, наверное, только она. — Всем сейчас же покинуть крышу, чтобы когда Эрвин превратится, он точно бросился на Бертольда, — стальным голосом проговорил Леви.       Лея послушно встала на ноги, подошла к Жану. Она хотела что-то сказать, но слова… слов не было. Вот вообще. Она лишь сжала напоследок его плечо, намереваясь найти себе место, где она сможет побыть одна. Спрыгнув с крыши первой, она побрела куда-то, сама не ведая куда. Ноги сами вели её, а она лишь шла и шла, чувствуя, как живот снова скрутило в спазме. Всхлипы вырывались из груди, она сгорбилась. Прислонилась к стене ближайшего дома, сползла по ней на землю. Горячие слёзы текли по щекам, Лея хотела кричать, но не могла — только хватала ртом воздух как рыба. Сжимала зубы, кусала губы, руками вцепившись в волосы, сильно-сильно сжимая, словно в попытке вырвать. Тело стало таким противным, хотелось освободиться от этой грязной тяжести. Противной стала она сама. — Почему…? Почему? Почему?! — каждое слово сопровождалось ударом кулака о землю.       Как только Лея оказалась одна, она позволила себе просто и откровенно разреветься. Не заботилась о том, насколько уродливо выглядело её искривлённое лицо, хотя кривой была только душа. Не заботило, услышит ли её кто, придёт. Лея не чувствовала боли от ноющего предплечья, она кусала его обратную сторону, кусала бинт, чтобы заглушить крик. Слёзы всё лились и лились, заставляя ненавидеть себя всё больше и больше.       Лее в глаза бросилась нашивка с красивыми расправленными крыльями. Разведка? Она ненавидит разведку! В порыве гнева она силой оторвала с куртки эти чёртовы эмблемы, будь они прокляты! Вскочила на ноги, сорвала с себя накидку с этими огромными крыльями свободы. Казалось бы: в Разведкорпус вступаешь, чтобы расправить свои крылья, а на деле же тебе их обрезают в самом начале, поэтому в нужный момент ты остаёшься беспомощным птенчиком, что не может сдвинуться с места. Ложь, вокруг одна ложь! Лея с остервенением отбросила кусок зелёной ткани подальше от себя. Волосы её растрепались, едва падая на глаза. Но как только она сорвала обе нашивки с куртки и тоже их выбросила, сползши по стенке, легче почему-то не стало. Эта рваная боль, засевшая в душе, никуда не делась. Лее больше не хотелось ни злиться, ни плакать. Ей претило последующее подобие существования в этом мире: нужно же будет как-то жить дальше, не сидя с Армином у реки, не ходя вместе в библиотеку и не смотря вместе на звёзды. А звёзд-то больше и нет, лишь что-то на небе, что люди зовут звёздами. Они будут тусклыми и лишёнными смысла. — Я могу тебе кое-что сказать? — рядом послышался голос, что Лея меньше всего ожидала услышать. Она подняла опухшие глаза на Эрена, даже и не зная, что сказать. Он почему-то перестал быть ей таким уж противным, может потому, что Лея знала: Эрену так же больно, как и ей. — Говори, — Лея кое-как стянула с себя подранную куртку, уложила её рядом. Почему-то с присутствием Эрена ей стало спокойнее. Она не осталась одна на всём свете с этой ношей: он тоже потерял дорогого человека. — Армин просил меня передать, в общем, что… ты ему была дорога не только как подруга, а как, ну… он тебя по-особенному любил, — Эрен пристроился около Леи, тоже сполз по стенке, усевшись рядом. — Чего? — Лея подтянула к себе колени, обхватила их руками и обернула на Эрена хмурый взгляд. О чём он вообще? — Ты ему… в романтическом плане нравилась, — Эрен говорил это совершенно спокойно, наблюдая, как лицо Леи проходит весь спектр эмоций. — Не получится, если искать целенаправленно. Любовь приходит когда не ждёшь. Но, мне кажется, это должен быть хороший человек, которого ты долго знаешь и в ком уверен. Хотя это всё ярлыки и субъективщина. «Хороший» или «Плохой» — так ты просто оцениваешь, насколько человек для тебя удобный. — Ну, я бы себе неудобного в пару не хотела. — И то верно. Я к тому, что это нужно просто почувствовать. Может, чтобы найти в себе чувства нужен… переломный момент? — он продолжил размышлять. Мысленно Лея в принципе соглашалась. Только насчёт переломного момента не догнала.       Теперь догнала.       Как же это глупо. Лея смогла лишь рассмеяться, но улыбка вышла больной, кривой и фальшивой. Красным пламенем запылала щека, куда Армин поцеловал её пару дней назад. Вот оно что, а Лея ещё думала, что хорошо понимает чувства других. — Эрен, ты же понимаешь, что всё это больше неважно? Даже… даже если бы это было взаимно, какой в этом толк сейчас? Армин умрёт, а мне что делать дальше прикажешь? — встретившись с серьёзным взглядом Эрена, Лея тут же спрятала истерическую улыбку. Взаимность она пока рассматривала в чисто гипотетическом варианте развития событий. — Ты так быстро потеряла надежду? Я не верю, — Эрен легонько коснулся её плеча, в голову Леи ударило какое-то неприятное, колючее чувство. Она инстинктивно одёрнулась, сжала губы. — И ещё… я пока шёл, нашёл это, — Эрен протянул Лее оплавленный кусок сверхпрочной стали. — Похож на сердце. — Просто я реалистка. Я знаю майора, и ты тоже. Может, ты не хочешь признавать, но ты сам на подкорке знаешь, каким будет окончательное решение Леви. Проще настраивать себя на то, что и так произойдёт, уже сейчас. Потом будет не так больно, — Лея взяла из его рук кусок стали, машинально привалилась к плечу Эрена, но больно она уже не было. Голова упала ему на плечо. — Какой ты циник, Лея, — фыркнул Эрен отвращённо, отшатнулся от неё. — Нет, я не знаю, каким будет его решение. И я надеюсь, что майор сделает правильный выбор, — он повёл плечом, они помолчали. — А если бы умерла ты, Армин бы так просто не сдался и верил в лучшее до последнего, — сказал Эрен укоряюще, — и не пытался бы посчитать боль, которую придётся испытать.       Лея вздохнула. — Иногда циник бывает полезнее лириков. — Ты противная. — Знаю.       Даже он говорил ей, какая она гадкая, а Лея и так это знала. И так себя ненавидела за всё. За слабость, за трусость, за эгоизм.       Они снова замолчали. В городе всё ещё стоял слабый гул, словно сама Шиганшина умоляла о помощи, разрушенная, едва дышащая. Но помочь было некому. Сизые тучи наползли на небо, отражая пасмурное настроение разведчиков. Противный, едва уловимый запах гари впитывался в волосы, кожу и одежду. Дух страшной смерти проникал уже в душу. — Тебе же больно? — Очень. — Как ты будешь жить, если Армин всё-таки умрёт? — Не знаю. Не хочу об этом думать, — Эрен придвинулся назад, осторожно приобняла Лею за плечи. А ей вовсе не противно, не хотелось хлопнуть по руке и сказать какую-нибудь колкость: она уязвима, и ей, наверное, повезло, что рядом оказался всё-таки Эрен.       Может, он не такой уж и лопух, каким Лея его себе представляла. Она немного подумала над словами про мечту Армина, про то, что он сам был движим только ненавистью. Ей самой управляла пропаганда, Лея так думала. В тринадцать она рвалась передовую, только бы сделать свой вклад в освобождение государства от гнёта титанов. А теперь вот, сидит на этой самой передовой, и ревёт. Тепло тела Эрена ощущалось островком спокойствия в чёрной, бурной реке неизвестности. Было так смешно с самой себя: Лея нашла спасение у врага, какая злая ирония. Хотя… если Армин всё-таки умрёт, они перестанут быть врагами. Эрен так же, как и она, опустошён, у него тоже бесконтрольно льются слёзы и он корит себя за слабость. — Прости за все, — выдохнула Лея. Она должна была это сказать, как бы тяжело ни дались слова. Эрен не такой уж и баран, на самом деле. Может, это временно, и их просто сплотило общее горе. Ей всё ещё вряд-ли найдётся о чём с ним поговорить в обычной жизни, если она вообще будет. Лея пока не могла себе представить, каково это: жить без Армина. И Эрен, должно быть, тоже. — И ты, — он склонил голову, смотря на свои колени. — Знаешь, я думаю о том, что мы чем-то похожи.       Лея тихо хмыкнула. — Чем? — она и сама вполне могла предположить, чем. Только вот признаваться самой себе как-то не хотелось. — Не знаю. Просто чувствую, что тебе так же плохо, как и мне. Наверно, я поэтому остался. Не думай, что это только ты меня ненавидишь, а я желаю тебе всего хорошего, — Эрен сжимал и разжимал кулак, снова заставляя Лею смеяться. Смеяться наигранно, истерически. Ей не смешно, просто смех — единственное, что она смогла из себя выдавить. — Может быть. Если нас и так осталось во всей разведке три калеки, то междоусобицы сожрут структуру изнутри. Не думаю, что на земле отыщутся ещё, такие как мы, самоубийцы, которые вступят в разведку после сегодняшнего. Да и вообще будущее у нас мутноватое, — Лея с трудом моргала: ей отчего-то захотелось вздремнуть. — Ты права. Значит, перемирие? — Наверное, да. Армин был бы рад, если бы мы подружились. — Он будет. Будет рад, когда узнает сам. — А… да, да. Он сам узнает, — Лея протянула Эрену мизинец, он уцепился за неё своим. — Мирись-мирись-мирись.

***

      Эрен предложил вернуться на крышу неподалёку, откуда было видно, что делал майор. Обратно шли молча, пешком. Лея думала об их странном разговоре. Она думала о том, что теперь… зауважала Эрена. В какой-то степени. Он изо всех сил старался спасти судьбу Армина, а Лея так и не вступила ни в какие перепалки. Эрен всё-таки не лопух, он сильный. А вот Лея противная, в этом он был прав. Отвращение к собственной личности не прошло. Может, эту попытку Армина и Микасы другие расценили как жалкую и бесполезную, но она отчего-то в тот момент так заворожённо слушала про море, что впечатление держалось до сих пор. И Лея уже больше не Лея, да и ребята сами не свои. Словно бы всех подменили тут, в Шиганшине. Конни попросил Лею посмотреть Сашу, когда они с Эреном поднялись на крышу. Жан посмотрел недоверчиво, но она попыталась уверить его взглядом, что всё хорошо. Он и сам, верно, теперь совсем по-другому будет относиться к Эрену.       У Саши состояние стабильно тяжёлое: она ударилась головой и ещё, видимо, не смогла уберечься от взрыва громового копья. Но Саша-то выкарабкается, обязательно выкарабкается. Она же здоровая, как кабан! Лея тешила себя этими мыслями, меняя бинты: запасы её почти исчерпались, ей не хватит даже чтобы сменить бинты на собственной руке. А с болью по всему предплечью Лея свыклась: видимо, обезболивающая мазь подействовала, поэтому стерпеть это можно было.       В один момент ребята столпились у края крыши, что-то крича. Лея опомнилась не сразу, но тоже бросилась к краю, чтобы разглядеть, что там: неужели майор наконец-то сделал укол? Встав за Жаном, что присел на корточки, Лея к своему ужасу поняла, что… не видит вдали. На заветной крыше лишь нечёткие силуэты, она видела титана! Но чьего?! — Кто?! Кто превращается?! — крикнула Лея в ухо Жану. — А… Армин! Это Армин, посмотрите на волосы! — проорал Жан.       Лея в тот же короткий миг открыла рот и замерла. Медленно пришло странное осознание. Леви выбрал Армина. Армин будет жить, жить! Оцепенение сковало Лею, шок смешался с радостью. Она подготовила себя к смерти Армина… но всё обошлось.       Друзья молча наблюдали, как костлявый титан из последних сил поднимался, как бросился на Бертольда, что одиноко лежал на крыше. Лее пришлось чуть оттянуть кожу век к вискам, как это делала Ханджи, когда не видела что-то без очков. Лея заметила, что ни майора, ни Флока и Ханджи с Эрвином на крыше уже не было. Она чётко слышала крик: крик Бертольда о помощи. Сердце сжалось, но больно почему-то не было.       Мысленно Лея сказала пару простых слов: «Прости Берт, мне жаль». Было ли ей жаль на самом деле? Скорее нет, чем да.       Как только Армин сожрал Бертольда, его титан упал на землю и начал дымить. Дёрнув головой, Лея увидела лишь пару блеснувших зелёных глаз, прежде чем сама ринулась в сторону Армина. Зазвучал звук выходящего под давлением газа и цепляющихся туда-сюда крюков. Лея боязливо опустилась на землю рядом с титаном, её окатило волной жара. Она позабыла обо всём, ей хотелось лишь одного: увидеть Армина, живого Армина.       Сердце надрывалось от нарастающей боли и тут же остужалось пока не до конца осознанным фактом: Леви выбрал Армина.       Вот только… пустота внутри. Она никуда не делась.       Спустя пару мгновений, когда вся толпа оказалась у тела титана, от которого отделился Армин, им показалось его лицо: горячее, с такими же, как у Эрена, прожилками под глазами. Как только пар немного вышел, все кинулись к нему, боясь прикоснуться: слишком горячий. Но живой. Живой и теперь здоровый. Лея прикрыла рот рукой, уже не зная, как реагировать. Перед её глазами Армин, такой, каким он был всегда. Хотя всё же нет. Он тоже другой, как и все. Битва за Трост однажды поделила жизнь на «до» и «после». Кажется, сегодняшний день сделал то же самое.

Несколькими часами ранее

— Чёрт, чёрт, Лея! Не умирай, пожалуйста… — голос Армина сиплый, лицо заплаканное, а руки в крови и дрожат. Будь проклят этот день!       Армин наспех заканчивает зашивать руку Леи: вышло просто отвратительно, ему самому тошно от своей работы. Он судорожно разрывает нить, складывает всё, что осталось после «операции» обратно Лее в аптечку. Из-за того, что она потеряла сознание, Армину пришлось кое-как коленом подпирать её руку, одновременно дрожа и пытаясь всё-таки закончить начатое. Он, закусив губу и пытаясь унять слёзы, проверял дыхание, подносил к носу склянку со спиртом, как делала она сама, но ничего не выходило. Дыхание есть, сознания нет. Армин… скорее несильно пытался привести её в чувства, не желая мучить: видеть эту битву и сражаться одной рукой для неё будет гораздо опаснее, чем остаться здесь. Нет, здесь её нельзя бросать: здание слишком, слишком ветхое. Армин утирает слёзы, выдыхает. Пока она беззащитна, нужно обеспечить ей безопасность. Очнётся — безусловно, что-то придумает. Но пока… чёрт, сам Армин её не дотащит. Да и куда?       В голове быстро родилась идея. Дом, его дом, он же тут недалеко! — Подожди немного, я… я скоро вернусь! — бросил напоследок Армин телу Леи, думая, что она, может, и услышит его.       Звать Жана было словно лишнее напоминание себе о своей слабости. Он выдернул его с поля боя, но выдернул же не просто так, да? Микаса сказала, что он сам уже был готов сорваться к Армину, когда она сказала ему, что произошло, но всё-таки удержался, доверив Лею Армину. Однако он не справился, поэтому теперь Армин ведёт Жана в тот злополучный дом, чтобы позже провести в свой. Армин лишь надеялся, что его не смело взрывной волной. Вариант очень ненадёжный, но что он ещё мог предложить? В детстве дедушка много рассказывал ему о строительстве, когда они вместе играли в песке на берегу реки. Рассказывал, как своими руками отстроил их семейное гнездо с использованием всех мер предотвращения обрушения. Так может… может, это сработало? — И когда ты научишься делать это сам? — кряхтит Жан, осторожно беря Лею на руки, как тогда, когда он нёс её в медкорпус ещё в кадетстве. Армин отмалчивается, не зная, что сказать.       Он ведёт Жана к себе домой, крепко стиснув зубы: сердце его изнывает от липкого страха, страха потерять Лею. Он прекрасно знает, что она здоровее некуда, что она сама в разы превосходит его по силе, поэтому должна справиться. Но пол того здания и Армин были в её крови, что значительно усложняло задачу для Леи.       Но надежда для Армина умирала последней: он уже и забыл, что последним она сказала, прежде чем отключиться. Кажется, угрозы? Плевать. Армин понимает Лею и понимает, почему она него так истошно кричала. Становилось ли ему от понимания менее страшно? Нет. Однако здесь и сейчас его слабостям нет места: ему и так пришлось позвать на помощь Жана.       Армин видит до боли знакомую крышу: дом цел! Он подгоняет Жана, сам чуть не бежит вперёд. Он первым открывает незапертую дверь родного дома, а там всё так же, как и пять лет назад: тот же стол, тот же голубой диван, те же занавески на окнах и всё нетронуто, лишь покрыто толстым слоем пыли. Армин завороженно прохаживается по комнатам, рассматривая посуду, из которой раньше ел; чашки, из которых раньше пил. Он бегло смотрит на обширную библиотеку дедушки, вспоминает книги, которые прочитал ещё будучи десятилеткой. Сердце охватывает странное, щемящее чувство, которое вроде бы называют ностальгией. Оно должно быть приятно, но Армину отчего-то становится лишь больнее. Однако он рад, от пальцев ног и до кончиков волос рад, что его родной дом правда уцелел.       В реальность его возвращает Жан, что появился в дверях. — Так хорошо сохранился… настоящее чудо.       Армин кивнул, спешно ведёт его в свою спальню. Зайдя в комнату, Армин указал на кровать, а сам стал рассматривать немногочисленные вещи, что остались от его детства: игрушки, кое-какие книги, много рисунков. — Это мой дом, — через плечо бросает Армин, когда Жан укладывает Лею на кровать. — Я так и понял, — он расправляет постель под Леей, стараясь не поднять пыль. Некоторое время молча стоит у кровати, сжав кулаки.       Армин думает, что Жан с Леей постоянно сдерживают эмоции. Да и вообще, невооружённым глазом их можно принять за брата и сестру. Армин так и думал первые года два в кадетском. Он даёт Жану немного времени, безусловно понимая, что он чувствует. Жану Лея, в первую очередь, семья. Армин переносил их отношения на свою дружбу с Эреном и Микасой, поэтому ему нетрудно представить, как Жан сейчас сам чуть не плачет, хотя Армин видит лишь его спину. Но Жан, должно быть, никому не покажет свои слёзы. Никому, кроме неё. — Она справится, — Армин нерешительно подходит к кровати, встаёт рядом с Жаном. Он тактично не смотрит на его лицо, чтобы не смущать. Жан нервно кивает, мнёт край куртки, громко дышит. — Если с ней что-то случится, пеняй на себя, Армин, — Жан резко переменяется, не прощаясь, выходит из комнаты. На Армина это нагоняет стыд: Лея Жану самая дорогая, а он так отвратительно показал себя как врач. Но не как друг, ему хотелось так думать.       Армин остаётся стоять у кровати в полном одиночестве. Смотрит на Лею, что лежит на его детском голубом покрывале в жёлтый цветочек. Веки её прикрыты, но из-за их тонкости можно иногда различить, как бегают закрытые глаза. Он смотрит на неё хмуро, сверху вниз.       Он и сам не знает, что ему хочется сделать, но Армин отчётливо понимает — перед смертью не надышишься, поэтому что бы он сейчас не сделал — этого будет мало. Он боязливо оборачивается, проверяя, нет ли кого. Слишком долго смотрит в пустую стену, немного зависнув, кусая губу и сжимая кулаки в попытке унять слёзы. Но у него это получается хуже, чем у Леи, поэтому горячие и солёные капли снова бегут по красным щекам, что едва успели подсохнуть. Он шмыгает носом, отворачивается от пустоты. Снова смотрит на Лею, шепчет лишь «Прости-прости-прости», осторожно касается чужой забинтованной руки кончиками пальцев. У Леи, оказывается, очень много родинок на руках. А Армин как-то раньше и не обращал внимания, хотя это очень красиво: родинки можно соединять в созвездия. Невесомо он гладит плечо, стоя у кровати, гладит Лею по волосам и плачет, чуть погодя склоняясь над ней, оставляя лишь один короткий поцелуй на лбу, быстро разгибается и, смахнув слёзы, ещё немного осматривает комнату лишь беглым взглядом, мигом выходя прочь.       Закрывая дверь дома, Армин прислоняется лбом к обветшалому дереву двери, тяжело выдыхая. — Дедушка, если ты где-то тут, защити её, прошу.

Настоящее время

      Армин долго не хотел приходить в себя, поэтому Ханджи приказала порыскать за стеной и в городе, проверив территорию на наличие выживших типа Флока. Эрвин всё-таки умер. Почему майор позволил ему умереть? Лея имела примерные представления. Благо, её в эти спасательные операции не запрягли, поэтому она осталась на стене, карауля Сашу и Армина. Осознание происходящего давалось тяжело, хотелось спать. Лея себе отказывать не стала, поэтому на полчаса она действительно задремала, однако быстро проснулась, когда Жан поднялся на стену, собираясь спуститься к лошадям. Лея отсыпала ему в руку немного лакомств в обмен на сигарету и спички, усталым тоном приказав угомонить Онтарио, если он будет напуган. Жану Онтарио доверял, поэтому Лея могла быть спокойна.       Она снова осталась рядом с бессознательными Армином и Сашей одна, но ей определённо было, чем заняться. Лея для начала рассматривала Армина. Досконально осматривала голову, лицо, руки и ноги. В первую очередь, конечно, в научных целях: Лея сделала вывод, что его кожа полностью регенерировала, потому на теле не осталось ни одного шрама. Ей уже как-то непривычно было видеть его руки без прежних ожогов. Но всё-таки Лея тихо радовалось, потому что Армину его шрамы не нравились. А Лея со своими свыклась: и с тем, что на щеке, и с тем, что на бедре. И даже с тем, что останется после попыток Армина во врачевании, она свыкнется. Тело военного всегда будет испещрено шрамами, не на теле, так на душе. И так как с ними ничего не поделаешь, остаётся только привыкнуть.       Лея, закончив свои научные исследования, отошла чуть подальше от импровизированного «госпиталя», подожгла сигарету. Она смотрела вдаль, на город, но не всё было так отчётливо различимо: ей стоило лучше беречь голову и не ударяться как попало. Лея иногда думала, что у неё рано или поздно испортится зрение, но чтобы так рано? Терпкий дым сигареты не принёс за собой ожидаемого облегчения, но заполнил собой пустоту в груди, что уже было неплохо. Лея курила, драматично смотрела на разрушенную Шиганшину, думала. Теперь Ханджи не просто майорка, она — командующая. Лея предположила, что однажды Ханджи захочет, чтобы её сменил Армин. Армина Лее было жаль больше всего: безусловно, теперь на нём, во всех смыслах, колоссальная ответственность, которую она сама так ненавидела. Ей бы, может, хотелось помочь, но она не была уверена, что он примет её помощь.       Лее не очень хотелось пускаться в какие-то бессмысленные плавания по собственному сознанию, пытаясь выяснить, кто же из них всех настоящее дерьмо. Она пыталась лишь воспринимать сухие факты: Армин жив, Эрвин мёртв. Они не станут требовать от Армина того же, что требовали от Эрвина. А ещё… что ей теперь нужно как-то отреагировать на чувства Армина, если он их, конечно, не лишился. Ей действительно было проще думать об этом в контексте мёртвого Армина. В контексте живого Армина всё становилось гораздо, гораздо сложнее.       Невольно мысли заполнялись всеми «дружескими» эпизодами их взаимодействий, которые Лея всегда отчаянно пыталась впихнуть в рамки дружбы, хотя их желания уже тогда очевидно туда не помещались. Вместе с откровением Эрена всё это обрело новый, неизведанный ранее смысл. Лея не могла понять, нравится ей это или нет. В конце концов, она уже не чувствовала, что в принципе может испытывать такого рода чувства.       Лея докурила сигарету, стряхнув последний пепел прямо со стены. Она бросила окурок, затушила сапогом. Прости, Мария. Сунув руки в карманы брюк, она подставила лицо свежему ветру, что уносил за собой невзгоды и противный запах табака. За её спиной кто-то пошевелился. Лея, приняв шевеление за Сашу, быстро обернулась. Однако и тут она прогадала: Армин медленно поднимался в сидячее положение, одной рукой держась за голову.       Лея, не веря и не ощущая происходящего, сделала пару шагов к нему навстречу. Он смотрел куда-то в бок, не на неё. Но быстро потряс головой, резко установив с Леей зрительный контакт, а она и слова не могла сказать, только села рядом на корточки. Долго и молча смотрела Армину в глаза. В глаза, в которые, как она думала, больше никогда не посмотрит. — Живой? — Наверное… да?       Едва услышав его голос, Лея, не сдержавшись, медленно приблизилась к нему, с трепетом обвила руки вокруг чужой шеи, прижала разгорячённое тело к себе. Она чувствовала его дыхание возле своего уха, его руки, что мягко сомкнулись в кольцо на её спине, его смятение и непонимание. Лея горячо обнимала Армина, живого Армина и с ужасом думала об одном: в своей голове она уже исполнила ему реквием.