Блеска Ключ от Всех Дверей

      Смерть приходит к сестре Диалогус дважды: когда заканчивается Путь, и когда навечно пропадает в неизвестности Слово.

Из священных текстов Диалогус Составитель неизвестен

      Когда челнок погрузился на посадочную площадку, сектор быстро оцепили Астартес в сероватых доспехах с выгравированной символикой Диалогус. Взяв под контроль область, «груды» направили свою карающую длань на нас… и не выстрелили. Ближний к челноку лишь кивнул назад — и к нам выбежали две сестры Госпитальер, облачённые в силовые доспехи. Боже, храни родных Госпитальер! — Состояние? — Они рухнули на колени рядом с канониссой, не обращая на меня внимания. — Плачевное. Большая потеря крови, серьёзная травма. Требуется немедленное вмешательство. — Переносим. Держитесь, сестра… — Пальцы на руке онемели и окаменели, посему, когда Мириэм «отрывали» от моих объятий, на её руке остались небольшие раны; ткань на талии слева была разрезана ногтями. — Хорошая работа, послушник.       Вырвав Мириэм от меня, Госпитальер на моих глазах натянули ещё ряд повязок вокруг её талии. Затем медсестры с лёгкостью, но предельной мягкостью подхватили ослабевшее тело… хм, сестры? Нет-нет, совсем сознание уже помутилось. И внутренние боли не отпускают меня. — Я ведь говорила, что мы ещё встретимся, — из челнока приблизилась ко мне иная сестра, говоря сорванным голосом-шёпотом. Слово её было таким знакомым… Изабелла?! — Пойдём, Симеон. Наш дом… утрачен.       Сестра Тишины жёстко обхватила меня за грудь и подняла на ноги, сместив опору на себя. Ноги мои слабо чувствовали пространство под собой, но сила в латах сестры направляла меня. Спасибо вам, Изабелла… Мысли всё блуждали вокруг огромной временной ошибки. Разве я так долго пролежал с потерянным сознанием в Библиотеке? Тогда мне очень повезло, что я спасся, да ещё и вывел канониссу. Подоспел на самый последний челнок, выходит… ещё и вернувшийся ради Нас челнок. Спасибо, Всемилостивый Боже.       Краем мутного глаза замечаю, как жестоко помят в прошлом элегантный силовой доспех Изабеллы; какие уставшие у неё глаза, вероятно тоже повидавшие много смерти в Санктуме Знания. Будто сон, будто нереальность какая-то…

***

      На тёмном корабле, намеренно затерявшегося посреди глубин мёртвого космоса, было блаженно тихо. Корпус его не отбивал света, красуясь посреди пространства чёрным пятном, невидным для пытливых глаз… Согнувшись, медленно шли по множественных его коридорах фигуры в балахонах. Их тихий шёпот создавал мерный гул, перебивающий даже отдалённую работу двигателей на холостом ходу. Стены космического судна шептали…       Один из его секторов, наиболее малый, не заполненный святым дурманом, оставался недоступным для всех бредущих извне. Там не разносился шёпот, не было движения и не было того яркого света, что освещал путь вперёд. Впрочем, обитателей того места это не беспокоило.       В обширной комнате, закрытой от всего мира двустворчатыми монолитными дверями, было темно ровно настолько, насколько это потребовалось. Пространство щеголяло стилем вынужденного минимализма, ограничиваясь скромной настенной живописью, модульным столом с несколькими кожаными креслами, широкой двуспальной кроватью с тёмно-матовым покрывалом, стойкой с готовым к интенсивным сражениям силовым доспехом. Ожидали своего часа встроенные, приоткрытые, наполовину заполненные шкафы. На контрасте тусклого света комнаты выступала тьма необъятного космоса за широким прямоугольным иллюминатором, пока не защищённым многослойными бронепластинами. Там, вдали, царили отдалённые звезды отдалённых миров…       Лишь на первый взгляд казалось, что комната пустует… Всё это время, уединившись со своими думами подальше от людей и корабельных систем, на кровати нежилась дева. Обнажённое тело её не напоминало ту скромность и мягкость привычных девушек Империума с миров-ульев. Продолговатые мышцы на всех мыслимых и немыслимых частях тела дополнялись эстетикой женственности. Блистали также шрамы разных размеров и видов, объёмные, протяжённые синяки. Этот организм пережил слишком многое… Из всей картины выделялись редкие блестящие волосы, веером растянувшиеся из небольшого участка кожи на голове.       Приглушённый свет был явно по душе этой деве, утратившей на миг связь с реальным миром. Глаза её закатились от слияния спокойствия и удовлетворения; чуть приоткрытый рот выдавал томное дыхание вместе с еле слышными стонами, казалось, совсем девичьими. Пальцы левой руки будто жили сами по себе, поигрывая с возбуждённым соском, чередуя жестокие покалывания ногтями, сдавливание с милосердными ласками. Правая рука дополняла естественные изгибы тела; ладонь её пропадала меж сжатых бёдер, двигающимися в одном едином ритме, задавая его. Порой дева изгибалась в спине, запрокидывая голову и дыша так натужно, будто в этом порыве блаженства расставалась с привычной жизнью. В моменты, когда напряжение спадало с жаркого тела горячим дыханием, уста дрожали, лишь губами выдавая со всей страстью одни и те же слова. — Мы ещё встретимся… Мы ещё встретимся, Ариман… Мы ещё встретимся…

***

      Меня усадили на твёрдое боковое кресло предпоследнего модуля челнока. Здесь было темновато и тесновато, но это и к лучшему: я будто оказался в своей келье… келье, потерянной навсегда. Округлый иллюминатор из толстого стекла немного искажал внешнюю обстановку. Я уставшим взглядом наблюдал, как вновь собираются мрачные Астартес, как утренний горный ветер поднимает еле видные облачка песка над пустынными взлётными площадками. Прогремели тяжёлые боты по полу — Астартес всходили на борт. Наконец челнок завибрировал, переполняясь дивным технологичным запахом и звуком работы внушительных машин, мне неведомых. Пространство в иллюминаторе встряхнулось пару раз и медленно стало уплывать вниз…       На прочих сиденьях, коих было много, уже достаточно сестёр, получивших шанс продолжить свой Путь… Внешний Путь. Палитра их эмоций не особо отличалась от тех, что я ощущал и встречал в падшем Санктуме: злость, печаль, беспокойство… страх. Некоторые полулежали на своих местах особенно успокоенно. Видимо, Госпитальер уже «проинструктировали» их целебными инъекциями. Полагаю, мне бы тоже не помешала такая… Какие-то беседы вокруг, переговоры; звучали отдалённо знакомые голоса. Хотел бы пересказать Слово, кружившееся там, но всё так причудливо мешалось в голове, знаете ли…       К слову, револьвер инквизитора с моей руки исчез — я понял это именно сейчас. Что же, пусть он послужит кому-то более верно и свято, чем мне… Картинки не пропадают с глаз. Надо просто отдохнуть… просто отдохнуть…       Воспоминания о падшем имперском инквизиторе вернули в моё сознание смежные мысли, резонировавшие с тем, что я слышал сейчас. Это был отдалённый, спокойный голос, знакомый до боли в груди, до сих пор преследовавшей меня. Металлические нотки выдавали своего хозяина. Нет, это не Белизариус Коул, и я бы очень удивился, увидев либо же услышав этого еретика здесь… В дальнем отсеке с кем-то переговаривался брат-капеллан Аксель, сторонник Давиана Гильберта. И он, оказывается, смог избежать участи инквизитора. Это радует… радует… — Ты… ты слышишь меня? — Прошло немного времени, прежде чем я понял, что ко мне обращаются. Кто-то склонился надо мной, закрывая мерцающий от вибрации свет. — Да… — Знаешь, кто я? — Возле меня грузно присела массивная фигура в силовом доспехе, обернувшись лицом ко мне. Лицом, истерзанным неимоверным количеством шрамов… женственным лицом, однако. Этой деве довелось многое пережить, знаете ли. — Нет… — Устало промямлил я, скосив взгляд вниз. Где-то я видел её, но… — Я не знаю Вас. — Понимаю. Хорошо, хорошо… Ты справился, Симеон… хоть и поседел. Думала, что потеряли сестру Аделину, — голос был мне неизвестен, да ещё и шум в ушах искривлял его… но вот формация Слова была мне знакома. Где же я её слышал? — Думали, что потеряли тебя. Но всё обошлось. Ты в безопасности. Ещё более тяжёлый и тернистый Путь впереди. — Канонисса?! — Крайнее удивление вернуло меня обратно в реальность, хоть и на миг. Что? Как? Как это возможно?! Ошибка невозможна… но я же спас её, в таком состоянии… Она не могла… Боже Всемилостивый, приоткрой мне Знание, ибо я потонул в иллюзиях! — Догадливый… Я ещё объяснюсь. Со временем — даже сам поймёшь. Ты же умён, не так ли? — Эти формации невозможно спутать. Чудо из чудес, воистину. Спасибо, Всемилостивый, спасибо! — Что с инквизитором? Ты видел его? — Явно смирившись с возможной потерей, спросила Мириэм. — Аксель потерял его при отступлении…

***

      Корабль был громаден, имея потенциальную возможность для тысяч людей путешествовать в бескрайнем космосе, от одного мира к другому. Впрочем, этот космический странник явно отличался от своих «собратьев» как секторально, так и наполнением… специфическими людьми. Они мало разговаривали, уткнувшись в потрепанные фолианты, по большей части — в информационные планшеты старых образцов. Стены космического судна шептали…       Один из его секторов был очень похож на собрание благих молелен, созданных для очищения души, указания верного пути. Святой дурман, дымкой рассеиваясь здесь, стал во главенстве. Впрочем, некоторые «люди» имели достаточно сил, дабы воспротивиться благостному его влиянию. Их тела выдерживали куда большие напоры токсинов и ядов. Они склонили голову пред золотой аквилой и геральдикой Адепта Сороритас, но не для того, чтобы взмолиться Богу-Императору. Это был лишь ритуал, один из многих, сплачивающий, объединяющий, приобщающий к единому Делу и единой Цели. Во главе их склонил голову их отважный лидер. В его мыслях творилось подлинное сумасшествие…       С первого дня, как Орден присягнул на верность сестринству Диалогус, Аксель никогда не позволял себе и братьям показать иную точку зрения на Императора, как бы этого порой не хотелось. Рациональные Астартес, как известно уже многие столетия, не считали Бога-Императора собственно божеством, ибо сами в своё время сражались с Ним и детьми Его, примархами; сами являлись детьми Его, хоть и дальними. Это простое Знание было опутано оковами страха и благости под проводом Адептус Министорум. Однако не должно сражаться с теми, кого призван защищать, когда вокруг так много врагов, истинные моря Хаоса. Людям нужна надежда и поддержка, указатель верного Пути, когда вокруг разверзается бездна. Почему бы и не Бог-Император, спрашивается? Аксель это понимал, поэтому ни он, ни его братья не стремились успокоить сестёр, придать им сил своими, иными речами. Это задача старших сестёр, задача возродившейся канониссы, палатин, если таковых изберут… но не их.       Однако сейчас Аксель жаждал совета, указателя на верный Путь, правильного осмысления всего произошедшего. Всё казалось верным, выверенным и в то же время порождало неудобные вопросы. Получить ответы от Всемилостивого Бога было невозможно в его случае. Не давал их и разум. — Что с моим домом, брат-капеллан? — Чётко вспоминалось, как расспрашивала его преобразившаяся Мириэм после прихода последних двух десятков воинов Императора к челнокам. Броня их была потрепанной до ужаса; настолько раскалённой она была, что спасённые сёстры задышали в разы интенсивнее, порой отрыгивая от запаха металла и горелого мяса. — Он страдает. Я чувствую это. — Мы отступали так медленно, как могли, Мириэм. Машины Белизариуса заливают пламенем неугодных. Орда Аримана извращает умы, пополняя своё воинство ереси, оскверняя поверженных. Его слизь не даёт забрать тела погибших во имя Императора… Ещё немного — и Санктум Знаний станет одним, целым даром пагубным силам Хаоса! — С каким трудом, вопреки всему прагматизму, он тогда «выносил приговор» своему дому. Скитания Астартес, как известно, имели очень малый шанс на хороший конец. — Хорошо, хорошо… Я тоже оплакиваю нашу утрату, Аксель. Как только начнётся пустынная буря, либо объявится Ересь — мы покинем площадки. — Оставшиеся воины Ордена будут защищать челноки до последнего, — кивнул брат-капеллан, оборачиваясь к братьям, уже последовавшим обратно, во тьму только-только зарождающегося утра. — Что с инквизитором? — Окликнула она его в конце. — Вы были близки… всё это время. — Мы потеряли его, — это был единственный раз, когда Аксель позволил себе сделать вынужденную паузу. — Отступали по стратегическим точкам. Контакт утрачен. — Какова последняя точка Гильберта? — Два дробь один… Великая Библиотека.       Подняв взгляд к аквиле, брат-капеллан вновь пропал в собственных мыслях. События отменно выстраивались в цепочку, однако не давали возможности выявить вину либо невиновность.       «Можно ли было подчиниться? Должно ли было?» — Аксель! — Вспоминалось, как в самом пылу сражения ожил интегрированный вокс. Личный канал. — Инквизитор? — Кхм… я хочу, чтобы Астартес покинули Библиотеку… — Звуки мощных выстрелов на фоне. — Кхм, два дробь один потеряна! — Это ересь! Согласно нормам, предписанным Ордену в случае… — Не обсуждается! Я — имперский инквизитор Давиан Гильберт — приказываю тебе! Библиотека потеряна! — Ты впал в сомнения и ересь, мой боевой… — Да! Блять, да! Кхэ-кхэ… Наши силы уже на исходе. Их слишком… — Ещё пара выстрелов. — Слишком много! — Давиан, ты… — Я недооценил тот… они привнесли сюда… Катáлог не спас… — Стрельба перемежалась с шумом. — Я многое совер… Это моя расплата, мой боевой… — Давиан! — Кричал не то в вокс, не то в глубины самой Библиотеки Аксель. — Коул попытается уничтожить всех сес… — Канонада боя преграждала звук на той стороне. Системы Акселя тщетно пытались стабилизировать сигнал вокс-передатчика. — Если канон… на может быть за… Ты должен остаться жить, а… Найди связи… унич… закончи моё де… — Давиан! — Глубины Библиотеки всколыхнула ещё одна масштабная взрывная волна. Сигнал полностью прервался, передавая лишь шум… ничего более. — Давиан? Давиан?!       «Можно ли было выполнять последний указ того, кто признал свою ересь? Признать ли его ересь перед всеми, очернив имя Ордена воинов Императора, сокрывших это?»       Этим не хотелось делиться с братьями… даже с самим собой, если бы на то была возможность. Раздумья, коими не поделиться, не решить привычным путём. Вопросы множились, завлекая в глубины взаимных обвинений, собственного падения, скепсиса касательно всего привычного мира. Среди них основой блуждал один… всего лишь один вопрос. — Я, брат-капеллан Ордена, поклявшегося защищать Знание и сестёр Диалогус на Внешних и Внутренних Путях… сбежал?

***

— Инквизитор… мёртв, — воспоминания вновь воспалили глубинную рану. — Катáлог… Белизариус… Ариман! Он… хотел Катáлог! Они… хотели… — Спокойно, спокойно, послушник. Всё хорошо. Всё уже позади… — Формация Слова мигом сменила моё настроение. Лишь канонисса была способна на подобное… — Инквизитор… инквизитор… — Обожгла щеку слеза. То, что я видел, теперь не забыть. Разорванное тело… Картины пред глазами, ужасы! Ужасы повсюду!       «Успокойся, Симеон… Гильберт всегда хотел Знание и Власть. Амбиции без контроля… рушат Разум. Санктум пал и по его вине. Сеешь смуту — пожнёшь ересь… Но он был полезен; не отверг Свет Бога-Императора полностью. Осадил флот связями с наблюдателями из Ордо Еретикус. Благодаря ему мы живы, Симеон. Благодаря ему — продолжаем свой Путь. Его осквернение это не отменяет. Как и наше…» — Катáлог… что же Катáлог? — Разве не ради него всё это было? Разве он действительно подделка? — Белизариус… забрал его? — …Да. Он забрал Катáлог… прелестную копию оболочки, подделку. Глупец, возомнивший себя выше всех в Санктуме, моём доме… После ритуалов завершения истинный Катáлог всегда был при мне. Кто укажет на нелюдимую палатину Ордена? Ха-ха-ха, ну что же… Узри Катáлог, послушник — то, что создал, и за что так упорно боролся Санктум.       В руке у канониссы, перед моими уставшими глазами, подрагивал шар, размером чуть больше кулака. На его поверхности пропадали и появлялись символы, мне неведомые… много, очень много! Боже-Император, они двигаются сами по себе! Прокладывают дорожки, многократно объединяясь и разветвляясь друг с другом… Нет, это не шар вовсе, но уникальный многогранник, количество граней коего не счесть при всем желании, я… я утонул в нём на миг. Внутри таилась сила, не подвластная обычной руке, примитивному разуму. Сила, способная возвысить Империум в благой длани… либо же уничтожить его в осквернённой! Я слышал шёпот Катáлога! Невозможно распознать Слово, ибо Слово это — на всех языках одновременно, и ни на едином из них. Шёпот не гонит на смерть, не будоражит кровь, но придаёт спокойствия, умиротворённости… Восхитительно! Прекраснейшее, возможно величайшее творение сестёр Диалогус! Благодарю тебя, Всемилостивый Боже, что позволил нам узреть Это и создать Это. Великолепный… Ключ от Всех Дверей. — Наш Путь продолжается, Симеон. Ещё ничего не кончено… Ничего.

***

      Стены космического судна шептали… Шептали неразборчиво, о природе вещей, сокрытых от посторонних глаз обычных обитателей Империума. В этом сплетении тихих голосов было место святому Слову из благостных трактатов Экклезиархии; было место и Слову ереси, заполученному путями окольными, неописанными и, официально, непройденными. Мало кто ведает об истинных истоках этого Знания…       Как и во всех внушительных кораблях Империума, этот тёмный путешественник имел медицинский отсек, где страждущие телом, а порой и душой, могли найти своё облегчение. Мудрейшие из Госпитальер заведовали тем местом, посему не осталось тех, кто не обрёл свою частицу внимания от услужливых сестёр… Там тоже было тихо, и даже шёпот стен отступил. Поверженные телом и разумом здесь нашли своё пристанище. На широких белесых койках в отсеках поменьше и побольше, они сопели, постанывали, мычали и несчастно бредили. Здесь они отдыхали…       Но было и отдельное помещение, для избранных либо тяжелобольных. Приглушённый свет выхватывал из тьмы столики с твёрдыми и жидкими препаратами, пузатыми колбами, хирургическими инструментами, шприцами с их поблескивающими иглами. Во множественных боковых шкафах ожидало своего часа столько различных приспособлений, что для описания их ушли бы многие и многие часы… С потолка на единственную койку с нерушимой фигурой опустилось нечто монструозное, механизированное, с кучей фиксаторов разных размеров, кругообразных пил, ингаляторов, полых игл и трубок, тончайших скальпелей переменной длины и много прочего, спрятанного в технологических глубинах. Машина… спала.       В это время фигура активизировалась. Это была дева с короткими волосами и большими глазами, слабо, но пытливо оглядывающими устройство на потолке. Раскрытые тонкие губы пропускали глубокое дыхание. Девица поморгала и повиляла головой, приходя к полному осознанию своего положения. Руки под идеально белой тканью дёрнулись, не в силах подняться… ещё раз… и ещё раз. Длинный вдох закончился Словом: — Здесь есть кто-нибудь?! Во имя Бога-Императора!       От удивительно громового голоса содрогнулись стены, но ответа не последовало. Тишина заполонила помещение вновь… но ненадолго. — Сестра! Вы наконец-то очнулись… — В помещение вошла иная дева, в тёмном балахоне и красной шапочке с белой рясой. Невозможно было ошибиться в том, что это — одна из нежных, милосердных сестёр Госпитальер. — Это благая весть для нас всех. Возблагодарим же Бога-Императора за ваше спасение. — Это ты… Как здорово, что это ты, — обратилась дева к вошедшей, будто была знакома с ней не один имперский год. — Я видела страшные сны, сестра. Произошло много, кхм, самых ужасных вещей… Где я? Где мы? — Луч Слова, резервное судно Ордена Малой Жертвы. Вы в безопасности, сестра. — Почему мои движения скованы? Что произошло? Что происходит? — Вы были близки к гибели, сестра. Вместе с магосами, ещё верными Ордену, мы сделали всё возможное, чтоб вернуть Вам хотя бы подобие прежней жизни, — лицо лежащей сменилось во мгновение. — Нам очень жаль, что этого не удалось избежать, сестра. — Что? Что… — Новая, более яростная попытка освободиться вновь потерпела поражение. — Что?! Нет… нет! Нет! Этого можно было избежать! Можно было избежать…       Дойдя до грани в один момент, дева зарыдала. Зарыдала так, как никогда ранее. Громко, со слезами, стонами, криками, проклятиями, недостойными этих стен. Молебнам не было уделено место… Сестра Госпитальер наблюдала за этим на удивление спокойно. Таким, как она, предоставлялось много возможностей узреть душевные муки падших, истощённых, практически умерщвлённых. Сожаление, какое бы оно не было откровенное и чувственное, не имело право нарушить самообладание любой из сестринства Госпитальер, ведь толика ожидания, поддавки со слабостями могли стоит жизней… — Это… невозможно, нестерпимо! — Взмолилась дева. — Отпусти меня, сестра! Освободи меня! — Указания канониссы были весьма доходчивы, сестра. Искренне прошу прощения, но я не могу этого сделать… — Ответчица оставалась абсолютно спокойной. — Тогда… тогда позови мне канониссу. Я хочу с ней говорить. Это срочно, это… очень важно! — Хорошо, сестра. Это я могу сделать, — легко кивнув, сестра Госпитальер направилась к выходу. — Спасибо… спасибо…       Прежде отдавшаяся эмоциям дева затихла, блуждая где-то в глубиной самой себя. Взгляд бездумно обозревал уже знакомые виды. В громком дыхании, единственном источнике звука здесь, ещё можно было подметить остатки былого всплеска крайней печали. Лицо окаменело и веки медленно поползли вниз, уводя хозяйку за пределы сознания… — Ты очнулась, Аделина, — пробудившись, дева отчётливо вздрогнула. — Я несказанно рада Твоему возвращению. — Мириэм… это ты? — Представшее лицо казалось таким незнакомым… лишь казалось, лишь на первый взгляд. — Да. — Я помню… я всё помню. Знаю, что Ты наделала… Что же Ты наделала, Мириэм! — Как и прежде, дева попыталась подняться. Как и прежде, ей это не удалось. Обида и злость наваливались на неё неизмеримым грузом. — Не стоит этого делать, Аделина… не сопротивляйся. Тебе должно отдыхать. Много сил потеряла. Мы все многое потеряли… — Этим Ты действительно пытаешься меня успокоить? Примитивами? — Внешний Путь не обходится без попыток… — Попыток? Попыток?! Ох, как же долго Ты держала мои освящённые, но Тобою осквернённые уста замкнутыми, Мириэм! Как Ты вообще смеешь со мной говорить?! — Как основательница Ор-рдена… — Молчать! — Взревела Аделина, краснея от ярости. — Я тоже основательница Ордена Малой Жертвы! Как это обстоятельство может тебя уберечь?! Ты будешь слушать, что я скажу, ибо я имею, что сказать!       «Что?! Чего смотришь так на меня? Слишком прямолинейно? Жестоко? Это уж Ты заслужила, Мириэм… Сейчас, подожди, подожди… Какой длительности Путь объединяет нас? Двести лет? Триста? За это время мы сплотились во имя истин Империума, праведных дел. Когда наш Путь с Коулом был завершён — мы запросили ту награду, о которой мечтали… Но Ты вела свою игру, да? Твой Путь был отличен от всех остальных, да? Я права? Я согласилась тогда на Твой план, не веря даже в шанс на предательство! И вот так Ты мне отплатила… ложью? Потерей самого ценного для всех нас?       Одна из худших кар Диалогус — потерять контроль над своим Словом, и худшее преступление — Слово отобрать! Ты ведь сама поучала этому всех… Нормы Ордена Малой Жертвы… Ты сама же это всё и нарушила! Я молила Тебя остановиться, прекратить этот Путь… прощала даже, взамен на спасение, на милостивый суд. И что получила? Молчание, неумолимый контроль, ход к трагичному концу, причём закономерному… Я ведь всё могла исправить, Мириэм! Ты знаешь, что должно было сделать с этой затеей и её результатом. Боюсь даже представить ярость Изабель, если она узнает…» — Я понимаю твою печаль, — прервала деву канонисса, подняв руку. — Я опечалена не меньше, Аделина. Там остался наш дом, в руинах. Я сделала всё возможное для спасения. Путь эвакуации был предусмотрен. Этот час должен… — И ты ещё смеешь прерывать меня?! — Казалось, стены дрогнули от Слова. — И на Это ты имеешь право после всего произошедшего?! — Я…       «Не смей закрывать мне уста хотя бы сейчас, Мириэм! Пред Богом-Императором мы все равны… О, я видела страшные сны, о Тебе, о нас, о Грехе. И… где-то там, вдали, мелькнул свет, к которому каждая из нас стремилась больше всего. Навечно оставшись Там, вблизи Бога-Императора, я не была бы столь огорчена Твоим прегрешением… но нет же! Посмотри на всё это. Посмотри на меня! Сорви эту тряпку и смотри на это, Мириэм! Вот она — плата за моё расположение, за тело, за внешность… за всё!       Моя тяга к истинному облику человека была неразрушима. Кто, кто, если не Ты, знал мою приверженность к той первичной и прекрасной плоти, которую нам предоставил сам Бог для нашего Пути? И вот я здесь… после сближения с Богом-Императором, но жестоко оторванная от Его благостной длани приспособлениями Механикус. Моё тело осквернено… оно более не принадлежит мне в первичной сущности. Металл… вместо отражения души. Таково твоё понимание, Мириэм? Твоя печаль? Таково твоё сочувствие?! Будь в Тебе хоть частица того понимания и сочувствия — Ты бы сказала своё заключительное Слово и я бы отправилась к Всемилостивому Богу… Разве я не заслужила его праведного суда? Когда Коул оставил меня умирать — Ты была со мной в тот момент. Я молила тебя отпустить мою душу, избавить от мучений за увиденное. И лишь молчание… лишь молчание!» — Симеон спас тебя, — подала голос помрачённая канонисса. — Не я. Он дал нам шанс. Мы им воспользовались. — Шанс? Восстановить утраченную часть иерархии, да? Тебе не скрыть от меня истины, Мириэм… — Канонисса отвернулась от широкого и осуждающего взгляда сестры. — Ох, Симеон… изорванная ради высшей Цели душа. Я позабыла его Путь, Мириэм. Значит, ему всё-таки удалось… — Да. Подобран на взлётной площадке. С тобой. — Даже он, нарушая нормы Адепта Сороритас самим своим существованием… приблизился к Богу-Императору больше Тебя!       Комнату посетило молчание. О былом у канониссы напоминала одинокая слеза. Аделина не скрывала своих эмоций, упуская слезы уголками глаз на белесую подушку. — Что?! Что он пообещал Тебе? Что Коул пообещал Тебе за Катáлог, Мириэм? — Губы Аделины дрожали в проклятьях, звуков лишённых. — Разве было так сложно спрогнозировать исход?! Что сравнилось в Твоей голове со столькими утраченными жизнями? Жизнями детей, Мириэм? — Это… — Канонисса склонила голову, сдерживая вызванный эмоциональный порыв. — Это был Санктум. Сокрытая… часть договора. Я была лидером группы. Он… отказывался. Юниты… были несущественны, понимаешь? Но наш Путь был таким долгим, тернистым. Разве могла я… — Вот оно как… Ложь изначально, да? Выстроить Санктум Знаний на Лжи, истинном враге Знания. Никто бы из нас не согласился на такое тогда, Мириэм. Никто… но не Ты. Тебе ли рассуждать об амбициях Давиана? Они есмь пыль по сравнению с твоими! Он всегда был прав… всегда! — Я всё продумала, Аделина! Сделала всё возможное для спасения. Многие спаслись! — Ты так и не поняла, да? Первично ты подвела наше тесное сестринство, Мириэм… Почему я, основательница Ордена, такая же, как и Ты, от ног до головы, об этом не знала?! Почему Изабель оставалась в неведении всё это время? Чем она хуже?! — Мне было должно взять на себя эти муки. Я согласилась на это! Здесь нет твоей вины… вины Изабель. Ничьей вины здесь нет. Только моя! Каждая утраченная жизнь — на мне! Прояви хотя бы малейшее сострадание! — Сострадание? Тебе?! Нет, Ты его недостойна… А старшие сёстры, Мириэм? Их Путь осквернялся на Твоих глазах! Всё знала… и ничего не сделала! Но разумеется, должно молчать, ведь их вклад в Катáлог «наиболее существенен», конечно! И что в результате? Они спутались с Ариманом на Внешних Путях, впустили в Санктум! Даже если бы Катáлог был отдан Коулу — Ариман не оставил бы от нашего дома и следа! — Иной с-случай — тако-ой же, Аделина! Когда Ариман прознал всё — Санктум был обречё-ён! Два врага, два огня, два Пути, и оба не н-наши! Был лишь один ша-анс — заверши-ить Катáлог! Сохрани-ить Катáлог! Испо-ользовать его во благо; добиться милос-сердия Гиллимана! — Твоя слепая жажда властвовать обрекла на гибель Орден Малой Жертвы, Мириэм. Ты отвела место у Бога-Императора заранее… — Удовлетворившись правдой как Слова, так и Формации, сорвав голос, спокойно произнесла Аделина, закрыв глаза. Канонисса напряжённо дышала, сжимая глазами слёзы. — Право нести Свет Слова того стоило… пусть и малое время. Малая Жертва… во имя великих свершений всего Империума. Путь без крови возможен, Аделина. Мы это доказали… все мы. Все вместе. — Оправдания своего осквернённого Пути… лживые, никому не нужные оправдания. Я ничуть не меньшая Властительница Слова, нежели ты, Мириэм. Полагаешь, что сможешь очиститься пред моим взором? — Аделина уже хрипела… — Полагаю, что сможешь понять… и помочь. Орден нуждается в тебе. Он теряет верный Путь. Мне нужна справедливая рука рядом. Место палатины… готово для тебя. — После твоего предательства? После всего груза потерянных жизней? — …Да. — Я, быть может, понимаю твой конечный Путь, и признаю его… верным в каких-то ипостасях. Но моё презрение выше твоей просьбы, Мириэм. Путь, начатый со лжи, должен оборваться… никак иначе. Ты невластна надо мной более. Оставь своё Слово для других заблудших душ… либо же осквернённых, как и ты сама.       Некоторое время женщины были полностью недвижимы, и глаза их говорили Слово за них. Взгляд канониссы, разъярённый, но уверенный в себе до неимоверности… Взгляд сестры Аделины, успокоенный, но печальный, блистающий наигранной надменностью… Мириэм отвернулась первой, направившись к выходу неторопливым шагом. Спина её прожигалась взором сестры насквозь, до самой души, признающей свою скверну, но уверенной в шансе на искупление. — Постой, Мириэм! — Властное хриплое Слово прикованной остановило канониссу Ордена Малой Жертвы. Мириэм склонила голову, даже не развернувшись на эту дерзость, очень даже обоснованную. — Я… кхм, хочу видеть своего спасителя. Он имеет право всё знать… Позови мне Симеона.

***

— Ты в порядке, послушник? — Наконец спросила она, подметив полную мою опустошённость и усталость. Влияние прекрасного Катáлога спадало с меня, возвращая к угрюмой реальности. — Болит всё и… кхм, в груди так… кхм, спать хочется… моя канонисса. — Хорошо, хорошо… Ты сделал своё дело. Твой Путь в Санктуме завершён. Сёстры Госпитальер подойдут к тебе позже. Отдыхай, Симеон.       И вот я остался наедине с собой, с произошедшим. Синеет утреннее небо за иллюминатором… Превосходно. Всё ещё не сходило напряжение с рук и ног, с головы, знаете ли. Казалось, я всё сделал правильно… да, кхм. Я сделал то, что должно. Наивысшая точка моих возможностей была достигнута, безусловно. Теперь можно вздохнуть свободнее что ли… Молодец, Симеон. Молодец…       А ведь всё это время я полагал, что спасаю канониссу, исполняю своё предназначение как послушника, этакого уникума среди Адепта Сороритас. Теперь вот, получается, ошибочка вышла… И что же это было? Подмена? Я не почувствовал и тени этого. В какой момент произошла подмена? В один из тех периодов, когда меня усыпляли «широким сознанием» для жатвы во имя спасения сестринства Диалогус? Либо же ещё до моего рождения? А может непосредственно до визита Коула? Нет, я должен был понять разницу, ведь мой глаз намётан. Хм… хотя вот я чётко запомнил эту фразу псевдо-Мириэм: «Она уже там». Ошибки быть не может, не так ли? Что же, таки замена? Но как Белизариус не подметил этого?! Из разговора было ясно, что они очень долго взаимодействовали друг с другом. Эти глаза, наполненные глубочайшим опытом, тысячелетиями скитаний, не могли допустить ошибки. Или Коул всё знал? Поэтому так вальяжно чуть не лишил канониссу жизни? Вопросы, вопросы! А что же он говорил о внешности канониссы… об изменениях? Каких изменениях? Направленные омоложения? Нет, это тайна мне сейчас не поддастся… чего-то я не понимаю. Будто к сокрытию приложил руку сам Бог-Император, не иначе…       Пока пустынная земля и горные массивы мелели внизу — я задумался ещё об одном нюансе, а именно о своём спасении. Оборачиваясь назад, могу сказать со всей возможной твёрдостью духа — меня спас Ариман… нас спас. Представляя себя на его месте, да простит меня за этот вздор Бог-Император, я понимаю причину, им высказанную. Но и одновременно с этим сдаётся мне, что этот монстр не может руководствоваться такими принципами в любых, пусть даже наиболее мелочных ситуациях. Фантазия заходит дальше, ещё дальше… Ариман спас меня — ключевого свидетеля действий Белизариуса, без преувеличения. Полагаю, «широкое сознание» в миг осмотрело всё моё естество, как только оно обнаружило меня. Еретик смотрел на всё моими глазами… вернее, мог смотреть. Чего же можно добиться таким образом? Распространения сведениях о бесчинствах Коула? Дабы… отвернуть Империум от него? И… склонить к тёмным энергиям Варпа, дабы обрести желанное… Знание? Катáлог? Нет, нет, нет… Империум слишком огромен, чтоб обращать внимание на такие «проступки», хоть и грустно от этого. Да и слишком уж это протяжённый Путь. Или часть большой задумки? Он говорил, что Белизариус пытался обманкой заключить его в неволю и уничтожить. Но если Санктум Знаний так легко стирается в пыль с орбитальных орудий… или на это ориентировано изначально? Да как же всё сложно-то! Боже Всемилостивый!       Нет, я ничего не забыл. Воспоминания идут непрерывной линией в моей голове, болезненной иглой, я бы сказал. Багровые образы в глазах, и даже появляющиеся звезды их не способны убрать. Предо мной предстают мои деяния. Не спас Сестру Битвы, взмолившуюся о помощи… Убивал тех, кто имел право на Слово Оправдания… Та послушница явно была лишней. Но и что же, надо было смириться? Отдать себя на растерзание, дабы возлежать рядом с несчастными сёстрами Госпитальер? Не сидел бы я здесь тогда, и не получил бы благодарность от настоящей канониссы. Возможно, именно поэтому Святейшая Инквизиция ровняет места малейшей ереси с землёй, порой даже с космосом — слишком труден суд. Нет виновных — нет суда, нет суда — нет сложностей.       Нет… нет… это всё было неправильно, нет. Мощь, во мне проснувшаяся — не мощь Инквизиции. Сила та — лишь импульс, предтеча агонии, последний рывок к свободе и самой жизни, но отнюдь не взвешенное решение… Знаете, я мог бы уже мёртвым быть, и давно. Но я вымолил шанс у Селестины, какой бы она тогда не была. Меня бы просто уничтожили ввиду напряжённой ситуации в Санктуме, и даже Мириэм, реальная либо подмена, не смогла бы возразить. Ересь — это ересь, второго не дано. И все же… я жив. А сам я такого шанса не дал, хотя возможность была не одна, и не две даже. Не поделился полученным, не разделил радость бытия после огреха. Как просто, оказывается, оправдывать свои действия, страхом порождённые, высшим замыслом. «Бог тебя рассудит!» — Говорит рот, пока рука завершает Путь другого человека. «Все там будем, и пред Богом встанем» — шипит рот, когда позади обрываются жизни, а ты лишь не хочешь стать очередным убиенным, погребённым либо сожжённым…       В конце концов, в моей крови проистекает Ересь. Спасение, но ересь. Фундамент уже возведён, и всё совершенное — лишь новые и новые камни, а сооружение… на него лучше не смотреть. Нет, это слишком для меня… слишком. «Спасения не будет» — так я говорил? Спасение не уготовано и мне. Всемилостивый бог не рассудит меня, но осудит, когда-то. Я сам себя осудил. Поддался всему тому, чему поддаваться нельзя было. Страх… похоть… месть… леность — тоже бывало… Может оно и к лучшему, что этот Путь завершён? Хотя фундамент перестроить не получится. Я… я лишь еретик. Да, я еретик! Можно уделить время умственному суду над всеми теми, кого я знал и не знал — но оно того не стоит, знаете ли. Сравнивать бесполезно. Ересь — это ересь, а я… я еретик. Так вот, получается…       И боль как-то отпускает. Тело странно дрожит, будто и не моё вовсе… Хм, исповедался что ли, как делали это многие и многие до меня там, в главном храме, пред святыми образами? Полагаю, каждый получает такое право, завершив одну часть Пути, переходя к другой части. Это… успокаивает.       Надо будет обязательно рассказать канониссе о своих раздумьях. Молчание уже неприемлемо. Если я всё правильно понял — Катáлог, каким бы прекрасным он не был, не должен быть с Орденом Малой Жертвы. Его бытиё здесь — приговор Ордену. Еретики сделают всё возможное, чтоб стереть его с памяти, заполучив могущество истинного Знания. Этого… нельзя допустить.       А тем временем к моему взору вырвались настоящие звезды на фоне необъятного космоса. Я видел эти светила только в ночи, каким-то чудом выбираясь под открытое небо, будь то верха монастыря либо же внешний двор. Хэх, его всегда хорошо охраняли; пролезать между Сёстрами Битвы и взведёнными автоматизированными турелями было «проблематично». Боже Всемилостивый, о чём я тогда думал? Ха-ха, вот же глупец… Да, да… А космос оказался неимоверно красив. Кхм, не так прекрасен, как Катáлог, и всё же. Кто знает, может это новый виток Пути для всего Ордена Малой Жертвы? Надеюсь на это… надеюсь…

***

      Когда очередная вереница спасательных челноков покинула атмосферу пустынной планеты, мириады звёзд вновь вернули надежду, тягу к Знанию и Пути у падших духом сестёр. Лишь звук стихающих, дающих первичный импульс двигателей достигал ушей присутствовавших. Разговоры стихли; механизмы будто перекликались своими короткими сигналами. Глаза уткнулись в зрелище, кому-то новое, кому-то знакомое, но сейчас — такое родное. — И пусть Бог-Император направляет нас… — Прошептала канонисса поверженного Ордена Малой Жертвы, обозревая бескрайний космос впереди. На плече её теплилась рука успокоенной Сестры Тишины, одной из основательниц Ордена, Изабеллы. Чуть на отдалении, до сих пор сжимая свой тяжёлый болтер до дрожи в железной руке, склонил голову брат-капеллан Аксель. А где-то там, вдали, их ждал иной дом Ордена и Общины Диалогус… всех спасшихся. Где-то там, в стороне и уже позади, продолжал изничтожать ересь тяжёлыми орудиями орбитальный флот, оставленный на случай «вторжения тиранидов». До челноков доносился лишь отдалённый гул и небольшая дрожь пространства. Санктум Знания превращался в легенду, одну из многих мрачных страниц Империума…       В модулях челноков напряжённо спали, наслаждались зрелищем, лишь шёпотом переговаривались сестры Диалогус, уставшие, изнеможённые, потерянные. Послушницы либо спали, либо отходили от увиденного и прочувствованного на коленях и в объятьях у своих новых наставниц. Некоторым понадобиться ещё много времени, чтоб вернуться на свой Путь… Немногие Сестры Битвы устало и опечаленно переглядывались из модуля в модуль: они потерпели наибольшие потери. Молчаливо выпрямились в своих специализированных нишах Адептус Астартес, безусловно огорчённые потерей своего дома, места, которое они должны были защищать ценой своих жизней… но утратили.       В предпоследнем модуле центрального челнока, в тишине и мерном шёпоте, таком свойственном для Диалогус, склонилась на сиденье фигура, отличная от всех. К ободу иллюминатора припал головой муж, послушник из Санктума Знаний, Симеон… В глубине собственной души он мечтал о том, что увидит мир вне границ монастыря, смертоносной пустынной планеты. Вдалеке его ждали иные, столь желанные миры, миражи сознания: снежные горы, настоящие океаны воды и прочих жидкостей; тихие степные поселенья, наполненные счастьем, миллиардные улья, чьи центральные улицы перехватывали дыхание своим величием. Космос, наполненный Светом Бога-Императора, предстал пред Симеоном во всей своей красе, глубинной, неизведанной для него. Дальние звёздные огни воссоединились и многократно отразились радугой на его остекленевших глазах…