Сгорай

      Месяц за месяцем и ощущение принадлежности меня к чему-то столь важному, как династия Франции, стёрлась без остатка.       Сначала кричал, говорил, умолял. Потом стал просто молчать и ничего не видеть от количества слёз. А в конце уже было всё равно. Ты просто лежишь и терпишь боль, стиснув зубы, и пытаешься думать о чём угодно, кроме того, что происходит с тобой сейчас.       Последним этапом стало безразличие на физическую боль. Начала душить и резать моральная, которая только усиливалась при каждом новом партнёре.       Моя тяга к жизни развеялась, превратив долгие сутки в бесчувственное существование, где я либо спал, либо молча терпел все виды истязания этого уже убитого тела.       «Пожалуйста», «Нет», «Не надо» по сути самые бесполезные слова в мире. Они не имеют никакого смысла, пока всем на них плевать.       Я говорил эти фразы десятки и сотни раз, пока пребывал в этом отвратительном месте, чтобы вечно получать в ответ тотальное игнорирование и ровно противоположные действия от своих просьб.       Если человек хочет, то, как бы ты его не умолял и не отговаривал, он всё равно сделает это. Через принуждение, избиение и изнасилование, но сделает. Потому что главное, что двигает им, — это исполнение его собственных желаний и потребностей.       Всё было бы хорошо, если бы однажды в один день я с плеском не упал в бескрайний океан порока и злости, которая творилась в людях.       А ведь мне просто хотелось жить, наслаждаться природой этой планеты и свободно вдыхать свежий прохладный воздух.       Человека, заживо сгорающего в огне из душевной боли, можно сравнить с тем, кто тонет. Та же боль в лёгких при каждом вдохе, только во всём теле. Под водой звук распространяется иначе. Мои крики тоже никто не слышал. Зато каждый сильный вздох мог оказаться последним. И чем сильнее сопротивляешься и кричишь, тем быстрее погружаешься в эту тёмную и холодную бездну, с замирающем сердцем смотря на то, как отдаляется и тухнет свет на поверхности. А когда он полностью пропадает, остаётся лишь молча и бездвижно тонуть всё глубже и глубже.       Я отчётливо чувствовал свою смерть. Тот человек, которым был. Тот самый, который приезжал в Берлин и любовался самым обычным небом. Им мне было уже не стать обратно.       И хотя это нормально, все люди меняются. Но ощущал себя так, словно мне сломали рёбра и вырвали ту самую важную часть меня. Теперь в моей душе зияла дыра, которую целиком не сможет закрыть даже вся радость планеты, отданная мне.       Обычный секс больше не удивлял, но и не приносил никакого удовольствия. До определённого уровня боль стала терпима, а организм стал справляться даже с тем ущербом, который раньше загнал бы его в дикий жар и визит в больницу.       Так сразу и не поймёшь, слабость это или сила. А может, просто попытка хоть как-то выжить и протянуть ещё неделю.       С одной стороны я сдался, а с другой просто принял решение не тратить силы напрасно на такие бессмысленные вещи здесь, как собственные чувства.       Да и чем вообще возможно порадовать человека, в которого только недавно засовывали нагретую свечу, причиняя ожог изнутри?       Нет предела человеческому любопытству, изобретательности и жестокости. Я думал, что худшее, что здесь могло быть, уже произошло. Но оправившись от тех событий с помощью визитов Калисто, ко мне занесло клиента, который был профессионалом в парализующих наркотиках.       Он платил сверху, чтобы меня помогали держать, пока он вводит повышенную дозу прямо в вену, а потом спокойно отвязывал мне руки и ноги, пока я даже одним пальцем согнуть не мог.       Боль от действия подобных препаратов сравнима с приступом судороги во всём теле. Только здесь всё было настолько бездвижно, что мои веки даже опуститься самостоятельно не могли.       Этого психа забавляло делать больно, пока чужое тело находится в полном оцепенении. Он верил, что эффект можно прервать, если нанести человеку запредельную боль, и пытался добиться этого любыми способами.       Если бы ему не ставили запрет, уверен, он бы мне и руку отпилил, стараясь добиться желаемого. А так довольствовался малым: огонь, иглы и электричество.       Единственное, что работало в парализованном теле безотказно — это слёзы. Я не мог их сдерживать, а они текли бесконечным потоком.       Этот мужчина перестал ко мне приходить лишь после того, как его неудачно застал охранник, который зашёл напомнить о том, что время посещения закончилось. А тот в свою очередь держал мою руку над работающей зажигалкой.       Его сразу вышвырнули, поставив жёсткий запрет на повторное его появление в данном особняке, а на ладонь тут же стали накладывать холодный компресс.       Но куда хуже, когда действие наркотика прекращается. Ты продолжаешь чувствовать всю ту боль от увечий, которые тебе успели нанести, но понимаешь, что уже поздно с ней что-либо делать.       Я снова лежал без посетителей, дожидаясь, когда оправлюсь после нескольких оставленных ожогов, когда ко мне ещё раз зашёл Калисто.       Он подложил мне высокую подушку под голову и слабо улыбнулся.       — Прости... Можно воды? — сухость по рту после тех препаратов просыпалась особенно сильной.       Рич кивнул, после вернулся в комнату уже с целым кувшином и поил меня со стакана, наполняя его до тех пор, пока мой организм полностью не закрыл потребность в воде.       — Помоги мне, — я заглянул ему глубоко в глаза, ожидая, что он поймёт суть этой просьбы.       И понял:       — Я ничем не смогу помочь тебе, кроме оплаты лечения и лекарств. У них вся ближайшая полиция куплена. Представители власти и сами ходят суда, не говоря уже про всех остальных местных шишек, — его руки поставили на комод почти опустошённый кувшин. — Тебя отсюда сможет вытащить только очень богатый и влиятельный человек.       — И что мне тогда делать?..       — Искать среди посетителей таких людей. Думаю, с твоей природной красотой заинтересовать их проблем не возникнет.       Использовать проклятие своей внешности себе же во благо. А где гарантия, что такой человек не сделает только хуже? До этого все самые богатые, что сюда ходили, в итоге оказывались самыми ужасными извращенцами с больной фантазией.       Я отвернулся, погружённый в мысли об этом, но Рич заставил меня практически тут же обернуться обратно тёплым прикосновением.       Его пальцы вели по моей ноге, медленно поднимаясь всё выше и ближе к бёдрам.       — Не уверен, что смогу сейчас это делать, — я зацепился взглядом за его лицо и убрал с себя руку.       — Давай хотя бы попробуем.       Он снова улыбнулся мне, уложил меня в горизонтальное положение и завис надо мной, внимательно уставившись прямо в глаза.       — Я ещё пока больше ни у кого не видел таких глаз.       Ремень расстегнулся.       Я выдал бесшумный выдох, выгнувшись под его медленным, но сильным движением внутрь. Бёдра начали трястись мелкой дрожью, которую мне не удавалось остановить. Руки Калисто прижали мои ноги, тем самым сумев убрать ту судорогу.       Моя борьба и нежелание заниматься подобным с мужчинами закончились ровно тогда, когда я сдался, приняв своё текущее положение, из которого нереально выбраться, и начал добровольно раздвигать ноги.       Кому сказать о том, что всё это не входит в список моих желаний и потребностей? Мне пришлось настолько часто это терпеть, что одни лишь слова про секс стали вызывать у меня подступающий ком в горле.       Да, я не должен быть здесь. Не должен быть куклой для чужих желаний. Но кому до этого есть дело, кроме меня самого? А раз всем всё равно на мои чувства, то в них уже нет никакого смысла. Надо просто их выключить, поставить на спящий режим или вовсе забыть про их существование.       Теперь я один и надо смириться с этим. Смириться и терпеть. Терпеть и ждать. У любого действия и события есть итог. И раз мой конец ещё неизвестен, то мне остаётся лишь дожидаться его. Пусть то будет очевидная смерть от переутомления или очередного изнасилования. Или тот маленький шанс на возможность покинуть это место, эти стены и эту кровать. Выбить эту дверь, забыть про неё, оставить за спиной и не подарить ей последний взгляд.       И так сильно хочется как раньше, лишь просто сидеть обернувшись тяжёлым одеялом, читая новую книгу на подоконнике, порой поглядывая из окна за проходящими мимо людьми. А рука так и тянулась сделать горячий чай или сладкий какао.       Всё то прежнее тепло уже ушло. Сейчас у меня бы не получилось согреться, даже сидя вплотную к раскалённой батарее. Все чувства сильно притупились.       Тело Калисто наклонилось максимально низко ко мне и начало двигаться вперёд и назад. Он взял меня шею и приподнял подбородок большим пальцем. Губы коснулись ключиц, пока он снова не поднял голову и не провёл самым кончиком языка по контуру уха. Я дёрнулся в сторону от странного ощущения.       — О, как. Ещё одна эрогенная зона? Ты очень чувствительный, — он завис с довольным выражением лица.       — Не делай так больше.       — Почему? Тебе же приятно. Нелогично получается.       Потому что я не хочу получать удовольствие, пусть даже самое незначительное, продолжая при этом находиться здесь. Иначе так можно и вовсе забыть прежнюю жизнь, которой жил раньше.       Каждое утро, засыпая, я твердил в голове своё имя, боясь забыть всё самое главное. Место, в котором твоя личность настолько меняется, способно отнять все воспоминания без остатка, отнимая последнюю человечность и превращая тебя в обычный бездвижный станок для удовлетворения чужих самых грязных желаний.       Когда мы закончили, я мгновенно провалился в глубокий сон.       А когда открыл глаза, то обнаружил бодрствующего Калисто.       Из груди вышел вздох:       — Сколько я спал? — моя рука накрыла лицо поверх глаз, желая избавиться от его крайне настойчивого взгляда.       — Четыре часа.       — Тебе пора идти, — обычно среднее время всех посещений примерно столько и составляло, если не брать в виде исключений особых клиентов, выкупающих меня на целую ночь или сразу на сутки вперёд.       — Ещё нет.       Рука опустилась, а глаза с вопросом уставились на него.       — Я купил нам десять часов.       Десять... Это крайне дорого.       — И чем ты планируешь заниматься оставшиеся четыре часа?       — Любоваться на то, как ты спишь. Не выспался же, — он потёр у меня под глазом своей костяшкой, словно совершая попытку стереть слабые, но заметные тёмные круги под глазами.       Я снова вздохнул и отвернулся, натянув на себя ту часть одеяла, которая до этого покрывала его тело. Теперь он остался совершенно голый.       — Тебе не кажется, что я так замёрзну?       — Не кажется. От тебя несёт, как от печки. Обогреватель с ногами, ей богу, — из меня вырывалось ворчание в нежелании растягивать этот диалог.       — Это всё потому, что я очень горячий парень, — он вцепился в меня, обняв вместе с одеялом со спины.       Я повернул голову ближе к подушке и закрыл глаза, не желая видеть его довольное выражение лица. Но был вынужден признать, что такое тепло мне нравилось. От него моё тело снова провалилось в сон, спав крепко до тех пор, пока мне не стало уже слишком жарко.       — Отпусти...       — Что? — его голова дёрнулась, услышав мой голос после долгой тишины.       — Я сейчас сварюсь, — моя кисть отпихнула его, поставив пальцы ему прямо на лицо.       Но он тут же поймал её и начал медленно проводить языком поочерёдно между пальцев. В горле встал ком из слюны. Я сглотнул его, прекрасно осознавая желания своего организма.       — Время вышло, — в дверь раздался громкий стук, оповещающий о том, что посещение окончено.       Калисто отпустил мою руку и неторопливо начал одеваться.       Не было смысла спрашивать о том, придёт ли он ещё. Это же настолько очевидно. Ему, как и мне, был нужен кто-то, кто не задаёт лишних вопросов и просто радует одним своим присутствием.       После его ухода я сел, поджав ноги и наклонившись боком на изножье кровати. Моя голова уже не поднималась, чтобы посмотреть на закрытые плотными шторами окна.       Было бы лучше остаться в этом моменте, когда ничего не происходит и никого тут нет, кроме меня. Но уже через несколько минут должен был войти очередной посетитель.       Раньше я пытался их считать, но после той ужасной ночи со множеством людей уже давно сбился. Может, добежало до сотни? Или намного больше? Но точно не тысяча.       В помещение зашёл мужчина. Моя голова слабо на него повернулась. Такой же, как все: в каком-то деловом костюме, расстёгивает дорогие часы и кладёт их вместе со своим телефоном на комод возле двери.       Рука вытерла едва проступившие скупые слёзы. У меня не было сил на эмоции. Я хотел выспаться, отдохнуть в здоровом теле без боли и не принимая кучу лекарств.       Того короткого сна возле Калисто уже было недостаточно. Этот организм был вымотан настолько, что смог бы проспать целую неделю. Но в текущих условиях мне бы такого не позволили. Они лишь продолжали выкачивать из меня деньги всеми доступными способами, вслед за которыми уходила вся последняя энергия.       — Будешь слушаться или тебя надо принуждать?       Какой интересный вопрос. И как же странно слышать его от человека, для которого в комнату занесли несколько бухт сложенной верёвки. Было бы неплохо самому узнать ответ, но это останется загадкой, пока окончательно не станет ясно, что именно со мной хотят сделать.       В некоторых ситуациях я мог до последнего применять силу для сопротивления, а порой лучшим решением было расслабить тело и не совершать лишних движений, которые бы лишь сильнее спровоцировали текущего посетителя.       — Смотря, что вы хотите сделать, — я проследил за тем, как он сел на другой от меня край кровати.       Мужчина усмехнулся, а потом ответил:       — Я максимально крепко свяжу тебя и подвешу к потолку, а потом буду трахать.       Когда его рука потянулась в мою сторону, я сильнее поджал ноги к телу и отвернулся, не желая видеть его пошлые мысли в глазах.       Видимо, его это сильно разозлило, раз он тут же схватил меня за ближайшую ногу, вытянул на середину кровати и прижал всем весом, надавив на грудь коленом. Мои руки рефлекторно попытались сдвинуть его, но лишь слабо проскользнули по его одежде.       Он ударил меня, мгновенно вернув в реальность, в которой любые мои старания не смогли бы помочь сбежать, а не в конечном итоге меня бы всё равно заставили терпеть то, чего хочет этот извращенец.       Тело обмякло, смирившись с исходом, который ждал это тело.       — Вот так, — он воспользовался расслабленным телом и затянул первый узел на коленях, слабо защемив кожу тугим узлом.       Мужчина повернул меня и протянул верёвку до рук, предварительно сложив их друг на друга. Я почувствовал тремор в теле, который выдавал мой прекрасно ощущаемый страх от потери свободы, который пугал меня больше прочих.       Пока пытался отвлечься любыми мыслями, приходящими на ум, чужие руки продолжали протягивать верёвку по несколько раз на поясе, груди, руках и шее.       В который раз он сложил верёвку втрое и протянул её через карабин, предварительно затянув последние узлы на ногах.       Я схватил ртом воздух, ожидая следующее действие.       — Ещё не всё, — на его лице растянулась улыбка, когда его нога спихнула меня на пол в этом положении, лишённом движений.       Его руки резко натянули свободный край, оторвав меня от пола. Голова закружилась от такого положения, лишая возможности спокойно открыть глаза.       Пусть я и не видел, но отчётливо чувствовал, как ко мне подошли вплотную. Видимо, он уже закрепил верёвку в таком положении, раз при каждом вдохе она начал трещать от натяжения.       И в этом был смысл? Просто до невозможного туго связать, чтобы подвесить меня вниз головой?       Несмотря на то, что я по сути тупо болтался в воздухе, никаких движений, кроме обычного дыхания невозможно было себе позволить.       Он возбуждённо дышал, проводя членом по лицу, которое было удачно расположено на нужной высоте.       — Открой ротик.       Ноги уже начали затекать. Я стиснул зубы, не давая ему раскрыть их. Ну и мразь. До невозможного отвратительно понимать, насколько же всё это нечестно. Он просто тупо пользуется моей беспомощностью, которой смог добиться, применив связывание.       Его рука сжала шею. Тело дёрнулось в желании глотнуть воздуха.       — Ну, же. Хорошие мальчики себя так не ведут.       Все мышцы окаменели в напряжении, с которым я боролся изо всех сил, чтобы не поддаться на инстинкты. От глаз начали стремительно стекать слёзы, вызванные болью в лёгких. Из-за положения они скатывались до лба, смешиваясь с проступившим потом, и падали на пол, срываясь с кончиков волос.       По ощущениям прошло больше десяти минут, прежде чем я начал медленно отключаться от нехватки кислорода.       Он почувствовал это, мгновенно разжал мне рот с помощью большого пальца и протолкнул член максимально до упора. Рефлекторные слёзы хлынули. Тело кривилось в воздухе от боли, которая ощущалась в глотке, пока он продолжал удерживать мою челюсть уже обоими пальцами у дальних зубов, усердно выполняя движения бёдрами вперёд и назад.       Иногда удавалось расслабиться и начать дышать носом, но всё тут же нарушалось очередным толчком.       Пришлось сдаться и разжать кисти рук. Из такого положения невозможно выбраться. Он будет продолжать это, пока вдоволь не наиграется или пока я окончательно не задохнусь.       Спустя долгое время, за которое моё тело уже успело несколько раз потерять сознание, он вытащил член и одним движением руки резко обрубил конец верёвки у потолка. Я с грохотом рухнул на пол, в этот раз стерпев боль от падения.       Глаза снова открылись. Мужчина навис надо мной. Я замер в страхе от того продолжения, которое меня ждёт, и попытался отвернуться. Он повернул меня к себе спиной и притянул поближе за одну из верёвок, которая тут же затянула сильнее остальные на поясе.       Я взвыл от острой боли, которая сдавила органы внутри:       — Нет...       Его руки раздвинули отверстие сзади, позволив войти разом. Изо рта вырвался крик, с которым поясница с последней возможностью к движению выгнулась от боли.       — Помогите... — хриплый едва слышный голос — всё, что осталось после того вдалбливания в подвешенном состоянии.       Человек надо мной рассмеялся:       — Помогите? Серьёзно? — его рука схватила меня за волосы, вдавив в лужу из собственных слёз. — Да твоё тело создано для секса. Ты просто шлюха, которую можно купить.       Как объяснить всем им, что это не так? Что я не хочу этого. Из меня против воли сделали обычную игрушку для богатых, которой не бывает больно или неприятно. Вещь, которая должна быть способна терпеть всё, что с ней делают. И ни единого слова против. Лишь тотальное подчинение, лишённое человеческих чувств и эмоций.       Боже. Когда у тебя получится выбраться отсюда, ты просто обязан сделать всё, чтобы все они мучились подобно тебе сейчас.       Я ненадолго замер и провалился в минутную пустоту, поймав себя на скверных мыслях, которым раньше совершенно не было места в моей голове.       Что?.. Это сейчас было желание мести? Неужели оно всегда несло в себе настолько тёмные фантазии и желание видеть чужие страдания?       Зубы прикусили губу и сжимали её вплоть до проступившей крови. Так удалось ненадолго сдержать крики и слёзы, желающие вырваться при каждом новом толчке.       В конечном счёте тот посетитель так и оставил меня связанным, лёжащим на холодном мокром от пота и слёз полу. Прошло больше получаса, прежде чем в комнате появился охранник, который хотел просто, как и всегда, заглянуть, проверяя моё состояние. Не увидев меня, лежащим на кровати, он тут же зашёл внутрь и мгновенно подошёл к моему телу.       — Надо было позвать, — говорил он, постепенно развязывая самые тугие узлы.       — Не смог...       Мужчина дёрнулся, услышав мой крайне тихий голос от больного, разбитого чужими проникновениями, горла, и уже молча продолжил освобождать от твёрдых верёвок.       Я будто уже привык к следам, которые остаются на коже после верёвок. Но ошибся. К этому невозможно привыкнуть, когда позже это становится багровыми синяками. Нереально относиться нормально к тому, что на коже остаются синие пятна от того, что кто-то слишком крепко держал тебя или связывал до потери сознания.       По этой причине чаще всего во время принятия душа мой взгляд не опускался ниже. Делал всё отрешённо, будто слеп, лишь бы не видеть всё то, что сделали с этим телом. Синяки, засосы и порезы напоминали про боль, о которой не хотелось думать хотя бы какое-то время.       Тёплый душ стал одним из видов отдыха. Ранее и подумать мог, что можно так наслаждаться, стоя или сидя под обычной тёплой водой.       Я стоял под потоком воды, медленно растирая синяки на запястьях от связывания после крайнего клиента. Так они проходили быстрее.       Дверь открылась. Хватило совсем немного повернуть голову, чтобы увидеть в проходе мужчину, который точно не состоял в местной охране.       — Говорили, что на сегодня всё. Вы можете прийти завтра, — мой тихий, всё ещё не восстановившийся голос было едва слышно сквозь шум от работы душа.       Он сбросил с себя пиджак без желания меня слушать.       Может, очередной особый клиент?       — Подождите в комнате, пожалуйста. Сейчас выйду к вам.       Я хотел отдохнуть ещё хотя бы пару минут, прежде чем придётся снова терпеть давление и боль внутри. Но меня продолжали безмолвно терзать сомнения о том, что это какая-то ошибка, ведь ко мне не стали бы никого пускать, пока моё горло лишено нормальной способности говорить и уж тем более наигранно стонать.       Мужчина зашёл и закрыл за собой дверь в ванную комнату.       Пробежать мимо него не получится, слишком мало места. Но заниматься сексом в душе тоже не хочется. Такое уже было. Это гораздо больнее, чем просто на кровати. Всё равно, что заниматься сексом без смазки, используя вместо какой-то сухой порошок.       Он подошёл вплотную, переключил душ на ручной и взял лейку с крепления на стене. В миг я оказался прижатым к стене за шею. Он выкрутил поток воды на максимум и стал направлять душ мне прямо на лицо.       Сумасшедший.       Руки попытались сдвинуть его, но из-за воды и разных пропорций тела пальцы просто бесполезно проскальзывали.       Хватка ослабла. Я сполз по стене на холодный пол, пытаясь прокашляться от воды, которую вдохнул.       Он сел передо мной на корточки, заглядывая в глаза.       — Ну что?       — Я не понимаю... — вырвалось у меня на выдохе.       — Кайфово тебе заражать людей? — была ощутима злость, за которой был задан данный вопрос.       Я вопросительно посмотрел на него, держась за свою шею.       — Не ты ли орал о том, что у тебя ВИЧ?       — Что... — я ненадолго провалился в воспоминания пытаясь вспомнить человека, сидящего перед собой и этот момент. — Но я говорил это, чтобы вы от меня отстали.       А ведь действительно. Вспоминая подобный опыт из Германии, решил, что здесь это тоже сработает. И оказался прав. Пусть не со всеми, но с парой человек это реально прокатило, оставив в моём обычном графике встреч несколько дополнительных пробелов для отдыха, пока организаторы быстро не смекнули, что к чему и не начали заранее предупреждать всех новых клиентов о моей лжи.       Мужчина одёрнул мою руку в сторону, снова схватил за шею и направил душ на лицо. Я пытался найти возможность медленно дышать под определённым наклоном, но из-за силы потока воды всё равно постоянно вдыхал воду, едва сдерживая кашель. Его рука сжималась только сильнее, лишая тело возможности двигать головой.       Снова отпустил. Меня начало трясти. Я обнял себя, подогнув ноги.       — Пожалуйста, хватит... Я правда не болен. Клянусь вам.       На глаза начали наворачиваться слёзы. Где справедливость, когда с тобой делают такое из желания мести за то, в чём ты даже не виноват?       Он отбросил лейку душа в сторону, резко опрокинул меня на пол и развернул спиной к себе:       — Сейчас проверим, раз ты такой упёртый.       Его руки начали спешно расстёгивать ремень.       Только не это. Если он пришёл сюда из-за того, что болен, значит, когда он вставит, то под угрозой уже окажусь я...       Ноги подогнулись, чтобы было легче подняться, и в движении с разворота я ударил его локтем в лицо, выбив его из равновесия.       Одна из его рук всё же успела схватить меня за ногу, поэтому я рухнул с грохотом в проходе уже открытой двери в ванную.       — Ричард! — я закричал насколько мог, лишь бы самый добрый человек из охраны точно услышал меня.       Мужчина навис надо мной, звеня ремнём, который уже свободно болтался в воздухе и закрыл мне рот рукой. Мои пальцы на руках свободно проскользнули, пытаясь сдвинуться по тёплому полу.       В комнату влетел тот самый охранник, который когда-то заверял меня не сдаваться и отказаться от мыслей о смерти. Быстро сообразив, он сбил нарушители ногой, пока тот не успел вставить.       Я выдохнул и закрыл лицо руками от хлынувших слёз.       Позже оказалось, что у этого мужчины был друг среди охраны, который и пропустил его ко мне, выдав утверждение о том, что он заразился от меня. Медицинские бумаги стали доказательством его диагноза, которые тут же сподвигли владельцев дома отправить на проверку и мои анализы.       В заключении, которого я ждал, боясь заснуть, по итогу пришёл отрицательный ответ. Только тогда получилось успокоиться полностью.       Пусть в дом и пускали только со справкой от врача, мой мозг всё равно успел за это время надумать себе того, от кого же мог заразиться я. Место, где защищённый секс является только нарушителем наслаждения, уровень моей тревоги рос только сильнее с каждой минутой ровно до тех пор, пока врач лично не сказал мне о том, что со мной всё в порядке.       — Нет причин переживать. У тебя хорошие анализы, — заявлял он, стоя у окна. — Лучше скажи, как твоё сердце.       — О чём вы? — я сидел на кровати в белой рубашке, подогнув ноги под себя.       Он повернулся и тихо подошёл, чтобы наклониться ко мне и проверить температуру.       — Горячий. Всё ещё нервничаешь или заболел? — его рука аккуратно поправила воротник на мне из тонкой мягкой ткани.       — Вы говорили про сердце...       — У тебя врождённый порок, вызывающий приступы сильного сердцебиения. Надо оперировать, иначе однажды можешь не...       Мир ушёл из-под моих ног. Что это значит?..