Сгорай

      Снова такси. Снова аэропорт. Снова покупка билетов.       Достаточно было просто осознать, что скорый побег в другую страну не даст внезапной лучшей жизни и не избавит от возможности снова когда-то встретиться с этим человеком.       — Вам нет восемнадцати, чтобы самостоятельно покупать билеты и лететь куда-то, — девушка на терминале подняла на меня голову и отдала документы.       — Но я уже летал так.       — Вы гражданин другой страны. У вас есть опекун, который встретит Вас в Лос-Анджелесе?       Я посмотрел в сторону, пытаясь придумать хоть что-то, что послужило бы весомым аргументом пропустить меня на рейс.       На спину приземлилась тяжёлая рука. Тело в ужасе дёрнулось в сторону. Вдруг это Элиот. Но он же не мог так быстро догнать меня, не зная моего маршрута.       Перед терминалом остановился высокий мужчина в коричневом пальто. Взгляд зацепился за серебряную корону на логотипе его наручных часов. Он посмотрел мне в глаза и слабо усмехнулся, вызвав у меня желание опустить голову.       Я пометался из стороны в сторону и двинулся по направлению к концу очереди. Чужое движение остановило меня, его рука держала мой локоть.       — Племянник только осваивается. Я с ним, — широкая мужская рука выложила на узкий терминальный столик все необходимые документы. — Нам два бизнеса.       Что? Я начал мотать головой, пытаясь без слов отговорить его от этой затеи. Мне было стыдно. Нельзя же так вот подставлять других людей. А что если документы начнут сверять и выяснится, что мы абсолютно чужие друг другу люди? Тогда этот незнакомец пострадает.       Рука девушки повторно вернула документы на стол с уже вложенными в паспорта посадочными талонами. Я открыл рот, наблюдая за тем, как легко этот мужчина сгребает их в кучу и просто забирает, постепенно уводя меня в сторону.       — Молчи. Ты же хочешь улететь. Или предпочтёшь попасться полиции? — он указал взглядом на пост охраны.       Я мотал головой и до последнего отказывался принимать свой билет в руки.       — Лучше сделай вид, что мы реально родственники. На нас смотрят, — он улыбнулся и поправил воротник моей рубашки, которая до этого была спешно надета поверх свитера, — Кристиан Голд.       — Символично.       — Почему? — он снова улыбнулся.       — Это Ролекс. На Вашей руке, — я повторно посмотрел на них, чтобы убедиться в правоте своих слов. — У моего отца были такие.       Диспетчер объявила посадку на рейс авиакомпании, от которой были куплены билеты. Я спешно проверил цифры на посадочном талоне, дожидаясь повторного объявления.       — Торопишься?       Я посмотрел ему в глаза и ничего в них не увидел. Словно этому человеку было безразлично вообще всё вокруг настолько, что его забавляло это.       Мужская рука протянулась по направлению к моей шее. Он зажал между пальцев крест, доставшийся мне от родителей, и оттянул на себя.       — Откуда у тебя это?       — Родители оставили.       — А кто они?       Я забрал из его руки подвеску и спрятал под одежду.       — Это неважно, — мне хотелось оборвать этот диалог.       На фоне диспетчер снова объявила о посадке. На этот раз наш. Мы взаимно кивнули и двинулись по указателям.       Как и ожидалось, в самолёте меня разморило. Телу нужен был отдых, а не длительный перелёт в сидячем положении.       Одному богу известно, что меня ждёт в Америке. Где там искать жильё и работу? В Берлине очень повезло наткнуться на Элиота с таким дешёвым предложением по аренде комнаты. Повезло ли? Даже такой удаче есть цена. И она прямо сейчас ощущалась болью во всём теле.       Я даже не успел подумать о том, каково стать жертвой изнасилования, потому что слишком торопился покинуть тот дом. Всё произошло быстро. Утро, дверь, вещи, такси, аэропорт. Но пока смотрел через иллюминатор на горизонты нашей планеты, слёзы наворачивались сами собой. Так и не поймёшь, от чего именно.       С одной стороны бескрайняя огромная красивая планета, способная своими размахами вызвать под впечатлением даже такие эмоции. С другой — внезапное расставание с человеком, который уже успел стать мне практически семьёй. И почему? Потому что он столь резко в одну минуту изменился, поддавшись природным желаниям? Даже не из-за этого. Я банально испугался. Настолько, что боялся увидеть его не спящим. Боялся услышать его дыхание за спиной. Боялся взгляда, которым он теперь мог посмотреть на меня. Даже мысль об этом шла холодом по коже.       Кристиан попросил у стюардессы плед, завидев то, как я собираюсь укрыться курткой, и протянул его мне. Да, он явно опытный путешественник, в отличие от меня.       — Спасибо.       — У кого-то была бурная ночь? — он похлопал указательным пальцем себя по шее.       Я поправил воротник и отвернулся к иллюминатору. Зачем отвечать на вопрос, если нет желания, а ответ и так очевиден, судя по ухмылке Голда.       — Так и будем молчать? Деться тебе всё равно некуда, а в бизнесе сидим только мы вдвоём.       Разве? Я оглянулся и увидел пустоту. Действительно. Других людей в этом классе нет.       — Хочу вернуть Вам деньги за билет. Сколько Вы заплатили? — пальцы начали спешно искать заветные купюры, которые бы оборвали этот, приносящий мне неловкость диалог.       Он улыбнулся.       — Шесть тысяч долларов.       — Сколько? — я выпал в осадок от разницы в цене между экономом и бизнес. — Но у меня только пятьсот.       — Значит, ещё сочтёмся, — мне не нравилась эта фраза, хуже всего оставаться в долгу.       — Откуда у Вас такие деньги?       Кем надо работать, чтобы вот так просто купить два билета подобной стоимости?       — Нефтяной магнат.       Вот как. Человек, имеющий состояние, сравнимое с наследством отца. Почему-то всегда был уверен, что выглядят и ведут такие люди себя иначе. Хотя с кем мне было сравнивать, кроме родителей?       Я засыпал небольшими промежутками. Так за весь перелёт длиной в тринадцать часов глубокого и хорошего сна не было. Сделать первые шаги после посадки оказалось сложнее всего. Желания есть не было ни в самолёте, ни даже сейчас, когда организм утомил себя полностью. Головная боль присоединилась ко всем остальным негативным ощущениям в теле, окончательно добив моё физическое состояние.       Рука оставила рюкзак у ног, сам я сел на пол к стене и взялся за голову, в которой до ужаса звенела боль.       Кристиан шёл позади с пальто, накинутым через предплечье. Дойдя до меня, он остановился.       — Здесь останешься?       Голова невольно кивнула. У меня не было никаких сил и желания вставать и идти куда-то. Прямо сейчас хотелось лишь одного — откатить время назад на несколько месяцев, чтобы снова наслаждаться обычным общением с Элиотом. В таком состоянии хоть сразу на кладбище можно.       Кладбище. Так ведь и не сходил к родителям на могилу. Кто вообще пришёл на их похороны, если меня там не было? Семьи ведь ни у кого нет. Никаких родственников и знакомых, кроме того Чарльза, который за полгода моего проживания больше никак не связывался со мной.       Какое-то проклятие для семьи. Уже на этапе беременности начались проблемы, которые никак не заканчивались. И что в итоге? Ради чего всё это было, отец? Чтобы я сейчас сидел на холодном полу в незнакомой стране без единого шанса на спокойствие? В любой момент можно было отказаться от этой фамилии.       Династия, обречённая на вечное проклятие. Изучая историю своих предков, я заметил слишком много странных моментов.       Если другие династии начинали своё правление неплохо, то первый король Валуа практически сразу развязал войну с Англией. Ту самую, которая теперь известна всем как великая Столетняя война. И если посчитать, то с небольшими перерывами она действительно шла больше ста лет. Подумать только, сколько людей тогда погибло. Огромные числа, которые практически чуть не уничтожили Францию целиком. Вспоминая парня, который вёл армию на бой, моё внимание было полностью устремлено на изучение главных лиц тех событий. Разумеется, среди них была всеми известная Жанна Д'Арк. Только вот источники информации противоречили друг другу. Одни говорят, что она была лишь психологическим лицом, которое морально давило на Англию. Где-то сказано, что она была продана врагам своим же королём, которого короновала в отбитом Реймсе. Другие источники говорили про внебрачного ребёнка королевского рода. А из закрытых ресурсов стало понятно, что казнь могла быть подставной, как и сама Жанна.       Никто не видел её лица на эшафоте. Место проведения казни окружили сотни солдат, которые не подпускали горожан ближе. Ставни окон заколотили и запретили открывать. Таким образом получается, что на текущий день все родственники свидетелей того действа разом заявляли, что казнили кого-то другого вместо девы, которая была у всех на слуху.       Но почему? Вот здесь-то и побывал тот парень из моих видений. После тщательного изучения информации всё складывалось в один запутанный, но логичный ком.       Внебрачный сын короля и ведьмы, которого спешно отправили жить крестьянской жизнью, к шестнадцати годам уже слишком отлично знал королевский французский, умел читать и ездить верхом, чего не могли все остальные крестьянские дети.       Учитывая факт, что все изображения с Жанной являются вымыслом художника, а на деле она никогда не открывала лица, можно предположить, что исторические данные по сей день неверны. Однако и открыто заявлять об этом тоже не получится. Прошла почти тысяча лет с тех событий. Слишком много воды утекло.       Если Карл, при котором Жанна успешно одерживала победу за победой, узнал про всё это, оставлять такого человека в живых после победы над Англией ему было не выгодно. Особенно, если действующим лицом и правда был парень, а не девушка. По тем временам любой мужчина — это наследник династии и трона.       Тогда выходит, что у моего рода было два ответвления на определённом этапе истории, конец одного из которых до сих пор был неизвестен.       Конечно, на любом шаге подобного обсуждения можно было спокойно посчитать меня за ненормального с больной фантазией, которая подкрепляется неточностями истории. Даже мне иной раз гораздо удобнее было притвориться глупым.       Но объяснения моим видениям с года до шести лет не было. Человек в таком возрасте не способен видеть нечто подобное и тем более настолько гениально с точными совпадениями это выдумывать. Более того, про существование Жанны в истории я узнал только годам к тринадцати, если не позже. А события её жизни, которые описаны сейчас везде, были видны мне чуть ли не в прямом эфире уже в три года.       Я помню лошадь, скачущей к главным воротам замка при осаде. Помню горящие дома, крики женщин. Знаю лица Жана и Пьера — старших братьев того парня. Знаю, как выглядел собор во время коронации. Те блики света, играющие в витраже. Слышал крики, когда его пытали перед казнью. Чувствовал боль, разрывающую человеческую ткань на части.       Лучше побыть сумасшедшим, чем забыть всё это вместе с его именем.       Ошибки того ужасного прошлого пришлось исправлять одному из будущих королей, который собрал страну практически по кускам. Только при Людовике ХI Франция наконец пошла на взлёт, стремительно развиваясь экономически. О войнах никто не забыл, но таких масштабных ошибок короля Филиппа больше никто не совершал.       Та история, те жизни и события. И я. Кроме фамилии, у меня нет ничего.       Я продрал глаза и увидел перед собой панорамные окна в пол, открывающие красивый вид на высокие здания. Вечернее время выдал свет, озаряющий их снаружи.       Так засмотрелся, что не заметил подошедшего Кристиана. Он держал стакан с водой в руках.       — Проснулся?       Рука взялась за голову.       — Сколько я спал?       — Два дня, — он поставил стакан на кофейный прикроватный столик передо мной.       — Не помню ничего, — во рту пересохло, говорить выходило так себе.       — Ты потерял сознание от обезвоживания в аэропорту. Пришлось нести тебя в такси, а потом укладывать в кровать, — на нём была белая расстёгнутая рубашка. — К слову, мне пришлось спать на диване, — Кристиан указал большим пальцем себе за спину в сторону коридора.       — Я не хотел этого.       Мне было стыдно перед ним. Так озадачить незнакомого человека, который, помимо этого, и без того явно занят.       Боль снизу за это время никуда не ушла, как и синяки от верёвок на руках. Внезапно я обнаружил, что лежу без верхней одежды. Тело село, а голова повернулась с открытым ртом на Голда.       — Реально хотел, чтобы ты в одежде с температурой остался?       Глупее ситуации было не придумать. Не так я представлял себе поездку в Америку. Должен был найти хотя бы временное жильё и устроиться на работу, а по итогу вырубился практически сразу после въезда в страну. Ещё и на два дня. Как вообще можно было без пробуждений так долго спать?       Я опустил руки обратно под одеяло. Это было то, что мне никак не хотелось обсуждать. Но Кристиан проводил это движение взглядом, ни разу не моргнув.       — Не просто бурная ночь, а прям горячая, — сказал он, напоминая про свои же слова из самолёта.       — Что?       — Любитель пожёстче?       Я вопросительно посмотрел на него, наклонив голову.       — Если это что-то связанное с той вещью, которая называется «секс», то мне не хочется ничего об этом слышать.       Видимо, ему не понравился мой тон, поэтому он резко спросил:       — И давно ты используешь фальшивые документы?       Тело вышло в осадок. Что теперь отвечать? Судорожный вздох.       — Они не фальшивые.       — Да? А этот крест. Католический. На обратной его стороне распятый Иисус. Сам по себе он ничего не стоит, но я знаю эту каёмку. Он принадлежит семье Валуа. А значит, имеет приличную стоимость. Украл его?       Я сделал медленный выдох, чтобы успокоиться от накативших эмоций, вызывающих желание броситься в слёзы.       — Я ничего не крал. Он достался мне от родителей.       — Да? И кто же твой отец? — он с осуждением сложил руки на груди, ожидая ответа.       — Карл Людовик Де Валуа.       — Людовик? — его руки опустились. — Он был невероятно красивым человеком.       Как оказалось, для помощи мне не было никаких причин, кроме той, что я просто был похож на него и тем самым вызвал у Кристиана воспоминания, связанные с их общением. Какова была вероятность наткнуться именно на него, уезжая из страны?       Однако мне с трудом удавалось вспомнить этого человека среди знакомых моих родителей. Я бы даже мог сказать, что его там и вовсе не было.       — Что собираешься делать здесь без визы? На работу тебя не возьмут, — он прошёл к окну и немного закинул голову назад. — Что уже говорить о возвращении того долга, который ты думал отдать.       — Чего вы хотите?       Я явно понимал, в какую сторону начал двигаться этот диалог. Надо лишь узнать, что ему нужно. Такие слова не говорят просто так.       Корпус его тела медленно повернулся в мою сторону.       — Отдай мне этот крест.       Моя рука с ощутимой дрожью в пальцах сжала подвеску. Я помотал головой, боясь услышать следующие его слова на мой отказ.       — Заплачу пять сотен долларов сверху и прощу долг, — Голд начал повышать ставки, не давая мне времени подумать. — Тысячу долларов.       — Нет же! Это всё, что от них осталось. Я могу отработать.       Он бросился ко мне в упор с надменным взглядом.       — У тебя нет ничего, кроме креста и этого жалкого тела, Рене. Больше здесь ничего столько не стоит. Неужели готов переспать со мной? — он ухмылялся и протянул ко мне руку с раскрытой ладонью вверх, явно ожидая, что в ней окажется единственное воспоминание о погибших родителях.       Мне была тошна альтернатива имени, которая прозвучала от него в мою сторону. Такое короткое и унизительное, словно даже оно уже ничего не значит.       — Ладно, — я поджал губы и отвернул голову.       — Что?       — Второй вариант.       Кристиан засмеялся, стягивая с себя рубашку.       Он проделал все те же действия, что и Элиот. Только на этот раз по мне не наносились удары. Я не мог сказать, что было приятно, но хотя бы не так больно, как в тот раз. Отвратительное чувство стыда и чужого органа внутри не покидали меня.       Между вещью, которая хранила в себе историю жизни нескольких поколений и телом, способным к восстановлению, разумнее было выбрать второе. Пока наследство семьи мне недоступно, этот крест остаётся главным воспоминанием об улыбках родителей.       Лежать добровольно под человеком, который причиняет тебе максимально неприятные ощущения, оказалось не так уж легко. Когда становилось больно, тело рефлекторно совершало попытку освободиться. Пришлось дать себе установку сжать простынь и не отпускать до конца. Я думал только об этом. Сила, с которой сжимались пальцы, материал простыни, её температура и влага, падающая на неё каплями пота с Голда.       Та боль, с которой я рухнул руками в снег, сбегая из квартиры в Берлине, уже не казалась такой страшной в сравнении с той, которая поселилась у меня в груди. Пусть слабая, но бесконечная и давящая.       Меня не оставляло ощущение, что этого человека и отца связывали не самые лучшие отношения. Возможно, он просто мстил таким образом ему, а не мне. Но всё же зачем тогда было помогать улететь? Или так и было спланировано с самого начала?       — Теперь проваливай.       Это были последние слова, которые я от него услышал. Руки собрали одежду в кучу. Я спешно оделся, забрал рюкзак с вещами и ушёл из квартиры огромных размеров, закрыв за собой дверь до характерного щелчка.