Шрамы, которые он любит

Памяти К.

Уж лучше я сойду с ума, свалю в Мексику, Обколюсь героином, глаза и уши окурю марихуаной, Обожрусь пейотом на полу глинобитной халупы, Пойду скитаться по стране и буду плакать у кафешки на западном солнце. Лучше буду ползать голым пузом по жестяным банкам в Ценценати. Лучше потащу гнилую шпалу на Голгофу в скалистые горы. Лучше короную себя терновым венком в Гальвестоне. Прибью руки и ноги гвоздями в Лос-Анжелесе, И буду вздернут умирать в Денвере. Буду проткнут копьём в Чикаго, Умру и лягу в могилу в Новом Орлеане. И воскресну где-нибудь на горе Гаред. Карло Макс «Денверская хандра»*

      Сначала вспыхнул дисплей. Затем вместе с вибрацией раздался голос Флорэнс Уэлч. Прозвонив несколько секунд, телефон замолк — его владелица стояла у плиты, помешивая в сотейнике сливочный соус с грибами к запекающемуся в духовке мясу и овощам. Аромат ужина танцевал в воздухе вместе с ней: невысокой девушкой с забранными в высокий лохматый пучок каштановыми волосами, в свободной домашней одежде и мягких розовых тапочках с белыми помпонами. Тапочки смотрелись комично: они ярко выделялись на фоне чёрной футболки и таких же чёрных бархатных штанов. Из лэптопа, стоящего на обеденном столе, доносился динамичный спор сериальных персонажей — их-то и не смог перекричать телефон. Он завибрировал снова, и мигающий дисплей попал в поле зрения. Девушка отвлеклась от сотейника и приняла вызов.       — Привет, крошка.       — Эми, — из динамиков раздался настороженный голос. — Всё нормально?       — Да. Ужин почти готов, жду тебя. Ты скоро?       — Постараюсь. Майк… говнюк. Я пыталась объяснить ему, что у тебя сегодня день рождения, и мне нужно домой пораньше, но моё «пораньше» он услышал как «вот тебе ещё куча заданий, сделай их и можешь быть свободной». Извини.       — О, — Эми вернулась к плите. Перемешав соус в последний раз, убедилась в нужной консистенции и выключила конфорку. — Не переживай, Дел. У этого Майка просто недоёб. Может, скинетесь ему офисом и подарите подружку на ночь? Или дружка.       Дел булькнула от смеха:       — Прекрасно-прекрасно. А знаешь? Он уже собирается сваливать. Дождусь, когда он уедет, и сразу домой.       — М-м, — протянула Эми, облокачиваясь на кухонный гарнитур и скользя взглядом по духовке: как там мясо? — А тебе ничего за это не будет?       — Нет. Он накинул мне задания, которые могли бы и ещё полежать. Думаю, я совершила стратегическую ошибку, сказав, как сильно мне хочется улизнуть домой пораньше — он сделал это из вредности и вряд ли полезет проверять мои успехи завтра утром.       — Смотри сама. Если что — ничего страшного в том, что ты вернёшься попозже. Может, к твоему приезду я успею принять более божеский вид…       — Ты всегда прекрасна.       — Твои суждения не объективны.       — Твои тоже. Ладно. Скоро буду, так что лучше тебе спрятать своих любовников по шкафам — я собираюсь доехать до дома так быстро, как только смогу.       — О боже, откуда ты узнала про Марка?..       Дел снова фыркнула. Послав виртуальный поцелуй, она отключилась. Эми отложила телефон в сторону, глянула на экран ноутбука: жаркий спор закончился, теперь отвратительный смазливый брюнет спрашивал у какого-то парня с явно наркоманской внешностью: «Чего ты желаешь?». Ну и бред. Если бы Эми создавала своего сериального Люцифера, он бы сто процентов не носил вылизанные до последней складочки деловые костюмы, не светил своими красными глазами и уж точно не слепил белыми, как новенький унитаз, зубами всех вокруг. Она не думала, каким был бы падший божий сын в её исполнении, но явно кем-то более мрачным и тягучим, возможно, как сложный кисло-сладкий соус на основе красного вина, а не это шипучее шампанское с красивой этикеткой. И зачем она вообще это смотрит?..       Мясо почти приготовилось. Овощи, напитавшиеся его соками, сверху покрылись тонкой хрустящей корочкой. Вытащив керамическую форму из духовки совсем, Эми посыпала сверху тёртый сыр и отправила это всё обратно — буквально на пару минут, чтобы сырная шапка расплавилась и обволокла каждый кусочек.       Головная боль, острая и резкая, шипом впилась в виски так внезапно и резко, что Эми присела на стул, схватившись за лоб. Какого… Чувство, будто эти шипы проталкивались вглубь сильнее и быстрее, сделав своей миссией просверлить её мозг и встретиться где-то посередине. Адская боль, такая, какой она не чувствовала уже два прекрасных года. И не то чтобы хотела испытывать это вновь — не после того, как они с Дел открылись родителям и, спустя столько лет, наконец-то начали жить отдельно. Приветы из прошлого доносились и раньше, чаще всего — во снах или коротких воспоминаниях, когда стоило посмотреть на какую-то вещь или услышать знакомую песню, как в голове тут же оживали фрагменты той поганой жизни. Но с ней покончено. И с этой головной болью сейчас тоже будет покончено. Она не даст ей испортить свой тихий и спокойный день рождения. В конце концов, у неё в планах вкусный ужин, совместный просмотр какого-нибудь фильма с Ричардом Гиром, или, может быть, они с Дел посмотрят что-то странное и независимое, но очень красивое, или сразу перейдут к той части вечера, где они принимают совместный душ, а после занимаются сексом.       Очевидно, в этом плане нет места проклятой головной боли и воспоминаниям о том, как оно было раньше.       Оставив мясо в духовке, Эми поплелась на второй этаж в ванную комнату у спальни — туда, где в зеркальном шкафчике над раковиной ровными рядочками стояли таблетки в рыжих пластиковых упаковках. Кое-как дойдя до комнаты, открыла дверцу и принялась читать надписи на одинаковых флакончиках. Найдя нужный, открыла его (крышка со звоном стукнулась о зеркало и отлетела куда-то на пол, прокатившись на круглом боку несколько сантиметров) и положила в рот одну таблетку. Наклонившись к раковине, открыла кран и набрала в ладони проточной воды. Таблетка проскользнула внутрь вместе с большим, сковывающим горло от холода, глотком. Легче не стало.       Должно быть, одной мало.       Вторая, третья… весь флакон, и побольше воды, господи, побольше воды, чтобы цепляющиеся за рот сухие белые пилюли как можно скорее оказались внутри, избавили от боли, которая громыхала в ушах звоном битого стекла, стонами и лязгом ломающихся изнутри костей…       …где-то были таблетки от ломающихся костей… а, вот же они, вот, скорее…       …и кровь кипела, бурлила, ядовитая, обжигая сердце и расплавляя мозг вместе с двумя шипами внутри. Кажется, вот этот флакон может помочь. Да-да, и ещё вон тот, второй.       Господи, пусть эта боль прекратится. Пожалуйста. Пусть эта агония уже испепелит всё внутри и заберёт к себе. Что угодно, только бы больше не чувствовать этого…       Из запотевшего крана в раковину тонкой струйкой текла вода. Сталкиваясь с пустой пластиковой баночкой, она отскакивала в сторону и била плоским лучом в белый покатый бок, еле-еле блестящий в свете желтоватой лампы. На полу, прислонившись к основанию ванны, сидела мёртвая девушка. В нежно-розовых пушистых тапочках с помпонами, чёрной бархатной одежде и алым шёлковым платком на шее. В ослабевших пальцах — полупустой флакончик с лекарствами, и ещё, по меньшей мере, пять похожих на этот валялись вокруг неё, обезглавленные — крышки их, скакавшие по кафельной плитке, валялись где придётся.       В духовке подгорало мясо с овощами и сыром. Кто-то звонил в дверь.