In vitro

Я коротко вдыхаю в лёгкие воздух, а с ним и трескучий мороз, который сразу же полоснул меня внутри под рёбрами. Колется. Отмороженные кончики пальцев, ножевое ранение в боку при каждом шаге, а теперь ещё и грудная клетка — всё будто одномоментно пронизывает маленькими иголочками. Мне тошно. Тошно от своей человеческой слабости, от своего неподъемного тела, гниющего на скелете, тошно от крови, покидающей мой организм стремительным фантанчиком, тошно от своей беспомощности в нынешних обстоятельствах. Забавно или нет, но эта беспомощность, эта слабость — единственное, что осталось во мне человеческого. Теперь я Новый Бог, раненный в бок, пха-ха. Нет, всё же это не забавно, это уморительно. Я смеюсь, нет, пытаюсь засмеяться, и меня тут же скручивает в агоническом спазме от пробирающей до косточек острой боли. Я падаю на землю, на колени, кровь пачкает заснеженный тротуар. Красное и белое. Новая глава в новом фантасмагорическом произведении. Только я — не Жюльен Сорель, в моей жизни вместо чёрного всегда будет белое, и имя ему Мистер Юн. Он подарил моей жизни хоть какое-то успокоение. Я улыбаюсь. Несильно, но всё же улыбаюсь. Улыбаюсь, прикладываю открытую ладонь правой руки к своей ране, улыбаюсь, смотря на то, как алая жидкость бороздит мои линии на руке. Красиво. Самоубийство? Уважительно, но довольно скучно. Я всегда хотел, чтобы меня кто-нибудь прикончил. И это, кажется, действительно происходит наяву. Ведь я даже земную жизнь до половины не прошёл, а сумрачный лес уже манит меня ветвями своих кривых деревьев, уханьем совы вдалеке и запахом ночной травы. Но я не боюсь смерти. Никогда не боялся. Ведь как можно бояться того, чего жаждешь всю свою осознанную жизнь? А моя жизнь, как говорил Мистер Юн, всегда была осознанной. С первого вздоха. Я не плакал, когда родился. Я встаю с колен и делаю шаг. Вернулся ль я из Ада иль из Души своей?