Потеряные во тьме

Так беспомощно грудь холодела…

      Он красив, но, очевидно, более. Мертвецки бледен и словно убит. Уж больно странно выглядели эти синячки под глазами, хоть и обозначали они лишь усталость. Но это не мешало, пугало конечно, но не меняло желания. Тебе хотелось быть рядом, гладить белесые волосы и наблюдать за последними днями его, к сожалению, недолгой жизни. Двадцать лет вам обоим казалось невероятно коротким сроком. И было больно, пожалуй даже слишком для боли, ощущаемой перед потеряй человека, которого ты знаешь всего полгода. Но тебе ведь хватало. Какая разница сколько ты с ним знаком, если влюбился чуть ли не с первого взгляда?       И он постоянно говорил, заставлял полюбить себя сильнее, хоть и не понимал этого. Ты узнаешь его лучше, что заставляет утонуть в этой болезненной интонации его голоса с головой. Он лежит на твоих коленях, держа тебя за холодные руки, перчатки на которых ничуть не спасали от леденящего холода. А тебя трясёт, вроде и холодно, а вроде и страшно. Ты понимаешь, что и не стоило надеяться на большее. Ты, как печально, понимал, врачи дали всего два месяцев, и на большее надеяться, к сожалению, лучше не стоит. Лучше занизить ожидания, чтобы потом хоть немного обрадоваться. И тебе было хорошо, ведь Гено держался молодцом, живя даже больше обещанного врачами срока…       Уже как три месяца ты, во почки своей «профессии» ходишь к любимому в больницу, ловя косые взгляды медсестер, пока нервно шагаешь к уже приевшейся палате. Ты ещё постоянно носил с собой книги, цвета перестал заносить сразу, как Гено пожаловался на это, мол, «я тебе не могила, чтобы меня цветами закидывать».       И вот ты опять тут, у входа в здания, которое ты в голове ядовито обзывал «моргом». Ему тут не нравилось, тебе тоже, и ты бы не ходил, если бы не любимый. Приходится через нескончаемую боль подниматься по трем ступенькам, которые, правда, всегда казались бесконечностью. Тебе плохо, ты ощущаешь, что вот-вот и ходить ты будешь не в больницу, а на треклятое кладбище. И вот как бы ты не хотел отделаться от этой гнетущей мысли, она сама возрождалась. Оттого то и появилось ощущение, будто душа ещё чуть-чуть и расколется.       И вот опять ты идёшь по белоснежно белому коридору, невольно думая, что скоро возненавидишь этот цвет… Белый, уже звучит противно… И опять работники странно на тебя смотрят, стоит тебе пройти и, кажется, те невольно думают что скоро кто-то умрёт. А ты и был бы рад это контролировать, тогда, возможно, Гено было бы лучше…       Ты уже стоишь напротив двери в палату, которая, удивительно, не белая, чуть темнее, серая. Тебе всё равно не нравится, выглядит она как дверца клетки, по крайней мере с этим ассоциируется. И от этого тошно, но ты бы хотел выглядеть расслабленным для него. —«Господи, за что же ты так с ним, что он черт возьми сделал?» — всегда ты так думал. Пожалуй, быть набожным и быть Богом было глупо, но тебя вынудили обстоятельства. Тут стоит лишь верить в лучшее… верить в помощь чего-то свыше.       Ты стучится, ничего не услышал, но сам себе представил тихое и хриплое «войдите» и послушался. Ты открываешь дверь и робко глядишь на койку, которая, к твоему испугу, была пуста. Бегло осматриваешь остальную часть комнаты и видишь Гено на подоконнике, до твоего входа тот, наверняка, смотрел в окно, но сейчас тепло и солнечно смотрит тебе в глаза… Так хорошо, но смешиваясь с нескончаемой печалью вся радость уходила. — Ты говорил что освободишься через час, — Гено спускается с окна и подходит с тебе, почти невесомо целуя тебя в щеку, отчего ты вздрагиваешь… Всё никак не выходит привыкнуть, что от твоих прикосновений он не умирает… Как иронично. — Я освободился чуть раньше, — ты всё ещё неуверенно приобнимаешь его, робко поглаживаешь его по спине. Он ведь просил не надевать перчатки, когда ходишь к нему, верно? Жалко только, что тебе всё ещё страшно забрать его раньше времени. — Хэй, не грусти ты так, — видимо замечая твою печать Гено ложит свои ладони тебе на щеки, более настойчиво чем ранее целуя тебя тебя уже в нос. Ты как-то разболтал о том, что тебя это успокаивает и теперь он этим пользуется, — пойдем во дворе погуляем, хочу успеть, пока тепло. — Хорошо, — ты, не особо стараясь, натягиваешь на лицо улыбку, оттого вышло достаточно искренне, чтобы Гено улыбнулся в ответ.       Он ещё раз целует тебя в щеку и хватает с вешалки, стоящей недалеко от больничной койки, свою куртку. Сильно потрёпанная она напоминала тебе о вашей первой встрече. Он был в ней когда вы заговорили впервые. Ты помнишь этот непринуждённый диалог так, словно он был вчера и это бы грело тебе душу, если бы не обстоятельства.       И вот, вы идете по коридору, ловите обеспокоенные взгляды врачей, но всё же добираетесь до выхода на задний двор больницы. Гено вдыхает свежий, немного холодный и отдающий хвоей воздух. Хотя хвоей тут пахнуть не должно, почти весь двор засажен клёнами. И тебе хорошо, в какой-то степени, пока он счастлив, соответственно, счастлив и ты. Ты просто, видимо, не хотел бы огорчать его, он сильно досадует, стоит тебе хоть немного поникнуть. Потому то ты и стараешься держать планку, не слишком весёлый, но в депрессию и меланхолию ты не впадаешь, так удобнее и лучше, для вас обоих.       А он уже утащил тебя вглубь двора, там, где нет других пациентов. Ему тут нравилось. Он не любил людей, всех, кажется, кроме тебя и своих братьев. Тебя он, как смешно, чуть ли не боготворил, а братья просто были чуть ли не последним, кто у него остался. Поэтому он и держался за вас, как за последнюю соломинку. И он зная, что не видать ему загробной жизни, ты просто с этим не справишься. Вы оба знали, что когда он умрет, ты будешь первым, кто узнает и пробежит проводить того в «последний путь». А ты даже не знал, когда это произойдет, ты просто не хотел смотреть на его часы, на время, которое ему оставила жизнь. Он, первое время, конечно, бесновал с этого, но быстро тебя понял, оставив попытки узнать свою судьбу. Её же всё равно не изменить… Так может лучше, если вы просто оба забудьте о времени? Да, пожалуй. Потому вы просто негласно сошлись на этом мнении. — Рип, — садясь на скамейку и рукой приглашая сесть рядом Гено, выглядя при этом максимально беззаботно взял тебя за руку, — я тут подумал, я попросил врачей разрешение на небольшую поездку в город… Ты бы не хотел сходить в то кофе? — То самое? Ну…       Ты опешил, почему-то на душе стало дурно, а какой-то шестое чувство заставило впасть в панику. Ты не показал этого, Гено не нужно волноваться, это лишнее. — Хорошо, — даже не понимая, зачем мешкал ты поворачиваешь голову в его сторону, виды такое же сомнение и тревогу. Ты не згад, одинакова ли причина вашей паники, но решил, что прекрасно его понимаешь. Ты всегда хорошо читал его эмоции, рабочий опыт, наверное.       Ты очень хотел появится в той кофейне ещё раз, вместе с ним, как раньше. Вам обоим нравится это место, хороший вкусный кофе и сладкие воспоминания. Вы бывали там раньше, при чем очень часто. Тебе было приятно думать, что ты освежишь эти воспоминания но…

***

      На следующий день его не стало. Ты тогда то и почувствовал это жгучее чувство, сравнимое, разве что, со смертью. Ты не знал, каково это умирать, но предположил что это оно. Ты, так то и вправду умер, разве что морально. Тот день стал роковым.       Ты чётко помнишь то, как потерял всё своё самообладание и чёрствость, тихо плакал и не стесняясь ничего, тем более врачей наблюдал за уходящим из мира возлюбленным. Ты присел на его койку, беря его за руку своими обеими. Нервно целуешь уже холодные пальцы и, кажется умираешь окончательно.       Ты, еле как собираешься с мыслями, понимаешь, что начальство было бы крайне недовольно твоим бездействием. Любовь любовью, а работать тоже надо. Попутно представляешь то, как бы посмеялись другие Боги, представлявшие ранее тебя бесчувственным и страшным монстром, забирающие невинные жизни и чужие души. И чёрт, ты был бы чертовски рад перспективе потерять все чувства, прям здесь и сейчас. Хотел бы закончить с работой и уйти восвояси, ни о чем не думая и не сожалея.       Ты уже встал, готовый и в меру возможностей бодрый. Хотел уже было сделать что надо, но тебя прервали. — Вы же свяжетесь с его братьями? Простите, что так резко, но вам надо обсудить с ними похороны, — к тебе медленно и шепча подходит врачишка. Когда ты обратил на него внимания, заметил то, как он обеспокоенно смотрит на тебя. Тебе это напомнило неспокойные взгляды Гено, отчего ты только и мог, что отвернуться и, сдерживая слёзы, ответить. — Конечно… … — Мне очень жаль, правда, — тихо и робко говорит стоящий рядом, робко, в ободряющем жесте, кладя тебе на плечо руку, благо, через ткань твои смертоносные прикосновения не работают, а то не обошлось бы без ещё одних похорон.       После этого врач ушёл, зовя остальных присутствующих оставить тебя, что они, собственно и сделали. И вот, ты один, наедине с ним. Это, такой плохой конец, верно. Так вот с чего плакал Гено, когда в книгах умирали герои. Так вот, какого это… — Ну, спасибо за всё, солнце…       Ты в последний раз смотришь в окно его палаты, но уже снаружи. Там горит свет, и кажется, пора бы уже уйти… Пора идти…