Вольные птицы

Стоя с Овчинниковым в парке у развилки узкой дорожки, мощёной красной плиткой, Игорь смерил взглядом два уходящих в бетонный якорь деревянных огрызка, оставшихся здесь от доски объявлений. Снегопад, которого все ждали уже начался — крупные белые хлопья почти что похоронили под собой ориентир места преступления, и то ли ещё будет! Синоптики обещали настоящую метель. Сергей Иванович, устав стряхивать быстро образующийся на его голове сугроб, поднял капюшон и ещё глубже завернулся в куртку, всем своим видом демонстрируя, что он явно хочет поскорее добраться до дома, пока этот снегопад не набрал обороты. После того, как Акинфеев, умяв пару бургеров, потащил его осматривать парк, речь об управлении уже не стояла. — Есть вопрос. — Сказал Игорь. — Предположим, ты преступник. Зачем рисковать? Почему бы не выпустить жертву где-нибудь за городом, на пустыре и не скрыться? — А разве я тебе такие деньги плачу не за тем, чтобы ты сам находил ответы на подобного рода вопросы? — Зачем приходить сюда, в парк, в общественное место… — Продолжил Акинфеев, проигнорировав вопрос Сергея Ивановича и отступив от уже превратившихся в снежные холмики деревянных огрызков на десяток шагов по дорожке. — И прибивать свою жертву на щите с объявлениями? С предыдущими он поступал немного иначе, не прибивал, у одного подрезаны сухожилия, у другого ожоги… но всё равно сходство просматривается — увечье конечностей и парк. Каждый раз другой, что логично. Игорь бросил взгляд назад, на удаляющуюся от него, едва просматривающуюся под белым покрывалом замёрзшей воды дорожку, затем посмотрел вперёд, туда, где ещё вчера утром стоял деревянный щит, обклеенный информационными листками с крупно напечатанными призывами «ДОРОГО» или «ПРОДАМ», и его осенило. — Он хотел, чтобы их нашли. И именно так, как он их оставил. В той же позе и виде. — Допустим ты прав, а причём тут конечности? Я видел этих парней — они не смогли бы сделать ни одного осознанного движения. — Осознанного. — Повторил Игорь. — Они хотели кричать, но у них были зашиты рты. Возможно, ему было важно, чтобы они не порвали нитку, и не вытащили птиц… Перед глазами у Акинфеева на мгновение всплыло зрелище маленькой птицы, лежавшей в прозрачном пакете с номером улики. Яркие перья растрепались и слиплись, короткий крепкий клюв был приоткрыт и сквозь щель виднелся маленький розовый язык. Щегол, которого достали изо рта Дениса Радова. Его передёрнуло. — Это всего лишь твои догадки. — Не преминул снова напомнить ему, где земля Овчинников. — Это мозговой штурм. Не отвлекайся. Игорь ещё раз крутанулся вокруг своей оси, высматривая улицы, постройки и всё, что можно было увидеть за деревьями, но следов человеческого присутствия оказалось на удивление мало. Справа белело ровное поле замёрзшего озера, на берегу которого располагалась открытая беседка, слева от дорожки, позади заснеженных скамеек, поднимался холм, над которым едва виднелись верхние этажи многоэтажной застройки. — Мы ведь в центре парка так? — Акинфеев замолчал, дождавшись, пока Сергей Иванович пожмёт плечами и принял это за утвердительный ответ. — И на машине сюда не проехать, по крайней мере никаких следов вы не обнаружили. — К чему ты клонишь? — К тому, что тот, кого мы ищем либо бесстрашный идиот, что вряд ли, либо чрезвычайно умный стратег, что уже больше похоже на правду, раз вы всё ещё не поймали его. — Он поднял взгляд на Овчинникова. — Этот тип умудрился оставить машину на одной из ближайших парковок, вытащить из неё жертву, пройти с ней через целый парк, уже не знаю тащил ли он его на себе или позволил идти самому, и завершить всё тем, что мы в итоге имеем. И остался при этом никем и ничем не замеченным. — Сукин сын продумывает всё до последней детали? Акинфеев кивнул. Овчинников смотрел на него так, словно ожидал, что на Игоря вот-вот снизойдёт озарение и он найдёт ключ ко всему делу. Но, к сожалению, порадовать его пока было нечем. Пока нечем.

***

Костя нервничал так, словно от того, как будет угодно завершиться сегодняшнему вечеру зависела вся его дальнейшая жизнь. Он не мог даже вспомнить, когда бы так волновался перед свиданием. Да и, если уж на то пошло, когда последнее из них было. Он вовсе не был затворником. Может быть, конечно, для двадцати двух летнего парня он вёл не такую активную жизнь, как полагалось бы, больше внимания уделяя учёбе, чем ночным клубам, но нетрадиционная ориентация не предполагала большого количества отношений. А его относительно невеликий возраст не являлся гарантией того, что ему было неизвестно, каково это, когда реальность не соответствует ожиданиям и сердце рвут на мелкие кусочки. И поэтому к его воодушевлению примешивалась немалая толика паники. Бар, в котором они договорились встретиться, несмотря на уличное освещение, снаружи напоминал фонарь из тыквы, оставленный в тёмной комнате и ярко освещённый изнутри. Косте была видна барная стойка, часы над ней показывали без пятнадцати семь — самое время для тех, кто решил заглянуть сюда после работы, — и редкая, в беспорядке перемещающаяся между столиками толпа напомнила ему о запертых в ловушке муравьиной фермы насекомых. Он пришёл раньше, чем должен был, должно быть всё-таки переволновавшись и неправильно рассчитав время. Запоздавший со своим появлением в этом году снег кружился над его головой, белыми пушистыми хлопьями оседая на волосах, и Костя с улыбкой стряхнул снежинки пальцами, взъерошив и без того непослушные прядки. Ему нравилась такая погода. Снегопад придавал вечеру дополнительное романтическое настроение, медленно укутывая улицу в белое одеяло предновогодней сказки, но холод уже настойчиво пробирался под куртку и, выдохнув, Кучаев отворил дверь, уловив напоследок своё слегка встрёпанное отражение, мелькнувшее в стекле. Звякнул мелодичный колокольчик. Костя замер на пороге, осмотревшись. Он искал высокого парня двадцати шести лет со светлыми с рыжинкой волосами. Shagal сказал, что он будет в чёрной толстовке и тёмных джинсах, и единственный, кто в зале с натяжкой мог бы за него сойти сидел за барной стойкой, но был жгучим брюнетом да и к тому же лет на десять постарше. Shagal, конечно, мог наврать насчёт своего возраста, но, подойдя к стойке, Кучаев убедился, что мужчина не имел ни малейшего желания обращать на него внимание и явно собирался в этот вечер напиваться в одиночестве. Заказав себе сок, Костя совершил небольшой обход зала, выбрав по его мнению самый удобный столик, с которого отлично просматривался вход. Заняв яркий, обитый красным бархатом диванчик, он решил, что будет пить только что-нибудь безалкогольное, максимум, возьмёт себе один коктейль, или слабоалкогольного пива. Возможно, его подрагивающим от волнения рукам не помешала бы стопка коньяка в самом начале вечера, но прежде всего ему нужно было произвести на Shagal’а хорошее впечатление, а для этого ему нужна была трезвая голова. И, может быть, тогда он захочет встретиться с Кучаевым ещё раз… Было бы неплохо, если бы их знакомство переросло во что-то большее, стало началом чего-то нового. Попытки одёрнуть себя и хоть немного выветрить из головы эйфорию предвкушения почти ни к чему не привели. Кучаев едва мог усидеть на стуле, глупо улыбаясь собственным мыслям. Он не верил, что и с ним наконец-то могло произойти нечто настолько волшебное. Первое свидание. кому б рассказать. До семи оставалось ещё десять минут, и Костя вновь проверил телефон. Сообщений от Shagal’а не было, да и кто станет писать в такое время. Наверняка он сейчас в метро, и там вовсе не ловит связь. Посетителей было немного, колокольчик над дверью изредка разбавлял монотонное гудение разговоров и перелив ненавязчивой мелодии резким звоном, каждый раз заставляя сердце Кости замирать. А после медленно, с каждым разом всё с большим усилием запускаться вновь. Время тянулось, стрелка уже давно перевалила за семь, а обещанный принц всё никак не желал появляться на пороге бара. В половине восьмого Кучаев принялся нервно грызть губу. Он подошёл к барной стойке, заказав себе бокал пива, ещё раз убедился, что сидевший тут в потёртой чёрной толстовке мужик точно интересуется больше содержимым стоящего перед ним стакана, чем им, и вернулся за свой столик. Это переставало быть смешным. Ожидание изводило, и Костя принялся мысленно вспоминать переписку сегодняшнего дня, в поисках того момента, когда он мог облажаться. Когда короткая стрелка часов над баром неумолимо доползла до цифры восемь, Кучаев махнул рукой пробегающему мимо улыбчивому официанту и попросил его принести ему виски-колу. Телефон по прежнему молчал, не подавая признаков жизни. Костя неуверенно, борясь с внутренними демонами, снял блокировку и принялся набирать сообщение, но не закончив, быстро его стёр, всё-таки не справившись с собой и побоявшись показаться навязчивым. Может быть Shagal задержался на работе? Или метро опять заминировали и он, пытаясь добраться до него наземным транспортом, встрял в ужасную пробку? В половине десятого, спустя ещё одну, уже скорее утешительную и даже не разбавленную газировкой, порцию местного виски, у Кости закончились оправдания. Он отставил в сторону опустевший низенький бокал, поморщившись от жгучего послевкусия на языке, и невесело ухмыльнулся сам себе. Впервые за столько времени выбраться на свидание и так напороться! Он в сотый раз проверил телефон, уже не ожидая увидеть пропущенный звонок или смс с оправданиями. Пусто. Что ж, он понадеялся, что Shagal может стать началом чего-то нового в его жизни, а на деле так и не выбрался из окружавшего его заколдованного круга, поверив то ли очередному пранкеру, то ли подкованному в психологии вруну, а может быть просто напросто малодушному трусу, который мало того, что не решился в открытую прийти на свидание, но ещё и не нашёл в себе смелости написать ему об этом, чтобы предупредить! На душе было гадко и пусто. Кучаев подумал о том, что можно заказать ещё одну порцию виски, а может быть и целую бутылку, но решил, что вечер это не улучшит. Станет только хуже. Завтра он проснётся с ужасным похмельем и будет умирать на парах, вот и вся разница, жизнь от этого менее паршивой не станет. Да какого чёрта?! Ему всего навсего двадцать два, а он себя уже хоронит! Выругавшись про себя, Костя поднялся на не очень твёрдые ноги, намекающие на то, что последняя порция огненного пойла всё же была лишней. Пиво встретилось с содержимым двух гранёных бокалов, и они наперебой принялись его уверять, что они не меньше, чем половина бутылки. Его заметно вело в сторону. Быстро нацепив на себя куртку, Кучаев выскользнул на улицу, и уставился в тёмное небо закрытыми глазами, расслабленно выдыхая. Над его лицом повисло маленькое облачко быстро рассеивающегося пара. Злость на себя, за то, что так глупо повёлся, разочарование за собственные ожидания и потраченный впустую вечер никуда не исчезли, но холод улицы чуть отрезвил, позволяя сделать следующий шаг, спускаясь со ступенек бара на заснеженную дорогу. Под ногами хрустнул лёд. Всё вокруг было белым-бело, но уже не казалось таким сказочным. Колючий ветер гонял снежинки, остервенело бросая их в лицо, и мир, растеряв все оттенки романтики, казался очень одиноким и безнадёжным. Он был достойным того, чтобы его показали в качестве декораций к какому-нибудь антиутопическому фильму. Костя всё же запахнул куртку, даже сквозь тяжесть в голове ощутив, как холод добрался уже почти до самых костей. Стоило скорее дойти до метро, но ослабевшие от алкоголя ноги едва ли могли с ним согласиться. Он почувствовал себя идиотом. Да он и был идиотом, поверившим, что с ним может произойти что-то хорошее. А в итоге больше всего, что ему сейчас хотелось — это вернуться к себе домой, забиться в угол, завернувшись в тёплое одеяло, и как можно скорее забыть сегодняшний вечер. Нет, Кость, счастье это не твоё, смирись. Крутанувшись напоследок, озирая пустую улицу, словно в последней надежде увидеть Shagal’a, Кучаев развернулся и быстро зашагал в сторону метро. В голове возникли картинки, как он пишет Shagal’у последнее гордое сообщение о том, как же он в нём ошибся… А лучше просто молча удаляет профиль на сайте знакомств, чтобы не испытывать потом сомнительное чувство собственной ничтожности за то, что и это сообщение останется без ответа. Кто-то его окликнул. Достаточно громко, чтобы он расслышал голос сквозь то и дело кусающий за уши ветер и шуршание снега под собственными ногами. Обернувшись, Костя увидел бегущего к нему на фоне белой улицы парня. Не добежав до него метров пятнадцать тот остановился и упёрся руками в собственные колени, пытаясь отдышаться и порождая целое облако густого белого пара вокруг своей головы. Темнота скрадывала большую часть визуальной информации, а с такого ракурса и вовсе было трудно разглядеть во что именно он одет, но волосы показались светлыми, и как же Косте хотелось, чтобы присутствие рыжего оттенка в них оказалось не просто игрой света желтеющего на обочине фонаря. Парень выпрямился и медленно пошёл к нему, стараясь высоко поднимать ноги, чтобы не увязнуть в снегу, что продолжал заносить улицу. И через пять метров у Кучаева уже не было сомнений — тёмная мешковатая одежда оказалась толстовкой, с короткой белой надписью на груди, на ногах у него были чёрные джинсы, нос и уши слегка покраснели от бега на морозе, он даже заметил россыпь едва заметных веснушек… Он всё же дождался? Дыхание у Кости перехватило, он вглядывался во всё отчетливее проступающее из темноты лицо, и, стоило тому войти в очередной круг света от фонаря, как он заметил, что парень улыбается. Обаятельно, легко, дружелюбно — о такой улыбке можно было только мечтать. Красивая, как и её обладатель. Кучаев замер на месте, не в силах пошевелиться и поверить в то, что за буквами на экране его телефона скрывался не заурядный, хоть и интересный собеседник, а ОН. При определённой удаче, тот, кто уже почти вплотную подошёл к нему, мог бы легко стать актёром или появиться на обложке глянцевого журнала. — Прости меня, пожалуйста, за опоздание! — Заговорил он. — На работе сущий ад, меня задержали, вдобавок я где-то потерял телефон. У меня не было возможности с тобой связаться и предупредить, что опаздываю… Да, я придурок, знаю, мне так жаль и нет оправдания, но я так рад, что успел и застал тебя! Возможно всё дело было в выпитом алкоголе… Парень говорил быстро и голос его слегка охрип от бега, но несмотря на это Костю всё равно окатило волной мурашек от того, насколько он был глубоким и сексуальным. Он держался уверенно, хоть и извинялся, явно был при деньгах, о чём, не смотря на довольно простую одежду, указывали не бросающиеся в глаза, но заметные на ней бренды. А ещё у него были серые глаза. — Забей, ничего страшного. — Пробормотал Костя, чувствуя, как пустота внутри него взрывается вибрирующим жаром осторожно вползающего в него счастья. — Как это «ничего страшного»?! Ты наверное подумал, что я тебя обманул, или струсил… — Или что метро заминировали, но в целом ты прав. — Вновь закусил губу Кучаев, вспомнив не самые приятные полтора часа в своей жизни и нахмурившись. — Я просто обязан загладить свою вину. — Вкрадчиво произнёс парень и, на мгновение задумавшись, спросил. — Ты был когда-нибудь в ресторане «Бураков»? — Ты же помнишь, что я студент? Я и на воду там не наскребу… — У меня там работает знакомый, я думаю в такую погоду кто-нибудь мог отказаться от брони… Давай я угощу тебя ужином. Если я потрачу на тебя уйму денег в первый же вечер, это будет достаточным наказанием для меня за моё поведение. — Если тебе так хочется. Конечно. — Быстро согласился Костя, понимая, что готов следовать за этим парнем хоть на край света. — Только сначала я должен у тебя кое-что спросить. — Конечно. Всё, что угодно! — Как тебя зовут? Твоё настоящее имя. Парень вновь улыбнулся своей чарующей улыбкой, выбивая у Кучаева землю из-под ног, и произнёс: — Даниил. Для тебя просто Даня. — Привет, Даня. Я Костя. Приятно наконец с тобой познакомиться, по-настоящему. — Кучаев протянул ему руку, сам не сумев сдержать улыбки, и Даня пожал её в ответ. Его рука была горячей, прикосновение крепким, и вместе с тем нежным, и от него внутри Кости взорвалась пара маленьких фейерверков. Даня повернулся к нему боком, делая приглашающий жест следовать мимо бара дальше по улице, откуда он прибежал. — Моя машина припаркована дальше за углом, и я был бы благодарен, если бы мы быстро до неё добрались, а то я уже ног не чувствую. Только сейчас, кажется до Кости дошло, что толстовка и джинсы — не самый удачный выбор для морозной ночи и согласно кивнул. Они почти бегом пересекли улицу, оказавшись перед небольшим переулком, в которой был припаркован автомобиль. Кучаев едва не присвистнул, про состоятельность он не ошибся — на него лупоглазо смотрел отполированный лексус. Даня тут же оказался возле пассажирской двери, галантно приоткрыв её для Кости, и тот с улыбкой скользнул на сиденье, ощущая себя смелым авантюристом, который без страха готовится в этой самой машине через жалкое мгновение поставить мировой рекорд по скорости. Дверь закрылась, погружая его в тепло, тишину, аромат кожаного салона и свежего запаха розмарина от лосьона после бритья. Никаких пошлых тошнотворных ароматизаторов. Волнение не отпускало, но оно было приятным, хотелось поскорее узнать, чем же закончится этот чудом спасённый вечер. У него даже аппетит проснулся, и он собирался хорошенько наесться, тем самым исполнив Данино желание «потратить на него уйму денег». Он прикрыл глаза, полной грудью вдыхая приятный травяной запах. Должно быть тепло салона подействовало на алкоголь в его крови специфически, потому что Кучаев поймал себя на мысли, что не против и более интимного продолжения вечера. Может быть и не секс, но он точно получит свой поцелуй. Даня сел на водительское сидение, захлопнув за собой дверь. Замок тихо щелкнул с четырёх сторон сразу. Темнота скрыла от Кости движения его рук, он видел, как тот встряхнул ими, словно пытаясь согреть ладони и пальцы после холода улицы… и вдруг почувствовал резкую неприятную боль в бедре, словно укол, и тупо посмотрел на свою ногу, затем на Даню… Только сейчас замечая шприц, и как нежное, извиняющееся выражение лица рядом сменяется на хищный оскал. Непонимание резко сместилось в сторону, уступив место неосознанному испугу. Он ощутил себя в ловушке. Ещё не до конца сообразив, что именно произошло, Кучаев дёрнулся, хватаясь за ручку двери и несколько раз потянув ту на себя. Она, разумеется, оказалась заблокирована. Идиот, он же слышал, как щёлкнул замок! Пальцы слепо зашарили по обшивке, в надежде найти кнопку разблокировки, но руки словно бы облили свинцом и они тяжело упали по обе стороны от тела, отказываясь выполнять панические сигналы мозга. Грудь сдавило, словно кто уронил на него целую гору, в глаза попадало всё меньше света. Костя хватал ртом воздух, внутри задыхаясь от ужаса, но не считая его хрипа, в салоне машины не раздалось ни звука — крик застрял у него в горле. Ещё секунду он боролся с быстро наползающей на него темнотой, а потом тело обмякло окончательно, голова безвольно свесилась вперёд, коснувшись подбородком груди, и Кучаев так и не услышал, как, наклонившись к нему, Даня тихо произнёс: — Ну здравствуй, воробей.