Вопреки

За все отведённые годы она так и не осмелилась сказать ему самое главное, а теперь уже было поздно. Хината часто злилась на судьбу. Почему именно на её плечи возлегла ответственность за тайну и именно ей приходилось бороться с сомнениями и решать, стоит ли признаться? В тот день, когда на запястье проступили тонкие тёмные штрихи, сложившиеся в крошечные иероглифы, она лежала в госпитале. Избитая до полусмерти, перебинтованная, изукрашенная многочисленными синяками и провалившая экзамен на чунина. Не иначе как злая шутка самой жизни, уставшей от её неудач. Хината ожидала чего угодно, но втайне надеясь только на одного человека. Однако на коже вполне определённо читалось имя Неджи, не желавшего ей ничего, кроме забвения и смерти. Хината хотела бы взглянуть на его лицо в тот миг, когда сообщит кузену внезапную новость, задрав край кофты на вытянутой руке. Но... ради чего? Чтобы он возненавидел её ещё сильнее? Минутное удивление того не стоило. Хината промолчала. А спустя время поняла: момент был упущен. Неджи менялся, а вместе с ним менялись и их отношения. Брат стал поддерживать её и даже по-своему опекать. Холодное презрение превратилось в почтительность и сдержанную заботу. Они наконец-то стали похожи на родственников, преданных друг другу соклановцев. И Неджи, переставший игнорировать её существование, как раньше, охотно шёл на сближение, но никогда не переступал черту. Хината была для него не просто сестрой, а госпожой, которую нужно оберегать. Она не замечала, чтобы он видел в ней нечто иное, вызывавшее куда более глубокий отклик в сердце. Но ведь Неджи очень хорошо управлял своими эмоциями. Быть может, скажи она правду, это стало бы единственным правильным выбором из всех. Но Хината проявила слабость и продолжила лелеять свои чувства к Наруто, который уже точно принадлежал не ей. Тщетно на что-то надеялась, наблюдала из-за углов, страшась обратить на себя хоть каплю внимания, и туго обматывала запястья бинтами перед каждой тренировкой. Ни одному человеку Хината так и не открыла свой секрет. Она задумывалась не раз, справедливо ли поступает, держа Неджи в неведении, но неизменно напоминала себе: она уже предаёт свою родственную душу, не выпуская из мыслей другого. И, конечно же, продолжит это делать, даже если Неджи станет известно, кто ему предназначен. Может, стоило молчать и дальше, не лишать его возможности попытать счастье не с ней? Ведь Хината никак не сумела вжиться в роль соулмейта. Даже не пыталась, если признать совсем честно. Хината соврала отцу, когда он спросил её, не проявилась ли метка. Отрицательный ответ главу клана нисколько не расстроил. Хината знала: отсутствие имени для него означает лишь отсутствие лишних проблем. Если её наречённый не из рода Хьюга, значит, ему лучше оставаться где-то вдали и никогда её не найти. Далеко не все в этом мире придавали меткам соулмейтов хоть какое-то значение. Кто-то, устав от бесконечных поисков, смирялся и спокойно строил свою жизнь, выбирая спутника самостоятельно. Кто-то проявлял большее рвение и не оставлял попыток докопаться до истины. Хината хранила молчание, понимая, что многие на её месте были бы счастливы оказаться той, кому открылось судьбоносное имя. Иногда закон вселенной казался ей нелепым и даже жестоким. Почему знает всегда лишь один из двоих? Ведь если бы знали оба, всё было бы куда проще. Умирая, Неджи смотрел на неё так, будто всё-таки знал. Его взгляд отпечатался в памяти незаживающей раной. Болезненно прожигающий, будто все эти годы он видел её насквозь и давно разгадал все её тайны. Метки нельзя было узреть бьякуганом, невозможно было распознать ни одной техникой ниндзя. Но Неджи, похоже, видел душой. Хината почти дрогнула в последние секунды, когда брат ещё силился сделать мутнеющий взгляд живым и говорить вопреки крови, заливавшей подбородок. Она готова была признаться ему, показать наконец запястье, всё это время скрытое от чужих глаз, и отпустить в мир иной вместе с правдой, которую он не искал, но, возможно, ждал до этого дня. Она думала, что вот-вот он скажет: давно всё понял, почувствовал и хочет от неё признания. Последняя просьба, в которой нельзя отказать умирающему. Но Неджи попросил Наруто позаботиться о ней. Неджи видел и понимал ещё больше, чем могла представить Хината. И она в очередной раз промолчала. Зная, что другого шанса уже не будет. После войны Хината, оставшаяся без родственной души, запретила себе сожалеть о сделанном выборе. Может, если бы она всё-таки осмелилась однажды, ей было бы гораздо больнее терять его. Может, не всё в их безумном мире определялось судьбой. Ведь даже Неджи, слепо веривший в этот принцип, когда-то от него отказался. Вот и она решила поддаться расслаблению и следовать течению времени, ожидая, какие сюрпризы преподнесёт ей жизнь в следующий раз. До какого-то момента у Хинаты оставалась хрупкая, лишь надтреснутая, но пока державшаяся надежда: у Наруто не было метки. Она время от времени обращала внимание на его левую руку, которую он никогда не прятал. Она пыталась не позволять себе тешиться эгоистичным облегчением, подмечая, что кожа оставалась чистой и нетронутой. Раскол случился в тот вечер, когда Хината впервые застала Наруто одиноким и пьяным у барной стойки уличного кафе. Он даже не поприветствовал её, а лишь молча закатал рукав, демонстрируя самое страшное для Хинаты имя. Она поняла, почему он так расстроен сегодня. — Только представь, Хината. Я мечтал об этом всё детство. А теперь не знаю, что делать. Она ведь не признаёт меня. Ей нужен другой. Здесь подошла бы горькая усмешка: Наруто и вообразить не мог, насколько его ситуация напоминала Хинате её собственную. Только ей, в отличие от Наруто, не повезло в этой злосчастной лотерее. А ему был подарен пусть незначительный, но шанс. — Она имеет право знать. Не важно, как она отреагирует, просто скажи. «Не повторяй моих ошибок», — хотелось добавить Хинате. Но это, пожалуй, было лишним. Слишком личным и уже совершенно неважным. Ведь прошлое изменить нельзя. Ей остаётся только умереть со своей уже никому не нужной тайной. Наруто оказался среди тех, кому метка открылась поздно, а вот Ханаби, напротив, преуспела в этом даже раньше Хинаты. Застав сестру в слезах, она сразу догадалась, с чем связана такая перемена настроения. — Кто он? — задала единственный вопрос Хината. Ханаби молча, с той же обречённостью, как и Наруто, протянула руку, и Хинате всё стало понятно. Конохамару очень нравился её сестре, и симпатия могла оказаться взаимной, вот только он не принадлежал клану Хьюга, а значит, их союз попадал под запрет. Хината не сомневалась: будь её соулмейтом Наруто, она бы боролась за него до последнего, пошла бы против принципов клана, не побоялась бы даже отца. Но Хината, в отличие от Ханаби, никогда не была правильной Хьюга. Временами она вообще не понимала, кем была. Ведь её нельзя было назвать ни правильным шиноби, ни правильным соулмейтом. Она как будто неосознанно шла наперекор всему, что могло бы сделать её достойной в чужих глазах. И оставалась верной лишь самой себе — обыкновенной Хинате, которой не чужды пороки и вереницы сомнений. Слишком неопределённой для мира, состоящего из длинного перечня определённостей. Саске в замешательстве смотрел на незнакомую ему девчонку со знакомой белизной бьякугана в глазах. Она была первой, кто осмелился задать ему такой вопрос, и оттого её порыв выглядел ещё абсурднее. Саске мог бы ответить, что это её не касается. Как минимум имел право. Но, тем не менее, что-то остановило его от неоправданной резкости. Единственным человеком, который решил поинтересоваться, успел ли он узнать о своём соулмейте до потери левой руки, оказалась она. Тихая незаметная девчонка Хьюга, с которой он совершенно случайно столкнулся накануне ухода — втайне надеялся, что теперь уже окончательного — из деревни. — Да. Она давно мертва. Саске не поленился прошерстить списки погибших при резне клана Учиха, чтобы убедиться наверняка. Имя ему казалось смутно знакомым, но вспомнить по-настоящему он так и не смог. Это его лишь порадовало: так намного легче. Никаких страданий, никаких горестей. Его родственная душа так и осталась безликим призраком прошлого, не тревожащим застарелую боль. Он не любил сожалеть. — Мне жаль, что так вышло. Саске невольно бросил взгляд на тонкое запястье, когда она подняла руку, чтобы заправить прядь волос за ухо. Она посочувствовала ему ненавязчиво, но искренне, и это стало очевидным, когда имя её соулмейта открылось Саске. Пришлось напрячь ум, чтобы поднять на поверхность воспоминания, погрязшие в тёмном озере прошлого, но провести необходимую связующую нить удалось. Благодаря имени погибшего Неджи он вспомнил и имя его сестры, когда-то учившейся с ним в одном классе. — Получается, мы оба остались без родственных душ, Хината. Она кивнула, удивлённо моргнув — явно не ожидала, что он назовёт её по имени. — Но это не конец. Всегда можно сделать самостоятельный выбор. Саске не мог с ней не согласиться. Они разговаривали, наверное, впервые за всю жизнь, но его не покидало ощущение, что к Хинате стоит присмотреться получше. Будучи донельзя обычной, она всё же не казалась ему рядовой. Интересно, сидела ли в ней так же глубоко её собственная боль, как в нём самом? Саске заглянул в молочно-белые глаза с едва уловимым оттенком сирени, приподняв её подбородок огрубевшими пальцами. Хината не противилась, позволяя ему считывать накопившийся на сердце груз. Глаза в глаза. С такой лёгкостью, словно они знакомы тысячу лет. Где же ты была раньше, одинокая родственная душа? — Вот я тебя и нашёл. — Меня? Саске никогда не нравилась идея соулмейтов, родившаяся непонятно как и когда — на далёкой заре времён. И почему-то не искоренённая до сих пор. Ему претила сама мысль безропотно подчиняться судьбе. Как и мысль делить кого бы то ни было с его живым соулмейтом. Уж лучше вечное одиночество. А что сказала бы на это Хината? Хината не захотела нести бесконечный траур, но ещё меньше она хотела держаться за пустые надежды. Возможно, то, что Саске тоже оказался без родственной души, случилось неспроста и стало единственным подарком судьбы, которым не стоило пренебрегать. Возможно, ей следовало в очередной раз пойти наперекор всему и доказать самой себе окончательно: ничего правильного нет в установках их неправильного мира. Когда Саске протянул ей руку, Хината не отказала ему. — Бери с меня пример, Ханаби, — осмелилась она дать совет сестре на прощание. — Жизнь у тебя одна. Стоит ли она того, чтобы смириться?