пока машина едет

В машине у Л тепло и сухо, пахнет дорогой кожей, сладостями и терпким одеколоном. Она откидывается на широкое удобное сидение и прикрывает глаза, пытается не замечать тепло чужого тела, тепло которое было слишком близко, близко, близко. Надо было отказаться и не ехать, надо было лучше идти пешком, вызвать такси, да все что угодно, только не садиться в эту проклятую машину. Но Миса выпила на съемках, притупила чувство горечи вызвано безразличием Лайта, а заодно притупила чувство отвращения к Л. Может поэтому когда к ней подъехал черный Роллс-Ройс с тонированными окнами, и монотонный голос попросил, нет - приказал, садиться, она подчинилась. Господи, как же ее раздражал Л. Все в нем вызывало у Мисы раздражение, отвращение, негодование, да весь набор негативных чувств, который у нее был в наличии. На мгновение Миса открыла глаза, и хотела лишь бросить в сторону Л взгляд полный презрения, но пьяный мозг невольно начал отмечать все, чем парень раздражал ее больше всего, заставил повернуть голову и рассматривать объект негодования в суете фонарей и ночной пелены. Больше всего ее раздражали его глаза. Огромные, бездонные, черные. Если бы в них была хоть капля цвета, голубизны, зелени, может быть это заставило их выглядет более живыми, а так его глаза были словно потусторонними, страшными. Мешки и тени под глазами ничем не помогали, заставляли его выглядеть вечно уставшим, невыспанным. А вот ресницы были длинными и темными. Бледные губы нуждались в уходе, обкусанные, совсем не такие как у Лайта, полные крови и жизни. Ему бы надо было хоть изредка мазать их кремом, или гигиенической помадой, а он их безжалостно насиловал, облизывал, покусывал. Аккуратный, ровный нос, кончик которого слегка заострялся вверх. Кожа, мягкая, абсолютно белая, бледная, словно у трупа, без единого прыщика, морщинки. Бледные венки расцветали там где кожа была тоньше всего. Глаза скользнули ниже, огладили взглядом бледную, худую шею. Как же он ее раздражал. Именно поэтому ей и хотелось впиться зубами в трепещущий пульс, прокусить его, лизнуть ниже по шее, прикусить мягкую кожу за ушком. Почему же он совсем не такой как Лайт? Ведь Лайт идеален, а Л словно уродливая смесь лягушонка и обезьянки рядом с ним. Именно поэтому она сжимает ножки посильнее, чувствует жар между ними, впивается взглядом в худые руки, худые, да, но такие сильные. Хрупкие запястья, изящные ладони, пальцы длинные, белые. Он мог быть музыкантом с такими пальцами, мягко поглаживать инструмент, сладостно вжимать струны или клавиши, заставляя инструмент стонать и петь под ними. Миса сама не прочь была стонать под его пальцами. Он ей так противен что она хочет его оседлать и трахать пока он не всхлипнет от боли. Ей хочется его мучить, ногтями впиться в спину, прокусить до крови губы. Каково это, трахать гения? Какого это сделать больно Л, заставить его плакать, кончать, откидывать голову назад и бессильно трахать ее рот. Пьяное вожделение горестно шепчет ей в ушко что Лайт так и не трахнул ее. Лишь поцеловал. А ведь этого так мало. – Миса, ты меня разглядываешь последние пять минут, если тебе есть что сказать, прошу сделать это сейчас. Монотонный голос вырвал ее из столь неприличных мыслей. Рациональная сторона ее мозга хотела хмыкнуть и отвернуться. Но алкоголь отшвырнул эту сторону к черту, и заставил Мису придвинуться ближе к Л, открыть алый ротик и спросить его той самой мысли которая ее так часто занимала. – Л, ты девственник? Его лицо надо было снимать на камеру. Он изумленно повернулся к ней. Черные глаза словно стали из тарелок блюдами, бледный рот приоткрылся. По взгляду было видно как он тщательно пытался обдумать ею сказанные слова, но даже его гениальный мозг не мог справиться с информацией которой его доселе не нагружали. Как же ей хотелось отключить этот гениальный мозг хоть на мгновение, посмотреть кем же Л был без него, заставить его выгибаться под ее пальчиками и- – Миса, хоть у меня и не было друзей до тебя и Лайта, но я подозреваю что этот вопрос совершенно неприличен. – Значит девственник, – Миса с удовольствием растягивает эти слова, словно лижет леденец. – А первый поцелуй у тебя хоть был? Черные глаза смотрят ей словно в душу, выпытывают что-то, пытаться понять что за игру она затеяла. Он сдается. – Нет, Миса. Меня не интересуют плотские утехи. Она облизывает губы, рассматривает его, не верит его словам даже на минуту. Он мужчина. Даже если большинство времени она считает его асексуальным, бесполым существом, он все же мужчина. Она смотрит ему прямо в огромные глаза, хочет убрать челку со лба, исцеловать скулы. Он ей противен до беспредела, он извращенец, больной на голову, уродливый. Она хочет его. Девичьи пальчики тянутся до нежных, бледных ключиц, поглаживают на удивление горячую кожу. Боже, как же он ее заводит. Под его кожей бьется раскаленный пульс, если бы он только захотел он бы мог ее скрутить в любое время и взять силой. Лайт не хочет ее, не любит ее, он даже не видит ее, большинство времени. Но Лайта сейчас нет. Есть только Л, живой, горячий, с огромными глазами-колодцами и она хочет его. Алкоголь в крови ударяет в голову когда она придвигается к нему еще ближе, когда она тянется губами к этим самым, острым, белым ключицам, когда она мягко целует, лижет, вдыхает запах его кожи. Трусики стремительно промокают. От него пахнет порошком для белья, терпкими сладостями, дорогущим одеколоном, еле улавливаемой горечью пота. Ее трясет от вожделения, костяшки белеют, так сильно она сжимает кулачки. – Я тебе не верю. – она вскидывает взгляд, с вызовом смотрит на детектива. – Миса, ты пьяна. – Л пытается ее отодвинуть, но монотонность его голоса наиграна. Он напряжен, и она чувствует его возбуждение. Благо окна в машине тонированы, и щелка между водителем и ими закрыта. Алые губки растягиваться в улыбке. – Ну и что? – Пытливые пальчики бегут вниз по его анорексичному телу, с удовольствием поглаживают выступающие кости. Она заглядывает ему в глаза, смеется сама над собой что хочет не Лайта. Не бога. Не рыцаря в сияющих доспехах, а его. Л. – Разве я тебе совсем не нравлюсь? Глаза Л распахиваются, он смотрит на нее, и в темноте машины его взгляд жутковатый. Выражение его худощавого лица она распознать не может, и ей становится страшно. У него слишком много власти в руках, она играет в опасную игру. Он знает о ней все, в машине наверняка установлены камеры и прослушка. Если бы он только захотел, он бы мог разрушить ее жизнь, слить всю инфу в интернет, показать Лайту как она лезла к нему словно текущая сучка. Только сейчас она поняла что Л не такой мягкий и пушистый каким он часто казался за фасадом милого ботана. Сколько же еще тузов было в его белых рукавах,? – А как же Лайт? – тихо произносит Л, и его голос хриплый и сухой. Мисе почти что стыдно. Лайт. Святой, божественный Лайт. Это измена? Алкоголь мешает четко думать, а руки Л уже легли к ней на талию. Все мысли рассеиваются. Трусики хлюпают когда она одним ловким движением садится к нему на колени, благо в машине много места. Она рвано дышит, в салоне слишком жарко, и слишком сильно пахнет детективом. Юбка задирается, пьяное сознание не осознает что она делает. – Давай мы ему не скажем? – Она шепчет ему в ушко, и его руки сжимаются у нее на бедрах. Миса заигралась с огнем, дороги назад нет. Она целует его, нет, скорее впивается в губы, пробует на вкус их сладость, их сухость. Удержать стон она не может, еще никогда в жизни ей не было так безумно жарко, а Л не дает ей и секунды на раздумье, открывает рот, позволяет ей лизнуть по влажной, внутренней стороне его губ. Она пошло лижет его язык, играет с ним, заводит детектива до потери рассудка. Он подается вперед, рьяно, агрессивно целует ее, позволяет ловким пальцам впиться в светлые волосы модели, тянет пока она не дуреет от сладостной боли. Рука на ее бедре сжимает нежную девичью кожу, Миса уверена что завтра будут синяки, а она с удовольствием их покажет всему миру. Его губы скользят вниз по ее коже и ей хочется отдаться ему сполна, хочется подчинится ему, позволить ему использовать ее тело пока он не кончит. Но еще больше хочется контроля. Она рывком срывает корсет, бросает его на сидение, его руки моментально тянутся к бледно розовым соскам, но она ловко перехватывает его запястья, заводит руки над головой, с наслаждением наблюдает за тем как он насмешливо вскидывает бесцветные брови, издевается взглядом. Ему смешно. – Умоляй меня. Ухмылка на его лице распаляет ее до невозможности, она впивается ногтями в его кожу, трется мокрыми трусиками о его затвердевший член в джинсах. Ее ушки улавливают глухой, гортанный стон который он всеми силами пытается подавить, и она вновь целует его опухшие, искусанные губы, но моментально отстраняется, слизывает его слюну с губ. Он тяжело дышит, смотрит на нее этими огромными, бездонными, похотливыми глазами. – Умоляй меня, давай же. – она шепчет, и понимает что в любой момент он может ее повалить на диван, сорвать с нее испорченные трусики, и трахнуть так что она не сможет нормально ходить неделю. Но ей интересно подчинится ли он ей. Мгновение он всматривается ей в лицо. И ей почти кажется что он послушается, что эта игра пойдет по ее правилам. А в следующий момент он вырывает запястья из ее пальцев, тянется вперед, целует ее шею. Грубые пальцы болезненно сжимают соски, пока горячий рот оставляет укусы, засосы, синяки на коже. Она проиграла этот бой. Миса стонет когда его губы целуют левый сосок, когда он прикусывает нежнейшую кожу, когда его ногти скользят по ее спине, оставляют красные борозды, и ей больно, больно, больно. Девушка чувствует как его член дергается в джинсах от ее хриплых стонов. Садист. Она извивается у него на коленях и больше не может ждать. К черту контроль, она хочет чтобы он ее вытрахал как следует. Ловкие пальцы раздевают ее, снимает юбку, трусики. –Л, твою мать! – Миса взвизгивает, зажимает рот ладонь когда два ледяных пальца входят в нее без предупреждения. Он прижимает ее к себе, неумело трахает пальцами, растягивает ее под себя, а она держится за его плечи, кусает белую ткань его кофты и всхлипывает от удовольствия. У нее не укладывается в голове как он мог быть девственником, как доселе его никто не трахнул, как ни одна женщина которая была в его близости не сошла с ума. Миса шире открывает бедра, ее смазка течет у него по руке, его джинсы испорчены. Интересно, поменяет ли он их? Скорее всего нет. Он будет сидеть перед мониторами, попивать кофе, чай, есть тортики, а на джинсах будут капли ее смазки. От этой мысли Миса выгибается, стонет его имя. Еще мгновение и она кончит, она кончит на пальцах детектива, закрепит этот грех, и уже ничего нельзя будет изменить. Но Л не любит когда все просто. Миса его ненавидит за это. Он скидывает ее с колен и даже не снимает с себя вечную белую кофту. Лишь приспускает джинсы и нижнее белье. И вдруг он повсюду. Л накрывает ее своим телом и она чувствует себя маленькой, глупенькой. Она голая, а он полностью одет. Она снова его жертва. Его член трется о ее мягкие губки, ее смазка течет по его плоти и через мгновение он проникает в нее, одним смелым движением, глубже чем кто-то когда-либо проникал в нее. Он стонет, его голова падает к ней в ложбинку между плечом и шеей. Миса не может сказать не слова. Алый, распухший ротик открыт в глухом стоне. Ее бедра двигаются сами по себе, киска пошло хлюпает смазкой, глаза закатываются от непередаваемого удовольствия. Он поднимает на нее глаза, тяжело дышит и мерзко улыбается. Приподнимается на локте. Трахает ее резко и грубо, кусает шею, заставляет ее выкрикивать его имя, шептать пошлости. Ее ладошки проникают под кофту, царапают ногтями спину и ей хочется чтобы он кончил в нее, как можно глубже. – Ты такая узкая, – Л выдыхает, лижет ее губы, а сухая ладонь находит ее шею, надавливает, крадет воздух. – Тебе нравится когда тебя трахает извращенец? Как его голос может быть таким монотонным, спокойным? Миса сходит с ума, позволяет ему поднять ее с сидений, заново сесть на колени, позволить его сильным рукам трахать ее, использовать ее как куклу. Она плачет, трясется в рыданиях потому-что ей так хорошо, ей так сладостно больно когда Л трахает ее как последнюю шлюху, ей хочется чтобы он посадил ее на цепь, связал, также как он ее связал когда подозревал что она Кира. – Я кончу в тебя, – Л сообщает ей, словно они на собрании. – Даже если ты этого не хочешь, я все равно в тебя кончу. Миса не успевает сказать и слова как он глухо стонет, кончает, господи, она же чувствует как его сперма наполняет ее. Этого было достаточно для того чтобы Миса кончила. Она сотрясается, целует его, тянет за темные волосы, и мечтает о том чтобы этот момент не кончался. Ведь на заднем сидение его машины не было ни Лайта, ни Киры, ни боли, ни обиды. Только аккуратные ладони которые почти что нежно поглаживают ее по спине пока она насаживается на его член, продливая удовольствие. Миса оседает, закрывает глаза и пьяно улыбается. Белесые капли вытекают из ее дырки когда она падает на сидения. Миса не видит как Л за этим наблюдает, как от вида красных борозд и отпечатков пальцев на ее спине на его лице расцветает жестокая ухмылка. Девушка сворачивается калачиком, моментально засыпает. Л подтягивает джинсы, садится обратно в удобную позу, поджимает колени к подбородку и смотрит из окна. – Мне подать девушке плед? – голос Вратари мягко спрашивает через громкоговоритель. Он смотрит в зеркало заднего вида и корректно не напоминает парню о том что затемнение окно между водителем и задними сиденьями затемнено лишь на одну сторону, он-то (увы) все видел когда обгонял другие машины. – Да, Ватари. Спасибо. Л пытается не думать о том что будет когда машина остановится.