Парфе со вкусом слез

Bungou Stray Dogs
Слэш
Завершён
NC-17
Парфе со вкусом слез
SENYU
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Похоже, некоторые вещи — всего лишь предлог для Дазая Осаму, но в груди Сигмы продолжает тлеть надежда на то, что в этот раз все будет иначе.
Поделиться

Часть 1

      — Дазай, пойми…       Удар кулаком пришелся по стене рядом с головой Сигмы, из-за чего тот сильнее прижался к ней спиной, словно пытаясь слиться с обоями, стать одним из узоров на них и пропасть из поля зрения разгневанного партнера. Дрожа всем телом, он опустил глаза, не в силах смотреть на искаженное злобой лицо Осаму.       — Уже который раз ты отказываешься гулять со мной и моими друзьями, — его пониженный голос, казалось, отдавался в голове. Выпрямляясь и медленно убирая руку от стены, он добавил: — То, что тебя, видите ли, в прошлом кто-то обидел, не значит, что ты должен прятаться ото всех людей. Если даже с моими друзьями познакомиться не хочешь, значит и мне не доверяешь. — Дазай снова наклонился к лицу Сигмы. — Я правильно понял?       Тот лишь покачал головой, не решаясь поднять глаза. Юноша зажмурился в надежде, что слезы перестанут течь по щекам, но это только усугубило положение, и он спустился по стене вниз, закрывая лицо ладонями.       — Прости меня! Прости, прости, прости! — повторял он навзрыд сквозь ладони, из-за чего слова слышались неотчетливо.       Выражение лица Дазая смягчилось от этого зрелища: спутанные двухцветные волосы, местами намокшая челка и большая серая кофта, упавшая с плеча, а вишенкой на торте был беспомощный и сломленный Сигма, сидевший у его ног и захлебывающийся собственными слезами. От злости Осаму не осталось и следа.       — Ну-ну, Сигмушка, — с улыбкой проговорил он, присаживаясь на корточки и обнимая трясущегося юношу, — не плачь. Ты ведь знаешь, что я не желаю тебе зла. — его голос звучал совершенно иначе: ласково, успокаивающе. Сигме каждый раз становилось не по себе от такой резкой смены настроения, казалось, что всего ранее произошедшего и не было вовсе. — Я знаю, как тебе будет лучше. — Осаму отстранился и, взяв юношу за запястья, убрал его руки от лица. — Посмотри на меня.       Но реакции не последовало: он все так же сидел с опущенной головой и тихо шмыгал носом, стараясь подавить подступающие к глазам слезы и восстановить дыхание. Дазай легко потряс его за руки, еще раз заставляя посмотреть на себя. Сигма, услышав как тот зовет его по имени — так спокойно и по-доброму, — осторожно приподнял голову.       — Взгляни на себя, — голос Осаму звучал нежно, когда он провел большими пальцами по опухшим глазам, чтобы вытереть слезы. Тыльная сторона ладони мягко коснулась щек. — Видишь, до чего ты себя довел? — пальцы Дазая начали аккуратно поправлять волосы, прилипшие к лицу. Сигма видел, как внимательно он рассматривал его и улыбался.       — Я… — юноша хотел объясниться, но его прервали, приложив указательный палец к губам. То, как Осаму покачал головой, дало понять, что ему следует молчать. Хоть Сигма и сам прекрасно знал, что ответа от него не ждали и что его слова мало что значили, в его сердце продолжала тлеть надежда: в этот раз это только к лучшему, о нем просто заботятся.       Дазай приобнял его за плечи и помог подняться, чтобы отвести в гостиную и усадить на диван. Его действия были аккуратными, словно в руках самое хрупкое создание, которое сломается от одного неверного движения. Он присел перед ним и заглянул в его усталые серые глаза. Некоторое время, не сводя взгляда, Осаму держал Сигму за руку и поглаживал ее большим пальцем, как бы прося его успокоиться.       — Подожди меня здесь, хорошо?       Сигма ответил одним лишь кивком, и Дазай, обхватив пальцами его запястье, прикоснулся губами к тыльной стороне ладони, а после медленно поднялся, выпуская ее из рук; он легко улыбнулся ему прежде чем выйти из комнаты и закрыть за собой дверь. Юноша, оставшись наедине со своими мыслями, наклонился в бок и плюхнулся щекой на диван. Некоторое время он смотрел куда-то перед собой, стараясь ни о чем не думать, чтобы лишний раз не заставить себя сомневаться в правильности своих действий… или бездействий. С кухни было слышно, как Осаму возится с посудой. Сигма уловил звук нарезания чего-то на разделочной доске и стук ложек. Конечно, было интересно, чем это он там занят, но желание выйти из комнаты притупилось воспоминанием о том, что ему было сказано ждать внутри.       Чаще всего — а именно в последнее время — готовил Дазай, незаметно и совершенно неожиданно перенявший на себя эту обязанность. Раньше он не изъявлял желания заниматься домашними делами — впрочем убраться в квартире он до сих пор не в состоянии, — но в один день после глубоких раздумий он подскочил и побежал на кухню, после чего Сигма о готовке напрочь позабыл. Осаму, как ему и положено по характеру, умолчал об этом загадочном изменении в поведении, и юноша, после нескольких неудачных попыток расспросить его об этом, смирился с тем, что серьезного ответа он не получит, и перестал пытаться, сослав все на то, что Дазай, насколько это возможно, перестал лениться.       Закрыв глаза, парень продолжал прислушиваться к звукам снаружи, которыми сопровождались быстрые действия Дазая. Мгновение тишины. Грохот от сброшенной в раковину посуды. И неспешные шаги в сторону комнаты. Дверь распахивается, и на пороге появляется Осаму с прозрачным стаканом в руке, в котором Сигма сразу увидел клубничное парфе.       — Умница, — улыбнулся Дазай, подходя ближе, — дождался меня.       — Это мне? — осторожно, словно чего-то боясь, спросил юноша, мысленно уже съедая вкусный на вид десерт. Он не знал, куда смотреть: то ли на стакан, то ли на партнёра, который держал его.       — Конечно, это всё тебе, — Осаму протянул ему десерт и небольшую ложечку. — Я подумал, что мне стоит извиниться за то, как я себя повел. Это, знаешь… — он замялся, отводя глаза в сторону, — я очень виноват. — Его взгляд снова остановился на лице удивленного Сигмы. — Сегодня ты уже точно никуда не пойдёшь. Можешь не беспокоиться.       Юноша к парфе не прикоснулся. Лишь тихонько стучал ложкой по стеклянному краю стакана, о чем-то явно задумавшись. Дазай наклонил голову на бок, чтобы посмотреть на его лицо и понять, что за мысли заняли его голову.       — Ну же, Сигмушка, — он сел рядом с ним и положил руку ему на колено, — попробуй. Тебе понравится.       Сигма молча опустил ложку в нежные сливки, подцепляя небольшую клубнику, и неспешно отправил ее в рот. Его движения казались чересчур медленными и неуверенными, будто что-то сдерживало и не давало прикоснуться к парфе, которое, судя по его взгляду, он был совсем не прочь попробовать. Дазай понял, почему он так медлит, когда заметил дрожь в его руках: это была попытка скрыть слабость от недавней истерики. И это его умилило.       — Позволь, — проговорил он, забирая у Сигмы десерт. Осаму решил взять все в свои руки, чтобы не заставлять своего любимого напрягаться лишний раз. Поэтому, слегка наклонившись в сторону, Дазай протянул ложку к его рту и, увидев, как юноша обхватил ее губами, довольно улыбнулся. — Ну как, вкусно? — в ответ Сигма только кивнул, стараясь не смотреть тому в глаза.       Осаму заправил белую прядь волос ему за ухо и провел большим пальцем по щеке, будто пытаясь успокоить и убедить, что бояться нечего. Он легко коснулся губами его скулы и повернул его лицо к себе, едва коснувшись пальцами подбородка. Так обманчиво мягко.       Дазай осторожно удерживал голову Сигмы, не позволяя ему избежать зрительного контакта. Что-то в его взгляде было чужим, непонятным и неправильным. Глаза его были расслаблены, из-за чего юноше казалось, что они смотрят сквозь него. Однако губы — так по-доброму сложенные в улыбку — не сочетались с пустым взглядом. Раньше по лицу Осаму можно было понять, в каком он настроении: он улыбался и смеялся во весь голос, когда ему было весело; хмурился, когда злился; от недовольства вздыхал и закатывал глаза. Но сейчас для Сигмы его эмоция была совершенно нечитаемой, отчего невольно задумался: не притворялся ли тот все это время, скрывая что-то от него? В реальность его вернуло движение Дазая, поднесшего еще одну ложку парфе, о котором затерявшийся в мыслях юноша уже почти забыл. Он секунду колебался, но без лишних разговоров принял его угощение.       В комнате царила тишина. Осаму продолжал заботливо кормить его, пока Сигма не отвернулся от еще одной предложенной ложки. Он положил руку себе на грудь, словно пытаясь контролировать неожиданно сбившееся дыхание.       — Что случилось, Сигма? — обеспокоенно спросил Дазай, кладя руку ему на плечо и стараясь повернуть его к себе. — Ты снова начинаешь волноваться? Только ведь все нормально было, — он вновь взял ложку и почерпнул ею побольше клубники. — Может, еще немного?       Юноша покачал головой. Хоть Осаму и выглядел сейчас как человек, искренне волнующийся о своем партнере, бьющей в груди тревоги это не умаливало. Сигма откинулся на спинку дивана и устремил лицо вверх, тяжело дыша и сжимая слабыми пальцами кофту, словно набираясь сил, чтобы снять ее с себя.       — Дазай, — он простонал, поворачивая тяжелую голову к нему, — мне жарко.       Дазай, увидев его раскрасневшееся лицо, выражающее растерянность вперемешку с болезненным возбуждением, скользнул взглядом вниз по дрожащему телу и сыграл на лице удивление, заметив бугорок, настойчиво выпирающий из-под штанов. Он закинул руку ему на плечи и приблизил свое лицо.       — Тебя что, возбудила моя забота о тебе? — голос его наполнен радостным — почти насмехающимся — удивлением, что-то в нем выдавало шутливое порицание, заставившее только сильнее смутиться.       — Нет, это… — Сигма как мог пытался оправдаться, но силы предательски покинули его, заставив замолчать.       Осаму это еще больше развеселило. Он рассмеялся и, коснувшись челюсти кончиком языка, провел им до скулы, оставляя ощущение мокрого следа, а после, легонько прикусив мягкую щечку зубами, оттянул ее.       — Ну что за сладость, так и съел бы тебя! — на лице Дазая красовалась игривая улыбка, но глаза, улыбкой явно не тронутые, внимательно изучали состояние Сигмы, следя за каждым его неровным вздохом. Он дотронулся до бегунка на кофте юноши и начал медленно опускать его вниз, расстегивая молнию. — Я знаю, как тебе помочь. Просто доверься мне.       Сигма кивнул головой, прекрасно понимая, что выбора у него нет, а это значит, что ему снова придется довериться другому человеку, чтобы попытать удачу и не угодить в ловушку собственной наивности. Осаму просить дважды не нужно было: он сразу же подхватил его на руки, оставив попытки снять кофту на потом, и быстрыми шагами направился в спальню, забрав с собой и стакан парфе.       Дазай толкнул дверь ногой и прошел к аккуратно застеленной кровати, одиноко ожидавшей своего часа в едва освещенной солнечным светом, робко просвечивающимся из-за не до конца задернутых штор, комнате. Одеяло тут же было небрежно отброшено к самому краю, а вместо него на простынях красовался дрожащий и почти задыхающийся от собственного перевозбуждения юноша. Сквозь пелену слез перед ним вырисовывались смутные очертания Осаму, стоявшего рядом и уперевшего руки в бока. Хоть Сигма и видел весьма неотчетливо, он все равно мог с уверенностью сказать, что лицо его партнера выражало явное наслаждение сложившейся ситуацией. От нежелания верить в это он медленно закрыл глаза, позволив слезам стремительно скатиться, но тут же распахнул, почувствовав как чужие руки схватились за резинку штанов и резким движением сорвали их вниз вместе с боксерами. Послышалось тихое хихиканье Дазая.       — Посмотри, что ты натворил, — сказал он, обхватывая пальцами пульсирующий и истекающий смазкой член.       Сигма избегал его, устремив взгляд куда-то в сторону, из-за чего Осаму отпустил еще один смешок и, убрав руку от причинного места, начал снимать с юноши кофту, оставляя его теперь совершенно обнаженным, а оттого и беззащитным. Дазай, забравшись на кровать, наклонился к его лицу и нарочно коснулся возбужденной плоти коленом, вызвав болезненный стон со стороны Сигмы, прерванный резким поцелуем. Он обхватил его за шею сзади и протолкнул язык глубже в рот. Осаму не отстранялся ни на секунду, сминая его губы своими, пока тело под ним не начало трепыхаться от нехватки воздуха, упираясь слабыми руками в плечи напротив. Тогда он приподнялся, облизываясь так, словно перед ним самый сочный кусок мяса, еще не тронутый другим хищником, схватил юношу за бедра и ловко перевернул на живот, не дав времени отдышаться, а после поднял его задницу вверх, заставив упереться коленями в матрас.       Дазай мучительно медленно снимал с себя одежду: сначала лениво развязал завязки на штанах, которые без них не держались, и подождал, когда они сами сползут вниз по его ногам и остановятся у колен, на которых Осаму и стоял позади Сигмы; потом он, вздыхая, стягивал боксеры, обнажая затвердевший член. Смотря на него, усмехнулся: стекающий с головки предэякулят напоминал ему о том, как по щекам Сигмы текли слезы, которые ни чуть не портили его лицо, напротив, они делали его только привлекательнее. Дазай схватился обеими руками за ягодицы и, погладив нежную кожу большими пальцами, аккуратно раздвинул их, открывая себе вид на сжатую дырочку. Он шлепнул его по заднице, заставив громкий стон спрятаться где-то в подушке, а после прижался головкой к анусу, смазывая его прозрачной жидкостью, но еще не входя, словно специально выжидая определенного момента, и отстранился, позволяя струйке предэякулята соединять их даже на расстоянии.       Осаму, наваливаясь на Сигму сверху, потянулся к тумбочке и, отворив небольшой ящичек и разбросав в стороны все его содержимое, достал тюбик смазки, невольно задумываясь о том, сколько же он там пролежал. Он выпрямился, выдавил изрядное количество лубриканта на руку и снова раздвинул его ягодицы, проходясь между ними влажной ладонью. Указательный палец дразняще гладил отверстие и скользнул внутрь, выбив из легких юноши удивленный стон. Дазай навис над Сигмой, не прерываясь, и наблюдал за его реакцией, что было почти бесполезно из-за того, что юноша от стыда спрятал лицо в подушку; тогда он добавил второй палец — средний — и незначительно ускорил движения.       — Эй, Сигма, — позвал он елейным голосом, — не прячься.       Сигма приподнялся, упираясь ладонями в кровать и насаживаясь на пальцы, и поднял голову, сдавленно простонав. Его лицо исказилось не то от боли и нетерпения, не то от долгожданного прикосновения.       — Ого, — протянул Дазай, — весьма нетерпеливо.       И с этими словами заставил Сигму почти упасть лицом вниз, протолкнув в него пальцы с больше силой и согнув их внутри, раздвигая мягкие стенки подушечками. Тело под ним затрепыхалось, упираясь дрожащими ногами в матрас и сбивая простыни. Но Осаму было не до них: он добавил третий палец и теперь уже не сдерживался, размашисто вводя все три под разными углами, выбивая из легких юноши все больше и больше громких стонов. Убедившись, что Сигма готов, Дазай вытащил пальцы и сразу же прижал головку к разработанной дырочке, входя только наполовину лишь потому, что тело под ним начало сжиматься и ерзать. Горячий девственный вход всасывал его, словно приглашая, из-за чего Осаму сдерживался, чтобы не начать долбиться в него со всей имеющейся у него возбуждающей силы.       Выдохнув, он стал двигаться внутри него, набирая скорость и продвигаясь глубже с каждым размеренным толчком. Дазай прогнул спину, входя до упора, и Сигма дернулся, спустив немного спермы на простынь прямо под животом. Осаму ненадолго застыл, давая юноше время привыкнуть ко всей длине, и обхватил его за талию обеими руками, не позволяя ему двигаться. Кожа под пальцами была мягкой, и он не мог удержаться, чтобы не ущипнуть ее. Смахнув длинные двухцветные волосы со спины в обе стороны, выпустил член из дырки и тут же вогнал его до самого конца, ударившись о задницу бедрами. С уст Сигмы сорвался крик, а после него последовали попытки отдышаться, любезно прерванные еще одним резким проникновением.       Юноша дышал ртом — и иногда то протяжно стонал, то звонко вскрикивал, — уперевшись щекой в мокрую от слез подушку. Но Дазаю было мало издаваемых им звуков. Он хотел больше. И, наперев на него сверху и приподняв его зад так, что поясница точно заноет, ускорился, погружаясь в податливую дырочку. Комнату наполнили звуки сталкивающихся друг с другом тел и громкие стоны и всхлипы Сигмы, которые тот уже не мог сдержать, когда Осаму неожиданно сменил медленный и размашистый темп на быстрый, почти вбивающий и не позволяющий сделать лишнего вдоха.       — М-м, Сигма, — начал Дазай, нависнув над ним и коснувшись губами покрасневшего ушка, — ты такой… О? — его вдруг прервал зазвонивший где-то в складках простыни телефон. Он выпрямился и взглянул на настенные часы, которые заставили уголок его губ приподняться в молчаливой усмешке.       — Дазай, что ты… Нет, стой! — попытался запротестовать Сигма, заметив, что Осаму собирается ответить на звонок прямо в момент их близости, но в него тут же толкнулись, заставив сдавленно простонать и закрыть рот рукой, чтобы их никто не услышал на другом конце провода.       — Да, слушаю, — сказал Дазай, поднося телефон к уху. Его движения стали грубее. Он выходил, оставляя лишь кончик внутри, и снова врезался. Сигма прижимал ладони ко рту, стараясь не издавать ни звука. Его глаза закатывались и закрывались. Он тихо скулил и трепыхался, не в силах сдерживаться. — А, нет, сегодня не получится. Сигма не может, — голос Осаму приобрел новую окраску, словно насмехающуюся, хотя и был весьма спокойным, будто его обладатель не трахал прямо сейчас бедного юношу под собой. — Ему что-то не здоровится, — еще один резкий толчок, и Сигма хватается пальцами за изголовье кровати, ища в нем поддержку. — Вот присматриваю за ним. Да, все в порядке. Как-нибудь в следующий раз. — Телефон был отброшен обратно на простыни.       Сигма надрывно стонал и, умываясь слезами, хватал ртом воздух, будто боясь, что его снова отберут. И только он, казалось бы, начал успокаиваться, как тут же Дазай хватает его за волосы и тянет на себя, задирая его голову вверх, заставляя юношу ахнуть от неожиданности. Пальцы, обмазанные в парфе, погружались в его рот. Вкус оставался на языке. Приходилось глотать.       — Лижи, — услышал Сигма низкий голос откуда-то позади. То ли он был прямо над ухом, то ли где-то подальше — он уже не разбирал.       Дазай вынул пальцы и по неосторожности мазнул по щеке остатками парфе на них. Несколько грубых толчков, сопровождаемых сильными ударами тела о тело, и он резко вытащил, обильно кончая на волосы Сигмы и пачкая их теплой спермой. Он, тихо посмеиваясь, наклонился к обессиленному юноше, упавшему в собственную лужу спермы и потерявшему сознание от перевозбуждения, коснулся языком его щеки и слизал с нее смешанное со слезами парфе.       — Самый вкусный десерт — это парфе со вкусом твоих слез.