And ink are whispered

      «Побольше бы такой радушной публики», - протягивает довольно бард после удачного выступления. Письмена в ответ что-то согласно мурчат, но он отвлекается на шум поставленной на стол пивной кружки. Кто-то садится напротив. - Уж не Вы ли, знаменитый маэстро Лютик, Милсдарь? - барду нравится этот густой низкий голос с нотками озорства - это напоминает ему о Цирилле. - С кем имею честь познакомится, раз уж Вы признали меня? Гомон толпы перекрывает громкое присёрбывание хмеля, прежде чем собеседник наконец представляется.       - Эскель, ведьмак школы Волка. Бард, не сдержавшись прыскает в кулак. «Везёт тебе на ведьмачье племя, Юлиан», - поддерживают его веселье чернила, заставляя широко улыбнутся. - Приятно, милсдарь ведьмак. Увы, не наслышан, - он откровенно лукавит, но и о своём знакомстве с юной ведьмачкой распространяться не намерен, впрочем, если он верно помнит, Эскель не много сил приложил к её обучению, - Но правда рад теперь иметь знакомство с человеком, благодаря которому могу путешествовать не опасаясь нападения чудовищ. - Вы льстите мне, мастер Лютик, - учтиво возражает мужчина. - Я знаю о вашей дружбе с моим собратом: Вы прославили его на весь континент. И я, право слово, поражён. Никогда бы не подумал, что вы провели с ним двадцать лет в дороге, Вам не дашь больше тридцати, и то, с большой натяжкой. Во сколько же вы встретили Геральта?       Юлиан с удивлением не обнаруживает в себе боли от чужих слов и от упоминания старого друга, лишь снисходительно улыбаясь. Он переводит свой невидящий взор на примерное место собеседника и слышит знакомо-задумчивое «хм». - Геральт не упоминал, что Вы слепы. - Я поражён до глубины души, что он вообще как-либо упоминал обо мне. Слепота настигла меня уже позднее конца наших общих приключений. - Мне жаль, - искренне отвечает ведьмак, что снова отзывается в Лютике удивлением вперемешку с неверием. Он, если честно, всех ведьмаков, представлял похожими на Геральта, но Эскель представляет собой... обычного приятного человека. - Не кажется ли мне, я слышу ностальгию в вашем голосе? - Нет, пан Эскель, Вы правы. Была в приключениях с Белым волком своя особая атмосфера, что вдохновляла меня на эпические баллады. Я, признаться честно, давно их не писал. - А хотелось бы? - будто бы незаинтересованно спрашивает мужчина, снова громко прихлёбывая свой эль. - Есть предложения? - Лютик даже откладывает лютню с колен на лавку и придвигается ближе к столу. - Я слышал, Вы направляетесь в Реданию, и я держу путь туда же. Могу ли я составить компанию? Вдруг Вас вдохновит и путешествие со мной, мастер.       Юлиан задумчиво вздыхает. Письмена, притихнув, ожидают и он не даёт себе времени на сомнения. Бард кивает. - Буду рад разделить свой поход с кем-то, кто поможет мне избежать неприятных встреч в дороге, знаете, все эти монстры, разбойники. Какое отличное совпадение, что нам по пути.       Эскель весело хмыкает, польщённый таким ответом и уже обращаясь к снующей мимо них трактирщицы задорно вскрикивает: - Ещё две кружки эля для меня и моего приятеля, Милая! Письмена фыркают складывающимся добродушным «позёр» прямо за ухом барда, где чернила надёжно прикрыты отросшими волосами. Лютик прячет улыбку в своей кружке.

***

      - Ты ни разу не спросил меня, - подмечает Эскель, нарушая уютную тишину вечера. Менестрель вопросительно поднимает голову, его невидящие глаза рассеянно застыли на верхушках деревьев. - Когда я предлагаю что-то, что кажется мне неподходящим для тебя, ты говоришь: «У нас с Геральтом и похуже бывало», но ты ни разу не спросил о нём. Где он, как он, что с ним. - А с ним что-то случилось? - будто зная ответ наперёд незаинтересованно хрипит бард, возвращаясь к поеданию мяса. - Ничего действительно серьёзного. - пожимает плечами ведьмак, немного стушевавшись холодностью своего визави, - Просто вы же друзья. Странно, что тебя не волнует его жизнь. - Мы не очень хорошо расстались и он высказал желание больше не видеть меня в своей жизни. Я решил, что будет надежнее ею и не интересоваться.       Эскель невесело усмехается. - Так ты тоже, - со странной интонацией говорит он. Лютик лениво поводит плечом, нарочито громко раскусывая хрящик. - Тоже был влюблён в Геральта. Бард сжимает в руке начисто обглоданную кость до побелевших костяшек, лицо его не выражает ничего кроме выверенной маски холодного спокойствия, но ведьмак подмечает судорожно бьющуюся венку на чужом виске и усилившийся запах пота. - Я не осуждаю, - миролюбиво бросает мужчина менестрелю, возвращаясь к своей еде, - Просто мне не понять, почему Вы бежите от него как от огня, но стоит хотя бы намекнуть, что ему нужна помощь… готовы броситься в объятия смерти. - Кто же такой самоотверженный? - менестрель выпрямляется на своём бревне, подтягивая к себе ноги и обнимая их жирными от сочного мяса руками, не беспокоясь за костюм. Эскель вдруг понимает, что в скупых рассказах собрата Лютик постоянно раздражал Белого волка своими щегольскими яркими нарядами, а сейчас на мужчине был просто скроенный тёмный костюм, не скрывающий разве что пыль дорог, что они успели вместе пройти за эти несколько дней. Эскель поймал себя на мысли, что будто бы знает совсем другого Лютика, нежели Геральт («А у него и так странное восприятие мира» - успокаивает сам себя ведьмак). Мысли, сколько всего пришлось пережить барду после разлуки с Белым волком или даже во время приключений с ним, не захватывают мужчину надолго. Все язвительные, хоть и дружелюбные подначивания улетучиваются с языка и ведьмак выдыхает как извинение: -Трисс. Трисс Меригольд. Возможно, ты слышал о ней.       Незрячие глаза менестреля безошибочно находят собеседника на другой стороне костра. Языки пламени отражаются в них, делая радужку неестественно оранжевой, почти золотой, будто бард и сам ведьмачьего племени. Эскель оценивающе проходится по чужой фигуре, сильным рукам и когда комплимент уже готов сорваться с его губ, визави бросает обнажающее. - Не знаю любовь ли это, но я ценил его и большая часть моей души тяготит к нему до сих пор. Я не давал этому названия, но возможно эти чувства отличны от дружбы. Это просто есть и росло во мне с самой первой встречи, - он глубоко вздыхает, давая себе передышку, - Да и разве похожи объятья смерти на воспитание магических даров дитя предназначения? - Лютик заметно расслабляется, хотя костяшки его пальцев всё ещё белы как снег. - Или ты настолько не любишь детей? - Не настолько, значит, ты и избегал подробностей его жизни, - всё же подначивает ведьмак с улыбкой.       Бард простодушно пожимает плечами. -Это был не мой выбор, - он показательно сладко зевает, но не выглядит сонным. Эскель уже ожидает, что мужчина захочет отбрехаться от него желанием поспать, но Лютик удивляет его. - У моего маленького друга всегда есть желание рассказать что-нибудь из последних новостей при встрече. - он ласково улыбается, прикрывая глаза. - Я скучаю по ней.       Тени костра причудливо закручиваются на бардовской шее, пока ведьмак не осознаёт, что это не тени, а живые чернила вырисовывают терновые ветви на чужой коже. Недавние слухи из храма Мелитэле, где теперь обучалась княжна, приобрели новый смысл в голове Эскеля и он мягко смеётся. - Возможно, тебе пойдёт на пользу встреча с такой чародейкой как Трисс, - заискивающе рокочет он, наклонившись ближе к костру, - Она как раз сейчас в Редании, скрывается от Академии. Они требуют её помощи для поисков какого-то нового провидца, но она считает это глупым и нечестным по отношению к чужой свободе занятием, - с очевидным намёком тянет ведьмак и получает саркастичное цоканье в ответ, - Но знаешь, друг мой, пока не окончится этот привал, я бы послушал о твоих последних новостях. Говорят, барды хороши и в историях. - За всё в жизни надо платить, да? - философски подытоживает Лютик, мягко улыбаясь костру. - У меня есть хорошая история о юной ведьмачке и несчастных разбойниках, которые помешали ей путешествовать. - Эскель понимающе фыркает и бард улыбается шире. - И друзьям, я позволяю называть себя Юлиан.       Терновый обруч на его шее становится Старшей речью, что пишет ведьмаку «прозорливый, сердечный, искренний», но Эскель слишком заворожён жёлтыми от костра радужками чужих незрячих глаз, чтобы заметить это.

***

      - Ты уверен, что в тебе нет эльфийской крови? - Трисс задумчиво стучит пальцем по подбородку и Лютик ловит этот ритм, постукивая ногой о ножку скамьи, на которой с удобством расположился. Эскель фыркает со своего кресла в углу комнаты, с интересом наблюдая за перебирающей талмуд чародейкой. - Либо моя матушка мне лгала всё моё недолгое время с ней, либо я неотразим всё же от природы человеческой, - очаровательно улыбнувшись, пожимает плечами бард, не останавливая заданный ногой ритм и колдунья наконец понимает что за стук разносится по помещению, сразу же возмущённо хмурясь. - Не паясничай! - она хлопает рукой по книге перед собой, на что бард фыркает и пару раз хлопает в ладоши, новыми красками в отбиваемой мелодии заканчивает её. - Кто бы мог подумать, я здесь всего второй день, а меня уже пытаются перевоспитать, пусть и в такой очаровательной манере, - всё-таки усмирив свои конечности, довольно провозглашает он, явно переигрывая. - Женщины, - согласно фыркает ведьмак со своего места, за что получает свою порцию возмущённого взгляда. - Пожалуйста, воспринимай это как комплимент, госпожа чародейка, ты - очень музыкальная девушка. - бард озорно подмигивает, скорее в сторону Эскеля, нежели Трисс, но она улыбается в ответ. - Что ж, человеческие гены тоже умеют удивлять, - смиренно соглашается колдунья, а потом заинтересованно хмыкает от новой теории, пришедшей ей в голову. - Или, возможно, в роду затесались выходцы старшей крови, как у малышки Цириллы. Сколько там, говоришь, дней, - обращаясь уже к Эскелю, - тебе нужно на охоту за чудовищем? - Я думаю, вернусь через пару суток, максимум три, бруксы - иногда довольно умны. Я надеюсь, ты не рассчитываешь, что я позволю остаться Лютику с тобой наедине. Особенно когда твои глаза горят жаждой опытов. - А я думаю, Лютик уже взрослый человек и теперь, когда у него есть все шансы прожить столь же долгую жизнь, как и у других людей в этой комнате, - бард делает театральную паузу, - Он может сам решать, как проводить своё время. - Ты убиваешь все мои надежды на балладу, что прославит и меня, Маэстро, - поражённо вздыхает ведьмак, прикладывая руку к груди.       Трисс прыскает от смеха, с шумом закрывая свой магический талмуд и задорно тычет пальцем в саркастичное «мальчишки» на бардовской щеке. - Пришло моё время надежд на искусные баллады, - поведя плечом, она посылает Эскелю выразительный взгляд, пока Лютик вновь отстукивает незамысловатый ритм. - Песня про наш с тобой поход на стрыгу в Реданских лесах уже почти готова, Приятель, - с неохотой признаёт он, и тут же обвинительно тычет пальцем в собеседника, - Ты сам себе испортил сюрприз! Ведьмак снова признаёт поражение мягким смехом и доверительно шепчет: - В таком случае, оставляю тебя на попечение этой очаровательной чародейки, - он подмигивает девушке в абсолютно лютиковой манере, на что она закатывает глаза, впрочем, не скрывая польщённой улыбки, - Буду рад вернутся под распеваемые во всех тавернах куплетах о своей храбрости. - Вообще-то, - не предвещающим ничего хорошего голосом тянет бард, - Песня скорее про события после охоты, когда ты случайно угодил в собственный олений капкан, - Лютик гаденько улыбается, двигая бровями вверх вниз. - Вот пройдоха! - восхищённо отвечает Эскель на такую наглость, а Трисс хохочет так сильно, что ей приходится опереться рукой на стол, дабы не упасть. - Искренне надеюсь, что госпожа Меригольд выкачает из тебя побольше крови для своих опытов, друг мой. - чопорно произносит он, поднимаясь с насиженного места. - А мне, время откланяться. Бруксы не ждут!       - Вы неплохо сдружились, - мягко подмечает женщина, глядя в след ведьмаку. - Видимо, у тебя талант находить общий язык с ведьмаками и… начинающими ведьмачками, - журит она, выдавая свои знания о том, с кем её бывшая ученица путешествовала на уроках. - Кто знает, может я неплохой друг и для чародеек, - искренне произносит он с улыбкой, что не касается его глаз, но тут же поправляет себя, полностью поворачиваясь в сторону чародейки с сияющим лицом, - С какого опыта мы начнём? Трисс оглядывает разворот его плеч с чернильным узором на ключицах и по-матерински нежно качает головой. - С самого болезненного, разумеется, - с добрым ехидством тянет она.

***

      - Это действительно необходимо? - спросил купец, презрительно глядя на босоногую девочку, собиравшую цветы у края дороги, сразу же переплетая их в венок. - У нас привал. - Геральт рыкнул, даже не повернувшись к старику. Купец, грузно вздохнув, засеменил обратно к своей повозке. Ведьмак продолжил перебирать седельные сумки: эликсиры пора пополнять. Он задумчиво достал томик стихов, который почему-то не выкидывал, хотя его хозяин уже давно не путешествует с ведьмаком. В книге было непривычное уплотнение и мужчина раскрыл страницы точно посередине, с удивлением обнаруживая сплюснутый лютик. Белый волк поднял ошарашенный взгляд на княжну, мирно выбирающую цветы себе на поле. Он неторопливо подошёл к кромке цветочного полотна без какой-то определённой эмоции разглядывая скинутые ботинки. - Это твоё? - поднимая раскрытые страницы с примостившимся там цветком, спросил он. Цири заинтересованно обернулась и её взгляд загорелся при виде высушенного цветка. Она радостно кивнула и вернулась к своему занятию, начав напевать себе под нос что-то задорное, отчего мягкая улыбка растянула её губы.       Ведьмак огладил лепестки жёлтого цветка пальцами и захлопнул книгу. Глупости. Он не скучает по барду. Конечно иногда, во время привалов, он задумывался о том, что лесные звуки были доброжелательнее, когда в них вплетались переливы лютни, и, может, иногда он действительно обнаруживал себя при мыслях, что именно бард смог бы ответить на вопросы княжны намного полнее, красочней и даже информативнее, нежели сам ведьмак. Барда вдруг не хватало и кололось. Лютик умел договариваться с людьми и будь он с ними сейчас, этот жирный, как откормленный боров, купец, который щедро заплатил, чтобы они сопроводили его через лес (по слухам в нём обитали волколаки), не вёл бы себя так презрительно. Юлиан смог бы заболтать его рассказами, или отвлечь внимание балладами. Возможно весёлыми, а может и лиричными. Он уж точно смог бы приструнить недовольного заказчика, если бы последний хотя бы подумал что-то плохое в сторону Цири. Эта уверенность казалось из ниоткуда взялась в ведьмаке, но вновь переведя взгляд на свою подопечную, что уже почти доплела один венок и начала второй, он понял: нет, он точно знает это, потому что помнит Лютика. Его заботу и его радушие, свет и мудрость, которая удивительно сочеталась с его порой ребяческим нравом.       - Кто научил тебя плести венки? - вопрос срывается с губ прежде, чем он успевает его обдумать, стоит Цири выйти с поля и начать обуваться, аккуратно повесив два венка на предплечье. - Мой друг, - хмыкает княжна, жестом показывая ведьмаку наклонится. Она опускает венок на чужую склонённую голову с изяществом сановника, коронующего нового монарха, и шкодливо улыбается, - Я познакомилась с ним, пока путешествовала по порталам Трисс. «Мог ли это быть?...» - У твоего друга есть имя? Цири ласково смеётся, щурясь от солнца и задорно подмигивает в знакомой Геральту манере. - Кто знает, - словно делится тайной, понижает голос она, - Может однажды я вас познакомлю.       Девочка бежит с радостным улюлюканьем к Плотвичке, что покорно склоняет голову под ласковые тонкие ладошки. Ромашка и овёс - любимые лакомства кобылки свисают с венка прямо на её глаза, но она лишь благодарно фырчит и бодает девочку мордой в плечо. Цири что-то бормочет, наглаживая Плотву и ведьмак ощущает чувство вины. Когда Лютик делал также он его постоянно одёргивал, хотя что в этом плохого? «При следующей встрече», - решает Белый волк, - «При следующей встрече я перед ним извинюсь».

***

      Первым Эскеля замечает Цири. Она поднимает руку и с улыбкой машет кому-то в толпе, на что Геральт и Йеннифер с удивлением оборачиваются. Они не тратят много времени на расшаркивания с подошедшим ведьмаком, просто предлагая присоединиться к ужину. Когда он почти окончен чародейка вдруг нарушает тихий гул вечернего постоялого двора и переводит взгляд на присоединившегося к ним мужчину. - Слышала про тебя балладу, - колдунья оценивающе проходится по нему взглядом, - Ты действительно позволил какому-то барду так обсмеять тебя? - в её голосе ни капли заинтересованности и Цири действительно неудобно от изменившейся атмосферы. По позвоночнику пробежались мерзкие хладные мурашки.       Эскель, поймав её растерянный взгляд лишь мягко улыбнулся и громко присербнул из своей кружки, уголок его губ дрожал в сдерживаемой улыбке. - Я, право слово, поражён, ибо Трисс оценила балладу обо мне самой высокой оценкой и отметила, что это поможет людям осознать, что я тоже прост и у меня бывают по жизни неурядицы. Все мы люди в конце концов, - философски отвечает он и переводит взгляд на задумчивого собрата. - Да и эпичные баллады больше подходят Белому Волку, не так ли? Геральт безэмоционально хмыкает и отстукивает по деревянному боку кружки одному ему известный ритм. - Забавно, - опершись подбородком в ладонь, продолжает Эскель, - У моего друга-барда такая же привычка. - он по-мальчишески улыбается, и подмигивает юной княжне, которая восторженно выдыхает. - Ты встретил Юлиана?! - неверующе шепчет она, придвигаясь ближе. Геральт поражённо смотрит на этих двоих, сжимая кружку крепче, а Йеннифер настороженно переводит взгляд с одного мужчины на другого. - Я скорее набился ему в попутчики, но не подружиться с таким человеком, как я понял, просто нереально, - ведьмак кивает девочке, - Теперь я понимаю, почему Геральт прошастал с ним двадцать лет по континенту. Да и про твои с ним приключения он пару раз упоминал. Разбойники, значит? - он полностью поворачивает корпус к собеседнице, явно желая услышать подробности, которыми, видимо, его обделили. Но не он один заинтересовался и Геральт с Йеннифер в один голос разозлённо спрашивают: - Разбойники?! И девочке, и её визави хватает ума выглядеть пристыженными и немного смущёнными, но по уставшему и тревожному взгляду Белого волка Цири понимает, что историю придётся рассказывать. - Которых Цири и Маэстро хорошо отделали, - влезает Эскель, почти мурлыча своим глубоким успокаивающим голосом. - По крайней мере, теперь благодаря твоему опыту, - обращается он к княжне, - Наш дорогой бард будет всегда в безопасности. - Разве он не уже? - в смятении интересуется девочка, уже не обращая внимания на ничего не понимающих, но жаждущих ответов Геральта и Йеннифер. - Всё-таки люди и непредвиденные обстоятельства случаются, нельзя просчитать всё на свете, - пожимает плечами ведьмак, - Зато теперь при опасности он сможет использовать порт-ключ. По-моему, хорошая альтернатива размахиванию драгоценным инструментом, не находишь? - он вновь подмигивает Цири и наконец поднимает взгляд на чародейку. - Вы, колдуньи, удивительный народ! - И к какой же колдунье, - рычит Геральт, - Ты его отвёл? - Я познакомил его с Трисс, разумеется, - беспечно кидает Эскель и залпом допивает содержимое своей кружки. В его глазах, обращённых вновь на собрата горит вызов: «Ну, какой вопрос ты задашь дальше?». Геральт отвечает ему острым взглядом и сжатой челюстью. - Стало быть теперь ждать новой уничижительной баллады уже про Трисс? - фыркает чародейка, рассматривая свои ногти.       - Хватит, - Цири царственно встаёт из-за стола и оглядывает холодным взглядом каждого из взрослых. - С каких пор для вас другой человек стал разменной монетой, чтобы высказывать свои затаённые обиды друг на друга? Я понадеялась, что ты отведёшь меня к нему, - бросает она Эскелю, - Но ты видимо слишком раздосадован чужой славой. Ты, - поворачивается она к чародейке, - Могла бы сохранить хоть немного достоинства и не вестись на столько низкие провокации. - девочка тяжело вздыхает, переводя взгляд на Геральта, - А ты, - начинает она и её голос сиплый от сдерживаемых слёз, - Хотя бы скучаешь по нему? Белый волк шумно выдыхает и искренне кивает, с болью в глазах осматривая девчушку. - Я тоже, - признаётся она сквозь слёзы, текущие по её лицу. - Очень сильно. Она судорожно вздыхает, пытаясь успокоиться, разворачивается и уходит в комнату. Эскель с виноватым лицом встаёт, намереваясь пойти за ней, но Йеннифер останавливает его насмешливым резким: - Неужто совесть проснулась? Он выразительно осматривает её ехидное выражение лица, богатые меха на плечах и аккуратные ручки на столе. - У меня, - мягко, будто вынося смертный приговор ребёнку, улыбается он, - по крайней мере совесть есть.       Цири поднимает на него угрюмый заплаканный взгляд, когда он заходит. Постель мягко проминается под его весом и он осторожно притягивает княжну в объятия. - Прости, - хрипло начинает он, - Я не очень хорош в этом всём, - он поводит рукой в воздухе, эфемерно обозначая «это всё». - Ведьмаки вроде как не заточены под это. - А под что же заточены? - фыркает девочка, вытирая слёзы с щёк рукавом кофты. - Под убийство чудовищ и непомерное количество алкоголя для того, чтобы опьянеть, полагаю. Она снова фыркает и качает головой, после со спокойным выдохом укладывая голову ему на плечо, поощряя продолжать. - Ты и сама видела как мне нелегко с тобой. Единственное на что меня хватило это предложить позвать Трисс и объяснить ей всё. Я чувствую себя беспомощным. - сокрушённо шепчет он и утыкается в её макушку носом. - Нам всем удобно выражать свою любовь по-своему, - мягко говорит княжна, - Нет ничего страшного в том, что порой наши языки любви и заботы не совпадают. - Ты мудра, - только и отвечает ведьмак. - Меня научил этому Юлиан, - она отстраняется, чтобы нежно огладить шрам на чужом лице. - И я вижу, что тебя он тоже покорил своим нравом и сутью, но позволь теперь Геральту самому разобраться в том, как он хочет проявлять свою любовь. - она задумчиво хмыкает, - И какую на самом деле любовь он испытывает.       Эскель согласно кивает и отстраняется, укладываясь на кровати. Цири клубочком сворачивается у него под боком, ощущая тепло и покой. - Разве это не удивительно, - вновь нарушает тишину ведьмак, - Как один человек дал сразу стольким людям понять, что они часть большой драгоценной семьи, пусть и без кровных уз. - Он тоже часть этой семьи, - сладко шепчет княжна прежде чем провалиться в сон.       - Я выгляжу настолько жалкой? - сникшим голосом интересуется Йеннифер, оставшись с Геральтом наедине. Он поворачивается к ней и она видит тепло в его золотистых глазах. Ведьмак нежно берёт её за руку и хмыкает от разницы размеров их ладоней. - Это впервые, - говорит чародейка, - Когда мы просто держимся за руки. - её глаза печёт от непролитых слёз, а губы жжёт монологом, который не приведёт ни к чему хорошему. - Она всё ещё твоя приёмная дочь, - тихо рычит Белый волк, его голос пропитан грустной нежностью. - Но ты не мой, - чуть истерично шепчет она. - Был ли я вообще когда-то твоим в том смысле, который ты хотела? - вопрос тяжёлым бременем повисает на их плечах. - Это была просто страсть? - она вновь поднимает на него взгляд и он сжимает её руку чуть крепче. - Не только. - Да, Геральт, с тобой ужасно тяжело вести диалог, - с мягким смешком признаётся она и клюёт его в щёку. - Это любовь? - лукаво спрашивает она, не вкладывая какой-то интимный смысл. Уголки губ ведьмака приподнимаются в ответном подобии улыбки. - Ты моя семья, Йен, - хрипло отвечает он. - Ты моя драгоценная чародейка.       Он оглаживает её пальцы второй рукой и смотрит в её глаза с щемящей сердце привязанностью. Йеннифер не останавливает бегущие по её щекам слёзы. Это прощание. Не важно, что это было: страсть, похоть, схожесть характеров и амбиций, выгода или просто удобство - этому приходит конец. Они семья и это главное. Йеннифер с удивлением не находит в себе каких-либо негативных чувств, просто немного грусти и много-много тепла. Кажется, будто оно сейчас польётся из неё необъятным светлым потоком, затапливая весь континент. - Я люблю тебя, - говорит она вместо «прощай» и чувствует себя обнажённей, чем когда они делили одну постель на двоих. В этих словах нет ни капли романтики. Чародейке кажется будто у неё наконец-то появился дом. Геральт молча притягивает её к себе и целует в лоб, как матери целуют своих детей перед сном. В его мыслях давнишние слова барда: «И всё же, вот мы здесь». Он согласно хмыкает. Йеннифер обнимает его в ответ и будто чувствуя его мысли, проводит в знакомом, но чужом жесте, по его руке.

***

      - Юлиан! - крик Трисс выдёргивает его из сладкой послеобедённой дрёмы. «Она злится», - шепчут письмена и Лютик едва успевает сдержать язвительное «а то я не слышу», вставая с мягкого кресла. Чародейка врывается в комнату маленьким ураганом, судя по звуку, размахивая каким-то листом. - Что это, Лютик?! - бард вздыхает, смиренно ощущая шероховатость бумаги своим носом. - Знаешь, как бы близко к моему лицу ты не поставила бы листок, я всё равно вряд ли увижу его содержание.       Трисс неловко хмыкает, и видимо чуть приходит в себя. - Две новости, - переключаясь на деловой тон, она мягко толкает собеседника в кресло, - и обе непонятной степени паршивости. Лютик складывает руки на груди и с трудом подавляет зевок. - Во-первых, ты действительно стал очень знаменитым бардом, поэтому по внешним признакам и другим исполненным тобой балладам тебя сразу вычислили, - она пристраивается рядом, опираясь поясницей на аккуратную небольшую столешницу читального столика, - Во-вторых, мало нам Нильфгаардских наёмников, бегающих за тобой по континенту, теперь тебя вычисляют, чтобы «пригласить» к нашему князю, но чувствую хорошего от этой встречи ждать не стоит. Мужчина подаётся вперёд и наощупь находит чужие сцепленные ладони, накрывая их своей. - Почему? Он ест бардов на завтрак? - Баллада которую ты исполнил, про «северное сражение», на тот момент ещё не состоялось. Оно случилось только спустя неделю, Лютик... - Ты думаешь, я не отличаю явь от видений? - он мягко усмехается и падает обратно в кресло, поёрзав для удобства. Расслабленные его радушным настроением, чернила выползают на кожу шеи и щёк под солнечные лучи, сворачиваясь в цветочные узоры. - Недавно ты искренне посчитал видение о рагу из дичи на обед за чистую монету и полчаса слонялся по дому, приставая к гувернантке, которой привезли диких куропаток только на следующий день. Мужчина пристыженно шипит. - Я могу сказать, что сражение назвали по моей балладе, да и не сражение это, так, два мелких княжка не поделили невесту. - Видимо лошади одного из них тоже понравилась твоя баллада, что она прямо по сюжету, испугавшись змеи, встала на дыбы, отчего княжок свернул шею, - она скептично хмыкает, - Да и змея, кажись, твоя фанатка. Как по картам разыграли. Лютик нервно сглатывает. - Ты думаешь, он понял? Чародейка берёт его дрожащие руки в свои тёплые ладони, садясь перед ним на колени. - Ты мне скажи.       Дочь корчмаря неловко замирает у стола, поставив последнюю плошку с рагу с тихим стуком. Она переводит взгляд с одного путника на другого, явно не решаясь спросить о чём-то. Цири ободряюще ей улыбается, тем временем как ведьмаки сразу принимаются за еду. - Мы оплатим после трапезы, - по-своему поняв, важно кидает Йеннифер, но девушка лишь смущённо кивает, останавливая свой неуверенный взгляд на напряжённо жующем Белом Волке. - Как она сказала, - рычит он и красавица нервно сглатывает и отворачивается к Эскелю. - Не примите за грубость, милсдарь ведьмак, не хотела бы испортить вам и вашим спутникам аппетит, - она вздыхает, комкая руками край фартука. - Но я хотела справиться о здоровье Маэстро Лютика. Его не настигли приспешники князя? Оба мужчины вытягиваются как натянутые струны, а с Эскеля стекает сытое от вкусной похлёбки радушие. - Зачем князю понадобился мой, - он замечает острый взгляд поднявшего на него глаза Геральта, - Наш хороший друг бард? - Из-за последней баллады, поговаривают. - она склоняется ближе к столу и понижает голос до шёпота, - Князь подозревает, что Маэстро Лютик отдал зрение за возможность провидствовать.       Эскель громогласно хохочет прямо в лицо девушке и даже пару раз стучит кулаком по столу в приступе неконтролируемого веселья, но от внимательного взгляда Геральта не ускользает, что собрат явно хорошо развил актёрские навыки, а Цири еле сдерживает порыв ударить трактирную красавицу промеж глаз. - Скажете тоже, - немного переигрывая, мужчина стирает несуществующие слезинки с уголков глаз, напрочь игнорируя ошарашенные взгляды окружающих. - Наш бард отношение к магии имеет строго отрицательное. Ну, знаете, разбитое одной очаровательной особой сердце, - он с искренними смешинками в глазах обводит Белого волка взглядом, природу которого осматриваемый понять не может, - Навсегда отвратила его от желания обладать даже бытовой магией. Это всё слухи, уверен, он отдыхает на берегах Редании и наслаждается морским бризом. - Эскель отмахивается от девушки как от назойливой мухи и с преувеличенным довольством возвращает всё своё внимание еде. Цири прячет благодарную улыбку в ложке с похлёбкой, а Йеннифер, выдав напечатлённый смешок, следует примеру ведьмака и тоже опускает взгляд в тарелку.       Когда девушка приносит им в конце трапезы эль, получив оплату, и её любопытствующий взгляд наконец перестаёт отслеживать каждое их движение, Геральт прочистив горло, но всё равно сипло спрашивает: - Лютик потерял зрение? - Йеннифер хмурится, глядя на Белого волка, а Цири, отвернувшись к окну хмыкает, явно оставив Эскеля разбираться и дальше самому. - Когда девчонка сказала, что он отдал зрение за дар, ты напрягся, а после начал лгать, но никак не опровергнул, что он слеп, будто это факт, который она уже и так знает. - настаивает Геральт, а чародейка поражённо вздыхает, переводя взгляд с Цири на Эскеля и обратно. Княжна поджимает губы и складывает руки на груди. - Ты удивилась, когда при изучении эликсиров в храме заметила, что я различаю ингредиенты по запаху и на ощупь, а не запоминаю их внешний вид, - сдаётся она и кидает Йеннифер краткий взгляд, - Меня этому научил Юлиан, - она не может сдержать мягкой улыбки, вспоминая друга. - Он сказал, что когда он ослеп, люди часто пытались его обмануть, поэтому ему пришлось запоминать всё заново: на слух, ощупь и запах. - Как это случилось? - искренне интересуется чародейка. Эскель и девочка переглядываются и ведьмак неуверенно кивает. - Он сказал, что его не... - Нет, Цири, я про то как он учил тебя, как он делал это? Как Вы встретились? - перебивает Йеннифер и княжна растроганно смотрит на неё, тепло улыбаясь. - Раз тебе правда интересно, я могу рассказать тебе в комнате, наедине, - предлагает девочка и переводит взгляд на Геральта. - Сейчас речь про Лютика, а не его педагогические приёмы. Колдунья согласно кивает, возвращая улыбку. Эскель позабавлено хмыкает. Белый волк задумчиво оглаживает бок кружки и поднимает взгляд на собрата. - Он не пострадал? - только и спрашивает он. - Для него это прошло почти безболезненно, - кивает Эскель и залпом допивает остатки эля. - Почти? - подняв одну бровь чопорно интересуется чародейка. - Физически это не принесло ему боли, - не впечатлённый её мимикой спокойно подводит он итог. - Но кто знает сколько ему слепота принесла боли душевной. Мы все так или иначе переживаем по потерянному.       Цири расслабляется впервые после вопроса дочки корчмаря и будто становится в разы меньше. Её взгляд устремлён в никуда и Геральт чувствует противные мурашки от переживания за свою преемницу. Он уверен перед её внутренним взором сейчас нет ничего радостного. - По крайней мере, - уже более твёрдым голосом подводит он итог, - Судя по обрывкам ваших рассказов, слепота не помешала ему подраться с разбойниками и втянуть Цири в неприятности. Узнаю Лютика. Йеннифер фыркает на пару с Эскелем, а княжна возмущённо поднимает голову. - Мы просто шли по тракту! Юлиан помогает людям, а не втягивает... Он не доставляет неприятностей! - решительно возражает она наставнику, её глаза горят праведным недовольством за друга. Геральт чуть приподнимает уголки губ в скромной улыбке и мягко кивает, мол, понял. Цири успокаивается, понимая, что её просто подловили на подходе к самобичеванию и благодарно осматривает каждого за столом, всё шире улыбаясь с каждым услышанным сдержанным смешком. - Зато теперь его слепота не станет для вас сюрпризом при встрече.       - У него и так достаточно сюрпризов припасено, - подмигивает Эскель княжне, прежде чем встать и на этой загадочной ноте удалиться в свою комнату. - Что ж, теперь уже Я узнаю вашего барда, - не очень-то изящно подперев щёку кулаком, бросает Йеннифер и закатывает глаза от звонкого смеха Цири, не выдавая удивления от того, что Геральт тоже тихо, рокочуще смеётся.

***

      «Не лучшая твоя идея», - письмена огибают кровавые разводы, волнующимися узорами будто пытаясь стереть их с кожи. Лютик хмыкает. - Других у нас не имеется, я потерял порт-ключ, - он задумчиво ощупывает рукава дублета и в итоге просто снимает его, бросая под ноги. Сняв сапоги и игнорируя недовольный гул чернил он идёт к шумящим морским волнам. Запах йода и соли забивается в ноздри, перекрывая вонь чужой крови на нём.       Очередные наёмники: то ли Нильфгаардские, то ли Реданские - он уже устал пытаться различить их - настигли его прямо под Новиградом, спустя буквально пару часов как они с Трисс расстались. Купленный им клинок в подарок для княжны оказался очень кстати, когда сначала, ему пришлось срезать верёвку с чей-то гнедой лошади, а после и для того, чтобы отбиться от двух крепких мужчин на Реданском морском берегу. Да, на их стороне был опыт и умения, но барду повезло с предвиденьем их атак и постоянными комментариями Старшей речи, откуда летит удар. От убийства его уже не трясло, увы, в дороге, когда ты слепец, окружающие люди постоянно пытаются обмануть и не гнушаются никакими средствами. Письменам удалось убедить Юлиана, что самозащита - это не убийство. Но на сердце всё равно было тяжело. Он понадеялся отвлечься от угрюмых дум за счёт стирки, пусть и в солёной, но всё же воде. Главное, что холодная вода неплохо смывает свежую кровь.       Слух улавливает быстрое шлёпанье ног по прибрежной полосе, и уже готовый снять рубаху, Лютик настороженно отходит обратно, к скинутым на берег вещам. - Ещё наёмники? Письмена молчат, но он чувствует их озорное предвкушение. В голове возникает столько вопросов, которые разбиваются об звонкое «Юлиан!». Он, как по команде, разводит руки в стороны, чужие шаги всё ближе, уже не заглушаемые шумом волн. «Цири!» - любовно зовёт Старшая речь с его кожи. «Цирилла!» - вторит им чужой рычащий окрик издалека. Девочка влетает в его объятия, и он чувствует, что она немного вытянулась, а волосы стали чуть длиннее. - Я же говорил, мы встретимся под Новиградом, - доверительно шепчет он в её макушку, вспомнив давно увиденное предзнаменование. - Глупо было тебе не поверить, - в её голосе слышатся слёзы радости, - Спасибо, что дождался меня. Он чуть отстраняется, чтобы взять её маленькое личико в свои ладони и нежно огладить большими пальцами щёки и линию губ. Чтобы вспомнить и поверить, что вот она, живая и невредимая снова рядом с ним. - Ожидание стоило того, Лисёнок, - с обличающей нежностью шепчет он и не скрывает, что и его глаза печёт от подступающих слёз.       С её стороны разносится поражённый взволнованный вздох. - Ты в крови, Юлиан! - княжна начинает судорожно его ощупывать на предмет ран, когда со стороны раздаётся знакомое, пусть и чуточку обеспокоенное геральтово: - Ни дня без неприятностей, Бард?

***

      Цири помогла кое-как очистить от крови костюм и рубаху друга. Геральт не стал церемониться, закидывая и девочку, и барда на Плотвичку и уводя их в лесные чащобы, а после ушёл раздобыть мяса к припасённому хлебу и сыру. Цири щебечет о всех событиях, произошедших с ней после их расставания, иногда отвлекаясь на восхваление подаренного Юлианом клинка, и Лютик не может прекратить улыбаться. Но его слух улавливает осторожную чужую поступь с южной стороны. Геральт ушёл на восток. - Цири, - настороженно шепчет он, прерывая её рассказ об обучении в храме Мелитэле. Он чувствует как она подбирается рядом с ним, её кожа скрипит на рукояти клинка от силы, с которой она его сжала. Бард понимает, что он безоружен ровно в тот момент, когда голова наёмника с отвратительным бульканьем крови падает на траву. - Прикрывай барда, - кидает невесть как вернувшийся необнаруженным Геральт княжне и с рыком вспарывает стальным мечом грудную клетку второго разбойника. Главную проблему Лютик слышит слишком поздно. Когда стрела, которая, видимо, предназначалась ему, с шипением врезается в плечо ведьмака.       «Закрой уши», - предупреждают письмена и после его сносит ударной волной, прямо к Белому волку, упирающемуся на меч. Дальше всё происходит слишком быстро. Он слышит ещё один раскат рёва и падение двух тел с деревьев, ещё одно бульканье вспоротого горла и хлюпанье крови, в которую он вляпался коленями, ощупывая геральтово плечо. Ведьмак шипит, но позволяет мозолистым пальцам пережать оторванным рукавом дублета кровоток над торчащей из руки стрелой. В воздухе разносится что-то кислое и Лютик презрительно цыкает. - Отравлено, Геральт. Ведьмак лишь хмыкает и кивает в сторону своей седельной сумки. Бард не двигается с места. Белый волк раздражённо поворачивается на мужчину и видит недвижимый взгляд и напряжённого друга, ждущего словесных указаний. Молчащий Лютик определённо зрелище непривычное. - Моя седельная сумка, эликсир жёлт... пахнущий горецветом.       Когда Цири устало плюхается рядом с ним на бревно и не без любопытства наблюдает, как Лютик забинтовывает остатками своей чистой запасной рубашки руку ведьмака, избавленную от стрелы, Геральт с сожалением оглядывает полностью изгаженный кровью и морской солью тёмный, но всё ещё щегольской по его меркам костюм барда. - Доспех придётся латать, эта дрянь разъела всё, - с несчастным вздохом подытоживает Юлиан, шмыгая носом. Судя по всему небольшая стирка в морской воде, а потом ещё и стресс от двух банд наёмников за день совсем ослабил его здоровье. Цири вздыхает, разделяя опасения наставника и вызывается отойти за запасами своих травяных снадобий. - Не туго? - завязывая концы импровизированного бинта, интересуется Лютик. Геральт согласно хмыкает. - Почему... Бард не продолжает, начиная отстранятся, угрюмо замолкая, а ведьмак, впервые за всё время после встречи позволяет себе прикосновение. Рука мужчины в его ладони холодна как лёд. - Почему что? - подталкивает к продолжению он. - Почему ты называешь меня исключительно бардом после нашей встречи? - осмеливается Юлиан и его взгляд вдруг точно попадает прямо в лицо Белого волка, отчего ведьмак внутри тушуется, но не позволяет ни одной мышце в его теле дрогнуть. Бард пытается освободить руку и его лоб покрыт испариной, будто ему больно от прикосновений Геральта. Ведьмак нехотя его отпускает, но продолжает беззастенчиво разглядывать чуть разгладившееся в облегчении лицо. - После всех моих слов тебе, имею ли я право окликать тебя по имени? - Мы оба знаем, что это были слова сказанные сгоряча, - Лютик несмело улыбается, но улыбка не трогает его морщинки вокруг глаз. - Это дело минувших дней. - Я обидел тебя. Не поэтому ли ты сбежал в Вызиме? - с неожиданным даже для себя укором роняет Геральт. - Обидел. Но я уже давно простил тебя за твои сказанные с горяча слова. - кивает мужчина. - А ты не поэтому ли сбежал в той деревушке близ цинтрийцской границы? Из-за того, что обидел меня? - бесхитростно возвращает бард. - Я опасался показаться тебе на глаза, вдруг, ты ещё не остыл, - смиренно всё же признаёт он. - Я думал, что снова могу всё испортить, - глухо рычит Белый волк, но Лютик его слышит. - Мне можно считать это извинением? - с озорной улыбкой, которая наконец полностью освещает его лицо, Лютик склоняется чуть вперёд, однако не вторгаясь в личное пространство своего визави, как бывало раньше. Согласный хмык Геральта тонет в раздосадованных восклицаниях о непокорных лошадях вернувшейся княжны.

***

      - Вот здесь, - княжна направляет руку барда на рукав нового дублета под восторженные аханья портного. Музыкальные пальцы находят изящную вышивку маленьких цветков золотыми нитями и светлая улыбка расплывается по лицу Юлиана. - Ты права, - говорит он, - Это будет идеально подходить к моему образу. Какого он цвета? - Голубого, Маэстро! Ничто так не подходит Вам как лазурная ткань и золотая вышивка. - портной продолжает заливаться соловьём, игнорируя чуть помрачневшего клиента, копающегося в своей сумке в поиске монет. - Это подарок, - рычит Геральт барду, отдавая кошель с монетами заместо него. Лютик пытается перевести взгляд на ведьмака, но немного мажет, отчего создаётся ощущение, что он задумчиво оглядывает интерьер. Цири мягко улыбается, смотря на него. - Подарок? - удивлённо всё же решается спросить бард, ощупывая ткань нового дублета. - Я знаю, - Геральт рокочуще вздыхает, вновь осматривая переодевшегося мужчину, - Что ты обматывал мои раны своими рубахами. И ты порвал свою куртку, чтобы перетянуть мне руку. Прими мою благодарность, - заканчивает он с трудом под ошарашенное Лютика и позабавленное княжны выражения лиц. Бард застенчиво кивает с мягким «спасибо» и не сопротивляется, когда портной, видимо совсем забывший о чужой слепоте, уволакивает его к зеркалу.       Цири толкает наставника локтем и показывает взглядом на барда. Тот теперь немного потерянно стоит у зеркала и переминается с ноги на ногу. Ведьмак возвращает хмурый взгляд к девочке и вопросительно поднимает бровь. Она мученически вздыхает и отходит к Лютику, чтобы отточенным движением взять его под руку и увести к выходу от разошедшегося портного. Когда Геральт выходит из лавки в восстановленном доспехе девочки уже и след простыл, а бард стоит рядом с Плотвичкой и мягко перебирает её гриву. - Где Цири? - Отошла купить немного морковки и яблок для кобылки, - Лютик даже не вздрагивает на его появление, как это бывало раньше и ведьмак задумывается насколько же острым теперь стал слух музыканта. Он окидывает барда ещё одним долгим взглядом и выдаёт спонтанно пришедшую мысль в голову, не скрывая лёгкого удивления в своём голосе: - Тебе идёт этот костюм. - Почему ты так поражён этим? - Юлиан позволяет себе лёгкий дразнящий смешок, поворачивая голову в сторону друга. Геральт смотрит прямо в чужие глаза и не может осознать, что эти чистые зрачки действительно не видят. - Просто, - роняет он краткое, и, сомневаясь, что этот комплимент будет уместен, всё же признаёт, - Он хорошо подчёркивает твои глаза. Лютик удивлённо поднимает брови и перёстаёт чесать пряди гривы, отчего Плотва раздосадовано фыркает, но её внимание отвлекает появившаяся в поле зрения девочка с лакомствами. Заслышав приближение княжны, бард закрывает рот, видимо, передумав озвучивать ответные слова на этот комплимент, но не отворачивается, давая возможность засвидетельствовать как его щёки наливаются красным. Цири довольно хмыкает, завидев умиротворённо молчащих друзей совсем близко друг к другу.       Геральт старается не акцентировать на этом своё внимание, но вплоть до привала с лица Лютика не сходит робкая, но счастливая улыбка.

***

      - Откуда он? - Геральт настороженно провожает взглядом скрывающийся под рубахой рассекающий кожу ключицы шрам. Он не хотел заставать полуголого барда в их съёмной на постоялом дворе комнате, но и постучаться не подумал, так как Цири уже обедала внизу. Он успевает заметить ещё парочку небольших шрамов на теле спутника и странно прокатившуюся по рёбрам тень, прежде чем тот полностью расправляет свежую сорочку. - О чём ты? - Лютик не поднимая головы сосредоточенно заправляет рубаху в брюки. - Шрам на ключице, - Геральт проходит к своим вещам, наконец вспоминая зачем вернулся в комнату. - Он выглядит свежим. - Нильфгаардцы оставили в подарок, - Юлиан весело хмыкает, видимо, позабавленный своими воспоминаниями. - Я переоценил силы своей кобылки, когда пытался скрыться от них и в итоге мне пришлось сильно импровизировать, чтобы сбежать. - Чем ты понадобится чёрным? - даже не скрывая насмешки бросает Белый волк, продолжая рыться в поклаже.       Сначала в ответ ему звучит только перелив струн на лютне, он оборачивается и видит как бард задумчиво склонив голову, подтягивает колки. - Нам везде скидывают хотя бы пару монет, ты заметил? - немного хрипло спрашивает он, повесив настроенную лютню за ремень себе на плечо и встав около двери, готовый выходить на договорное выступление. - Сначала я думал, что это из-за нашей с тобой популярности, но потом понял, что эти же люди, за эти же монеты продавали нильфгаардцам информацию обо мне, возможно и о тебе. Почему-то чёрные были уверены, что я знаю где ты, или куда ты можешь увезти своё дитя-неожиданность. - он безрадостно пожимает плечами, чуть поджав в досаде губы. - Что поделать, в войну всем приходилось нелегко. Наверное, будь передо мной выбор: взять несколько монет за то, чтобы рассказать что какой-то бард был здесь пару дней назад и направляется на запад, или смолчать и опасаться, что завтра мою таверну сожгут в Нильфгаардском пламени, я бы тоже выбрал первое. - он меланхолично вздыхает и посылает мягкую смиренную улыбку в сторону замершего ведьмака. - Извини, ты просто спросил про шрам, а я тут снова разболтался. Раньше Юлиан никогда не извинялся за свою болтовню. Это понимание что-то надломило в Геральте.       - Лютик, которого я знаю, никогда бы не выдал что-то даже о незнакомом человеке, если бы понял, что это грозит опасностью, - осторожно, как он научился говорить с Цири, роняет он. - Это немного бестолково, но храбро. Белый волк выжидающе оглядывает замершую от шока фигуру напротив. Бард сжимает ремешок лютни, чуть хмурясь и в итоге просто посылает ещё одну лёгкую улыбку другу. Его взгляд рассеян и неподвижен сильнее обычного. - Действительно бестолково, - мягко соглашается он, - Но я знаю одного ведьмака, который делает так же.       Дверь за ним закрывается с тихим хлопком и Геральт глубоко вздыхает будто до этого и не дышал вовсе. После возвращения Лютика он будто начал испытывать эмоции и чувства так же, как и люди. И это не было, чем-то неприятным. Волнительным? Да. Немного пугающим? Несомненно. Но оказалось именно от незатейливо и изящно возвращённого комплимента уголки губ ведьмака дрожали в улыбке.

***

      - Это Йеннифер, - Лютик прерывает балладу, которую лениво напевал до этого по просьбе княжны, и поворачивает голову на восток. Цири не удивлённо хмыкает, продолжая ворошить длинной палкой поленья в костре под кипящим рагу, а Геральт прослеживает взгляд барда. Прошло не так много времени, всего немногим больше месяца, с того момента, как чародейка оставила его и княжну одних в поисках барда. Белый волк не ожидал, что она разберётся со своими делами в академии так быстро. Хотя больше он не ожидал, что Юлиан услышит открытие портала раньше, чем это почувствуют сами Геральт и Цири.       Женщина грациозно выплывает из портала, окидывая троицу нечитаемым взглядом, чуть подзадержавшись на барде. Лютик выглядел абсолютно спокойным, но что-то в его позе напрягает ведьмака. Бард склонил голову к плечу, будто прислушивается к кому-то невидимому, сидящему на нём, а одна из рук, скрылась за отполированным боком лютни. Будь это Цири или кто-то из обитателей Каэр-Морхена, Геральт решил бы, что он держит руку поближе к потайному карману с клинком. Чародейка присаживается рядом с ним на поваленное дерево, молчаливо кивая на приветственную улыбку Цири и утыкается взглядом в Юлиана, который, в свою очередь, продолжал «выслушивать» своего невидимого собеседника. - Что-то интересное рассказывают? - с искренним интересом спрашивает Йеннифер и Лютик поднимает голову, впиваясь в неё своими незрячими глазами. Княжна ошарашенно переводит взгляд с друга на наставницу и на сухую сглатывает, но ведьмак успевает отметить, что её рука дрогнула в защитном жесте в сторону барда. - Довольно-таки, - с доброй усмешкой бросает бард, накрывая ладонь девочки своей. - Если пожелаешь, я могу рассказать. Хотя и так стоит упомянуть, что они посчитали твой сегодняшний внешний вид шикарным. - Рада, что хоть кто-то ценит мои старания, - театрально вздыхает она, толкнув Геральта локтем, вновь оглядывая барда с ног до головы. - Я смотрю ты уже свыкся. Трисс поделилась, что ранее ты чуть не свёл с ума всех приставленных к ней гувернанток. - Мир не стоит на месте, и я не должен. Люди так или иначе ко всему привыкают. - он тихо хихикает, снова мимолётно склонив голову к плечу, и прикрывает глаза. - Забавно это слышать от тебя. Ты всё ещё считаешь себя человеком? - в голос чародейки проскальзывает неприкрытая ядовитая насмешка, отчего Цири недовольно поджимает губы, но бард лишь оглаживает большим пальцем костяшки девичьей руки. - Кто же я по-твоему? - он всё ещё не открывает глаз, но Геральт будто ощущает на себе его взгляд. - Если судить каждого по дару, то на этой поляне и людей-то не найдётся. Если только Плотвичка, - со смешком признаёт он и лошадь, оторвавшись от пощипывания травы, ответно заржала, - Прости, красавица, но в этом мире всё относительно, и видимо человечности в тебе побольше нашего. Йеннифер невольно фыркает и Плотва, будто повторив за ней, возвращается к сочному лакомству, делая ситуацию ещё более сюрреалистичной и абсурдной. - Готово, - обращая всеобщее внимание на рагу в котелке, объявляет Цири, скрывая позабавленную усмешку рукавом своей кофты. - Какого чёрта? - сбросив с себя оцепенение наконец говорит Геральт.       Смотреть на собственное лицо на чужой руке… странно. - То есть они не позволяли Трисс и Йеннифер отследить тебя чарами? Но почему тогда не отваживали разбойников и наёмников? - Геральт игнорирует смешинки в глазах чародейки, понимая, что выглядит глупо, задавая столько вопросов, но он должен знать, что случилось с бардом. - Не совсем уверен, но они отгораживают меня от людей с даром ибо они могут причинить мне магический вред, что, видимо, наиболее опасно, нежели физические травмы. - Разве видеть прошлое и будущее людей при прикосновении не является сильной травмой? - флегматично тянет Йеннифер, чуть облокачиваясь на Цири. Девочка забавляется поведением взрослых, но продолжает, молча уплетать рагу. - Сейчас закрываться от этого легче. Цири помогала мне с тренировками, - бард улыбается и раскатывает рукав обратно, но юркие чернила перетекают змейками с предплечья на руку, закручиваясь в узорные кольца по всей длине пальцев. - Вопрос про наёмников всё ещё открыт, почему ты не использовал портальный ключ, подаренный тебе Трисс? - Йеннифер продолжает с незаинтересованным видом, но она очевидно волновалась. Цири одаривает наставницу тёплым взглядом. - Когда ты слеп, то не замечаешь, если седельная сумка открыта, - беззастенчиво пожимает плечами Юлиан, а Геральт с раздражённым рыком встаёт с корточек. Он бы хотел отругать менестреля за такую рассеянность, но ещё сегодня утром при их уходе с постоялого двора лично видел, как Лютик перепроверял застёжки на всей своей поклаже. По крайней мере, он учится на своих ошибках. - Может сделать ключ оружием? - подаёт голос Цири. - Так и лютней не будешь махать, и всегда под рукой. Ты неплохо управляешься с сапожным клинком. - Остатки аристократичного воспитания, - простодушно отмахивается менестрель, а Геральт чуть поднимает брови, вопросительно глядя на чародейку, но она в ответ только так же вздёргивает одну бровь. Сколько же они не знают о своём спутнике и почему от мысли о том, что за несколько месяцев княжна смогла узнать о барде больше, чем ведьмак за которым этот же бард прошагал по континенту двадцать с лишним лет, кольнуло в груди. - Метательные ножи? - настаивает девочка и Юлиан задумчиво поджимает губы. - Метать умеешь, в какую сторону бросать тебе и слышно, и письмена подскажут. Часть чернил вырисовывает на виске Лютика изящный метательный нож и мужчина снова принимает тот сосредоточенный вид, когда слушает своего невидимого собеседника. - Это звучит разумно, - провозглашает он, судя по всему одновременно и княжне, и Старшей речи. - Можем посмотреть ножи в ближайшем городе, думаю, сэкономленных мне Геральтом денег должно хватить на небольшой набор. «Сэкономленных?» - беззвучно двигая губами, Йеннифер посылает ведьмаку ошарашенный взгляд, но Белый волк отворачивается, увлечённо наблюдая за остывающей похлёбкой, стоящей рядом с ногой барда. - Вы вряд ли скоро встретите Трисс, - взяв себя в руки, чародейка поднимается с плеча своей ученицы и чинно садится, разглаживая складки черничного платья. - Так что я думаю будет разумным тебе взять ключ от меня. Есть подходящий предмет? - она закатывает глаза от направленных на неё удивлённых взглядов. - Мне понравилась баллада про Трисс, кто знает, может маэстро решит восславить и меня.       Лютик хмыкает, решая не акцентировать внимание на смущение в чужом тоне и принимается расстегивать чехол от лютни. - Подойдёт? - он являет всеобщему вниманию громоздкую пряжку от сапога. Йеннифер кивает, но спохватившись озвучивает тихое согласие, прежде, чем забрать предмет у барда и нахмуриться. - Она выглядит знакомо. Бард только хихикает и Цири подхватывает его веселье. - Та самая стычка с грозным оленьим капканом? - понятливо уточняет она. - Я до сих пор удивлён подобному раскладу событий. Для меня было логичней, что в капкан попаду я со своими невидящими глазами, но чтобы доблестный ведьмак... Княжна и бард заливаются громким смехом, отчего последний чуть не переворачивает котелок с их едой, но Геральт успевает придержать. Йеннифер цыкает, сложив что к чему и не отрывая взгляда от пряжки в своей руке бросает: - Я нахожу эту песню оскорбительной и не понимаю, почему Эскель так благосклонно её принимает. Белый волк, переставляет котёл и присаживается рядом с бардом, всё ещё силящийся понять о чём речь. В последнее время он не понимает почти всё, связанное с найденным другом. - Не всем быть героями эпических баллад, - проницательно подмечает Цири. - Эскель действительно особо на героя эпоса не походит, - со смешком поддакивает Лютик и склоняя голову к плечу и на несколько минут замерев, вновь разражается тихим смехом. Чернила окольцовывают его шею выражениями на старшей речи, как причудливые украшения. Взгляды чародейки и княжны наполняются восторгом, на что Геральт невпечатлённый, хмыкает, Юлиан поворачивает голову в его сторону и пускай перестаёт смеяться, широкая улыбка продолжает освещать его лицо.       Цири переключает внимание на наставника и с добрым сарказмом заявляет: - Разумеется Геральт главный образец рыцарских постулатов. - Разумеется, - тут же откликается менестрель, его улыбка становится обнажающе ласковой и искренней. Ведьмак отвык от такой мягкости и обожания. Он поворачивается к другу и оглядывает чужое лицо, шею с узорами и не знает, что сказать. Он прочищает горло, взгляд Лютика поднимается выше, будто сталкивая их глаза, они оба замирают. Йеннифер и Цири молчаливо переглядываются и первая повторяет чуть смущённую улыбку княжны. Чародейка, оглядывая двоих мужчин вновь с удивлением не находит в себе отторжения или негативных чувств. Отдалившиеся ржание лошади выводит всех из оцепенения. Девочка резво подскакивает.       - Пойду попрощаюсь с Плотвичкой, - говорит она и сбегает вниз по склону к поляне, замещающей ушедшей кобылке пастбище. - Попрощаться? - Лютик выглядит как щенок, у которого отняли косточку. Его рассеянный вид заставляет Йеннифер быть максимально мягкой. - Она ненадолго уйдёт со мной на обучение, не успеешь соскучиться. - Я уже скучаю по ней, - честно говорит он и вставшая чародейка поражённо замирает. - Ты вернёшься потом вместе с ней? - с искренним интересом спрашивает он и женщина настолько растеряна, что только и переводит поражённо-вопросительный взгляд на ведьмака. Но он даже не смотрит в её сторону, жёлтые глаза всё ещё внимательно следят за лицом менестреля. - Если ты настаиваешь? - сиплым, от вмиг пересохшего горла, голосом произносит она в итоге. Бард поднимается и подходит к ней в два небольших шага, протягивая руку ладонью вверх. Чародейка неуверенно вкладывает свою руку в чужую и с шоком наблюдает, как Лютик мимолётно мажет своими губами по костяшкам её пальцев. -До встречи, Йеннифер, - чуть сжав её ладонь интимно шепчет он. - Пойду поговорю с Цири, пока вы прощаетесь, - заговорческим шепотом сообщает он, чуть наклонившись к ней, и наконец отпускает её.       Ни женщина, ни ведьмак не двигаются, пока спина менестреля не скрывается за линией холма. - Я лично превращу твою жизнь в ад, если ты снова проебёшь его, Геральт, - продолжая смотреть вслед барду твёрдо обещает чародейка. Белый волк раздражённо рычит. - Вдруг ведёшь себя так, будто он твой второй приёмный ребёнок, - осаждает он, но женщина оборачивается и окидывает его невпечатлённым взглядом. Она вздыхает и качает головой и больше ничего не говорит, лишь подходит и приобнимает разворот его плеч и целует в колючую щёку, а после тоже уходит на поляну в низине.       Взъерошенный Юлиан возвращается один только через четверть часа, с рассеянной улыбкой вертя в руках сапожную пряжку. - Ты решил не прощаться с Цири? - не скрывая своего недоумения, решается спросить он. Геральт не отвечает. Лютик пожимает плечами и убирает подарок в чехол, а после и саму лютню. Ведьмак неосознанно отмечает, что менестрель ни разу не играл и не пел в моменты, когда они оставались наедине. Почему-то слова Йеннифер и её снисходительная улыбка показались реальной угрозой только сейчас.

***

      - В Пасад? - Лютик смеётся, - Она явно не обрадуется моему появлению. Он аккуратно проводит лезвием по коже, сбривая щетину, чернила у его правого глаза, выстраиваются в изящный миниатюрный замок. - Ну нет, в Вызиме были те краснолюды, которым мы предсказали смерть от похмелья, они явно не захотят новых баллад от меня. Его голос тих, на грани шёпота и Геральт чувствует, что вмешивается во что-то интимное. А ещё рассуждения барда кольнули сердце. Будто менестрель хочет уйти. Что если правда хочет? - В деревне на западе заказ на накеров, - тихонько ворчит ведьмак и Юлиан заинтересованно останавливается, но не разворачивается к нему. Не услышав продолжения, он продолжает бриться, однако больше не разговаривая со своими письменами вслух. Видимо, хоть ему и было удобней разговаривать с ними не мысленно, он предпочитал, чтобы у него не было свидетелей, или чтобы этим свидетелем не был проснувшийся ведьмак. - У тебя нет баллады про накеров, - вновь начинает Геральт. - У меня нет и баллад про тусенское вино, - спокойно подмечает бард и откладывает бритвенное лезвие. - В мире слишком много вещей, чтобы воспеть все. Да и… кое-кто однажды сказал мне, что не всё стоит обличать в баллады, что-то должно оставаться и для себя. В собственном сердце. - Ты хочешь… оставить накеров в сердце? - бормочет сбитый с толку ведьмак, явно ещё не совсем отошедший от долгого, сладкого сна (давно он так не спал). Лютик несдержанно хрюкает от смеха. - Нет, пожалуй им там не место. - он вздыхает и неуверенно присаживается на стул рядом с бадьёй для умывания. - Чего ты пытаешься добиться разговорами о накерах? Геральт окидывает взглядом босые ноги барда, глубоко задумавшись. Как сказать, как показать сомнения? - Мне кажется я заслужил немного конкретики, - подталкивает его Юлиан. - Раньше мне не приходилось тебя приглашать, - обличая себя, бормочет ведьмак. - Мне казалось ты простил меня, но кажется, ты собираешься уйти.       Лютик неверующе выдыхает и придвигается чуть ближе по направлению к чужому телу. - То что я простил тебя вполне уживается с тем, что я помню твои слова и считаю их небезосновательными. Цири с Йен и я посчитал, что у меня больше нет причин оставаться, и, помня твои слова, я хотел просто исполнить твою... просьбу? - неуверенно оканчивает он и снова с точностью поднимает взгляд на лицо собеседника. -Цири скоро вернётся, - немного беспомощно роняет Геральт и сам дивится этой неприкрытой уязвимости в своём голосе. - Дело только в ней? - с затаенной надеждой шепчет Лютик, склоняясь ещё ближе. «Нет», - хочется ответить ведьмаку. - Да, - говорит он, - Она расстроится, когда увидит, что тебя нет по возвращении. «Лжец», - складывают письмена на бардовой щеке. Лютик непритязательно хмыкает и спокойно встаёт с облюбованного места. - У неё есть зачарованная струна, так что она в любом случае меня не потеряет. Да и зная мои нынешние предпочтения, она без труда поймёт, куда отправиться для встречи. - Ты же всё понял, - рычит Геральт недовольно, - Чего ты ждёшь от меня?! - он раздражённо хлопает по своему бедру.       Голос барда наполняется усталостью и странным смирением. Он начинает неторопливо собирать свои уходовые принадлежности. - Осознанной честности. Знаешь, письмена тоже не могут знать абсолютно всё, что таится в чужой душе, да и мне не хочется играть в читателя мыслей, - он оборачивается, держа кожаный обрез в руках. - Я человек и я слеп, Геральт. Слова - это всё что у меня осталось. Ведьмак подходит к нему в три широких шага. Пространства между телами немного, оно заполняется их сбитыми дыханиями и невысказанной правдой. - Я не мастак говорить, ты знаешь. - Нет, Белый волк, - Лютик болезненно, но мягко улыбается, как улыбаются человеку, разбившему сердце. - Ты не дал мне шанса по-настоящему тебя узнать. - Ты видел всё и ты не глуп. Я думаю, ты знаешь меня получше моего, - возражает Геральт и забирает из рук визави принадлежности, откидывая их куда-то за спину. Письмена с щеки, испуганно юркают за ворот бардовской рубахи. - Это всё предположения, и только ты можешь их подтвердить или опровергнуть.       Они оба упрямо замолкают, проверяя выдержку друг друга на прочность. Ведьмак впервые замечает, что пусть они с Юлианом и почти одного роста, менестрель уступает ему в развороте плеч, но в целом у него крепкое ладное тело. Сильное. Неудивительно, что он неплохо выдерживал длительные походы, неудивительно, что он может себе позволить путешествовать один. Ему не нужен ведьмак. Что если на самом деле, пока сам Геральт считал, что он необходим барду, это Лютик был необходим ему? С его непосредственностью, которой явно теперь поубавилось, с заботой, которую он теперь дарит и другим, с моральной выдержкой куда сильнее, чем у самого Белого волка. - Я не могу обещать, что это будет быстро, потому что это сложно, - поражённо выдыхает ведьмак. Лютик вскидывает на него свои невидящие глаза. - Я хочу, чтобы ты продолжил путешествовать со мной. То есть, я буду рад, если ты составишь мне компанию. Или, если у тебя есть планы, я могу составить компанию тебе. Он замолкает, ожидает вердикта. - Это всё? - мягко, не наседая спрашивает бард. Он даже чуть наклоняется вперёд и Геральт рефлекторно поддерживает его под локоть, как учила Цири, из опасения, что Юлиан может упасть. Сам менестрель очаровательно выдыхает от этого непредвиденного тактильного контакта. - Не извиняйся за свои рассказы больше, - ворчит Белый волк. - Я был не прав, затыкая тебя. - Ты имеешь право на спокойствие, - возражают в ответ. - И могу сказать об этой необходимости, а не грубо обрывать. Лютик осторожно кладёт ладонь на чужое предплечье, несильно сжимая. По его лицу расползается чуть рассеянная светлая улыбка. - Нам ещё предстоит много чему поучиться друг у друга, не так ли? - журит друга он. - Пожалуй. - «друг мой», хочет добавить ведьмак, но горло будто перехватывает спазмом и он лишь продолжает разглядывать чужое лицо. Юлиан будто слышит его не озвученные мысли и его губы подрагивают от того, что улыбка пытается стать шире. - Так где, говоришь, эти накеры?

***

      «Чёртова сирена», - думает ведьмак, когда на следующем привале уже на природе, а не в постоялом дворе, бард уходит к воде. Конечно он понимает, что жара стоит неимоверная, но это не повод постоянно сидеть на берегах реки, вдоль которой они продвигались весь день. Они могли бы пройти ещё несколько часов, пока солнце не уйдёт за горизонт окончательно и устроиться на ночлег в чащобе, но Лютик настоял, что знает это место и им стоит поужинать, прежде чем идти дальше. Причём в поимке самого ужина он разумеется участвовать не собирался, а Геральт по возвращении обнаружил бесхозный огонь и одиноко пасущуюся Плотву. Обнаружить менестреля помог плеск воды, будто кто-то с разбегу нырнул в воду. - Как долго ты собираешься сидеть в этих кустах? - Лютик даже не оборачивается, продолжая набирать воду в сложенные лодочкой ладони и поливать свои плечи. - Твой слух стал острее, чем я изначально предполагал, - несуразно подмечает ведьмак всё же выходя на берег. Чернильные буквы чинно выползают на лопатку, являя насмешливое «болван» под тихое позабавленное фырканье барда. - Думаешь, нам уже можно посоревноваться? - со смехом спрашивает он, разворачиваясь к собеседнику. Искупаться вдруг кажется отличной идеей. - Осторожней, Геральт, скоро совсем перейму твоё ремесло и отниму у тебя все заказы. - Раз ты не видишь, даю знать: я дрожу от ужаса этой перспективы, - его голос чуть приглушается из-за снимаемой рубахи. - А ещё ты покинул лагерь. - Ты стал куда разговорчивее из-за моей слепоты. Это забавно, - ведьмак вернув обзор на друга, видит на чужом лице широкую улыбку, прежде чем бард, зажав рукой нос, уходит под воду.       Когда он выныривает, Геральт уже стоит по плечи в воде, пытаясь отмыть с ключиц дорожную пыль. Вода в озере спокойная и прогретая, отчего нагруженные мышцы наконец расслабляются. Юлиан смешно отфыркивается от воды и чуть поведя рукой, натыкается на ведьмачий бицепс с тихим «ой». - Не осознавал, что ты так близко, - стушевавшись, признаётся он. - С водой в ушах всем слышать потяжелее, - весело подтрунивает Белый волк, - У тебя что-то в волосах. Можно? Он накрывает своей ладонью чужую, что всё же обжигает прикосновением его руку и не сдерживает довольного смешка на согласный бардов кивок. Лютик разворачивается к нему спиной и ведьмак осторожно перебирает пальцами совсем потемневшие от воды кудри в тишине (на самом деле они были абсолютно чисты, но разве можно так просто прикасаться к человеку без причины?). Их молчание приятное и располагающее. Геральт осознаёт, что это впервые, когда он моет голову другу, а раньше всегда было наоборот. Заботиться о ком-то просто так, а не потому что это долг, оказывается новым приятным открытием в этом путешествии. И каким-то особым интимным моментом. Возможно, он чувствовал бы себя более близким с бардом, будь они в какой-нибудь купальне при дворе, но сейчас хватало и этой глуши без Цири, которая может неожиданно прийти на берег. Видимо, Лютик до того расслабился, что начал мурлыкать себе под нос неторопливую мелодию. Пальцы ведьмака замерли в волосах и он сразу затих, а плечи настороженно напряглись. - Продолжай, - хрипло выдохнул наклонившийся Белый волк в чужую шею и прослеживает как мурашки бегут от косточки - атланта до кромки воды по чужой спине. Он возобновляет круговые движения на чужой голове и, бард пару раз прочистив горло, начинает напевать уже чуть громче.       После купания Лютик тихо благодарит друга и это становится последним, что нарушает их молчание за этот вечер. Сытный ужин заставляет Юлиана начать кимарить и он удобно устраивается на своём походном одеяле у костра, благо, ночь тёплая и накрываться нет необходимости. И Геральт немного жалеет об этом, потому что теперь у него нет причины лечь спать рядом с другом. И на самом деле он не понимает почему подобное желание вдруг возникает в его душе.

***

      Желание слушать и слышать барда возникает чуть позже. - Ты не ушёл, - удивлённо подмечает Лютик, когда ведьмак нагоняет его на лестнице к комнатам. - Заказ не так сильно меня вымотал, - привычно отмахивается Геральт, но безучастный кивок друга что-то затрагивает в нём, и прямо на пороге комнаты барда, он решается, - Ты перестал петь при мне. Юлиан вопросительно оборачивается. - Я пел. - он улыбается, получая в ответ хмыканье. - На озере. - Ты напевал, - рокочуще подмечает Геральт. - Это другое. Бард удивлённо вскидывает брови. - «Это как купить пирог и узнать, что он без начинки»? - неуверенно цитирует он и неловко перемещает вес с одной ноги на другую. Со стороны лестницы слышится взрыв хохота, поэтому Белый волк чуть подталкивает друга внутрь комнаты, закрывая за ними дверь. Атмосфера наполняется напряжением как натянутая струна. - Пироги без начинки вкусные, - нелепо говорит он. Брови менестреля поднимаются ещё выше. - И они дешевле, - подмечает Геральт, - Это тоже плюс. Юлиан неверующе моргает пару раз, скорее по привычке, нежели действительно нуждаясь в этом, а после разражается звонким, поражённым смехом. - Ты извини, Геральт, я знаю... ты этого не любишь... - задыхаясь от безудержного хохота, еле выдаёт он, - Но я сейчас тебя обниму!       И безошибочно находит грудную клетку друга, стискивая её своими руками. Ведьмак замирает, не зная что делать с трясущимся телом, что прижимается к нему, и неуверенно кладёт свои ладони на чужую горячую поясницу. Лютик поднимает голову, с сиплым выдохом успокаиваясь, и его голубые глаза будто «смотрят» на лицо Белого волка. Геральт гулко сглатывает от чужой близости. - Ты мог сразу сказать, что соскучился не только по моим рассказам, - отчего-то шепчет бард. Воздух между ними горячий. Белый волк прочищает горло, но ответ так и не приходит в его голову. Юлиан отстраняется с рассеянной улыбкой. - Снимать одну комнату на двоих тоже дешевле, - всё ещё шепча, неуверенно подмечает он. - Ты уверен? - не нарушая царящей атмосферы так же шёпотом спрашивает ведьмак, зачем-то подмечая, что чужие щёки лихорадочно красны. - Уж в чём, в чём, а в экономии я разбираюсь, - с усмешкой роняет бард, но щёки его не убавляют в цвете, - И тут две кровати.       Белый волк не запоминает как сдавал свою комнату под удивлённый взгляд захмелевшего корчмаря, стоящего рядом с хозяином постоялого двора. Плохо помнит как они зачем-то исполнили ему «чеканную монету». В его памяти отпечатываются чернильные созвездия поверх шрамов на обнажённой спине отвернувшегося к стене на своей кровати барда и тихое «спасибо, Геральт», сказанное в подушку, будто и не ему вовсе.       Утро встречает ведьмака сладким ароматом и тихими строчками незнакомой песни. «Знаю я тебя, мы ведь виделись во сне. Этот чудный взгляд, ах, не раз уже являлся он мне*», - Геральт открывает глаза и жмурится от яркого солнца. Лютик сидит на табуретке у окна, подставляя лицо тёплым лучам, заканчивая с бритьём. Письмена с его висков стыдливо юркают за ворот рубахи. Будто почувствовав на себе взгляд (или же его предупредили), он поворачивается в сторону друга, его глаза отливают золотым. - «И скажу я так: сегодня, танцуя при луне, До исхода дня полюбишь меня. Я блеск твоих глаз встречала не раз уже во сне». - менестрель уверенно пропевает строчки уже не приглушая голос и встаёт со своего места. Подхватив с кровати лютню, он улыбается и двигается на выход из комнаты, обращаясь то ли к ведьмаку, то ли разговаривая с самим собой, - Уверен, это будет лучшая песня этого месяца! Стоит напеть её Плотвичке, у неё поразительный вкус на предстоящие популярные баллады.       Дверь с тихим стуком закрывается за чужой спиной. Ощущать полностью отдохнувшие тело и разум непривычно, но ведьмак ловит себя на мысли, что мог бы к этому привыкнуть. Как и к тому, чтобы вновь просыпаться под пение Лютика. На тумбочке рядом с кроватью Геральта стоит ещё горячий пирог. Что-то подсказывает ведьмаку, что он без начинки.

***

      Тварь ведёт странно. Она будто совсем не замечает его, не замечает ран, наносимых ведьмаком, не пытается увернуться или напасть в ответ. Она будто пытается… сбежать. Геральт не намерен отпускать заказ так просто и приканчивает монстра в два точных удара, когда мимо проносится кикимора. - Какого... Белый волк бросается за ней. Очевидно, что новая тварь истощена, находясь вдали от своего привычного ареала обитания, но что-то будто тянет её вперёд. Медальон на груди гудит так сильно, что начинает нагреваться. Помимо кикиморы в одну сторону стекаются и обычные животные. Геральт с удивлением замечает куниц и зайцев, заворожённо следующих на какой-то магический зов, прямо рядом с рысями. Шествие из тварей разных мастей приближается к будто к вымершей деревне. Когда Белый волк покидал её с утра, тут стоял гвалт и гомон, а сейчас на улочках не было ни души. Ведьмак идёт вместе с нестройной цепочкой лесной дичи прямо на центральную площадь, где стоит постоялый двор, в котором он оставил Лютика. Животные и твари с заунывным скулением царапают крепкую амбарную дверь заведения, безуспешно пытаясь попасть внутрь. Некоторые особо резвые бьются в головой прямо в стены и двери, росчерки крови из разбитых черепов орошают дерево поверх глубоких царапин от когтей.       Белый волк обходит таверну по широкой дуге, со стороны конюшен слышатся недовольное ржание и грохот. Геральт решает попасть внутрь таверны через стойла; лошади не замечают его, пытаясь выбраться из своих загонов. Даже его послушная Плотвичка беснуется в своём стойле, пытаясь освободиться. Ведьмак надеется, что она не успеет навредить себе, за то время, за которое он будет разбираться с возникшей магической проблемой. Местные жители находятся внутри. Все, от мала до велика, стоят кто где, плотной кучей. Их взгляды обращены в одну сторону. Они стоят, будто в анабиозе, внимая чему-то неслышимому. Геральт кое-как протискивается через них, чем ближе к комнате барда, тем людей больше, они стоят всё плотнее. Ведьмак с трудом проваливается между тел, чтобы упасть на колени прямо перед другом, которого страшно скрутило на полу в бессловесной истерике. Его конечности изогнуты под настолько неестественными углами, что ещё немного и он сломает их разом. По телу мужчины проходят болезненные судороги, от которых лицо кривится, из глаз, почему-то поддернутых белой дымкой, текут слёзы. Юлиан безостановочно бормочет на Старшей речи. Письмена беснуются на его теле, то складываясь в длинные предложения, то вновь растекаясь бесформенной массой. - Лютик? - зовёт ведьмак, накрывая чужой лоб с испариной, своей рукой. Менестрель судорожно вздыхает, его ломает в новой болезненной судороге. Он кричит.       Геральт оглядывает заплаканное, искривлённое мукой лицо и кастует Сомн. Вместе с потерявшим сознание бардом, один за другим падают тела вокруг. Ведьмак слышит рокот и животные крики оставшихся в живых дичи и тварей. Спустя миг всё затихает. Он ощупывает пульс рядом лежащих тел. Они дышат, Геральт успокоено выдыхает. - Зараза.       Местные жители удваивают ему гонорар за тварь без каких-либо комментариев с его стороны. По всей деревне гуляют шепотки о тёмном чародее, который околдовал их и мог убить, если бы не ведьмак. Геральт решает не оспаривать эти слухи и только принимает благодарности и посильную помощь в заботе о Лютике, который, по тем же слухам, пострадал от тёмных чар.       Действие Сомна давно прошло, но он не приходит в себя уже второй день. Ведьмак мечется в мыслях, что делать и как быстро вызвать Трисс или Йеннифер в это богами забытое место. Менестрель неподвижен. Будто и не спит вовсе, а действительно попал под умертвляющие чары.       На третий день ведьмак не выдерживает и аккуратно подхватив тело друга и их пожитки спускается к Плотве. Делать это приходится рано утром, не то, их бы вышла провожать вся деревня. Геральт достаёт из чехла лютни металлическую застёжку и тихо щёлкает ей. Портал искажает пространство и ведьмак берёт свою кобылку с взваленным на неё бардом под уздцы. - Ненавижу порталы, - вздыхает он и шагает вперёд.       - Ты придурок, - Йеннифер громко стучит каблуками по каменным плитам обеденной залы, подходя к столу. Цири ошарашенным взглядом утыкается в свою книгу, склонив голову совсем низко, а Геральт откладывает меч, что начищал ранее, и вопросительно вздёргивает бровь. Чародейка складывает руки на груди и копирует чужое выражение лица. - Жрицы рассказали мне что ты, мало того, применил к пророчествующему оракулу ведьмачью руну, так ещё и выжидал пару-тройку дней, пока он побудет в забвении! Мне казалось ты хотел вернуть своего друга, а не убить его и навлечь на себя гнев богов. - Я не мастак в обращении с пророками, что вообще с ним происходило? - хладнокровно отвечает ведьмак, но его пальцы беспокойно отстукивают ритм по столу. Цири бросает на него обеспокоенный взгляд. - Первое истинное пророчество. Обычно оно случается как только оракул свыкнется со своей новой судьбой и он сразу направляется в ближайший храм Мелитэле. В это время только жрицы и хранители Старшей крови могут контактировать с пророком, чтобы не тревожить его ауру. - она задумчиво склоняет голову к плечу, внимательно рассматривая хмурящегося Белого волка, и присаживается напротив. - Он не сказал тебе? Геральт отрицательно мотает головой. - Письмена стали более беспокойными и Лютик старался не касаться чужаков, потому что потерял контроль над видениями прошлого и ближайшего будущего. Похоже, он и сам не понимал, что происходит.       - Почему… - неуверенно подаёт голос Цири, привлекая внимание наставницы. - Почему те животные и люди так вели себя? -Первое истинное пророчество это сильный магический выброс, Родная, - Йеннифер невесело улыбается, - Такая магия может как заставить окружающих бежать от пророка в страхе, так и наоборот, привлечь к нему. Поэтому оракулов изолируют на время первого пророчества. - она вздыхает. - Как только он очнётся, мы закроем храм, чтобы Лютик случайно не столкнулся с чужаками, сейчас любые видения будут больше про будущее, нежели о минувшем, а это, требует от него определённых ресурсов. - Что это такое в целом? - недоумевает Цири. - Пророчество не просто ближайших грядущих событий, а предсказание о поворотной точке судьбы огромного количества людей, самой истории. Эпидемии, войны, свержение важных политических фигур, что угодно, порой, даже всё сразу, - колдунья тяжело вздыхает. - Поэтому магический выброс невероятно велик. Порой оракул выдаёт только одно истинное пророчество за всю свою долгую жизнь. - Это болезненно, - подводит итог Геральт непонимающе моргающей княжне и та кривится то ли от сочувствия, то ли от отвращения. Одна из жриц Мелитэле заходит в залу и сообщает, что два ведьмака школы волка разыскивают Геральта. Йеннифер обеспокоенно хмурится.       Храм закрывают уже вечером, когда по длинным коридорам разносится болезненный вопль. Когда столкнувшиеся у комнаты менестреля Йеннифер и Геральт обмениваются перепуганными взглядами, Цири подбирается совсем близко к другу, но ведьмак останавливает её. Жрицы аккуратно шепчут на Старшей речи, подходя к мечущемуся по кровати мужчине. Чернила на его обнажённом торсе танцуют по кругу. - Ничего, - тихо говорит старшая жрица. - Мы упустили пророчество. - Что это значит? - шепчет наставнику Цири. Подошедшая Йеннифер кладёт руку ей на плечо. - Что либо нам стоит ждать новый приступ и повторное озвучивание пророчества в ближайшее время, либо сама богиня заберёт пророчество у оракула и обличит его на храмовых стенах, - отвечает одна из жриц, опасаясь поднимать взгляд на хмурую троицу. - Его снова так скрутит? - сочувствующе интересуется княжна, обмениваясь тяжёлым взглядом с наставником. - Уже не так сильно, только самое первое истинное пророчество настолько болезненно, - не юлит чародейка. - Но лучше пока ему побыть в храме.

***

      Готовность поговорить с менестрелем возникает в Геральте на третий день от пробуждения друга. Он не волнуется, но сердце неприятно сжимается от мысли, что сам бард, возможно, не желает разговора. Смешанные запахи Лютика и княжны ведут его к небольшой беседке, выполненной как амфитеатр со сходящимися к центру-низине с жертвенником полосами камней-лестниц. Ведьмачий слух помогает зацепить звуки чужих голосов с расстояния, на котором друзья не смогут заметить его: Цири в силу неопытности и расслабленности, а Лютик из-за общей истощённости ресурсов. К тому же, в Белом волке зреет подозрение, что он обзавёлся благосклонным союзником в возвращении друга. Письмена всё реже предупреждают барда о его приходе или действиях. На задворках сознания есть что-то удовлетворённое от этих мыслей. Чужой разговор завладевает его вниманием.       - А касания? - Цири протянула другу следующий цветок, наблюдая за умелыми пальцами. - Он же разрешает себя касаться куда больше, чем всем остальным. - Я слепой, - подмечает бард с искренней улыбкой, - Тактильные ощущения для меня это один из способов «видеть» мир и все люди это понимают. И Геральт тоже. На самом деле многие люди сейчас куда охотнее и сами касаются меня, и предлагают прикоснуться. Это… - он протягивает руку за цветком, видимо по привычке задумчиво поднимая взгляд вверх. - Простая вежливость, я полагаю. Цири скептично хмыкает. - Ты приписываешь нашему Белому Волку то, чего нет, - заключает Лютик, доплетая венок. - Знаешь, - понижая голос до интимного полушёпота, делится княжна, - Я нахожу удивительным то, что ты слеп не только в физическом плане. Юлиан вопросительно поднимает брови, опуская венок на её голову и оплетает украшение парой прядей на ощупь. - Ты говоришь «наш Белый волк», в то время как он больше всего «твой». Я его предназначение, а Йен связана с ним заклинанием, но именно ты тот, кто не в первый раз выбрал его сам. И пусть не сразу, но и он выбрал тебя. Я считаю это более крепким, чем даже мои с Геральтом узы. Лёгкий румянец опаляет щёки мужчины и он отворачивается обратно в сторону жертвенника, в котором озорно трещит костёр. - В твоих словах есть смысл, - стушевавшись, признаёт он, - Но ты придаёшь моим отношениям с Геральтом немного другие краски, нежели чувствую я. - Ты хочешь сказать, что не влюблён в него? - заискивающе тянет княжна, заглядывая другу в лицо. Ведьмак ловит себя на том, что подаётся вперёд в ожидании ответа, а на лютиковы щёки выползают письмена, сворачиваясь в плотный цветочный узор, будто пытаясь закрыть ставший ярко-красным румянец.       Цири победно фыркает, вполне приняв происходящее за устраивающий её ответ и откинувшись назад, опирается на руки, счастливо вздыхая. - Я не знаю, что чувствует Геральт, но я видела как Эйст смотрел на бабушку. И когда я наблюдаю как наш ведьмак смотрит на тебя, я будто вновь вижу Эйста. Я могу быть неправой, Юлиан, но ты теперь выражаешь многое через прикосновения, и видя, как ты прикасаешься к Геральту, то вспоминаю прикосновения бабушки к мужу. Мне кажется, что однажды заметив мелочи настоящей любви, ты никогда её ни с чем не перепутаешь. Она меланхолично затихает, прикрывая глаза и подставляя лицо лёгкому ветру и солнечным лучам. Лютик находит её руку и накрывает своей ладонью в безмолвной благодарности.       Ведьмак решает не объявлять своего присутствия, давая время друзьям ещё немного побыть наедине в этом уютном мгновении. Он уже без удивления обнаруживает в голове мысль, что наверняка ладонь Юлиана ощущается на собственной руке как самая правильная вещь в мире. Но если бард решит остаться в храме, то, Геральт хочет надеяться, что теперь у него больше шансов составить менестрелю компанию. Своё собственное смущение он успешно игнорирует.

***

      - Наслаждаешься видами? - Эскель присаживается на ступени рядом с ним, смеясь над собственной шуткой. Он оглядывает верхушки гор и раскинувшиеся бриллианты звёзд над долиной. Несмотря на отсутствие луны, ночь светлая. - Скучаешь по звёздам? - уже серьёзно спрашивает он. - Давно прибыл? - первым делом интересуется менестрель, - И почему все так уверены, что я скучаю по звёздам? - Лютик громко цокает языком и цинично хмыкает. - Звёзды любят счастливые влюблённые на сеновале, а никак не бродячие барды, которым не посчастливилось ухватить комнату в таверне. - Я проездом на один день, приехал с Ламбертом ещё днём. Он хотел передать Цири послание для Геральта, но он сам оказался здесь. Как и ты. Полагаю из-за тебя в храм не пробиться простому люду. Благо, мы успели проскочить до твоего пробуждения. - его голос немного заговорческий, будто он пытается намекнуть на что-то. Юлиан успешно это игнорирует, ведьмак усмехается. - Тогда по чему ты скучаешь? - Эскель чуть откидывается назад, облокачиваясь на свои руки и задумчиво смотрит на россыпь бриллиантов на небесном покрывале. Красиво, но действительно не то, по чему бы и он скучал, потеряв зрение. Менестрель вспоминает залитые солнцем цветочные луга, как бриллиантовые блики множились на стенах институтских лабораторий, как порой зрачок Геральта становился едва видимой тонкой иголкой, а радужка золотилась как начищенный галеон. - По свету, - тоскливо говорит он. Ведьмак согласно вздыхает. - Тебе это идёт. - Ммм? - Ты светлый человек, друг мой, и тёплый. Сам как солнечный зайчик. Тринь дилинь и всё такое, - они одновременно фыркают от этого неожиданного сравнения, - Когда встретил Геральта после знакомства с тобой, ещё сильнее захотелось дать ему по морде. - Можно считать это признанием в любви? - фыркает бард, но лицо его полно печали. - Если только в любви дружеской. Без обид, - честно отвечает он. - Без обид, - со смешком возвращает Лютик и хлопает друга по плечу, вставая. - Собираешься спать? - Есть ли смысл? На рассвете надо уйти, у меня осталось не так много времени для сна. - он хмурится оглядывая ступени храма и горные вершины. - Да и это место… немного напрягает. - Идём, - протягивает ему руку Юлиан, - Покимаришь у меня, а на рассвете я тебя разбужу.       Ведьмак хмыкает, язвительно улыбаясь. Менестрель чувствует эту улыбку каким-то непонятным шестым чувством, но не успевает и рта открыть, как Эскель подражая голосу одной из жриц храма, тонко хнычет: - Вы такой заботливый, Маэстро Лютик!!! Они громко смеются в голос, пока бард не начинает шикать на друга, боясь перебудить всех обитателей этого места. - Ты ужасен, знаешь? - безуспешно подавляя смех, задушено шепчет он. - Можно считать это признанием в любви? - понижая голос до интимного шёпота, цитирует друга ведьмак. - Я не делал так! - возмущается менестрель, начиная неторопливый путь наверх. Мрамор ступеней холодит его ноги даже сквозь обувь. - Ох, извини, - сардонически начинает Эскель, но останавливается, хрюкнув от слишком сильного смеха. Лютик старательно закатывает свои незрячие глаза, отчего ведьмак вновь смеётся, но уже чуть тише, потому что они входят в храм. - «Можно считать это признанием в любви?» - идеально пародируя голос и интонацию друга, вновь цитирует он и Юлиан поражённо оборачивается на него. - Как, чёрт возьми, ты сделал это, старый пройдоха?! - от восторга он даже забывает приглушить голос. - У меня много талантов, друг мой, и ты ознакомишься с ними достаточно скоро, если мы наконец дойдем до твоей спальни, - Эскель роняет двусмысленное, тут же замирая, увидев незнакомца в конце коридора. Появившаяся широкоплечая фигура замирает в двадцати шагах от них в неверном факельном освещении. Лютик поворачивается в сторону их неспящего товарища с неуверенным «Геральт?»       Мужчина бархатно хмыкает и подходит ближе, огненные блики очерчивают его скулы и ведьмачьи глаза. Тёмные волосы. - Ламберт, - представляется он и хлопает барда по плечу, Эскель возмущённо крякает, - Можете не представляться, Маэстро. Наслышан о Вас. - Боюсь представить, - на грани слышимости бросает менестрель, переваривая чужой ядовитый тон. Ламберт тут же теряет весь интерес к человеку и кивает собрату, отпуская ошарашенного Лютика. - Путаешь карты, Эскель? -Только из благородных целей, - туманно отшучивается он с хмурым видом и подталкивает Юлиана в спину. - А теперь извини, я испытываю непреодолимое желание уединиться со своим другом. Ламберт нехотя отступает, по неясным причинам оставляя реплику собрата без сардонического комментария, и оглядывает растерянного барда, судорожно сжавшего подставленный ведьмачий локоть.       Они почти бегут по коридору и вваливаются в опочивальню Лютика с грохотом, сравнимым с раскатом грома. Юлиан тяжело дышит, падая на колени. В воздухе разносится металлический запах крови. Эскель падает перед своим другом, аккуратно обхватывая ладонями чужое лицо. - Дыши, не проваливайся, Юлиан, - сбивчиво шепчет он. - Говори вслух, давай. Юлиан ревёт страшным голосом на старшей речи. - Слушай мой голос, мои слова, - кричит Эскель, - Давай, расскажи что видишь. ЧТОБЫ Я ПОНЯЛ. Три жрицы врываются в покои сразу присаживаясь рядом с мужчинами. Одна из них разрывает на барде рубашку и успокаивающе проводит прохладными ладонями по беснующимся на рёбрах письменам. Лютик выгибается в пояснице и кричит, срывая связки, чьё-то имя. «Кейра?» - тихо спрашивает одна жрица у другой и после успокаивающе мурлычет менестрелю в ухо на старшей речи.       Юлиан вцепляется в руки Эскеля на своём лице и пальцы ведьмака сводит судорогой от силы друга. Где-то позади слышится взволнованный голос Цири. Жрицы шепчут и шепчут в три голоса, у ведьмака от какофонии звуков сдавливает виски. - Эскель, - ослабляя хватку на руках друга, сбитым голосом умоляще зовёт Лютик. - Я с тобой, дружище. - Действительно талантливый, старый пройдоха, - хрипит Юлиан, сквозь боль от разодранного криками горла и слёзы. Жрицы продолжают шептаться на старших изречениях, их холодные ладони вызывают на разгорячённой коже менестреля мурашки.       Цири почти не дышит, стоящий за ней Геральт замер памятником самому себе. Ламберт, вальяжно облокотился о косяк двери и вздёрнул бровь. - Знал бы, что у вас тут такие вечеринки, приехал бы раньше, - с привычной усмешкой язвит он, не отводя взгляда от клубка тел на полу. - Твой бард явно умеет веселиться. Белый волк ничего не отвечает, но ощутимо задевает собрата плечом, выходя из комнаты.